Ещё день доцента Ивана Денисова

После долгой и холодной зимы вдруг начало припекать солнышко, снег за окнами потихоньку подтаивал, из открытых окон в коридор залетал пьянящий весенний воздух, и настроение у Ивана было прекрасное. Впрочем, нельзя не заметить, что причины прекрасного настроения были связаны не только с погодой. 
Мы оставили нашего героя поздней осенью, когда он горбатился на трех работах, чтоб хоть как-то прокормить семью. С тех пор в его жизни произошли отрадные изменения. В марте, как всем известно, в нашей стране были выборы президента. Перед выборами руководство университета пообещало повысить зарплату преподавателям во исполнение указов нашего «всенародно любимого». И что бы вы подумали? Ивану Денисову и его коллегам действительно повысили зарплату! Если раньше по основному месту работы ему платили 20 000 рублей, то теперь стали платить целых 30 000! Иван до последнего не мог поверить, что это окажется правдой. 
Они с женой строили разные предположения, как государство в лице университетского начальства их надует (что надует, сомнений не было, тому учил весь 27-летний опыт постсоветской жизни). «Наверное, просто объявят, что мы и так получаем среднюю зарплату по региону, ведь если суммировать зарплаты всех работников вуза от уборщицы до ректора и разделить на число людей, то, может, 30 000 и получится», – строил предположения Иван. «Нет, зарплату вам, думаю, поднимут, – не соглашалась жена, – но потом надбавки уберут – местные, за степень, «книжные». Дай Бог, чтоб прежняя зарплата сохранилась, а то, помнишь, лет пять назад вам уже так «подняли» зарплату, а на руки ты даже получил на тысячу меньше, чем до «повышения»… Иван покачал головой и горько вздохнул. Такое действительно было. Они еще шутили тогда, что еще несколько таких повышений – и они без половины кровно заработанных останутся… 
Каково же было удивление Ивана, когда на карточку перечислили на 10 000 больше, чем обычно. Его жена тоже не могла нарадоваться. А через месяц все повторилось. Иван с женой новые ботинки сыну купили. Жена сказала, что Иван теперь может от одного ученика отказаться, а в свободное время докторской заняться. «Лишние деньги, конечно, хорошо, но всех денег не заработаешь, – философски заметила она. – К тому же каждые три года – выборы по конкурсу, и доктор наук имеет гораздо больше шансов остаться на кафедре». 
Ивану и самому давно хотелось вернуться к исследованиям. Начатая докторская монография пылилась в столе, и все времени не хватало до нее добраться. А проблема, правда, была интересной, актуальной, и кое-какие мысли у Ивана имелись… И вообще, сама возможность сесть за компьютер, открыть файл и начать писать что-то осмысленное по своей научной теме, а не бесконечные никому не нужные отчеты и программы приятно грела душу. Иван уже недели две назад вынул черновики, пересмотрел, потом зашел в интернет, посмотрел, какие новые статьи появились по его теме, сделал кое-какие наброски. Постепенно возвращалось ощущение свободного творческого поиска, которого не было со времен аспирантуры. Последние годы Иван чувствовал себя рабочей лошадью, на которой ездят, доводя ее до изнеможения. 
«Иван Семенович!» – окликнули его сзади. Повернувшись, Иван увидел декана. Тот лучезарно улыбался и был относительно трезв. Ни то ни другое ничего хорошего не сулило. «Здравствуйте! Чем обязан?» – поинтересовался Иван. «Зайдите ко мне, пожалуйста, на пару минут», – бросил декан и уверенной походкой пошел к себе в кабинет. Иван поплелся за ним. Настроение было безнадежно испорчено. 
В кабинете декан уселся за стол, предложил Ивану кресло в углу и без обиняков начал: «Вы, конечно, помните, что в сентябре у вас перевыборы на должность». Иван, конечно, помнил. Но ничего плохого он от этой процедуры не ожидал. Сколько он работал в вузе, выборы всегда были формальностью. В университетской газете объявляли конкурс на должности по разным кафедрам, но никакой реальной конкуренции отродясь не было. Вакансий было ровно столько, сколько кандидатов, у которых истекли сроки договоров. Характеристики на себя кандидаты писали сами, начальство их только подписывало. Ясное дело, про самого себя плохого писать не станешь, поэтому все по документам были добросовестными педагогами, проводящими занятия на высоким теоретическом уровне и не имевшими никаких нареканий. 
Нет, конечно, кое-кому приходилось поволноваться. На памяти Ивана такое было дважды. Однажды Совет факультета провалил профессора, который был в личных контрах с деканом. Но это было объяснимо и предсказуемо. Никто, кроме самого профессора, хваставшего своими выдуманными связями в ректорате, не сомневался, что так все и будет. Второй раз вышвырнули на улицу доцента, который был членом оппозиционной партии и писал статьи в газету этой партии. Но Ивану-то казалось, что уж ему волноваться нечего. Он карьерных устремлений не имеет, статьи в оппозиционные газеты не пишет. К тому же конкурс в этом году проходят 5 членов их кафедры. Короче говоря, рутина. Но оказалось, Иван ошибался. 
«Так вот», – продолжил декан. – Про демографическую яму вы знаете. Студентов становится меньше. Значит, мы вынуждены сокращать ставки, министерство требует, чтоб количество ставок преподавателей было пропорционально числу студентов. В этом году мы должны на вашей кафедре сократить 2 ставки. А у вас 5 человек идет по конкурсу – трое на доцента и двое на профессора. Профессоров мы тронуть не можем, они люди уважаемые, сами понимаете… Поэтому вас – троих претендентов на должность доцента – мы переводим на 0,75 ставки». 
«Что ж это такое, Денис Александрович! – попробовал робко возразить Иван. – Мы только-только начали привыкать к новой зарплате, повышенной. Я вот докторскую задумал писать, уже материалы начал собирать. А теперь, значит, на ближайшие 3 года мне опять зарплату урезают до прежнего уровня, будто и не было никакого повышения…» 
«Понимаю, понимаю и даже сочувствую, – декан отвел взгляд, – но что поделаешь… демографическая яма… объективные обстоятельства, так сказать. Собственно, это уже в январе, до повышения, было ясно. Но там – декан поднял палец вверх и многозначительно посмотрел – приняли решение: до выборов ничего не сообщать. Чтобы лишний раз народ, так сказать, не волновать…» 
Иван аж задохнулся от возмущения. Это же надо, какой цинизм! И этот самый декан, и ректор неоднократно собирали преподавателей, рассказывали, как президент и правительство заботятся о них, вот зарплаты поднимут, потом, глядишь, и за жилищный вопрос возьмутся. Потом просили – не в приказном порядке, а по-человечески, чтобы обеспечили явку студентов на выборы, провели с ними кураторские часы, убедили иногородних остаться, проголосовать на участке университета. Всю кафедру лихорадило, кураторов вызывали в день выборов телефонными звонками: мол, приезжайте, проверьте, кто из студентов пришел. Иван, правда, не куратор, его не тронули, но все-равно… 
И вот – на тебе… Выборы прошли, получите благодарность. Они, оказывается, заранее всё знали, что это повышение ненадолго, но помалкивали, чтобы выборы, как им нужно прошли… 
Хотел Иван сказать все, что думает, но по привычке улыбнулся кисло, вежливо распрощался и вышел. Выругался вслух уже за дверью деканского кабинета. 
Сегодня у него было две пары семинаров. Он их провел кое-как. Заглянул на кафедру – там все сидят как в воду опущенные, разговаривать не хотят. 
В этом семестре у него было полегче с расписанием, во второй вуз он ездил не каждый день. А ученика он не взял, жена ведь посоветовала докторской заняться. После обеда он хотел в библиотеку заглянуть, журнальчики полистать, посмотреть, что нового появилось по его теме. Но теперь он направился в главный корпус, в учебный отдел. Там работал его приятель Сергей. Когда-то они вместе учились в аспирантуре, защитились примерно в одно время, но потом их пути разошлись. Иван стал преподавать, Сергей устроился в учебный отдел. Иногда встречались в коридоре, здоровались, перекидывались парой слов, но не больше. Общих тем как-то не возникало, слишком разные у них теперь были положения. В учебном отделе и зарплата побольше, и жизнь полегче. Бумажной волокиты, конечно, много, но все равно это не в трех местах ишачить, надрывая голос. К тому же учебный отдел постоянно требовал все новые и новые программы, учебные комплексы, поэтому рядовые преподаватели всех без исключения факультетов его сотрудников тихо ненавидели. 
Но теперь Иван подумал: «Может, по старой памяти Сергей хоть посоветует, глядишь, какая-нибудь лазейка имеется». Сергей его выслушал, посмотрел в окно, кисло кивнул: «Извини, старик. Я бы и хотел тебя обрадовать, но не могу. Про сокращение тебе декан правду сказал. Оно повсеместное. Не только твоей кафедры касается и даже не только нашего вуза. Двух профессоров Денис Александрович трогать не будет. Профессора все-таки. К тому же старые его друзья и члены Совета факультета, которым и решать, кого и как поприжать. Остаетесь вы трое – доценты средних лет. Рабочие лошадки вузовской системы. Еще (а может, и уже) не доктора, связей наверху нет... Вас и переведут на 0,75. Правда, есть другой вариант: объявить не формальный, а реальный конкурс. Тогда двое получат по ставке, а один вылетит. Голосовать будет Совет факультета, куда ты не входишь, где у тебя нет ни кума, ни брата. Ты уверен, что ты не станешь кандидатурой на увольнение?» Иван поблагодарил старого приятеля и отправился в библиотеку. Время еще было, нужно было чем-то заняться. 
Домой он вернулся часов в 7 и за ужином рассказал все жене. Она даже не удивилась. Оказалось, что ее мать, пенсионерка, днем позвонила ей и рассказала нечто подобное. Мать у нее всю жизнь проработала на оборонном заводе. Всегда была за коммунистов, голосовала исключительно за КПРФ, хотя в партии не состояла и твердых убеждений не имела. Просто чувствовала себя советским человеком и гордилась этим. Потом вышла на пенсию, а лучший друг пенсионера кто? Правильно, телевизор. А по первому каналу «Время покажет», по второму – «Вести» с Дмитрием Киселевым», по НТВ – «Место встречи». И если Дмитрий Киселев – раз в неделю, то политические ток-шоу – каждый день. Стали Иван с женой замечать, что мать жены начала все Путина жалеть да нахваливать. Мол, он и страну уважать в мире заставил, и промышленность восстановил, и с олигархами борется… Но мешает ему ворье олигархическое и чиновничье, инициативы его извращают, приказы не исполняют… 
18 марта она огорошила их тем, что впервые проголосовала не за кандидата от КПРФ, а за «всенародно любимого», потому что «он один достоин». «Эх, Серафима Ивановна, вы ведь сами Ельцина клянете, – сказал ей тогда Иван, – а ваш всенародно любимый от кого власть получил? От Иуды беспалого! И что первым своим указом сделал? Обеспечил ему неприкосновенность! Да и с олигархами он так, бедолага, упорно борется, что 18 лет победить не может. Еще 6 лет попросил…» Теща после этого с ним неделю не разговаривала. 
А звонила Серафима Ивановна своей дочке пожаловаться на жизнь. Обещал Путин аккурат перед выборами повышение пенсий с 1 апреля. Теща говорит: «Своими глазами выступление его по телевизору видела». Пришла она за пенсией, а ей выдают такую же сумму, как и в марте. Она возмущаться: «Где апрельское повышение?» Ей говорят: «Бабушка, повысили только социальные пенсии». Она снова в крик: «Сама видела, Путин обещал и трудовые повысить!» А ей: «Гражданка, уймитесь и очередь не задерживайте!» 
Попросила она дочку посмотреть «в этом вашем интернете», как такое может быть… «Посмотрела?» – поинтересовался Иван. «Посмотрела, – вздохнула жена, – там социальные работники объясняют, что в январе было якобы столь существенное повышение трудовых пенсий, что апрельское повышение не требуется, годовая индексация и так проведена». – «Бред! – отозвался Иван, – и что мама?» – «Мама заявила, что Путина окружают враги и вредители, они его поручения выполнять не хотят, а он об их саботаже не знает. Будет, мол, «Прямая линия», она ему позвонит, откроет глаза…» – «Ну-ну, – буркнул Иван, – президент не знает, что делают его министры… Такое разве бывает? Совсем ей зомбоящик голову задурил». – «И не говори», – отозвалась жена. 
Потом они ужинали, грустно обменивались суждениями и сошлись на том, что все-таки «всенародно любимый» всех надул. Перед выборами морковкой перед носом у народа помахал, а потом ее забрал себе и друзьям. Понятное дело, деньги им и самим нужны. Вон у Дерипаски бедного убытки от санкций. К тому же Настя Рыбка ему моральную травму нанесла… 
Было противно и тоскливо, так что Иван с женой даже в глаза друг другу смотреть стеснялись… 
«Ну что», – сказала жена, – ты уж, Ваня, извини, но придется тебе учеников снова брать. Ромка растет, сам понимаешь… А докторскую мы как-нибудь между дел. А может, потом и полегче станет…» 
«Угу», – угрюмо согласился Иван. И неожиданно добавил: «В этой ситуации есть только один положительный факт…» – «Какой?» – удивилась жена. «Что у нас все-таки хватило ума за него не голосовать!»