“Преемник” Сталина и октябрьский Пленум 1952 года

Одна из загадок сталинской эпохи – это вопрос о том, почему Сталин не оставил преемника

Все многообразие точек зрения по этому вопросу можно свести к двум вариантам:

- Сталин готовил себе замену (Берию, Жданова, Косыгина, Молотова и т.д.), но «не срослось».

- Осознав ложность марксизма, Сталин,  за отсутствием альтернативы, пользовался его терминологическим аппаратом, из-за чего одними считался ярым марксистом, а другими – извратителем марксизма.  Вследствие отсутствия альтернативной марксизму теории и, как следствие, нового терминологического аппарата, Сталин в принципе не мог иметь преемника, поскольку опередил свое время на 50-100 лет.

  Слабым местом второй точки зрения является  феномен появления самого Сталина, который дорос до своего уровня понимания процессов без теории. Но в таком случае почему бы не появиться и другому?

  Что подразумевается под выражением «преемник Сталина»? Под этим выражением подразумеваетсячеловек, который бы продолжил сталинский курс на построение общества без эксплуатации, в котором были бы созданы все условия для того, чтобы люди «становились человеками».

  Соответственно, преемник Сталина должен был:

-  либо обладать мерой понимания происходящих процессов, сравнимой со сталинской;

-  либо, при отсутствии подобной меры понимания, но при наличии необходимых нравственно-волевых качеств, опираться на адекватную жизни теорию.

В идеале, безусловно, желательно наличие и того, и другого.

  Как в сталинский период обстояло дело с теорией?

  ***

   «Вы должны в ближайшее время… заняться вопросами дальнейшего развития теории. Мы можем что-то напутать в хозяйстве. Но так или иначе выправим положение. Если мы напутаем в теории, то загубим все дело. Без теории нам смерть, смерть, смерть!..» <из телефонного разговора Сталина с бывшим членом Президиума ЦК КПСС Дмитрием Ивановичем Чесноковым>

Ричард Косолапов. «Слово товарищу Сталину».

***

  Официальной теорией в СССР был марксизм-ленинизм. То есть, теория в стране наличествовала. Какой же тогда смысл в сталинских словах?  Они  имеют смысл при условии, что человек, сказавший их,  считает официально принятую в стране теорию нежизнеспособной, что и подтвердилось с развалом СССР.

  Слова «без теории нам смерть» – это смертный приговор марксизму.  Причем приговор не завуалированный, как в работе «Экономические проблемы социализма в СССР», а вполне определенный, поскольку сказаны были эти слова перед смертью, когда уже не было смысла идти на ухищрения, придумывать, каким образом подать свою мысль.

  Таким образом, адекватная жизни теории отсутствовала. А это значит, что сталинский преемник должен был обладать мерой понимания происходящих процессов, сравнимой с мерой понимания Сталина. Очевидно, что такого человека в окружении Сталина не нашлось, в противном случае:

-  Сталин заметил бы такого человека и стал бы его незаметно продвигать;

-  этот человек, подобно Сталину, ничем бы себя не выдал;

-  после смерти вождя этот человек выстоял бы в борьбе за власть.

«Сталин не ушел в прошлое — он растворился в будущем» или что первым понял Шарль де Голль.

  После Великой Отечественной войны вступил в действие Закон Времени – изменение соотношения частот биологического и социального времени. Общество вошло в новое информационное состояние.  Если ранее обычному человеку однажды приобретенных знаний хватало на всю жизнь, то затем ситуация изменилась.  Человек должен постоянно осваивать новые знания, повышать свой профессиональный уровень. То есть, постоянно учиться. А это влечет за собой колоссальный рост интеллекта отдельного человека, вследствие чего его начинают интересовать вопросы, вне сферы его профессиональной деятельности, которые раньше обычных людей не волновали. А если и интересовали, то ответ им был – «не твоего ума дело». Сейчас людей, которых не устраивает подобный ответ, становится все больше и больше. И эти люди начинают самостоятельно искать ответы на вопросы. Вследствие того, что общество перешло в новое информационное состояние, логика мышления людей начинает меняться. За ней постепенно начинает меняться и логика поведения; происходит ускорение течения общественных процессов; люди быстрее начинают разбираться, где ложь, а где истина; повышается мера ответственности каждого человека за происходящее не только с ним, но и в мире.

  Одним из прозвищ Сталина было «отец народов». Отец – это человек, который понимает больше своих детей, заботится о них, учит, оберегает… Но рано или поздно дети взрослеют и выходят в самостоятельную жизнь.

  Преемник Сталина в том смысле, в каком его понимают сейчас, был возможен при старой логике социального поведения. В новой логике  появление преемника Сталина как конкретной личности – это выход за границы Божьего Промысла. В русле Божьего Промысла – появление «коллективного Сталина».

  И этот процесс был запущен тогда, когда было выполнено его «завещание»: «Вы должны… заняться вопросами дальнейшего развития теории… Без теории нам смерть…»

Октябрьский пленум ЦК КПСС 1952 года

  Как уже было написано выше, в новой логике социального поведения преемник Сталина как конкретная личность был невозможен. Думаю, что Иосиф Виссарионович интуитивно это ощущал.

  Вместе с тем, на октябрьском пленуме ЦК КПСС 1952 года Сталин:

-  специально «позаботился» о том, чтобы исключить из числа претендетов на высший пост в стране Вячеслава Молотова;

-  послал «черную метку» Анастасу Микояну.

Этот момент очень четко уловил Константин Симонов в своем произведении «Глазами человека моего поколения: размышления о И.В. Сталине»:

  ***

«…Почти сразу же после начала Маленков предоставил слово Сталину, и тот, обойдя сзади стол президиума, спустился к стоявшей на несколько ступенек ниже стола президиума, по центру его кафедре. Говорил он от начала и до конца все время сурово, без юмора, никаких листков или бумажек перед ним на кафедре не лежало, и во время своей речи он внимательно, цепко и как-то тяжело вглядывался в зал, так, словно пытался проникнуть в то,  что думают эти люди, сидящие перед ним и сзади. И тон его речи, и то, как он говорил, вцепившись глазами в зал, – все это привело всех сидевших к какому-то оцепенению, частицу этого оцепенения я испытал на себе. Главное в его речи сводилось к тому (если не текстуально, то по ходу мысли), что он стар, приближается время, когда другим придется продолжать делать то, что он делал, что обстановка в мире сложная и борьба с капиталистическим лагерем предстоит тяжелая и что самое опасное в этой борьбе дрогнуть, испугаться, отступить, капитулировать. Это и было самым главным, что он хотел не просто сказать, а внедрить в присутствующих, что, в свою очередь, было связано с темою собственной старости и возможного ухода из жизни. Говорилось все это жестко, а местами более чем жестко, почти свирепо…

Главной особенностью речи Сталина было то, что он не счел нужным говорить вообще о мужестве или страхе, решимости и капитулянтстве. Все, что он говорил об этом, он привязал конкретно к двум членам Политбюро, сидевшим здесь же, в этом зале, за его спиною, в двух метрах от него, к людям, о которых я, например, меньше всего ожидал услышать то, что говорил о них Сталин. Сначала со всем этим синодиком обвинений и подозрений, обвинений в нестойкости, в нетвердости, подозрений в трусости, капитулянстве он обрушился на Молотова… Из речи Сталина следовало, что человеком, наиболее подозреваемым им в способности к капитулянству, человеком самым в этом смысле опасным был для него в этот вечер, на этом пленуме Молотов, не кто-нибудь другой, а Молотов…

В сущности, главное содержание своей речи, всю систему и обвинений в трусости и капитулянтстве, и призывов к ленинскому мужеству и несгибаемости Сталин конкретно прикрепил к фигуре Молотова: он обвинялся во всех тех грехах, которые не должны иметь места в партии, если время возьмет свое и во главе партии перестанет стоять Сталин.

При всем гневе Сталина, иногда отдававшем даже невоздержанностью, в том, что он говорил, была свойственная ему железная конструкция. Такая же конструкция была и у следующей части его речи, посвященной Микояну, более короткой, но по каким-то своим оттенкам, пожалуй, еще более злой и неуважительной…

Не знаю, почему Сталин выбрал в своей последней речи на пленуме ЦК как два главных объекта недоверия именно Молотова и Микояна. То, что он явно хотел скомпрометировать их обоих, принизить, лишить ореола одних из первых после него самого исторических фигур, было несомненно. Он хотел их принизить, особенно Молотова, свести на нет тот ореол, который был у Молотова, был, несмотря на то, что, в сущности, в последние годы он был в значительной мере отстранен от дел, несмотря на то, что Министерством иностранных дел уже несколько лет непосредственно руководил Вышинский, несмотря на то, что у него сидела в тюрьме жена, – несмотря на все это, многими и многими людьми – и чем шире круг брать, тем их будет больше и больше, – имя Молотова называлось или припоминалось непосредственно вслед за именем Сталина. Вот этого Сталин, видимо, и не желал. Это он стремился дать понять и почувствовать всем, кто собрался на пленум, всем старым и новым членам и кандидатам ЦК, все старым и новым членам исполнительных органов ЦК, которые еще предстояло избрать. Почему-то он не желал, чтобы Молотов после него, случись что с ним, остался первой фигурой в государстве и в партии. И речь его окончательно исключала такую возможность. 

  Допускаю, что, зная Молотова, он считал, что тот не способен выполнять первую роль в партии и в государстве. Но он бил Молотова как раз в ту точку, как раз в тот пункт, который в сознании людей был самым сильным «за»  при оценке Молотова. Бил ниже пояса, бил по представлению, сложившемуся у многих, что как бы там ни было, а Молотов все-таки самый ближайший его соратник. Бил по представлени о том, что Молотов самый твердый, самый несгибаемый последователь Сталина. Бил, обвинял в капитулянтстве, в возможности трусости и капитулянтства, то есть как раз в том, в чем Молотова никогда никто не подозревал. Бил предательски и целенаправленно, бил, вышибая из строя своих возможных преемников…»

  ***

  Как говорил Сталин, «кадры решают все». Успешному руководителю необходимы:

-  умение разбираться в людях;

-  умение работать не с теми, с кем хочешь, а с теми, кто есть.

Безусловно, обладал всем этим и Сталин. Недаром Молотов отмечал, что «Сталин, в общем, умел использовать и троцкистов, и правых». Тогда встает вопрос:  почему Сталин, опять таки, выражаясь словами Молотова,«Хрущева выдвинул, а меня смешал вместе с Микояном»?  Неужели Хрущеву удалось обмануть Сталина? Сомнительная версия. Гораздо логичнее предположить, что по каким-то причинам Сталин считал Молотова и Микояна людьми, которые могут принести гораздо больше вреда, нежели Хрущев или кто-либо еще.

  С Молотовым все более-менее ясно. Из речи Сталина на пленуме (по записи Леонида Николаевича Ефремова):

   ***

«…Молотов – преданный нашему делу человек. Позови, и не сомневаюсь, он, не колеблясь, отдаст жизнь за партию…»

——————————-

«…А чего стоит предложение товарища Молотова передать Крым евреям? Это грубая ошибка товарища Молотова. Для чего это ему понадобилось? Как это можно было допустить? На каком основании товарищ Молотов высказал такое предположение? У нас есть еврейская автономия. Разве этого недостаточно? Пусть развивается эта республика. А товарищу Молотову не следует быть адвокатом незаконных еврейских претензий на наш Советский Крым… Товарищ Молотов так сильно уважает свою супругу, что не успеем мы принять решение по тому или иному важному политическому вопросу, как это быстро становится известным товарищу Жемчужиной. Получается, будто какая-то невидимая нить соединяет Политбюро с супругой Молотова Жемчужиной и ее друзьями. А ее окружают друзья, которым нельзя доверять. Ясно, что такое поведение члена Политбюро недопустимо…»

   ***

  Простой анализ этих двух цитат показывает, что Сталин, отдавая должное человеческим качествам Молотова,указывает на его психологическую зависимость от жены и демонстрирует «институт еврейских жен» в действии. Ну а к чему это может привести, можно прочитать в Библии.

  Причем Сталин давал Молотову шанс освободиться от этой психологической зависимости.

  ***

   «Перед тем, как меня сняли из Министерства иностранных дел, Сталин подошел ко мне в ЦК: «Тебе надо разойтись с женой!» А она мне сказала: «Если это нужно для партии, значит, мы разойдемся». В конце 1948-го мы разошлись».

Феликс Чуев. «Сто сорок бесед с Молотовым».

  ***

  Но Молотов так ничего и не понял.

  ***

«После того, как Сталин «избил» меня на пленуме в 1952 году, я был подорван в авторитете… Чего Сталин на меня взъелся? Непонятно. Из-за жены – это тоже имело значение, но думаю, не это главное…»

——————————-

« – В 1953 году Сталин меня к себе уже не приглашал не только на узкие заседания, но и в товарищескую среду – где-нибудь так вечер провести, в кино пойти – меня перестали приглашать. Имейте в виду, что в последние годы Сталин ко мне отрицательно относился. Я считаю, что это было неправильно. Пускай разберутся в этом деле хорошенько. Я-то своего мнения о Сталине не поменял, но тут какие-то влияния на него, видимо, были.

 - Наверно, группа трех друзей поработала – Берия, Хрущев и Маленков?

 -  Да, видимо. Скорей всего, да. Но все-таки, конечно, главное не в этом. А недоверие было к моей жене. Тут сказалось его недоверие к сионистским кругам. Но не вполне, так сказать, обоснованное».

——————————-

«До сих пор не могу понять, почему я был отстранен? Берия? Нет. Я думаю, что он меня даже защищал в этом деле. А потом, когда увидел, что даже Молотова отстранили, теперь берегись, Берия! Если уж Сталин Молотову не доверяет, то нас расшибет в минуту!

Хрущев? Едва ли. Некоторые знали слабые стороны Сталина. Во всяком случае, я ему никаких поводов не мог дать. Я ему не всегда поддакивал, это верно. Он меня за это ценил: скажешь свое – правильно, неправильно, можно не учесть и эту сторону дела. А тут вдруг…»

——————————-

 « – Все-таки мне кажется, - позже сказал я ему, да и не раз у нас возникал разговор и на эту тему, - что не она из-за вас пострадала, а вы из-за нее, когда Сталин выступил против вас на пленуме после XIX съезда и не ввел в Бюро Президиума ЦК.

  – Чего он на меня взъелся? Может, и это имело значение. Когда на заседании Политбюро он прочитал материал, который ему чекисты принесли на Полину Семеновну, у меня коленки задрожали. Но дело было сделано на нее – не подкопаешься. Чекисты постарались. В чем ее обвиняли? В связях с сионистской организацией, с послом Израиля Голдой Меир. Хотели сделать Крым Еврейской автономной областью… Были у нее хорошие отношения с Михоэлсом… Находили, что он чуждый.

Конечно, ей надо было быть более разборчивой в знакомствах. Ее сняли с работы, какое-то время не арестовывали. Арестовали, вызвав в ЦК. Между мной и Сталиным, как говорится, пробежала черная кошка…»

——————————-

« – Сталин ко мне относился весьма критически, почему – я до сих пор точно не знаю. Я чувствовал, что недоверие большое, а на чем оно основано, мне оставалось неясным. Арестовали жену не без его ведома, а по его указанию. Это тоже факт.

  – А не сказал Сталин, за что, почему?

  – Нет, нет. За плохие связи. В этом смысле Полина Семеновна немножно вольно себя вела. Это верно, с разными встречалась людьми. Тут я тоже, может быть, в какой-то мере виноват, поскольку категорически не высказывался против этого, и в основном-то связи были хорошие, но были и такие знакомства, которые не вполне оправданы и даже не оправданы…»

Феликс Чуев. «Сто сорок бесед с Молотовым».

   ***

  Но почему Сталин упомянул Микояна? Никаких характеристик его человеческих качеств Сталин в своей речи не дает, поэтому посмотрим, как характеризует Микояна Молотов:

  ***

 «Летом 1920 года в Нижнем Новгороде меня сменил Микоян. Он способный человек. Способный, способный… Малопринципиальный, невыдержанный, легко поддающийся… После смерти Сталина стал сильно связан с Хрущевым. А до этого не был…»

   ——————————-

« – Говорят, идею развенчать Сталина подал Хрущеву Микоян.

  – Я не исключаю этого, - согласился Молотов. – Хрущевцы могут этим гордиться. А коммунистам не подходит… Партию разделить на сельскую  и промышленную – нелепо, безусловно.

  – Считают, что это было по тем временам прогрессивно, новое слово.

  – Какое новое! Гнилое! И сам-то Анастас был гнилой.

  - Микоян очень связан с Хрущевым. Я думаю, что он и настраивал Хрущева на самые крайние меры... Хрущев и Микоян в свое время дошли до того, что пытались доказать, будто бы Сталин был агентом царской охранки. Но документов таких сфабриковать им не удалось. Возможно, они и на меня что-то пытались такое соорудить…»

——————————-

  «Микоян подлую роль сыграл. Приспособленец. Приспособлялся, приспособлялся, до того неловко… Сталин тоже его недолюбливал. Сталин иногда его крепко прижимал. Но он, конечно, очень способный работник. В практических делах – хозяйство, торговля, пищевая промышленность. Он там как раз и приспособился, делал хорошие обороты, работал упорно, человек он очень трудолюбивый…»

Феликс Чуев. «Сто сорок бесед с Молотовым».

  ***

  Анастас Иванович Микоян – человек, начавший карьеру при жизни Ленина и ушедший в отставку при Брежневе. Человек, про которого сложена пословица «от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича»…

  В 90-е годы XX века вышла  в свет книга Джона Колемана «Комитет 300». В конце ее перечислены «бывшие и нынешние члены комитета 300». Одно из имен: Anastas Mikovan.

  Получается, Сталин на октябрьском пленуме ЦК КПСС 1952 года в своей речи обозначил представителя в СССР той силы, которая позднее получила наименование Глобальный Предиктор?