За 14 лет российские дельцы продали только в США 46 113 детей!

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/1168667/1168667_600.jpg
Изменять закон время от времени необходимо уже потому, что общество приспосабливается к нему, особенно наше общество, которое не подчиняется законам, а их использует — и не обязательно так, как имел в виду законодатель. То есть речь идет об опыте правоприменения, который позволяет замечать и требовать закрыть так называемые лазейки.

Но главная причина необходимости изменений в Семейном кодексе — это изменения самого общества. И поэтому прежде чем говорить собственно о Семейном кодексе, надо дать характеристику тем изменениям в обществе, которые сказываются и на институте семьи.

Мы живем в очень бурное время, и это касается не только России. Мир глобально меняется. Его состояние называют «посткапитализмом», «мутакапитализмом» (от слова «мутация»), и это переход в новое состояние, которое находит своих идеологов и выдвигает свои порой сомнительные и разрушительные проекты.

Отнюдь не в маргинальных кругах звучат идеи не только об однополых союзах (это только самый известный яркий пример извращенного понимания семьи, от которого надо предусмотреть защиту), но и

• о необходимости сокращения человечества;

• о делении людей на сорта по врожденным способностям;

• о том, что пол — это социальное ощущение, а не биологическая характеристика;

• о том, что родители не могут быть признаны таковыми, если они не прошли специального обучения;

• о том, что родительница может не считаться матерью по гражданскому договору;

• и много других идей, очень мягко говоря — нетрадиционных, меняющих сам характер человечества.

Подобные дискуссии идут не только в России. И в ООН на двух разных площадках Совета по правам человека идут обсуждения в двух разных парадигмах: на одной площадке в парадигме «защиты семьи», а на другой — в парадигме «защиты детей».

Выстраиваемые в этих двух парадигмах подходы по некоторым вопросам уже разошлись диаметрально. Хотя для разумных людей очевидно, что защита семьи и забота о ней автоматически означает защиту ребенка.

В документах респектабельных фондов процветает то, что мы называем «ювенальной идеологией» — антипедагогические установки, трактующие капризы детей как их интересы, а всякое воспитательное принуждение или приучение к труду как насилие и даже жестокое обращение. Феминисты и ювеналы сегодня сами требуют разрушить неприкосновенность, интимность семейного союза, сами зовут государство и общественность вмешиваться в семейные конфликты, судить, кто больше виноват при разделе имущества.

Хождение подобных идей и трактовок делает необходимым уточнять в Кодексе такие понятия, которые раньше не было необходимости уточнять, потому что можно было положиться на традиционное, массовое понимание.

Сегодня мы еще можем опереться на мнение большинства народа в вопросе об укреплении Семейного кодекса в сторону традиционных ценностей. Однако если получат в обществе широкое распространение антисемейные установки (идеология чайлд-фри, «планирование семьи» и т.п.), требующие снятия с женщин ответственности за своих детей, или снятия с семьи ее интимности, непроницаемости для внешнего глаза, завтра это может стать невозможным.

Поэтому, когда говорят, что концепция Семейного кодекса должна «учитывать тенденции и запросы современного российского общества», мы понимаем, что она должна их учитывать не одинаково. Одним тенденциям и запросам Семейный кодекс должен открывать зеленый свет, другим ставить заслон.

Какие тенденции и явления мы сейчас считаем самыми важными с точки зрения необходимости выставления им законодательного заслона? 1. Возник рынок содержания детей. То есть дети стали предметом заработка, возник спрос на неродных детей. Это порождает вожделения и схемы, от которых общество надо защитить, в том числе и законодательно. Защитить, начиная с причин этого спроса. Причины — юридическое равенство и одновременно экономическое поражение семьи по сравнению с другими формами устройства детей (ФУД).

1-а. Само выражение «устройство в семью», принятое в Семейном кодексе еще со времен советского КоБС, в условиях появления новых форм устройства детей стало выглядеть незаконченным: оно вряд ли поддается такому пониманию, которое бы единообразно для всех форм детоустройства отвечало на вопрос — «устройство в качестве кого»?

В названиях форм устройства детей присутствуют слова «семья», «семейный». И это уже касается не только термина «приемная семья» (который обманчив, так как приходится людям специально объяснять, что это не усыновление, это то, что раньше более точно называлось «детским домом семейного типа»).

В Семейном кодексе есть уже и «патронатная семья», в полемике даже звучит выражение «профессиональная семья», а законопроект о социальном воспитании пытается юридически приравнять к семье уже и воспитателей — на зарплате и с отпуском.

В результате, сейчас критически необходимо защитить само понятие семьи — не только от его сексуально извращенного понимания, но и от его смешения с формами устройства детей, напоминающих семью по бытовым условиям. Из-за этого смешения выражение «приоритет семейного устройства» приобрело извращенный смысл, оно теперь понимается не в смысле приоритета родной семьи, а в смысле отличия от государственных специализированных детских учреждений.

Разница между семьей и институциональной формой устройства детей состоит в двух аспектах:

1) в мотивации принимающих родителей и

2) в полноте их ответственности за воспитание детей.

По сути, это норма, зафиксированная в ст. 1 и 2 Семейного кодекса.

Применяя эти критерии к уже существующим ФУД, мы можем признать семейной формой устройства только усыновление.

В усыновлении же наиболее заинтересовано и государство, если оно не коррумпировано субъектами рынка содержания детей. Уже опеку правильно было бы называть квазисемейной формой, и, как и все другие ФУД ее необходимо рассматривать как временную форму устройства.

1-б. Опасным следствием возникшего и стимулируемого государством спроса на неродных детей могут стать сложные схемы передачи детей от родных семей в квазисемейные и другие институциональные формы (потенциальная торговля детьми), в том числе с участием госслужащих.

В качестве мер защиты следует: — предусмотреть обязательное установление происхождения ребенка от матери перед его регистрацией в случае отсутствия документов из медицинского учреждения о родах.

Свидетельских показаний не должно быть достаточно (ст. 48 ч. 1);

— затруднить передачу детей из семьи под контроль государственных органов (см. ниже, п. 3);

— ввести гарантии обеспечения невмешательства государства в дела семьи (см. ниже).

2. Создается рынок обслуживания детей, а с ним и объективная заинтересованность субъектов обслуживания поработать с семьей. 279 Приложение 3 Можно было бы не беспокоиться, если бы это был естественный рынок, отклик на потребности самих семей — как мы не беспокоимся о рынке детской одежды.

Каждый субъект рынка рекламировал бы себя — «беду руками разведу» и пр., семьи бы откликались на рекламу. Простой честный рынок. Но этот рынок строится так, что поставщики услуг обеспечиваются работой при посредстве вмешательства в семью государства. В этом еще одна необходимость введения гарантий невмешательства в семью.

3. Третья тенденция, которую должна была, но пока не сумела остановить объявленная 17.02.2014 г. в Череповце «смена вектора» в семейной политике, — упор на адресную работу с неблагополучными семьями.

Эта старая (но продолжающаяся) политика в русле стратегии «ликвидации сиротства» вместо «ликвидации причин сиротства» с неизбежностью требовала расширения полномочий социальных служб по вмешательству в семью, в результате которой полномочия органов опеки и попечительства выросли далеко за пределы прямого назначения опеки, то есть жизнеустройства детей, лишившихся семьи.

В Семейном кодексе полномочия органов опеки должны распространяться только на случаи утери ребенком родительского попечения, причем необходимо устранить конфликт интересов, который состоит в том, что органы опеки сами занимаются выявлением таких случаев, то есть обеспечением себя работой, выполняя, по сути, не функции опеки, а функции надзора за семьями.

Уже эти три указанные проблемы настоятельно требуют защиты семьи от вмешательства государства.

Именно защита семьи, а не защита детей должна стать главным принципом Семейного кодекса.

Объектами защиты семьи являются:

• целостность семьи;

• тайна ее внутренней жизни;

• внутренние связи между ее членами;

• отношения супругов; • отношения между родителями и детьми;

• отношения между бабушками (дедушками) и внуками;

• отношения между братьями и сестрами.

Решение о разрушении семьи, о воспрепятствовании таким связям может приниматься, только если исчерпаны другие средства сохранить семью.

Сейчас такое положение используется в практике судебной защиты семьи в виде ссылки на Постановление Пленума Верховного суда № 10 от 27 мая 1998 года, а оно должно быть непосредственно выписано в Семейном кодексе.

Это положение вовсе не противоречит ст. 3 Конвенции о правах ребенка о необходимости соблюдения интересов детей, так как в случае отсутствия спора (который могут разрешать компетентные органы государства), именно родителям принадлежит право определять, что наилучшим образом соответствует интересам ребенка.

В статье «Основные понятия» будущего Семейного кодекса должны содержаться определения основных понятий, единых для всей Российской Федерации.

При этом понятие «близких родственников» («семейного круга») следует разрешить расширять законами субъектов Федерации.

Здесь же важно защитить понятие материнства, основанное на родах (в соответствии с русским словом «родительница»), а не на гражданском договоре или генетическом сходстве.

Отношения между семьей и государством полезно выделить в отдельную главу, в которой:

1. Обстоятельно прописать принцип автономности семьи — самостоятельность в решении внутренних вопросов, недопустимость внешнего вмешательства в дела семьи без ее согласия.

В частности, понятие «интересы детей» должно раскрываться в разделе основных понятий так, что именно родителям предоставлено право решать, что в интересах детей, а что нет. Это является основным содержанием родительского права, фундаментальным принципом семьи и ее защиты.

2. В действующем Кодексе принцип невмешательства в дела семьи декларативно выписан в ст. 1, но систематически отрицается в главе 12 (например, ст. 64 ч. 2), когда полномочия органов опеки упоминаются без объяснения, в какой момент и по какой процедуре право решать внутренние вопросы семьи переходит к органам опеки.

Необходимо дать закрытый перечень оснований, при которых допустимо вмешательство в дела семьи. Это может быть только явное невыполнение четко выписанных обязанностей родителей по отношению к детям, которое может быть виновным, а может быть только основанием для оказания семье помощи. Формулировки обязанностей родителей в отношении детей должны ограничиваться результатами, а не методами их содержания и воспитания.

Такой перечень сделал бы основаниями для вмешательства в дела семьи только нарушения права, что позволяет возложить выявление таких случаев на органы полиции.

3. Установить недопустимость разлучения членов семьи иначе как по их добровольному согласию, на основании закона или по решению суда (ст. 9 п. 1 Конвенции о правах ребенка). В частности, это означало бы, что недопустима «реабилитация» ребенка отдельно от родителей без их согласия — объектом реабилитации может быть только семья в целом.

4. Стоит задуматься о возможности переосмыслить такую меру как ограничение родительских прав, придав ей тот смысл, о котором говорит ее название. Сейчас за термином «ограничение прав» юридически стоит форма признания родителя невиновно опасным, а практически это просто форма временного лишения родительских прав.

Новый смысл «ограничения прав» позволил бы ставить под контроль государства отдельные родительские функции (например, расходы денег на ребенка), не разлучая семью.

5. Устранить лазейки для передачи детей из семьи в замещающие формы:

1) Запретить фактическое внесудебное лишение родительских прав путем произвольного признания ребенка оставшимся без попечения родителей (ст. 121 ч. 1), то есть ограничить присвоение этого статуса закрытым перечнем формально проверяемых случаев (когда родители тяжело больны или в случае отказа родителей от воспитания ребенка).

При этом устройство детей может быть только временное, до восстановления способности родителей к попечению или лишения их родительских прав.

2) Четко выписать в Кодексе порядок действий органов опеки в случае появления ребенка без попечения. Не допускать передачу под опеку и в замещающие семьи, если

• нет отказов от усыновления от всех «близких родственников»;

• нет отказов от всех желающих усыновить ребенка из базы данных усыновления.

Сейчас практика богата случаями, когда родители добиваются возможности воспитывать ребенка, не лишены прав, а у ребенка уже есть новый «законный представитель». То есть статьи 63 и 68 в таком случае на практике не действуют.

3) Для случая отсутствия родственников, желающих усыновить или взять ребенка под опеку, необходимо укрепить нормы о поддержке приоритетности усыновления перед другими ФУД, в том числе возмездной опекой («приемной семьей»).

Статья 124 ч. 1 о приоритете усыновления является декларативной. В условиях, когда интересы рынка детей создают разные формы скрытого посредничества, количество усыновлений падает за счет устройства под возмездную опеку. Необходимо усилить ст. 124 ч. 1 и ст. 126.1 Семейного кодекса РФ, чтобы они работали.

4) Необходимо облегчить требования к родственному усыновлению при потере ребенком семьи — устранить требования официальной зарплаты и постоянного места жительства, так как люди часто живут на съемном жилье и зарабатывают вчерную или живут своим хозяйством.

В случае потери ребенком семьи государство должно относиться к родственникам, согласным его усыновить, как к его родной семье — то есть не выставлять требования об уровне жизни, а помогать как малообеспеченной семье.


Об идеологии ювенальной юстиции и ее проявлениях в практике международной ювенальной системы

Выше были проанализированы виды беззаконий, совершаемых по отношению к семье. Рассмотрены законы, которые должны регулировать действия в данной сфере, выявлены их недостатки, позволяющие органам опеки и полиции производить неправомерные отобрания детей.

Разбиралась роль инструкций и распоряжений, которые «дополняют» закон и позволяют забирать детей.

Но необходимо сказать и о более общих вещах, поскольку именно их наличие лежит в основе всего этого клубка нарушений — о существовании специфической идеологии, ведущей сегодня экспансию в мире.

Сейчас ее навязывают и российскому обществу. Несмотря на то, что и сверху, со стороны Президента, было сказано не раз, что ЮЮ в России не будет, и родительское сообщество не первый год как-то сдерживает это наступление «западных ценностей», — натиск не ослабевает.

И разговор о том, что будто бы «у нас ювенальной юстиции нет» — с каждым годом все более является дымовой завесой, которая может обмануть только тех, кто легко манипулируем пропагандой.

Но таких, увы, появляется все больше. Мы отмечаем, что за последние годы все большее число людей — прежде всего это переучиваемые работники органов опеки, да и просто наши сограждане из прозападно ориентированного слоя — оказываются жертвами ювенальной «проповеди». И теряют прежнее, свойственное русской культуре и российскому обществу, человеческое понимание блага.

Перестают ощущать границу нравственно допустимого в работе с семьей. Внутренне «перевербовываются». Это — путь к разрушению общества, к потере им собственной идентичности. И к разрушению государства — тоже.

Вот высказывание человека, облеченного немалой властью в одном из регионов: «Русские утратили свою культуру, традиции и ценности, поэтому нравится вам или нет, но мы будем принимать западные ценности и интегрироваться в западное сообщество» (Ирина Кувалдина, экс-министр образования Ставропольского края, а ныне заместитель председателя правительства СК по социальным вопросам).

Тут очень важно, каковы «западные ценности», которые нам собрались навязать? Идет ли речь о приемлемых ущербах традиционной культуре, неизбежных при всяком прогрессе, или нас ожидают радикальная смена модели мира и весьма мрачные перспективы регрессивного характера?

Поскольку РВС осуществляет непосредственный диалог с активистами антиювенальных движений за рубежом и члены РВС сами ведут в Европе правозащитную деятельность в области семьи, мы знаем ситуацию не понаслышке. Эксклюзивная информация от коллег свидетельствует, безусловно, о втором варианте: опасность ювенальной юстиции отнюдь не сводится к финским и норвежским казусам в отношении детей наших соотечественников и даже к требованиям Совета Европы принять «ЛГБТ-ценности» самим по себе.

Атака на семью глубоко идеологична. Она тесно сопряжена, с одной стороны, с пренебрежением человеческим правом «неблагополучных» растить своих детей (их изымают под надуманными предлогами для передачи в более обеспеченные семьи), то есть — с идеями социал-дарвинизма.

С другой стороны, нормальные человеческие свойства, заданные природой, спешно и директивно заменяются перверсиями.

И социал-дарвинизм (разделение человечества на «этажи»), и перверсивные технологии работы с человеком адресуют ни к чему иному, как к фашистской идеологии и проводимой при ее задействовании специфической практике расчеловечивания.

Неголословность такого утверждения дополнительно подкрепляется тем фактом, что в странах, где в ХХ веке задержались диктаторские фашистские режимы — имеются в виду латиноамериканские хунты и франкистский режим в Испании — при переходе к демократическому правлению (в Испании — в ходе так называемой Транзиции) была осуществлена прямая преемственность от структур, занятых изъятием (а также кражей) детей из семей политических противников и «неблагонадежных» с последующим воспитанием их в католических приютах с особой спецификой, — к новым демократическим ювенальным структурам.

Со сменой вывески, но неизменностью персон и подходов к вопросу. Причем специфика тех приютов (а по свидетельству жертв сегодняшней ювенальной практики — и ряда нынешних учреждений закрытого типа) существенным образом связана с педофилией и практикой сексуального насилия.

Представители испанских правозащитных движений, поднимающих вопрос об институциональном насилии, осуществляемом действующей ювенальной системой, в настоящее время выступают истцами по делам не столь давнего франкистского прошлого, рассматриваемым сейчас специальной комиссией Европейского парламента.

В конце мая 2017 года в Испанию прибыла специальная 288 комиссия для расследования преступного похищения детей при франкистском режиме. Несмотря на обструкции со стороны испанских властей, комиссия настроена довести расследование до конца и раскрыть все архивы.

Крайне важно, что на рассмотрении дела в Сенате Испании 30 мая 2017 года было заявлено, что данные преступления продолжают существовать и в настоящий момент, только теперь под эгидой службы социального патроната и социальных служб, превышающих свои полномочия.

Здесь остается открытым вопрос, будут ли эти сегодняшние преступления, по сути, ничем не отличающиеся от преступлений франкизма и действующие по той же, только чуть более изощренной схеме, осуждены сейчас или через 30 лет.

Но то, что действия, являющиеся бесчеловечными и находящиеся на грани законности, рано или поздно будут расследованы и осуждены, не должно подвергаться сомнению.

Наши эксперты, анализирующие проблему по испано- и англоязычной научной литературе и публикациям СМИ, а также личным интервью с пострадавшими, считают, что специальный интерес к детям, к отрыву их от семьи — неслучаен.

Фактически можно утверждать, что детальное знакомство с тем, как продвигалась ЮЮ в Европе и мире, и кто это делал в ХХ веке, говорит о фашистских корнях ювенальной концепции и ряда рекомендуемых ею практик.

Сейчас мы с тревогой видим, как методики, отрабатываемые, например, Вальдорфской школой, или так называемые «Детские деревни — SOS» не только массово растут по всему миру, но и приживаются в России при благосклонной поддержке ничего не знающих о существе этих методик и этих благотворительных организаций фигур, облеченных властью или иными возможностями.

Могут спросить, почему, говоря о ситуации с отъемом детей в России, мы должны смотреть на какую бы то ни было другую страну? Отвечаем. Потому что именно опыт европейских стран с развитой ювенальной системой нам навязывают как пример для подражания — это первое. И второе — потому что у нас в стране уже создан рынок «социальных сирот», и это рынок международный. Россия давно активный участник международного рынка.

И широко известно, какая истерия была раскручена, как только Россия ограничила его пополнение через одну из стран. Имеется в виду закон Димы Яковлева, принятый в конце 2012 г.

Посмотрим цифры иностранного усыновления в США за 16 лет (с 1999 до 2015 гг.).

В них Россия (для России это цифра не за 16, а за 14 лет — до запрета усыновления) безусловный лидер — 46 113 детей!

За нею — Украина (10546).

Для сравнения: Молдавия (вряд ли можно ее назвать благополучной) — 392 ребенка, и Албания — 166.

Совершенно очевидно, что столь большая цифра — 46 тыс. отданных из России детей только в одну страну — говорит о серьезной коррупции в сфере органов опеки. Ведь никто, наверное, не думает, что детей отдавали бесплатно, на основе человеколюбия. Это — торговля детьми. В особо крупных размерах.

Нам говорят, что бедных русских детишек закон Димы Яковлева лишил счастья быть усыновленными в любящие семьи. Разумеется, в числе 46113 усыновителей были и такие.

Но вот буквально не так давно в США разразился скандал — ФБР провело рейд в большом агентстве по усыновлению в Огайо в связи с торговлей людьми и продажей детей международным педофильским кругам, об этом передало 15 февраля 2017 г. сетевое издание Neon Nettle.

Это крупное агентство, имеющее сеть филиалов по многим странам мира, в том числе оно действовало в России до истории Димы Яковлева (которого именно через это агентство и усыновили американские опекуны).

Кстати, тут — когда произносится чарующее слово «усыновили» — надо понимать, что дети, которых отдают в страны с фостерной системой опеки, очень легко оказываются потом в иной семье и даже последовательно во многих семьях, от этих детей опекуны могут избавляться посредством частного объявления в Сети.

То есть «фостер» — фактически неконтролируемая система. А позже эти дети, ставшие жертвами преступного бизнеса, фигурируют в докладах правозащитников Конгрессу США или в расследованиях Интерпола.

Закон Димы Яковлева коснулся усыновления в США. Но мы видим, что происходит в рамках ювенальной системы в Северной Европе, мы читаем, как та же Норвегия, Нидерланды, Бельгия или Англия не вылезают из педофильских скандалов с участием весьма высокопоставленных, то есть покрывающих все это, персон.

Мы знакомимся с реалиями испанской ситуации, где в деле призрения социальных сирот участвуют весьма сомнительные частные компании, известные скандальными связями с криминалом. Мы до сих пор не знаем, куда канули в Италии 1260 детей, перевезенных туда волгоградской мошенницей Щелгачевой-Фратти.

Неутешительное расследование данной истории озвучено было официальным лицом — министром внутренних дел Италии Роберто Марони.

И он же заявил на ежегодной ассамблее ЮНИСЕФ в Риме в январе 2009 г.: «Малолетние иммигранты оказываются «золотым дном» для торговцев живым товаром. Мы имеем основания говорить о торговле детскими органами». В частности, назвал впечатляющие цифры: с 1974 по 2008 г. в Италии бесследно исчезли 9802 несовершеннолетних, 8080 из них — иностранцы.

Причем, к прискорбию российской общественности, ответ СК РФ на ее (общественности) беспокойство после заявления Р.Марони был в том, что представитель Следственного комитета голо290 словно заверил, что «с детьми все в порядке».

Но 1260 мошеннически вывезенных детей — далеко не мелочь и не имеет давности лет. Гражданское общество хотело бы более серьезного и публичного расследования тех обстоятельств, а также доказательств, что «все в порядке».

Так что, к сожалению, вопрос о криминальной составляющей при передаче детей иностранным соискателям это не конспирология, не «патриотический навет». Рынок детоторговли огромен.

Приведем еще несколько официальных цифр — ООН и Интерпола.

ЮНИСЕФ опубликовало в своем документе в 2008 году, что ежегодно по всему миру 1,8 млн детей принуждаются к проституции и порнографии, а 1,2 млн продаются как товар, в том числе для сексуальной эксплуатации.

Ежегодный оборот криминального бизнеса в сфере сексуальной эксплуатации и детского рабства, по оценке ООН, составляет от 25 до 35 млрд долларов. Наряду с торговлей оружием и наркотиками это одна из самых доходных областей криминального бизнеса.

По данным ООН, торговля детьми за последние годы только увеличивается. За период с 2010 по 2012 год доля детей в общем объеме торговли людьми составила 33%, это на 5% больше чем за предыдущие 3 года.

Теперь же, в условиях массовой миграции, связанной с военным хаосом на Ближнем Востоке и в Северной Африке, дети пополняют криминальный рынок еще мощнее.

Как минимум, 10 тыс. детей-беженцев, прибывших в Европу в последние два года без сопровождения взрослых, бесследно исчезли. Такие данные предоставил Европол. Эти несовершеннолетние беженцы исчезли уже после регистрации в стране прибытия.

Вопрос о криминальном использовании детей, о вовлечении их в секты и в иные деструктивные организации и той роли, которую играет здесь система опекунства, очень серьезен.

Особенно — на фоне стремительно прошедшей в России деинституализации устройства сирот

***

Из Итогового альтернативного доклада РВС