Если люди не истребляют упырей – упыри начнут истреблять людей

На войне империалистической группы рабовладельцев пытаются что-то отобрать друг у друга, используя своих рабов, как пушечное мясо.

В сущности микровойна и макровойна – два уровня одного процесса и они идут постоянно. Они не затухают до состояния мира никогда – просто растёт или снижается интенсивность боевых действий.

Бывает время стремительных атак – и время затишья…

Микровойна, константа любой формы биологической жизни, является попыткой личности так или иначе (тем или иным способом) ограбить другую личность. Ведь присвоение ранее принадлежавшим другим людям благ – если не единственный, то уж точно самый быстрый, прямой и лёгкий способ обогащения.

Макровойна – то же самое, только в ней сталкиваются уже не личности (как на социальной войне микроуровня), а значительные сообщества людей, вступивших между собой в оборонительные или наступательные союзы.

Здесь, на империалистической войне, уже не отдельный человек пытается похитить блага у другого человека, а один народ пытается похитить средства существования у другого народа.

+++

Величие Октябрьской Революции, её эпохальная уникальность и историческая неповторимость заключаются в том, что впервые появляется представление о правах человека, как любого гражданина. То есть в разговор о будущем вступает не только узкий кружок хозяев жизни, как это было веками, но и широкие слои «говорящих орудий труда».

В традиционном обществе нация (и государство) – это такая же собственность аристократов, как поместье – собственность отдельно взятого аристократа.

В этом смысле у нижних слоёв предусматривается собачья покорность, но не чувство патриотизма (потому аристократы и зовут низы "подлым народом") – потому что палка в руке удлиняет руку, но не имеет собственной воли или собственного гнева.

В 1917 году впервые появляется собственная воля у вечно-безмолвствующих низов.

Рабов, конечно, «освобождали» и до того. Но как? Как хозяин освобождает собственный рабочий скот: когда захочет, насколько захочет, исходя не из интересов скота, а из своих хозяйских прикидок о выгоде и пользе. Такова, например, смена плантаторского рабства на зарплатное рабство, которая, если говорить честно, не только не улучшила, но даже и ухудшила положение «освобождаемых» рабов.

То есть освобождение рабов было не делом рабов, согласованным с рабами, а делом сугубо-хозяйским. Интересы рабов оно не учитывало, а диктовалось исключительно хозяйскими интересами.

Отсюда и национальная идеология досоветского и антисоветского типов – идеология «нации-семьи», в которой ничто не ограничивает деспотизма «отцов нации».

Получается так:

Человек (в том числе и современный), находясь в состоянии зарплатного рабства[1] – порабощён «своими» рабовладельцами, которые его НЕ убивают (или не всегда убивают) – но используют как неодушевлённое орудие, презирают и ни с какой стороны человека в нём не видят.

Эти «свои» рабовладельцы говорят (кстати, совершенно обоснованно) – что извне хотят вторгнуться чужие рабовладельцы: «Чужие не только не видят в вас людей, но и вообще собираются вас истребить, землю от вас очистить».

Вот эта разница между своими и чужими рабовладельцами («свои» тебя используют, как расходный материал, чужие хотят тебя убить, удалить, как мусор) – лежит в основе «белого» патриотизма.

В основе его лежит защита «своих» угнетателей, сохраняющих тебе жизнь инструмента, от «чужих» – зачищающих «неделимо» землю чужой общности для своего общности.

Неважно кто кого в вашей среде обижал – потому что придут печенеги или англосаксы-иудеи, и убьют всех. Ваши дрязги и разборки им интересны не более чем конфликты между сусликами[2] для того, кто зачищает поле от сусликов[3].

Защищаясь, угнетатели вынуждены бросать какой-то мосол тем, кого они выставляют на поле боя против своих убийц. Коллективная оборона страны, особенно от сильного и коварного, сплочённого врага, всегда смягчала внутренние противоречия между конкурирующими за блага личностями.

+++

В условиях неопределённости экономической жизни – ваш личный пай не нормирован.

Что это означает? То, что завтра вы можете получить совсем не столько же благ, сколько сегодня.

То, что вы можете получить больше благ – рождает азарт игры.

То, что вы можете получить меньше благ – рождает страх.

Сочетание азарта и страха, амбиций и фобий личности до полной неразделимости составляет психосферу и психофон рыночного общества. В этом обществе хапуг и мародёров, как и на любой войне, нельзя отделить оборону от нападения, защиту от агрессии.

То есть: человек, который смиренно не нападает на других – не в силах и защитить себя от их нападений. А значит, каждому, хочет он или нет, приходится учиться быть рвачом и мародёром.

+++

Можно ли закрыть на это глаза, как пытается сделать современная (да и всегдашняя) буржуазная пропаганда «народных единств»? Разумный человек никогда не сможет, вопреки очевидности, твердить, что нет ни обиженных, ни обделённых, все заботятся обо всех.

Что бедняки бедны лишь от собственной лени и тупости, а богатые богаты от великих подвигов за-ради общества. Словом, что никто никого заживо не жрёт, и потому у нас «народное единство» небывалого монолита…

Это – бред, бредовость которого подметили давным-давно и Томас Гоббс[4], и меткое народное словцо[5]. А до них – само Евангелие[6].

Другое дело, что, конечно (это доказано и историей социальной Гражданской войны в России) – всех нас, и богатых и бедных, хочет сожрать альтернативно-конкурирующая общность. И если богатые с бедными, сытые с голодными упоённо выясняют отношения друг с другом – они рискуют быть равно-сожранными внешним хищником.

Лучше всего и зрелищнее проиллюстрировать это цитатой из рассказа знаменитого натуралиста Эрнеста Сетон-Томпсона «Королевская Аналостанка».

По сюжету кошка не могла поймать воробья – эта птица слишком юркая для городской одомашенной кошки. Но: «Честолюбивая мечта всей ее жизни также осуществилась, ибо ей удалось поймать не одного воробья, а целых двух, в то время как они дрались на мостовой».

В упоении драки, для которой, должно быть, имелись все основания, воробьи забыли о внешнем факторе (как забывают о нём многие леваки) – и… Ну, собственно, никому уже не важно, по какой причине они так самозабвенно дрались!

Таким образом, у человека просто нет другого выхода, кроме как борьба на два фронта: за социальную справедливость внутри (за нормированные доли, сформированные не игрой случая, а справедливостью) и против внешнего агрессора. Расчёты на всемирную солидарность трудящихся и угнетённых окончательно перечеркнул 1941 год, доказав, что среди чужих рабов очень много тех, кто хотел бы поправить своё положение за счёт внешней экспансии их хозяев.

Это и есть ТРЁХМЕРНОСТЬ реального мира, которую игнорируют работающие с плоскостью красные и белые теоретики. Есть война между людьми, а есть война между общностями. Они не чередуются, они идут параллельно.

И горе тому, кто этого не понимает. Тому, кто, увлекшись борьбой с угнетателями проворонит внешнее вторжение, или наоборот – увлекшись делами имперскими, геополитическими – проворонит социальный «беспредел» у себя в тылу.

Конечно, совместить в голове политику великодержавия и политику справедливого нормирования тяжело. Там борьба за гигантские, необозримые пространства – а тут борьба за банальный кусок хлеба…

Но никто и не обещал нам, когда мы, незваные, являлись в мир с первым младенческим криком, что будет легко. Мир был поделен до нашего появления, и нас, если честно, никто не ждал (кроме родителей). Рождаясь, мы автоматически принимаем «условия оферты» – то есть борьбу за существование. По другому в реальной жизни не бывает!

+++

Необходимо беспощадно удалять из дела строительства социализма всяческий гнилой пацифизм и разоруженчество, избавляясь от обманчивого тезиса леваков: «враг нашего врага наш друг». Ничего подобного! Враг нашего врага может быть нашим врагом и в квадрате и в кубе (Наполеон I или Вильгельм II угрожали высшим классам Российской империи – но явно не с целью облагодетельствовать её нижние классы).

Однако удаления пацифизма из внешней политики мало. Необходимо чистить от него и внутреннюю политику, избавляясь от иллюзий «общенародного государства», «беспартийности прогресса», «общего стремления к развитию» и т.п.

Ничего этого в реальности не было, нет, и не будет. Не может быть «общенародного государства» всеобщей любви и взаимоуважения, поскольку если люди не истребляют упырей – упыри начнут истреблять людей (трагедия краха СССР). Таким образом, подавление и истребление упырей – необходимое и постоянное условие существования справедливого государственного строя.

Прогресс, развитие – не бывают сами по себе, и никогда не приветствуются всеми. Они – суть есть решение группы людей, которая проводит их в жизнь, реализует мечту в технических формах. Для других групп людей они или безразличны, или напрямую вредны, отвратительны. Не может быть движения вперёд без преодоления сопротивления тормозящей среды.

[1] То есть под угрозой нищеты и голодной смерти принуждаемый служить тому, кто соизволит платить – конечно же, целиком на условиях соизволившего и снизошедшего нанимателя.

[2] Например, за норку, зерно, самок.

[3] Считая их в целом видом-вредителем и не собираясь тратить на них ни одного зерна из будущих урожаев.

[4] Война всех против всех (лат. Bellum omnium contra omnes) — понятие социальной философии Томаса Гоббса, описывающее естественное состояние общества.

[5] Народные поговорки – «От трудов праведных не наживёшь палат каменных», «В богастве не ищи братства», «Богатство рождается на людских слезах и горе», «Богатый всегда в страхе», «Рыба рыбою сыта, а человек человеком», «Homo homini lupus est» – ещё из античной комедии «Asinaria», и др.

[6] "Легче верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие".

Н. Выхин

***

Источник.