Япония и Германия хотели расчленить СССР по меридиану Омска

Источник: ИА Regnum @ Анатолий Кошкин
Хотя военные историки продолжают спорить, явилась ли победа под Москвой коренным переломом в Великой Отечественной и во Второй мировой войне в целом или только началом перелома, неоспоримо одно — нанеся крупное поражение германскому вермахту, Красная Армия и народное ополчение развеяли миф о «непобедимости» гитлеровских полчищ, что произвело сильнейшее воздействие на правительства всех вовлеченных в войну государств.

Большое значение имело то, что разгром немцев под Москвой затруднил дипломатические усилия Берлина по втягиванию в войну против СССР обладавших немалой военной силой Японии и Турции, правительства которых убедились, что Советский Союз вовсе не «колосс на глиняных ногах», как утверждала германская пропаганда.

Москва занимала особое место в японской стратегии «спелой хурмы», смысл которой состоял в том, чтобы совершить нападение на советский Дальний Восток и Сибирь в момент, когда СССР будет на грани поражения в европейской части страны. Японское командование считало условием вступления в войну значительное ослабление советских войск на Дальнем Востоке. Военный министр Хидэки Тодзио заявлял, что Япония выступит тогда, когда «можно будет воевать, не встречая большого сопротивления со стороны русской армии».

В одной из статей, посвященной данной теме, встретил утверждение, что «осенью и зимой 1941 года Германия не просила Японию о помощи в войне против СССР». Это утверждение ошибочно.

В соответствии с достигнутой вскоре после начала германской агрессии против СССР секретной договоренностью между Японией и Германией японское нападение на Советский Союз должно было состояться, как только немецкие войска овладеют Киевом, Ленинградом и Москвой. Однако упорное сопротивление Красной Армии гитлеровским захватчикам заставило Берлин пересмотреть свои взгляды на участие Японии в войне. В инструкциях германского министра иностранных дел И. Риббентропа послу в Японии О. Отту в июле 1941 г. указывалось: «Я прошу Вас продолжать прилагать усилия к тому, чтобы добиться скорейшего участия Японии в войне против России… Используйте все имеющиеся в Вашем распоряжении средства, потому что, чем раньше осуществится это участие в войне, тем лучше. Как и прежде, цель, естественно, должна заключаться в том, чтобы Германия и Япония встретились на Транссибирской железной дороге до наступления зимы».

Однако в Токио ждали сообщения о «решительной победе» Германии. Это побудило германское правительство перейти на язык угроз. Берлин довел до сведения японского правительства, что, если до 25 июля оно не примет решения, предусматривающего «уважение условий Тройственного пакта и антикоминтерновского соглашения, и не денонсирует русско-японский пакт к этой дате», Германия будет считать себя свободной в своих действиях и после победы над СССР «будет искать наилучшие средства, чтобы использовать свое влияние и силы» в своих собственных интересах. Тем самым Германия давала понять, что без участия в войне Япония не сможет рассчитывать на овладение советскими территориями на Дальнем Востоке и в Сибири.

О такой перспективе предупреждал японское руководство активный сторонник незамедлительного удара по СССР вслед за германским вторжением министр иностранных дел Японии Ёсукэ Мацуока, подписавший лишь два с половиной месяца назад японо-советский пакт о нейтралитете. Он говорил на секретном заседании координационного совета правительства и императорской ставки в конце июня 1941 года о необходимости успеть вступить в войну до победы Германии, из опасения оказаться обделенными: «Когда Германия победит и завладеет Советским Союзом, мы не сможем воспользоваться плодами победы, ничего не сделав для этого. Мы должны либо пролить кровь, либо прибегнуть к дипломатии. Лучше пролить кровь…»

О готовности Японии напасть на СССР сообщали в шифровках в центр германский посол и военный атташе Германии в Японии. Однако «стратегия спелой хурмы» не дала своих плодов. Благодаря выдержке советского руководства и лично И. Сталина, а также умелым действиям тогдашнего командующего Дальневосточным фронтом генерала армии И.Р. Апанасенко противостоявшая японским войскам в Маньчжурии и Корее советская группировка сохраняла такой уровень обороноспособности, который не позволял японскому командованию осмелиться на вторжение. Это становилось все более очевидным, когда прошел срок запланированного японского нападения на СССР — 29 августа 1941 года. После этого японское политическое руководство и командование приняли решение отложить выступление против СССР на весну следующего года, а зиму 1941 — 1942 гг. использовать для военных действий на юге — против США и Великобритании.

При этом в случае падения Москвы допускалась ситуация, когда Япония сможет вести одновременные военные действия как на юге против западных держав, так и севере — против Советского Союза. Поэтому трудно согласиться с утверждениями о том, что вступление в декабре 1941 года в войну против США и Великобритании означало отказ Токио от захватнических планов в отношении восточных районов нашей страны.

15 января 1942 года верховный главнокомандующий японскими армией и флотом император Хирохито потребовал от начальника генерального штаба Хадзимэ Сугияма доклад о результатах советского контрнаступления под Москвой. В своем докладе Сугияма, дав оценку положения Советского Союза, особо подчеркнул: «СССР, сохранив около 40% своего промышленного потенциала, последовательно восстанавливает производство, и мы не должны недооценивать его». Затем, 22 января, отвечая на вопрос императора о сроках проведения перенесенных на весну операций против СССР, начальник генерального штаба заявил, что, по его мнению, «в настоящее время, до лета сего года нецелесообразно проводить наступательные операции на севере».

Тем не менее, никаких изменений в планы совместного с Германией сокрушения, а затем расчленения Советского Союза внесено не было. Более того, уверенные в победе германское, японское и итальянское правительства в договорном порядке разделили между собой территорию СССР, заключив 18 января 1942 года специальное соглашение на этот счет. В преамбуле совершенно секретного документа говорилось: «В духе Тройственного пакта от 27 сентября 1940 года и в связи с соглашением от 11 декабря 1941 года вооруженные силы Германии, Италии, а также армия и флот Японии заключают военное соглашение для обеспечения сотрудничества в операциях и сокрушения как можно быстрее военной мощи противника».

В соответствии с соглашением зоной военных действий вооруженных сил Японии объявлялась часть Азиатского континента восточнее 70 градуса восточной долготы, то есть захвату японской армии подлежали обширные районы Западной Сибири, Забайкалья и Дальнего Востока. По существу это было подтверждением ранее согласованного расчленения территории Советского Союза на «германскую» и «японскую» зоны оккупации с прохождением линии раздела по меридиану Омска. В соглашении закреплялась договоренность осуществлять «взаимные контакты для согласования важных вопросов планирования операций».

Сосредоточив у советских границ крупную группировку японских войск, японское военно-политическое руководство вынуждало советское правительство и командование даже в самые тяжелые периоды вооруженной борьбы с гитлеровскими захватчиками держать на Дальнем Востоке и в Сибири до трети сил и средств Красной Армии. Этот факт не могу отрицать современные японские военные историки. Они пишут: «В основе отношений между Японией и Германией лежала общая цель — сокрушить Советский Союз… В военном министерстве считали, что Япония должна способствовать военным успехам германской армии… Под верностью Тройственному пакту понималось стремление не уступать Англии и США, обуздать их силы в Восточной Азии, сковать советские войска на Дальнем Востоке и, воспользовавшись удобным моментам, разгромить их».

И вовсе не пакт о нейтралитете удерживал японских генералов от вероломного удара по СССР, как утверждают японские историки и пропагандисты, а также некоторые следующие за ними российские либеральные авторы. Оно и понятно — ведь им недоступны серьезные японские труды по данной проблематике.

Составители насчитывающей свыше ста томов японской «Официальной истории войны в Великой Восточной Азии» отмечают прямую связь результатов победы Красной Армии в Московской битве с вынужденным решением японского правительства пересматривать сроки начала нападения на СССР. Они пишут: «Сплочение Красной Армии с населением под руководством Сталина для защиты своей страны было весьма прочным. Москва и Ленинград упорно удерживались, Красная Армия сохраняла высокий боевой дух, не наблюдалось никаких признаков внутреннего развала. Ожидавшийся нами момент для решения вопроса о Советском Союзе с течением времени отдалялся… Провал зимней кампании германской армии определил крах большой стратегии Германии в борьбе против СССР. В результате зимнего контрнаступления Красная Армия добилась перелома в ходе войны».

Уже к началу 1942 года в Японии стали сознавать, что одновременное ведение войны на юге и севере чревато опасными последствиями. Было подтверждено решение на время операций на юге «поддерживать спокойствие на севере». Тем не менее, разработанный летом 1941 года оперативно-стратегический план войны против СССР «Кантокуэн» («Особые маневры Квантунской армии») отменен не был.

Достигнутые в первом периоде операций против вооруженных сил США и Великобритании военные успехи породили у японского командования уверенность в скором завершении войны на юге. В первые месяцы 1942 года в Токио считали, что в результате захвата источников сырья, в первую очередь нефти, Япония сможет вести против СССР не только быстротечную, но, если потребуется, то и длительную войну. 18 февраля 1942 года японский «Институт тотальной войны» представил правительству стратегическую программу такой войны. «В случае войны с Советским Союзом, — говорилось в документе, — использовать стратегическую обстановку на главных театрах войны противника и отдаленность от основных оперативных баз, нанести максимально сильный первый удар, быстро уничтожить наличные силы и части усиления противника, стремясь к разрешению военного конфликта в короткий срок, а затем, захватив важные районы, вести затяжную войну».

Одновременно японским генеральным штабом был составлен оперативный план наступательных операций на 1942 год, который оставался действующим вплоть до 1944 года. Являвшийся с 1940 по 1944 гг. старшим офицером оперативного управления генерального штаба сухопутных войск подполковник Рюдзо Сэдзима давал на Токийском процессе для главных японских военных преступников следующие показания: «Как и предыдущие оперативные планы, план 1942 года был наступательным. Операции должны были начаться внезапно. По плану в Маньчжурии намечалось сосредоточить около 30 дивизий. Первый фронт состоял из 2-й, 3-й, 5-й и 20-й армий и имел задачу нанести главный удар в направлении Ворошилова (ныне Уссурийск). Эти четыре армии должны были одновременно провести решающее сражение в окрестностях Ворошилова. Во второй фронт входили 4-я и 8-я армии. Его задача состояла в наступлении на направлении Свободный — Куйбышевка с целью разгромить советские войска и перерезать железную дорогу».

На основе этого плана, направленного в Квантунскую армию, продолжалась подготовка к наступательным операциям. Об этом свидетельствовал заместитель начальника штаба Квантунской армии генерал-майор Томокацу Мацумура: «Генеральный штаб дал указание армии составить план операций против СССР с общей целью оккупировать советское Приморье и уничтожить там авиационные базы. Направлением главного удара был определен Ворошилов. В указаниях генерального штаба Квантунской армии предписывалось вслед за оккупацией Приморья быть готовой к проведению последующих операций».

Штаб Квантунской армии разработал график проведения операций против СССР весной 1942 года:

— начало сосредоточения и развертывания войск — день Х минус 5 дней;

— завершение развертывания — день Х минус 2 дня;

— переход границы — день Х;

— выход на южный берег реки Суйфыньхэ (Пограничная) — день Х плюс 8 — 10 дней;

— завершение первого этапа наступления — день Х плюс 21 день.

По плану генерального штаба решение о начале войны должно было быть принято в марте, а начало боевых действий намечалось на май 1942 года. Для осуществления такого графика перед войсками Квантунской армии ставилась задача «опередить противника в подготовке к войне и создать положение, позволяющее по собственному усмотрению нанести первыми удар в момент, благоприятный для разрешения северной проблемы».

Однако к весне 1942 года ожидавшегося японским командованием значительного сокращения численности советских войск на Дальнем Востоке и в Сибири не произошло. В феврале разведуправление генерального штаба представило данные, согласно которым «переброска советских войск с востока на запад не вела к ослаблению группировки Красной Армии, пополнявшейся за счет местных резервов».

По планам японского генерального штаба после фазы активных боевых действий на юге предусматривалось оставить там только такое количество войск, которое обеспечивало бы поддержание общественного порядка и проведение операций на внешних рубежах. Высвобождавшиеся войска, как того требовала директива №1073, должны были быть переброшены в Маньчжурию и Китай, а также частично в метрополию. Весной 1942 года Квантунская армия была вновь усилена (сюда были направлены дополнительно две дивизии), достигнув своей максимальной численности. Тогда нацеленная на СССР общая группировка войск, включавшая Квантунскую армию, дислоцированную на Корейском полуострове японскую Корейскую армию, а также части на Хоккайдо, Южном Сахалине (Карафуто) и Курильских островах, насчитывала около одного миллиона солдат и офицеров.

Усиление войск в Маньчжурии было непосредственно связано с планами выступления Японии на севере в ходе ожидавшейся летней военной кампании Германии, на которую сторонники войны с СССР возлагали большие надежды.

Весьма заинтересованное в помощи Японии с востока гитлеровское руководство всячески подталкивало Токио к скорейшему удару по СССР. 15 мая 1942 года министр иностранных дел Германии Риббентроп телеграфировал японскому правительству: «Без сомнения, для захвата сибирских приморских провинций и Владивостока, так жизненно необходимых для безопасности Японии, никогда не будет настолько благоприятного случая, как в настоящий момент, когда комбинированные силы России предельно напряжены на европейском фронте».

Успех нового немецкого наступления должен был стать сигналом к началу японского выступления против СССР. Для этого генеральный штаб разработал план «Операция № 51», согласно которому против советских войск на Дальнем Востоке предусматривалось использовать 16 пехотных дивизий Квантунской армии, а также 3 пехотные дивизии, дислоцировавшиеся в Корее. Кроме того, намечалось перебросить в Маньчжурию 7 пехотных дивизий из Японии и 4 — из Китая. На первом этапе операции из 30 выделявшихся дивизий планировалось использовать 24: на восточном (в Приморье) направлении — 17, на северном — 6, на западном — 1. В наступлении на восточном и северном направлениях должна была принять участие 1-я танковая армия в составе 3 танковых дивизий.

Замысел операции состоял в том, чтобы путем нанесения внезапного авиационного удара по аэродромам уничтожить советскую авиацию и, добившись господства в воздухе, силами 1-го фронта (3 полевые армии) прорвать линию обороны советских войск на восточном направлении — южнее и севернее озера Ханка и захватить Приморье. Одновременно силами 2-го фронта (2 полевые армии) форсировать Амур, прорвать линию обороны советских войск на северном направлении — западнее и восточнее Благовещенска и, овладев железной дорогой на участке Свободный — Завитинск, не допустить подхода подкреплений с запада. Осуществить операцию предполагалось в течение двух месяцев.

Однако наличие этого плана не означало, что в японском руководстве было единое мнение о вступлении в войну с Советским Союзом. Поражение немцев под Москвой, провал германской стратегии «блицкрига», а также создание антигитлеровской коалиции заставляли японских генералов проявлять осторожность и не идти на поводу своего европейского союзника — гитлеровской Германии. К тому же серьезное поражение японцев в июне 1942 года в сражении за остров Мидуэй свидетельствовало о том, что война на юге против США и Великобритании потребует мобилизации всех сил империи. 20 июля 1942 года начальник оперативного управления генерального штаба Синъити Танака записал в своем дневнике: «В настоящее время необходимо решить вопрос о принципах руководства войной в целом. Видимо, в 1942 — 1943 гг. целесообразно будет избегать решающих сражений, вести затяжную войну. Операцию против Советского Союза в настоящее время проводить нецелесообразно». Не рекомендовал выступать на севере и посол Японии в СССР Ёсицугу Татэкава.

Тщательно подготовленное вероломное нападение милитаристской Японии на Советский Союз не состоялось не в результате «соблюдения пакта о нейтралитете», как утверждают современные японские пропагандисты и их некоторые сторонники в нашей стране, а в результате сохранения на Дальнем Востоке и в Сибири достаточных для отражения агрессии сил. Этого не могут не признавать даже проправительственные японские военные историки, которые указывают в «Официальной истории»: «Советский Союз, ведя оборонительную войну против Германии, не ослабил свои военные силы на востоке, сохранив группировку, равную Квантунской армии. Таким образом, Советскому Союзу удалось достичь цели — оборона на востоке, избежав войны… Главным фактором явилось то, что СССР, обладая огромной территорией и многочисленным населением, за годы предвоенных пятилеток превратился в мощную экономическую и военную державу». Весьма примечательное признание бывшего противника.

Факты истории, документы, свидетельства профессиональных историков делают тщетными потуги современных апологетов японского милитаризма, пытающихся представить Японию чуть ли не жертвой Второй мировой войны, требовать от соседних стран каких-то «компенсаций», в том числе территориальных.

Анатолий Кошкин