Город-герой Бендеры: Четверть века приднестровской трагедии
19 июня исполнилось четверть века Бендерской трагедии.
25 лет назад 19 июня 1992-го года молдавские националисты вторглись в город Бендеры с применением танков, артиллерии, авиации. В Приднестровье началась самая натуральная война, активная часть которой продолжалась до 23 июня, фактически же конфликт был полностью остановлен лишь 1 августа. За эти дни погибло, по разным данным, около пятисот приднестровцев, больше тысячи были ранены, десятки тысяч стали беженцами.
Битва за Бендеры стала кульминацией той войны. По продолжительности полномасштабных боевых действий, по их ожесточенности, по количеству жертв приднестровский конфликт был, конечно, самым «мягким» из серии войн, разорвавших окраины СССР после крушения Союза. Общее с тем, что происходило в Нагорном Карабахе, Абхазии, Южной Осетии, а теперь еще и в Донбассе – причины, которые породили эти конфликты. А также их последствия и тот факт, что решить их не удается и сегодня, спустя четверть века после тех событий, напротив, противоречия только углубляются, грозя разморозить войну в любой момент.
Приднестровский конфликт начался еще во времена существования Советского Союза. Фактически его начало совпало со взятием кишиневскими националистическими властями курса на выход из СССР и присоединение к Румынии. Становление молдавского, вернее, тогда скорее – румынского национализма в Молдове, началось еще в конце 80-х с требования признать идентичность молдавского и румынского языков, а также перевести молдавский язык на латинскую графику и сделать его государственным. Затем были требования
Потом все это логично и быстро переросло в требования «чемодан-вокзал-Россия!», «вышвырнуть оккупантов за Днестр!», в «мы — румыны и точка!».
Разумеется, на правом берегу Днестра этого терпеть не пожелали, и 2 сентября 1990 года на II Чрезвычайном съезде депутатов всех уровней Приднестровья была провозглашена Приднестровская Молдавская Советская Социалистическая Республика в составе СССР.
Первые выстрелы прозвучали уже в ноябре 1990-го года, когда в результате столкновений на Дубоссарском мосту были убиты три человека. С этого момента началось параллельное формирование военизированных формирований обеих сторон, столкновения между которыми регулярно случались два последующих года, эскалация нарастала.
Апофеозом стали бои за Бендеры в июне 1992-го года.
Накануне, 18 июня парламентарии Молдовы вместе с приднестровскими депутатами утвердили основные принципы мирного урегулирования. Однако правительство Молдовы, очевидно, стремилось прежде подавить сопротивление приднестровцев, а уже затем вести переговоры с позиции силы. 19 июня, воспользовавшись спровоцированным конфликтом у типографии, силы молдавской армии, полиции и боевиков-добровольческих отрядов при поддержке бронетехники и артиллерии вошли в Бендеры.
К рассвету 20-го им удалось захватили ключевые пункты города и выйти к мосту через Днестр, отрезав город от остального Приднестровья.
Четыре дня в городе шли тяжелые уличные бои, город обстреливали из минометов, работали снайперы, улицы минировались. Результатом стала огромное количество жертв среди мирных жителей. Не было возможности убирать лежащие на улицах трупы, лежавшие на улицах, что в 30-градусную жару создавало угрозу эпидемии, убитых хоронили прямо во дворах. Рассказывают, что оккупанты вели себя, как их румынские предшественники в Великую Отечественную: мародерствовали, грабили и убивали мирное население.
В тот день в школах Бендер отмечали выпускные вечера. Существуют леденящие кровь свидетельства о том, как нацистские боевики расстреливали школьников, насиловали выпускниц. «Расстрелянный выпускной» стал наряду с «Бендерской трагедией» одним из символических названий событий тех дней.
Прошло 25 лет. У тех бендерских выпускников, кто пережил тот кровавый выпускной, давно растут свои дети, многие из которых давно окончили школы. Давно растят детей те, кто родился уже позже тех событий, кто родился в Приднестровской Молдавской республике. Кто не знал ни дружбы народов времен Союза, когда русские, молдаване и украинцы жили на берегах Днестра одной дружной семьей, и никому не приходило в голову требовать от соседа говорить на другом языке, ни войны, когда вчерашние соседи, озверев от крови и безнаказанности пришли с оружием в мирные города.
Я лично знаком с несколькими такими людьми, которые родились в Приднестровье после 1992 года. Они знают одну Родину – ПМР. Ну, и, конечно, Россию. Для них любые разговоры об объединении с Молдовой это все равно, что предложить жителям российского Дальнего Востока войти в состав Японии. Дикость!
Это другая страна! Вот уже более 25 лет Приднестровье и Молдова это разные страны. Они вместе вышли из первого в мире государства рабочих и крестьян, параллельно строили новую жизнь, капиталистическую экономику. Но строили два разных государства, с разным пониманием не только общей истории, но и с разным видением будущего.
Одно стало наследником Молдавской Советской Социалистической республики – МССР. Недаром слово «молдавская» присутствует в названии ПМР, а молдавский язык – один из трех государственных. Здесь нет, не было и не будет и близко какой-то этнической ненависти, каковая присутствовала в Абхазии, южной Осетии, Карабахе. Даже герб и флаг ПМР практически один в один повторяют герб и флаг МССР.
А второе провозгласило курс на присоединение к Румынии, объявило Бессарабию отторгнутыми румынскими территориями (одним из первых инициатив пришедшего к власти Народного фронта Молдовы была денонсация пакта Молотова-Риббентропа, давшего начало государственности МССР, что юридически лишило Кишинев претензий на никогда не входившую в состав Румынии территорию Приднестровья). Второе начало учить своих детей не истории молдаван, а истории румын, объявило язык соседней страны государственным, взяло себе герб и флаг Румынии.
Два противоположных мира, находящихся на небольшом пятачке. Наверное, они просто не могли не столкнуться рано или поздно, как не могли не столкнуться накачанная ненавистью ко всему русскому постмайданная Украина и сохранившая историческую память Новороссия. Молдо-приднестровский конфликт был одним из первых на постсоветском пространстве, начавшись, по сути, еще когда обе стороны были в составе единого государства, но он остается не завершенным до сих пор.
Он не завершен юридически. Конфликт, что называется, заморожен. Много лет над его разрешением работает формат «5+2»: Приднестровье, Молдавия, ОБСЕ, Россия и Украина, США и Евросоюз (к слову о том, что минская говорильня» может продлиться еще бесконечно долго), а воз и ныне там. Только стоят миротворцы на бывшей линии соприкосновения. Но формально решение конфликта так и не найдено. Весь мир, включая Россию, признает территориальную целостность Молдовы, весь мир, кроме Приднестровья, на которое эта территориальная целостность фактически не распространяется никак.
Республика четверть века живет своей жизнью, выстроив полноценное государство, не отделившееся от Молдовы, как Донбасс от Украины после 20 с лишним лет совместной незалежности, а сформировавшееся параллельно с Молдовой. Да, Приднестровье сегодня продолжает сильно зависеть от России, но ведь это не его вина, это не по причине неэффективности (учитывая, что почти вся промышленность МССР осталась на территории Приднестровья, эффективность могло бы быть огого какой), а по причине блокады, в которой республика находится по факту с момент своего рождения. И оно, не имея границы с Россией (как Абхазия и Южная Осетия или как Карабах с содержащей его Арменией) выживает, как может. Юридически это Молдова, но фактически там нет ничего молдавского, кроме языка и слова в названии государства.
Конфликт не завершен не только юридически, но и ментально. Это означает, что никуда не делись те причины, которые его породили, а значит, ни о каком завершении говорить невозможно. Только заморозка. Джо того момента пока кому-то не придет в голову его разморозить и превратить в полноценную войну.
Что было сделано Кишиневом для того, чтобы ликвидировать те причины, по которым Приднестровье не захотело жить с ним в одной стране? Ничего! Да, после ухода «Народного фронта» риторика изменилась. Идеи «унионизма» (объединения с Румынией) стали менее популярны, во всяком случае, они перестали быть едва ли не официальной государственной идеологией, каковыми были в начале 90-х. С приходом к власти Воронина и ПКРМ в течение почти десяти лет и вовсе наблюдался откат от румынского национализма к молдавскому, причем «коммунистические» власти, прекрасно понимая, что справиться с притязаниями Бухареста и «унионистов» можно только с помощью России, активно заигрывая с Москвой и поддерживающим интеграцию с Россией избирателями.
В том числе, ушла враждебная риторика по отношению к Приднестровью. Воронин даже едва не подписал план реинтеграции ПМР, известный как «план Козака», который позволил бы создать фактически федеративное государство, в котором Приднестровье не чувствовало бы себя чужим, могло бы влиять на принятие судьбоносных решений, а российская военная база стала бы гарантом того, что столкновений на берегах Днестра больше не будет никогда. Но Воронин прогнулся под давлением Запада и не подписал тогдашнего аналога сегодняшних минских соглашений по Донбассу. А значит, конфликт хоть и в замороженном виде продолжился. Более того, именно при Воронине началась та самая блокада в сговоре с Украиной, где победила русофобская «оранжевая революция», которая все эти годы только ужесточалась.
А на смену «коммунистам» пришли «заевропейцы», которые не скрывали своих унионистских убеждений и враждебности к Приднестровью. Фактически возвратилась риторика начала 90-х, только под «соусом» «евроинтеграции». Оппонентов уже не угрожали топить в Днестре, им обещали «пряники» в виде безвиза с Европой и тд. При этом «кнут» никуда не делся: блокада еще больше ужесточилась, чему немало способствовал госпереворот на Украине и приход там к власти нацистской хунты. Просто несколько сменились «декорации». Суть осталась: поглощение, лишения права на собственный язык, историю, права решать, с кем дружить, с кем интегрироваться, а кого называть агрессором и т.д. Опять на ум приходит аналогия с Украиной. Только в Приднестровье на линии разграничения не стреляют.
Не стреляют потому, что там наши миротворцы. Один «герой» уже попытался пострелять по российским миротворцам – в итоге получил заслуженное.
Тем не менее требование вывода миротворцев, имеющих, кстати, мандат ОБСЕ и находящихся под наблюдением ООН, продолжаются уже третий десяток лет. Российские миротворцы для Тирасполя гарантия того, что 19 июня 1992 года не повторится. Для Кишинева же главный раздражающий фактор, который мешает им «евроинтегрироваться. То есть они говорят, выведите миротворцев, и конфликт автоматически разрешится. Опять же аналогия с Украиной, политики которой заявляют, что передача Киеву контроля над границей будет означать завершение конфликта.
Ага. Знаем мы, как они планируют его завершить. Постеснялись бы в эфире своего телевидения открытым текстом обсуждать схемы ассимиляции жителей Донбасса, «зачистки» и насильственную украинизацию «ватников».
Конечно, официальные лица Кишинева до такого не докатились. Но смысл примерно тот же. О том, какой бывает «европейская интеграция», когда Россия оказывается далеко и не может помочь, хорошо понят те, кто пережил тот «кровавый выпускной» 25 лет назад.
С тех пор, кроме риторики не изменилось ровным счетом ничего. И сегодня кишиневские политики говорят о безальтернативности «реинтеграции» Приднестровья без каких-либо предварительных условия. Увы, под этим вынужден подписаться и недавноизбранный считающийся «пророссийским» президент Игорь Додон, который сначала совершил поездку в многострадальные Бендеры на встречу со своим приднестрвоским коллегой, а потом снова включил пластинку о «реинтеграции», солидаризовавшись с антироссийски настроенным правительством и парламентом Молдовы.
Однако недавноизбранный президент Приднестровья Вадим Красносельский сразу ясно дал понять: никакого разговора о «реинтеграции» не может быть. Приднестровье – отдельное государство, жители которого однозначно высказались на референдуме, а еще раньше кровью обосновали свои устремления.
Замкнутый круг. Так может длиться бесконечно долго. И никакого реального желания сближения с правого берега Днестра не видно. Есть только желание навязать свою волю. Нет даже покаяния за то, что произошло 25 лет назад. А его и не может быть до тех пор, пока в Молдавии не появится власть, которая будет руководствоваться иными идеологическими установками, чем ее предшественники на протяжении всех лет существования новейшей молдавской государственности.
А значит, трагедия Бендер будет стоять между жителями берегов Днестра непреодолимой стеной. И риск ее повторения сделает перспективу объединения еще более туманной и отдаленно, а то и вовсе невозможной.