К Духовенству

 

Толстой Лев Николаевич

К Духовенству

I

Кто бы вы ни были: папы, кардиналы, епископы, суперинтенденты, священники, пасторы, каких бы то ни было церковных исповеданий, оставьте на время свою уверенность в том, что вы, именно вы — единые истинные ученики Христа Бога, призванные проповедывать его единое истинное учение, а вспомните о том, что вы, прежде, чем быть папами, кардиналами, епископами, суперинтендентами, и т.п., — прежде всего люди, т.е., по вашему же учению — существа, посланные в мир Богом для исполнения его закона; вспомните это и подумайте о том, что вы делаете.

Вся ваша жизнь посвящена тому, чтобы проповедывать, поддерживать и распространять среди людей учение, по вашим словам, открытое вам самим Богом и потому — единое истинное и спасительное.

В чём же состоит это проповедуемое вами единое, истинное и спасительное учение?

К какому бы из, так называемых, христианских, исповеданию — католическому, православному, лютеранскому, англиканскому — вы ни принадлежали, учение ваше признаётся вами вполне точно выраженным в символе веры, установленном на Никейском соборе 1600 лет тому назад.

Положения же этого символа следующие:

Первое: Есть Бог Отец (первое лицо троицы), сотворивший небо и землю, и всех ангелов, живущих на небе.

Второе: Есть единый сын Бога Отца, не сотворённый, но рождённый (второе лицо троицы). Через этого сына сотворён мир.

Третье: Сын этот, для спасения людей от греха и смерти, которыми они были все наказаны за неповиновение их праотца Адама, сошёл на землю, воплотился от духа святого и Марии девы, и стал человеком.

Четвёртое: Сын этот был распят за грех людей.

Пятое: Он страдал и был погребён, и воскрес в третий день, как это было предсказано в еврейских книгах.

Шестое: Войдя в небо, сын этот воссел по правую сторону Отца.

Седьмое: Этот Сын Божий, в своё время, придёт ещё раз на землю судить живых и мёртвых.

Восьмое: Есть святой дух (третье лицо троицы), который равен Отцу и говорил через пророков.

Девятое (для некоторых, самых распространённых исповеданий): Есть единая, святая, непогрешимая церковь (или, точнее, единой, святой и непогрешимой признаётся та церковь, к которой принадлежит исповедующий). Церковь эта состоит из всех верующих в эту церковь живых и умерших.

Десятое (тоже для некоторых, самых распространённых исповеданий): Существует таинство крещения, посредством которого, крещаемому сообщается сила св. духа.

Одиннадцатое: При втором пришествии Христа, души умерших соединятся со своими телами, и тела эти будут бессмертны; и…

Двенадцатое: После второго пришествия, настанет вечная жизнь праведников в раю, на новой земле и под новым небом, и вечная жизнь грешников в адских мучениях.

Не говоря о проповедуемых некоторыми из вас самых распространённых верованиях — католическом и православном — в святых и в благодетельность поклонения телесным остаткам этих святых и их изображениям, так же, как изображениям Христа, богородицы, — в этих 12-ти пунктах состоят основные положения той истины, которая, для спасения людей, как вы говорите, открыта вам самим Богом.

Некоторые из вас проповедуют эти положения прямо так, как они выражены, другие стараются придать им иносказательный, более или менее согласный с современным знанием и здравым рассудком, смысл, но все вы одинаково не можете не признавать и признаёте эти положения точным выражением той единой истины, которая открыта вам самим Богом и которую вы, для их блага, проповедуете людям.

II

Ну, хорошо. Вам открыта самим Богом единая спасительная для людей истина. Людям свойственно стремиться к истине, и, когда она ясно передана им, они всегда с радостью признают её и руководятся ей.

И потому, для сообщения людям вашей истины, открытой самим Богом и спасительной для людей, казалось бы, достаточно просто и ясно, устно и печатно, разумным убеждением передавать эту истину людям, способным принять её.

Как же вы проповедуете свою истину?

С тех пор, как образовалось общество, называющее себя церковью, ваши предшественники преподавали эту истину, преимущественно, насилием.

Они предписывали эту истину и казнили тех, которые не принимали её (миллионы и миллионы людей замучены, убиты, сожжены за то, что не хотели принять её).

Средство это, очевидно не соответствующее своей цели, с течением времени, стало менее и менее употребляться и употребляется теперь, из всех христианских стран, кажется, в одной только России.

Другим средством было внешнее воздействие на чувства людей, посредством торжественности обстановки, картин, статуй, пения, музыки, драматических представлений и ораторского искусства. С течением времени и это средство стало менее и менее употребляться.

В протестантских странах оно, кроме ораторского искусства, большей частью почти не применяется (исключение составляет только Армия спасения, придумавшая ещё новые средства внешнего воздействия на чувства).

Но зато, все силы духовенства направлены теперь на третье и самое могущественное средство, всегда употреблявшееся и теперь особенно ревниво удерживаемое вами.

Средство это есть внушение церковного учения людям в том состоянии, в котором они не могут обсудить того, что им передается.

Находятся же в таком состоянии люди совершенно необразованные, рабочие, не имеющие времени думать, а, главное, дети, которые принимают без разбора и навсегда запечатлевают в своей душе то, что им передаётся.

III

Так что, в наше время, главное ваше средство передачи людям открытой вам Богом истины состоит в преподавании этой истины необразованным взрослым людям и не рассуждающим и всё принимающим детям.

Преподавание это начинается, обыкновенно, с так называемой, священной истории, выбранных мест из библии, еврейских книг ветхого завета, которые, по вашему учению, суть произведения святого духа и потому, не только несомненно истинны, но и священны.

По этой истории ваш ученик составляет себе первое понятие о мире, о жизни людей, о добре и зле, о Боге.

Священная история эта начинается с описания того, как Бог, живший вечно, сотворил 6000 лет тому назад из ничего небо, и землю, как потом сотворил зверей, рыб, растения и, наконец, человека, Адама и его жену, сделанную из ребра Адама.

Потом, описывается, как, боясь того, чтобы человек с женой не съели яблока, имеющего волшебную силу давать могущество, он запретил им это; как, несмотря на запрещение, первые люди съели яблоко и были за это выгнаны из рая и, как, за это же, было проклято всё их потомство, и проклята земля, которая, с тех пор, стала рожать дурные травы.

Потом, описывается жизнь потомков Адама, которые так развратились, что Бог потопил не только их всех, но и всех зверей, и оставил в живых только одного Ноя с семейством и с взятыми в ковчег зверями.

Описывается потом, как, из всех людей, Бог избрал одного Авраама и заключил с ним условие, по которому Авраам должен почитать Бога за Бога и, в знак этого, совершить обрезание. Бог же обязуется дать за это Аврааму большое потомство и покровительствовать ему и всему потомству.

Потом описывается, как Бог, покровительствуя Аврааму и его потомкам, совершает, в пользу его и его потомства, самые неестественные дела, называемые чудесами, и самые страшные жестокости.

Так что, вся история эта, за исключением наивных, как посещение Авраама Богом с двумя ангелами, женитьба Исаака, и других, иногда невинных, часто же, безнравственных сказок, как мошенничество любимого Богом Якова, жестокости Самсона, хитрости Иосифа, — вся история эта, начиная от казней, посланных Моисеем на египтян, и убийства ангелом всех первенцев их, до огня, попалившего 250 заговорщиков, и провалившихся под землю Корея, Дафана и Авирона, погибли в несколько минут 14700 человек, и до распиливаемых пилами врагов, и казнённых Ильёй, улетевшим на небо, несогласных с ним жрецов; и Елисея, проклявшего смеявшихся над ним мальчиков, разорванных и съеденных за это двумя медведицами, — вся история эта есть ряд чудесных событий и страшных злодеяний, совершаемых еврейским народом, его предводителями и самим Богом.

Но, этим не ограничивается ваше преподавание истории, которую вы называете священной.

Кроме истории ветхого завета, вы передаёте ещё детям и тёмным людям историю нового завета в таком толковании, при котором главное значение нового завета заключается не в нравственном учении, не в нагорной проповеди, но в согласовании евангелия с историей ветхого завета, в исполнении пророчеств и в чудесах: хождение звезды, пение с неба, разговор с дьяволом, превращение воды в вино, хождение по воде, исцеления, воскрешения людей и, наконец, воскресение самого Христа и улетание его на небо.

Если бы вся эта история и ветхого, и нового завета передавалась, как сказка, то иногда едва ли какой-либо воспитатель решился бы рассказать её детям или взрослым людям, которых он желал бы просветить.

Сказка же эта передаётся неспособным рассуждать людям, как самое достоверное описание мира и его законов, как самое верное сведение о жизни прежде живших людей, о том что должно считаться хорошим и дурным, о существе и свойствах Бога и об обязанностях человека.

Говорят о вредных книгах.

Но, есть ли в христианском мире книга, наделавшая больше вреда людям, чем эта ужасная книга, называемая «священной историей» ветхого и нового завета?

А, через преподавание этой священной истории, проходят, в своём детском возрасте, все люди христианского мира, и эта же история преподаётся всем взрослым тёмным людям, как первое необходимое, основное знание, как единая, вечная божеская истина.

IV

В живой организм нельзя вложить чуждое ему вещество без того, чтобы организм этот не пострадал от усилий освободиться от вложенного в него чуждого вещества и иногда не погибал бы в этих усилиях.

Какой же страшный вред должны производить в уме человека чуждые и современному знанию, и здравому смыслу, и нравственному чувству положения учения по ветхому и новому завету, внушаемые ему в то время, когда он не может обсудить, а между тем, воспринимает то, что ему передаётся.

Для человека, в уме которого вложено, как священная истина, верование в сотворение из ничего мира 6000 лет тому назад, в потоп и ковчег Ноя, вместивший всех зверей, в троицу, в грехопадение Адама, в непорочное зачатие, в чудеса Христа и в искупительную для людей жертву его смерти, — для такого человека требования разума — уже не обязательны, и такой человек не может быть уверенным ни в какой истине.

Если возможна троица, непорочное зачатие, искупление рода человеческого кровью Христа, то всё — возможно, и требования разума — не обязательны.

Забейте клин между половицами закрома. Сколько бы мы ни сыпали в такой закром зерна, оно не удержится.

Точно так и в голове, в которую вбит клин троицы или Бога, сделавшегося человеком и своим страданием искупившего род человеческий и потом опять улетевшего на небо, не может уже удержаться никакое разумное, твёрдое убеждение.

Что ни сыпь в закром с щелью в полу, всё высыпается. Что ни вкладывай в ум, принявший за веру бессмысленное, — ничто не удержится в нём.

Такой человек, если он дорожит своими верованиями, неизбежно будет всю жизнь или

[1] остерегаться, как чего-то зловредного, всего того, что могло бы просветить его и разрушить его верования; или,

[2] уже, раз навсегда, признав (в чём всегда поощряют проповедники церковного учения), что разум есть источник заблуждения, — откажется от единственного света, который дан человеку для нахождения пути жизни; или,

[3] самое ужасное, — будет хитрыми рассуждениями стараться доказать разумность неразумного или, что хуже всего, отбросить не только те верования, которые внушены ему, но и сознание необходимости какой-либо веры.

Во всех трёх случаях, человек, которому в детстве внушены бессмысленные и противоречивые положения, как религиозные истины, если он с большими усилиями и страданиями не освободится от них, есть человек умственно больной.

Такой человек, видя вокруг себя явления постоянно движущейся жизни, не может уже не смотреть с отчаянием на это движение, разрушающее его миросозерцание, не может не испытывать явного или скрытного недоброжелательства к людям, содействующим этому разумному движению, не может не быть сознательным поборником мрака и лжи, против света и истины.

Таково и есть, в действительности, большинство людей христианского человечества, с детства лишённое, посредством внушения бессмысленных верований, способности ясного и твёрдого мышления.

V

Таков вред для умственной деятельности человека, производимый внушением церковного учения.

Но, ещё во много раз более вредно, то нравственное извращение, которое производит в душе человека такое внушение.

Всякий человек приходит в мир со знанием своей зависимости от таинственного, всемогущего начала, давшего ему жизнь, с сознанием своего равенства со всеми людьми и равенства всех людей между собою, с желанием любви к себе и от себя к людям и с потребностью совершенствования.

И что же вы внушаете ему?

Вместо таинственного начала, о котором он мыслил с благоговением, вы рассказываете ему про сердящегося, несправедливого, казнящего, мучащего людей Бога.

Вместо того равенства всех людей, которое и ребёнок, и неучёный человек чувствует всем существом своим, вы говорите ему, что не только люди, но народы не равны, и одни — не любимы, а другие — любимы Богом, люди же, одни — призваны Богом властвовать, другие — подчиняться.

Вместо той любви от других к себе и от себя к другим, которая составляет самое сильное желание души всякого неиспорченного человека, вы внушаете ему, что отношения людей могут быть основаны только на насилии, на угрозах, на казнях, — говорите ему, что убийства по суду и на войне совершаются не только с разрешения, но по повелению Бога.

Вместо потребности совершенствования, вы говорите, что спасение его — в вере в искупление, а что совершенствование своими силами, без помощи молитв, таинств и веры в искупление есть грех гордости, а что, для спасения своего, человек должен верить не своему разуму, а велениям церкви, и исполнять то, что она предписывает.

Страшно подумать о том извращении понятий и чувств, которое оставляет в душе ребёнка и взрослого тёмного человека такое учение.

VI

Только подумать о том, что у меня на глазах делалось и делается в России во время моей 60-летней сознательной жизни.

В академиях и в среде архиереев, учёных монахов, миссионеров идут хитроумные рассуждения о сложных богословских вопросах, говорят о согласовании нравственного и догматического учения, спорят о развитии или неподвижности догмата и тому подобных и разных религиозных тонкостях.

Стомиллионной же массе проповедуется одно: вера в иконы казанские, иверские, в мощи, в чертей, в спасительность вынимания частиц, становление свечей, поминания, и т.п. и не только проповедуется и практикуется, но с особенной ревностью ограждается ненарушимость этой веры в народе от всякого на неё посягательства.

Стоит только крестьянину не праздновать престол, не пригласить к себе обходящую дворы чудодейственную икону, не оставить работу в ильинскую пятницу, — и на него доносы, его преследуют, ссылают.

Не говоря уже о сектантах, не исполняющих обрядов: их судят за то, что они, собираясь, читают евангелие, и наказывают за это.

И результат такой деятельности тот, что десятки миллионов людей, почти все женщины из народа не то, что не знают, а не слыхали даже о том, что был Христос и кто он такой. Трудно поверить этому, а между тем это — факт, который каждый может проверить.

Послушайте, что говорят архиереи, академики в своих собраниях, прочитайте их журналы, и вы подумаете, что русское духовенство проповедует, хотя и отсталую, но, всё-таки, христианскую веру, в которой евангельские истины, всё-таки, имеют место и сообщаются народу; посмотрите на деятельность духовенства в народе, и вы увидите, что проповедуется и усиленно внедряется одно идолопоклонство: поднятие икон, водосвятия, ношение по домам чудотворных икон, прославление мощей, ношение крестов и т.п.

Всякая же попытка понимания христианства, в его настоящем смысле, усиленно преследуется.

На моей памяти рабочий русский народ потерял в большой степени черты истинного христианства, которые прежде жили в нём и которые старательно изгоняются теперь духовенством.

В народе жили прежде (теперь остались только в глуши) христианские легенды, поговорки, изустно передаваемые из поколения к поколению, и эти легенды, как легенда о Христе, ходившем в виде нищего, об ангеле, усумнившемся в милосердии Бога, о юродивом, плясавшим у кабака, и поговорки, как:

«без Бога не до порога»,

«не в силе Бог, а в правде»,

«жить до вечера и до века»

и т.п. легенды, поговорки составляли духовную пищу народа.

Кроме того, были обычаи христианские: пожалеть преступника, странника, подать из последнего нищему, просить прощения у обиженного.

Всё это теперь забывается и оставляется. Всё это заменяется теперь выучиванием наизусть катехизиса, троичного состава Бога, молитвы перед учением и за наставников и царя и т.п. Так что, на моей памяти народ становится всё религиозно грубее и грубее.

Одна часть, большая часть, женщины, остаются так же суеверны, как они были 600 лет тому назад, только без того христианского духа, который прежде проникал в жизнь; другая часть, знающая наизусть катехизис, — совершенные атеисты. И всё это сознательно производится духовенством.

«Но, так это у вас в России», скажут на это европейские люди — католики, протестанты.

Думаю, что то же самое, если не худшее, происходит в католичестве, с его запрещением чтения евангелия, с его нотр-дамами, и в протестантстве с его святою праздностью дня субботнего и библиолатрией, т.е., слепой верой в букву библии.

Думаю, что, в той или другой форме, то же и во всём квази-христианском мире.

Довольно вспомнить, в доказательство этого, о продолжающемся веками мошенничестве зажигаемого в Иерусалиме огня в день воскресенья, которое никто из церковных людей не опровергает, и о вере в искупление, с особенной энергией проповедуемой самыми последними формами христианского протестантства.

VII

Но мало того, что церковное учение — вредно своей неразумностью и безнравственностью, оно особенно вредно тем, что люди, исповедующие это учение, живя без всяких сдерживающих их нравственных требований, совершенно уверены в том, что они живут настоящей христианской жизнью.

Люди живут в безумной роскоши, составляя своё богатство из трудов униженных бедных и ограждая себя и своё богатство стражей, судами, казнями, — и духовенство, во имя Христа, одобряет, освящает, благословляет такую жизнь, советуя богатым только уделять малую часть награбленного тем, у кого они не переставая грабят.

(Когда было рабство, духовенство всегда и везде оправдывало его, не считая его не согласным с христианством.)

Люди, силою оружия, убийства, стремятся к достижению своих личных и общественных, корыстных целей, и духовенство одобряет, благословляет, во имя Христа, военные приготовления и войны, не только одобряет, но часто поощряет их, находя, что войны, т.е., убийства, не противны христианству.

Люди, поверившие в это учение, не только вовлечены этим учением в дурную жизнь, но и вполне уверены, что их жизнь — хорошая и им не нужно изменять ее.

Но и этого мало: главное зло этого учения состоит в том, что оно так искусно переплетено с внешними формами христианства, что, исповедуя его, люди думают, что ваше учение есть единое истинное христианство, и другого нет никакого.

Вы не то, что отвели от людей источник живой воды, — если бы это было, люди, всё-таки, могли бы найти его, — но вы отравили его своим учением, так что люди не могут принять иного христианства, как то, которое отравлено вашим толкованием его.

Христианство, проповедуемое вами, есть прививка ложного христианства, как прививка оспы или дифтерита, делающая того, кому она прививается, уже неспособным принять истинное христианство.

Люди, многими поколениями установившие свою жизнь на началах, противных истинному христианству, вполне уверенные, что они живут христианской жизнью, — не могут уже вернуться к истинному христианству.

VIII

Так это для людей, исповедующих ваше учение, но, кроме этих людей, есть ещё и освободившиеся от него, так называемые, неверующие.

Люди эти, — хотя, в большинстве случаев, и ведут жизнь более нравственную, чем люди, исповедующие церковное учение, — вследствие той душевной порчи, которой они подверглись в своём детстве, так же, как и все несчастные люди христианских обществ, — в церковном обмане, до такой степени соединили в своём сознании церковное учение с христианским, что не могут отделить одно от другого и, откидывая ложное церковное учение, откидывают, вместе с ним, и то истинное христианское учение, которое оно скрывало.

Люди эти, возненавидя тот обман, от которого они так много пострадали, проповедуют не только бесполезность, но зловредность христианства и всякой религии.

Религия, по их понятиям, есть остаток суеверия, когда-то бывшего нужным людям, а теперь только вредного им. И потому, по их учению, чем скорее и полнее люди освободятся от всякого религиозного сознания, тем это будет лучше для них.

И, проповедуя такое освобождение от всякой религии, люди эти, наиболее образованные и учёные, и потому пользующиеся наибольшим авторитетом среди людей, ищущих истину, делаются самыми вредными проповедниками нравственной распущенности.

Внушая людям, что то, самое важное, духовное свойство разумных существ — установление своего отношения к началу всего, — из которого только и могут быть выведены твёрдые нравственные законы, есть пережитое людьми состояние, отрицатели религии невольно ставят в основу человеческой деятельности одно себялюбие и вытекающие из него плотские вожделения.

Среди этих-то людей и возникло то, прежде робко проявлявшееся, хотя и всегда скрытое, латентно присущее в мировоззрении материалистов учение эгоизма, зла и ненависти, которое, в последнее время, так ярко и сознательно выразилось в учении Ницше и так быстро распространяется, вызывая самые грубые животные и жестокие инстинкты в людях.

Так что, с одной стороны, так называемые, верующие находят полное одобрение своей дурной жизни в вашем учении, признающем согласными с христианством все самые противные ему поступки и состояния; с другой стороны, люди неверующие, вследствие вашего учения, придя к отрицанию всякой религии, стирают всякое различие между добром и злом, проповедуют учение неравенства людей, эгоизма, борьбы и подавления слабых сильными, как высшую доступную человеку истину.

IX

Вы, и никто другой, как вы, вашим учением, насильственно внушаемым людям, причиняете то страшное зло, от которого они так жестоко страдают.

Ужаснее же всего, при этом, то, что, производя такое зло, вы не верите в то учение, которое вы проповедуете, не верите не только во все те положения, из которых оно состоит, но часто не верите ни в одно из них.

Я знаю, что, повторяя знаменитое «credo quia absurdum» (верю, потому что нелепо), многие из вас думают, что, несмотря ни на что, они, всё-таки, верят во всё то, что проповедуют.

Но то, что вы скажете, что верите, что Бог есть троица, или что разверзлись небеса и глас Божий заговорил оттуда, или что Христос вознёсся на небеса и сойдёт с небес судить воскресших в своих телах всех людей, никак не доказывает того, чтобы вы верили в то, что было или что будет то, что вы говорите.

Вы верите, что надо говорить, что вы верите в это, но не верите, что было то, что вы говорите.

Не верите вы, потому что утверждение, что Бог — один и три, что Христос улетел на небо и придёт оттуда судить воскресших, — не имеет для вас никакого смысла.

Можно произносить слова, не имеющие смысла, но нельзя верить в то, что не имеет смысла.

Можно верить в то, что души умерших перейдут в другие формы жизни, перейдут в животных, или в то, что уничтожение страстей или любовь есть назначение человека, можно и верить просто в то, что Бог не велел убивать людей, или даже. что есть такую-то или иную пищу, и многому другому, не представляющему в себе внутреннего противоречия; но нельзя верить в то, что Бог, в одно и то же время, и один, и три, что разверзлись небеса, которых для нас уже нет, и т.п.

Прежние люди, установившие эти догматы, могли верить в них, но вы — уже не можете.

Если вы говорите, что верите в это, то вы говорите это только потому, что вы употребляете слово «вера» в одном значении, а приписываете ему другое.

Одно значение слова «вера» есть установленное человеком такое отношение к Богу и миру, которое определяет смысл всей его жизни и руководит всеми его сознательными поступками.

Другое же значение слова «вера» есть доверие тому, что передаёт известное лицо или лица.

В первом значении предмет веры, несмотря на то, что определение отношения человека к Богу и миру, большей частью, берётся уже установленное прежде жившими людьми, проверяется и воспринимается разумом.

Во втором же значении предмет веры не только принимается независимо от участия разума, но, при непременном условии неупотребления разума для проверки переданного.

На этом-то двояком значении слова «вера» и основывается то недоразумение, по которому люди говорят, что верят в положения, не имеющие смысла или заключающие в себе внутренние противоречия.

И потому то, что вы слепо доверяете своим учителям, никак не доказывает того, что вы верите в то, что, не имея смысла и потому не представляя никакого значения ни для вашего воображения, ни для вашего разума, не может быть предметом веры.

Известный проповедник Pere Didon в предисловиях к своей «Vie de Jesus» заявляет, что он верит не как-либо иносказательно, а прямо, без объяснений, что Христос, воскресши, вознёсся на небо и сидит одесную отца.

Знакомый же мне безграмотный самарский мужик, как мне рассказывал его духовник, на вопрос о том, верит ли он в Бога, прямо и решительно отвечал: грешен, не верю.

Неверие своё в Бога мужик объяснил тем, что он не жил бы так, как живёт, если бы верил в Бога: и изругаешься, и нищему пожалеешь, и завидуешь, и объедаешься, опиваешься — разве так стал бы делать, если бы верил в Бога.

Реrе Didon утверждает, что он верит в Бога и в вознесение Христа, самарский же мужик говорит, что не верит в Бога, потому что не исполняет его веления.

Ясно, что Реrе Didon даже на знает того, что такое вера, и только говорит, что он верит; самарский же мужик знает, что такое вера, и, хотя и говорит, что не верит в Бога, истинно верит в него, в том самом смысле, который составляет истинную веру.

X

Но я знаю, что доводы, обращённые к уму, не убеждают, — убеждает только чувство, и потому, оставляя доводы, обращаюсь к вам, кто бы вы ни были: папы, епископы, архиереи, священники и др., — к вашему чувству, к вашей совести.

Ведь, вы знаете, что — неправда то, чему вы учите о сотворении мира, о боговдохновенности библии и многое другое, так, как же вы решаетесь учить этому маленьких детей и взрослых необразованных людей, ждущих от вас истинного просвещения?

Положа руку на сердце, спросите себя, верите ли вы в то, что проповедуете?

Если вы действительно, не перед людьми, а перед Богом, памятуя о своём смертном часе, спросите себя об этом, вы не можете не ответить себе, что нет, не верите.

Не верите вы в боговдохновенность всего того писания, которое вы называете священным, не верите во все ужасы и чудеса ветхого завета, не верите в ад, не верите в беспорочное зачатие, в воскресенье, в вознесенье Христа, не верите в воскресенье мёртвых, в троичность Бога, не верите не только во все члены того символа, который выражает сущность вашей веры, но часто не верите ни в один из них.

Неверие, хотя бы в один из догматов, включает в себя неверие в непогрешимость церкви, установившей тот догмат, в который вы не верите. А если не верите в церковь, то не верите ни в один из догматов, установленных ею.

Если же вы не верите, если хоть даже сомневаетесь, то подумайте о том, что вы делаете, проповедуя, как Божескую, несомненную истину то, во что вы не верите, и проповедуя её теми непрямыми, исключительными способами, которыми вы её проповедуете.

И не говорите, что вы не можете взять на себя ответственность за лишения людей тесного единения с большим или малым числом ваших единоверцев. Это — несправедливо.

Внушая им свою исключительную веру, вы делаете именно то, чего не хотите делать; лишаете людей единения со всем человечеством, заключаете их в узкие рамки одного своего исповедания, невольно и неизбежно ставя их этим, если не во враждебное, то, во всяком случае, в отчуждённое положение, по отношению ко всем другим людям.

Я знаю, что вы не сознательно делаете это ужасное дело; знаю, что вы сами, большей частью, запутаны, обмануты, загипнотизированы, часто поставлены в такие условия, при которых для вас признать истину — значит осудить всю свою предшествующую деятельность, иногда многих десятилетий.

Знаю я, как трудно именно вам, с вашим воспитанием, в особенности, с общей всем вам уверенностью в том, что вы — непогрешимые наследники Христа Бога, перейти к трезвой действительности и признать себя заблудившимися грешниками, делающими одно из самых гадких дел, которое только может делать человек.

Знаю всю трудность вашего положения; но, вспоминая слова признаваемого вами Божественным Евангелия о том, что Богу приятнее один покаявшийся грешник, чем сотни праведников, думаю, что каждому из вас, какое бы он ни занимал положение, всё-таки, легче покаяться и перестать участвовать в том деле, которое вы делаете, чем, не веря, продолжать делать его.

Кто бы вы ни были: папы, кардиналы, митрополиты, архиереи, епископы, суперинтенденты, священники, пасторы, подумайте об этом.

Если вы принадлежите к тем духовным лицам, каковых, в наше время, к несчастью, очень много и становится всё больше и больше, которые ясно видят всю отсталость, неразумность и безнравственность церковного учения и, не веря в него, продолжают, для своих личных видов, — священнических, епископских окладов проповедывать его, то не утешайтесь мыслью, что ваша деятельность оправдывается тем, что она может быть полезна толпе, народу, не понимающему ещё того, что вы понимаете.

Ложь никому не может быть полезна.

То, что вы знаете, что ложь есть ложь, знал бы точно так же и был бы свободен от неё тот человек из народа, которому вы внушили и внушаете её.

Мало того, что, без вас, он был бы свободен от лжи, он нашёл бы ту истину, которая открыта ему Христом и которую, вы своим учением, скрываете от него, становясь между ним и Богом.

То, что вы делаете, вы делаете не для пользы людей, а только, ради своих честолюбивых, корыстных целей.

А потому, как бы величественны ни были те дворцы, в которых вы живете, и церкви, в которых вы служите и проповедуете, и те облачения, которыми вы себя украшаете, дело ваше от этого не становится лучше.

Что — велико перед людьми, то — мерзость перед Богом.

Так это — для тех, которые не верят и продолжают проповедывать ложь и поддерживать в ней людей.

Но есть ещё среди вас такие, и число их становится тоже, всё больше и больше, которые, хотя и видят несостоятельность в наше время положений церковной веры, не могут решиться критически обсудить её.

Вера эта так сильно была внушена им в детстве, так сильно поддерживалась в них окружающей средой и влиянием толпы, что они, даже и не пытаясь освободиться от неё, все силы своего ума и образования употребляют на то, чтобы хитроумными иносказаниями и ложными и запутанными рассуждениями оправдать все несообразности и противоречия исповедуемого ими учения.

Если вы принадлежите к этому разряду, хотя и менее преступных, но зато, ещё более вредных, чем первые, духовных лиц, не думайте, чтобы ваши рассуждения успокоили вашу совесть и оправдали вас перед Богом.

Вы, в глубине души, не можете не знать, что всё, что бы вы ни придумывали и ни выдумывали, не может сделать того, чтобы безнравственные рассказы священной истории, ставшие в противоречие с знанием и пониманием людей, и положения Никейского символа стали нравственны, разумны, ясны и согласны с современным знанием и здравым смыслом.

Вы знаете, что убедить в истинности своей веры своими рассуждениями вы никого не можете, что ни один свежий, взрослый образованный человек, не воспитанный в детстве в вашей вере, не только не поверит вам, но или засмеётся или примет вас за душевно больного, услыхав ваши рассказы о начале мира, истории первых людей и грехе Адама и искуплении от него людей смертью сына Бога.

Единственное, что вы можете сделать своими мнимо-учёными рассуждениями, это то, чтобы, на время, в особенности, пользуясь своим авторитетом, удержать в гипнотическом подчинении ложной вере тех, которые просыпаются от её внушения и готовятся освободиться от неё.

Вы это и делаете. И это — очень дурное дело.

Вместо того, чтобы употреблять свои умственные силы на то, чтобы освобождать себя и других людей от того обмана, в котором вы, вместе с другими, находитесь и от которого страдаете и вы, и они, вы употребляете эти силы на то, чтобы запутывать ещё больше себя и других людей.

Вам, духовным лицам этого разряда, нужно, не запутывая себя и других неясными, сложными рассуждениями, не стараться показать, что истина — то самое, что вы считаете истиной, а, напротив, сделав усилие над собой, постараться узнать всю доступную вам истину и, на основании этой истины, проверить то, что, по вашим верованиям, принималось вами за истину.

И стоит вам только искренно поставить себе эту задачу, и вы тотчас же очнётесь от того гипноза, в котором находились, и вам ясно станет то ужасное заблуждение, в котором вы до сих пор находились.

Так, это — для второго, и в наше время очень большого разряда умствующих, наиболее вредных духовных лиц.

Но, есть ещё самый распространённый, третий разряд простодушных духовных лиц, которые никогда не усомнились в истине той веры, которую они исповедуют и проповедуют.

Люди эти никогда не думали о значении и смысле тех положений, которые переданы им с детства, как священная Божеская истина, или, если и думали, то так не привыкли самостоятельно мыслить, что не видят заключающихся в них несообразностей и противоречий, или, хотя и видят их, до такой степени подавлены авторитетом церковного предания, что не смеют думать об этом иначе, чем так, как верили прежде жившие и теперешние церковники.

Люди эти успокаиваются, обыкновенно, мыслью, что церковное учение, вероятно, удовлетворительно объясняет кажущиеся им, только по их недостаточному богословскому образованию, несообразности.

Если вы принадлежите к этому разряду людей, искренно и наивно верующих или ещё не верующих, но готовых поверить и не видящих к этому препятствий, кто бы вы ни были: уже действующие духовные лица, или ещё готовящиеся к духовному званию молодые люди, остановитесь на время в своей деятельности или в своём приготовлении к этой деятельности и подумайте о том, что вы делаете или собираетесь делать.

Вы проповедуете или собираетесь проповедывать людям такое учение, которое определит для них смысл их жизни, определит цель её, укажет признаки добра и зла и даст направление всей их деятельности.

И проповедуете вы это учение, не как всякое людское учение, несовершенное и могущее быть обсуживаемым, а, как учение, открытое самим Богом и потому, не подлежащее обсуждению.

И проповедуете вы его не в книге или простой беседе, а непременно или детям, в том возрасте, когда они не могут понимать значение всего того, что им передаётся, а между тем, всё, передаваемое им, неизгладимо запечатлевается в их сознании, — или взрослым необразованным людям, не имеющим возможности обсудить того, что вы им преподаёте.

В этом — вся ваша деятельность, и к этой деятельности вы готовитесь.

А что, как то, что вы проповедуете или собираетесь проповедывать, неправда?

Неужели нельзя или не надо подумать об этом?

А если вы подумаете об этом и сличите это учение с другими учениями, считающими себя, точно так же, едиными истинными, сличите его с вашими знаниями, с здравым смыслом, одним словом, без слепого доверия, а свободно обсудите его, то вы не можете не увидать, что то, что выдаётся вами за священную истину, не только не есть священная истина, а есть только отсталое суеверное учение, которое, так же, как и другие подобные учения, поддерживается и проповедуется людьми никак не для блага своих братьев, а для каких-то других целей.

А как скоро вы поймёте это, так все те из вас, которые серьёзно смотрят на жизнь и прислушиваются к голосу своей совести, не будут уже в состоянии продолжать проповедывать это учение или готовиться к этому.

XI

— Но, что будет с людьми, если они перестанут верить в церковное учение? И не будет ли от этого хуже? — слышу я обычное возражение.

— Что будет, если люди христианского мира перестанут верить в церковное учение?

Будет то, что людям христианского мира будут доступны, открыты не одни еврейские легенды, но религиозная мудрость всего мира.

Будет то, что люди будут вырастать и развиваться с неизвращенными понятиями и чувствами.

Будет то, что, откинув принятое по доверию учение, люди установят разумное и соответствующее их знаниям своё отношение к Богу и признают вытекающие из такого отношения нравственные обязанности.

— Не будет ли от этого хуже людям?

— Если церковное учение — не истина, то, как же может быть хуже людям от того, что им не будет проповедываться ложь, как истина, да ещё, теми непрямыми способами, которые для этого употребляются.

— Но люди народа — грубы и необразованны, и то, что не нужно нам, образованным людям, — говорят ещё, — может быть полезно и даже необходимо грубому народу.

Если все люди — равны, то все и идут одним и тем же путём от мрака к свету, от невежества к знанию, от лжи к истине. Вы шли этим путём и пришли к сознанию неистинности той веры, в которой вы были воспитаны.

По какому же праву вы хотите остановить других людей в таком же движении?

Вы говорите, что, хотя вам и не нужна уже эта пища, она нужна массам. Но, ни один разумный человек не возьмёт на себя определить телесную пищу других людей, как же решить, и кто это может решить, какая духовная пища нужна массам, народу?

То же, что вы видите в народе потребность этого учения, никак не доказывает того, чтобы нужно было удовлетворять ей. Есть потребность к вину, табаку и ещё другие, худшие потребности.

Главное же то, что вы сами, сложными приёмами гипнотизма, возбуждаете ту потребность, существованием которой вы хотите оправдать свою деятельность.

Только перестаньте возбуждать эту потребность, и её не будет, потому что, как у вас, так и у всех людей, не может быть потребности ко лжи, а все люди всегда шли и идут от мрака к свету, и вам, стоящим ближе к свету, надо стараться сделать его доступным другим, а не заслонять его.

— Но, не будет ли хуже от того, что мы, люди образованные, нравственные, желающие добра народу, вследствие возникших в нашей душе сомнений, оставим нашу деятельность, и места наши займут грубые, безнравственные люди, равнодушные к народному благу? — слышу я последнее возражение.

Несомненно, что выход лучших людей из духовного сословия сделает то, что церковная деятельность, находясь в грубых, безнравственных руках, будет всё более разлагаться, обличая свою лживость и зловредность.

Но, от этого не будет хуже, потому что разложение церковной деятельности, совершающееся и теперь, есть одно из средств освобождения народа от того обмана, в котором он находится.

И потому, чем скорее это освобождение совершится через выход из духовного сословия просвещённых, добрых людей, тем это лучше.

И потому, чем больше будет выходить из духовного сословия просвещённых, хороших людей, тем это лучше.

Так что, с какой бы стороны вы ни смотрели на свою деятельность, деятельность эта — всегда вредная, и потому все те из вас, которые боятся Бога и не заглушили своей совести, не могут сделать ничего другого, как употребить все свои силы на то, чтобы освободиться от того ложного положения, в котором вы находитесь.

Знаю, что многие из вас связаны семьями или зависят от родителей, требующих от вас продолжения начатой деятельности; знаю, как трудно отказаться от почётного положения, от богатства или хотя от обеспечения себя и семьи средствами для продолжения привычной жизни, и как больно идти против любящих семейных. Но, всё лучше, чем делать дело, губительное для своей души и вредное людям.

И, чем скорее и решительнее вы покаетесь в своём грехе и прекратите свою деятельность, тем это лучше будет не только для людей, но и для вас самих.

Вот это-то я и хотел, находясь теперь на краю гроба и ясно видя главный источник бедствий людей, сказать вам и сказать не для того, чтобы обличать и осуждать вас (я знаю, как незаметно вы сами были вовлечены в тот соблазн, который сделал вас тем, что вы есть), но для того, чтобы содействовать избавлению людей от того страшного зла, которое производит проповедь вашего учения, скрывающего истину, и, вместе с тем, помочь и вам проснуться от того гипноза, в котором вы находитесь, часто не понимая всей преступности своей деятельности.

И помоги вам в этом Бог, который видит сердца ваши.

Ясная Поляна.
1 ноября 1902 года.