Диалектика выбора

«Свобода» выбора – это едва ли не основная буржуазная «свобода», пропагандируемая наравне со «свободой» слова и совести.

Возможность «выбирать» при капитализме провозглашается буржуазными идеологами чуть ли не основным благом.

И, наоборот, одним из основных «злодейств», приписываемых коммунизму, объявляется то, что коммунисты, якобы, лишили людей «права выбора». Дескать, и кандидат на выборах всегда был один, и сортов колбасы на полках меньше, чем при капитализме, и работу даже выбирать было нельзя, поскольку существовало распределение.

В общем, советский человек, якобы, сильно страдал от всего этого, и поэтому выбрал капитализм. Спроси любого современного апологета буржуазии, чем был плох СССР, он, не задумываясь, на первое место поставит «пустые прилавки», явно проигрывавшие изобилию выбора между соевым и почти натуральным мясом в капиталистических супермаркетах.

Однако очевидно, что выбор выбору рознь. Советский рабочий или интеллигент, выбравший колбасу, вместо социализма, и рабочий, выбравший борьбу за коммунизм в 1917 году – это, как говорится, две большие разницы. А, значит, дело все-таки не в самом выборе как функции человеческого сознания, а в его правильности, в объективной верности принятого в результате выбора решения.

В буржуазной философии категория «выбор» связывается с категорией «свобода». Если «свободен», то имеешь «право выбора» и наоборот. Такое понимание основано на неверном понимании категории «свобода» во всех формах буржуазной, идеалистической философии. Свобода понимается как своего рода броуновское движение, как возможность хаотичного, ни от чего, якобы, не зависимого поведения. Источник такой свободы, якобы, «воля индивида», непонятно откуда взявшаяся. Не иначе как от божественного провидения.

Во всех формах идеализма сознание первично, а потому, к примеру, «свобода» сводится к определенному состоянию «духа». Материалистическая диалектика, наоборот, доказала, что человеческое сознание есть ни что иное, как подтверждаемое практикой всё более верное отображение объективной реальности.

Чем более это отображение верно, чем большее количество объективных законов человеком познано, тем человек свободнее от неожиданных сюрпризов. Именно в этом суть тезиса о свободе как осознанной необходимости. Чем более развито научное мировоззрение, тем меньшим рабом по отношению к объективной реальности является человек.

Очевидно, что, научное понимание свободы в корне опровергает идеалистический тезис об обусловленности свободы возможностью выбора. Ведь если объективная истина касательно того или иного явления известна, то вопрос о выборе вообще не встает. Ведь истина конкретна, а не двойственна. Выбор же предполагает наличие, как минимум, двух вариантов. Таким образом, познание объективной истины, в принципе снимает необходимость выбора.

И если перед человеком встает вопрос выбора, то это как раз означает, что объективная закономерность не познана, а потому он вынужден действовать наобум. Свободным его считать уж точно нельзя. Словосочетание «свобода выбора», таким образом, – это тавтология. Чем более свободен человек, тем, на самом деле, меньше необходимость выбора.

Соответственно, и возможность самостоятельно принимать решения тоже никак не является показателем свободы индивида. Ведь самостоятельно принятое, но при этом неправильное решение никакого счастья человеку не принесет. Регулярно самостоятельно голосующий на «выборах» за очередного представителя интересов эксплуататоров обыватель, по сути, ничем не отличается от раба, такого права не имевшего.

Именно поэтому коммунисты и говорят, что само право выбора, взятое абстрактно, не заслуживает ни малейшего уважения. Уважения заслуживает только ВЕРНЫЙ выбор, то есть способность человека сознательно принимать верное решение, отбрасывая все лишнее. И наша задача – бороться не за то, чтоб у пролетария было право выбора вариантов рыночной эксплуатации, а за то, чтоб помочь пролетариату вооружиться научным видением победоносных направлений своей борьбы, то есть, чтоб сама проблема выбора перед человеком в принципе не стояла.

Разглагольствуя о выборе, буржуазные идеологи, безусловно, о сущности данной категории предпочитают умалчивать, либо опошляя выбор до чисто вкусовых предпочтений, либо нагло обманывая обывателя насчет его перспектив в условиях капиталистического хозяйства. Ведь даже если брать чисто бытовой аспект выбора, так ли много его у большинства, то есть у наемных работников, пролетариев умственного и физического труда?

Капиталистическая система, кичащаяся «возможностью выбора», на деле, большинству выбора-то и не оставляет. Ведь, во-первых, место каждого в системе производственных отношений практически предопределено, а, во-вторых, выбор по вкусовым предпочтениям определяется толщиной кошелька.

Кроме того, любая толщина кошелька и без того мало развитого, узкоподготовленного в научном плане индивида предполагает необходимость выбора из массы лишь внешне отличающихся товаров.

Для начала, о первом. Это лишь довольно распространенный либеральный миф, будто при капитализме у человека «больше выбора», и, дескать, если «выбор» сделать правильно, то можно прыгнуть «из грязи в князи».

Однако эпоха первоначального накопления, когда такое было реально возможно, закончилась. А потому «выбор», собственно, для абсолютного большинства ограничивается тем, продавать ли свою рабсилу за объективно сложившуюся на рынке цену (то есть за зарплату), либо же не продавать и помирать с голоду или нищенствовать.

Не так давно в одной из соцсетей наткнулся на высказывание одного мелкого буржуйчика, доказывавшего, будто пролетарий остается пролетарием лишь потому, что «неспособен к риску». Словом риск следует обозначать такую ситуацию, когда субъект не может не действовать и, в то же время, у него нет даже минимально достаточной информации, а потому, никаких гарантий достижения успеха.

Остается полагаться лишь на запредельное напряжение умственных и физических сил и знаменитое русское, ставшее всемирным рыночным «авось». Так что, риск – это, по сути, слепой выбор при чрезвычайно высоких ставках. Благо, у пролетария в массе своей хватает ума, чтобы не лезть в подобные авантюры. Успех бизнеса просчитать не реально, а потому вкладывать в него все сэкономленные с зарплаты копейки в расчете лишь на возможную и ничем не гарантированную отдачу банально глупо.

Заканчивается большинство попыток «разбитым корытом». Зато те единицы, которым удалось пробиться в мелкие буржуа, благодаря, прежде всего, везению, очень часто, предусмотренного уголовным кодексом, непомерно раздувают щеки и хвастают «правильным выбором» и «готовностью рискнуть».

Да и нельзя сказать, что перед «счастливчиком», прорвавшимся в буржуа, открываются широкие перспективы «выбора». Ведь сам капиталист, несмотря на кажущуюся свободу принятия решений, вынужден лишь следовать объективным и юридическим законам капитализма, причем следовать слепо, не понимая их.

На самом деле, тот «выбор», который предоставляется человеку в капиталистических условиях, есть своего рода «ложный» выбор, предполагающий возможность предпочесть тот или иной уже созданный товар или услугу. Выбор при капитализме суть ассортимент. Ассортимент колбас, сыров, шмоток, зубных щеток и паст, обезболивающих лекарств на любой «вкус» возводится при капитализме в ранг некой высшей ценности. Причем именно КОЛИЧЕСТВО товаров для выбора объявляется показателем качества жизни.

На деле же качество это определяется качеством удовлетворения объективных, то есть научно обоснованных потребностей индивида. К примеру, не количество сортов колбасы имеет значение, а гарантированность такого питания, которое позволяет человеку сохранять здоровье наиболее продолжительный срок.

Тут, конечно, буржуазные идеологи завизжат: «А как же вкус?» Это еще одна их «священная корова». Дескать, каждый человек индивидуален, у каждого свой вкус, и, поскольку этих вкусов великое множество, то удовлетворены они могут быть лишь при наличии максимально широкого ассортимента, а таковой может обеспечить только капиталистическое хозяйство. Однако это полная ерунда. В чем преуспело капиталистическое хозяйство, так это в создании новых, отнюдь не являющихся объективными потребностей, в навязывании вкусов.

На данной проблеме стоит остановиться подробнее. Что есть вкус? Буржуазная философия рассматривает данную категорию в идеалистическом ключе, то есть как нечто заложенное свыше. Дескать, людям имманентно присущи разные вкусы и стремление эти вкусы развивать, потребляя как можно больше и как можно в более разнообразных формах.

Однако на самом деле вкус человека развивался, во-первых, по мере развития производительных сил, то есть человечество должно было достичь той ступени развития, когда количество производимых продуктов стало больше необходимого для пропитания уровня. Во-вторых, должно было произойти разделение общества на классы эксплуатируемых и эксплуататоров. В руках последних и сосредоточились эти излишки, а праздный, паразитический образ жизни как раз побуждал «экспериментировать» с созданием всевозможных новых вкусов развлечения ради.

В то время как для эксплуатируемого большинства еда, к примеру, по-прежнему оставалась лишь суммой калорий, необходимых для выживания организма. Вопрос о том, в какой форме потребить, не стоял в принципе. Минимально необходимый рацион потреблялся в той форме, которая была доступна. Что выросло на земле, что удалось поймать или собрать в лесу, то и потреблялось. Причем процедура приготовления тоже была незатейлива. Много дров – жарим, варим или запекаем. Проблема с дровами – сушим на солнце.

Если посмотреть на кулинарные традиции народов разных стран, то можно увидеть, что ассортимент блюд довольно узок, сами блюда довольно просты в приготовлении или же не требуют длительного участия человека и производятся исключительно из местных продуктов. И, наоборот, кулинарные традиции правящих классов во всех странах отличаются большим изыском, трудоемкостью, сложными вкусовыми гармониями вкуса.

На протяжении тысячелетий развитие вкуса было привилегией правящих классов, а в сознании простого люда закреплялась мысль, что разнообразное потребление есть высшее счастье. Возможность почувствовать максимально большее количество оттенков вкуса всегда считалось и считается своеобразным показателем принадлежности к имущему классу, этакой «буржуазности».

Однако развитый вкус никак не свидетельствует о качестве самого человека как существа общественного. И, более того, даже не является неким жизненно необходимым качеством, ведь изысканные сочетания продуктов вполне могут быть вредными для человеческого здоровья.

Однако пропаганда разнообразности вкусов, равно как и создание искусственных «потребностей», приносит буржуазии громадную прибыль. А потому в рекламу и маркетинг вкладываются огромные деньги, причем без оглядки на подчас объективную вредность пропагандируемого, без научного выяснения, полезен или вреден создаваемый товар или услуга.

Получается своеобразный замкнутый круг. Навязывание «вкусов» безграмотному обывателю, созданному капиталистической образовательной системой, затем производство громадного количества «барахла» «на выбор», а затем, собственно, стихийный «выбор» обывателем на основе «вкуса», который до этого тоже был навязан маркетологами и рекламистами ради извлечения прибыли капиталистом.

Такое положение дел, впрочем, ничуть не смущает буржуазных исследователей. Некоторые из них открыто говорят о «тирании выбора», правда, естественно, не ради выявления причин такого положения дел и не ради избавления человека от этой «тирании», а всего лишь… для разработки «рецептов» для капиталистов, как дальше и еще более эффективно вводить «потребителя» в заблуждение.

Так, к примеру, определенный интерес представляет книга некой Ренаты Салецл именно под таким названием – «Тирания выбора». Автор стоит на откровенно буржуазных позициях, и работа носит чисто описательный характер, однако, кое-что заслуживает внимание.

К примеру, интересны данные об увеличении ассортимента на американском рынке. Так, допустим, с конца 1970-х по конец 1990-х количество моделей автомобилей увеличилось со 140 до 260, ассортимент прохладительных напитков вырос с 20 до 87, молока – с 4 до 19, зубных паст только от одного производителя Colgate – с 2 до 17, зубных нитей – с 12 до 64, моделей кроссовок – с 5 до 285 1 .

Правда, разделяя позиции буржуазии, автор объясняет все неким «законом разделения», в силу, якобы, действия которого ассортимент имеет «свойство» расширяться. То есть причина явления погружается… в само явление. Увы, но подобная профанация научного подхода – черта практически всех буржуазных «исследователей».

На самом деле, у «взрыва ассортимента» причина вполне материальная – рост информационных мощностей, удешевление производства телевизоров, компьютеров, развитие мобильных технологий и прочих средств манипуляции массовым сознанием.

Накопление времени воздействия на человека информации, передаваемой посредством этих устройств, привело к тому, что именно эта информация оказывает решающее влияние на принятие решения о покупке. Расширение той же телевизионной аудитории предоставило капиталистам самые широкие возможности пропаганды таких свойств товара, которые не имеют отношения к его качеству. Иная форма щетинок на зубной щетке, «хрусткость» чипсов, увеличенное количество лезвий на бритвенном станке, иная, якобы, «более удобная» упаковка. Поток создаваемых пиарщиками образов товаров ежедневно и многократно льется с телеэкранов и плакатов на индивида.

И если на предыдущем этапе развития капитализма частные собственники конкурировали друг с другом на поле продуктов, то сейчас уже не столь важно обогнать конкурента по качеству товара. Главное – создать своему товару более узнаваемый образ, приписать товару некие, якобы, уникальные черты, которые, на самом деле, объективно, никакие потребительские качества товара не меняют и никакой большей пользы потребителю не приносят.

Вот что, к примеру, пишет автор об одном из методов продвижения товара – «дифференцировании»:

Отлично! Приклеил лейбл на банан, запустил рекламу – и он стал «бананом лучшего качества». Каждый ежедневно может наблюдать массу подобных примеров на телеэкранах. Оживленная кукуруза «Бондюэль», растворяющаяся шпулька от туалетной бумаги, говорящий сок или шоколадные орехи. Вершина «развода» – призыв попробовать одинаковые палочки «Твикс» и «почувствовать разницу».

И ведь клюет «потребитель» на подобные приманки, и ведь платит больше за банан с наклейкой, принося «находчивому» капиталисту прибыль. Правда вот об этой громадной и всепроникающей системе обмана людей автор предпочитает говорить как о данности, как о чем-то абсолютно естественном, явившемся проявлением «естественного хода вещей».

Но, на самом деле, мы имеем дело не с «тиранией выбора», а с тиранией предпринимателей, чья паразитическая, общественно бесполезная роль как раз еще более четко просматривается через эту циничную систему создания и «втюхивания» людям лживых преимуществ, которые имеют место лишь в бестолковых головах обывателя, и нигде более.

Вот и, спрашивается, о какой свободе человека и его выбора здесь может идти речь? Капиталистический обыватель в принципе лишен возможности сознательного, на науке основанного выбора, то есть выбора по-настоящему свободного (точнее, как было сказано выше, такого выбора, который выбором уже и не является).

За идеалами свободы выбора при капитализме скрывается свобода навязывания буржуазией обывателю потребностей и вкусов. В результате пред очи обывателя вываливается громадная куча всевозможного барахла из которой ему предлагается выбрать «по вкусу», то есть на основе не знаний, а веры в рекламу. Причем обыватель оболванен и в философском плане безграмотен настолько, что это свое право бездумно выбирать из барахла он для себя считает особо ценным. Выбрал разрекламированную ерунду, зато сам и «свободно».

Да даже если и не ерунду, а просто один товар с определенными функциями предпочел другому товару с точно такими же функциями, но в два раза дешевле, и руководствовался при этом соображениями «крутизны» «бренда». Это «свободный выбор»? И в чем эта «свобода»? В дозволении капиталисту облапошить себя как «последнего лоха» и заработать на этом? Впрочем, право быть лохом – это тоже неотъемлемое право капиталистического обывателя, принуждаемого к иррациональному и стихийному выбору.

Кстати, вот эта всячески поощряемая буржуазией абсолютизация своего Я, своего права на мнение, без оглядки на правильность этого мнения, то есть на его соответствие объективной истине, – и есть одно из главных препятствий для дальнейшего общественного развития.

Мне, конечно, могут возразить по поводу вкусов. Допустим, кто-то предпочитает кислое, кто-то сладкое, кому-то нравятся яблоки, кому-то груши, кому-то зеленый цвет, кому-то красный. Эти-то вкусы никак уж не буржуазией навязаны.

Действительно, не буржуазией.

Но, во-первых, многие вкусы являются не врожденными, не неким божественным образом у человека появившимися, а продиктованными объективной реальностью. Например, вкус к автодизайну не мог возникнуть раньше двигателя внутреннего сгорания.

Во-вторых, вкусы не являются никакой самоценностью, а могут и должны быть проанализированы научно.

Иначе, чем объяснить наличие такой диссертационно освоенной сферы как искусствоведение. Вкусы человека можно переделывать и формировать, только руководствуясь научным подходом.

В-третьих, эти наиболее устойчивые вкусовые предпочтения, по сравнению с тем, что нам навязывается, и составляют лишь малую часть.

Конечно, вполне возможно, найдутся критики, которые, зацепившись за мои рассуждения, возьмутся утверждать, будто коммунисты хотят стандартизировать вкусы, лишить людей разнообразия и права выбирать понравившиеся им товары. Наверняка, будут приводить в пример советский опыт, с дефицитом, «пустыми прилавками», нехваткой сортов колбасы, невозможностью найти «модную одежду».

Но здесь стоит отметить, что, во-первых, все подобные претензии носят откровенно мещанский характер. Ни один мещанин не даст вразумительного ответа на вопрос, почему сортов колбасы должно быть именно не 5, а 10-20. Ответ будет сводиться к тому, что «у людей должно быть право выбора, и у каждого свой вкус».

Ну, то есть, категория «вкус» у них опять упрется в боженьку. Во-вторых, задачей коммунистов является всемерное и целенаправленное развитие каждой человеческой личности. А удовлетворение растущих на основе развития производительных сил объективных потребностей граждан является условием такого развития.

Выяснять, что является объективной потребностью, а что нет, что полезно для человека, а что нет – это задача науки. Коммунисты выступают за удовлетворение данных потребностей в разнообразных формах, при условии, что эти формы объективно не идут в разрез с задачами сохранения физического и психологического здоровья каждого человека. Кроме того, коммунисты будут строить свою работу так, чтобы эти разнообразные формы были одинаково доступны каждому.

С определенными недостатками и просчетами, но такая линия реализовывалась в советские времена. Если кто помнит, советские кулинарные книги назывались книгами «о вкусной и здоровой пище», блюда для общественного питания разрабатывались именно на научной основе, уделялось внимание правильному сочетанию разных продуктов.

То же и с ассортиментом одежды. Советский человек имел возможность нормально одеваться и обуваться. Другое дело, что мещанские слои ориентировались на западную «моду», точно так же навязываемую извне. И вот эту свою невозможность одеваться в соответствии с буржуазной «модой» мещанская интеллигенция выставляла величайшим бедствием и выдавала за «невозможность нормально одеться». Причем не просто выдавала, а пропагандировала через кино, литературу и прочие виды искусства, навязывала свои взгляды большинству.

Результат известен. Мещанские мечты о богатом ассортименте полностью воплотились при капитализме. Правда, вместе с расширением ассортимента, упало его качество. Ведь частные собственники думают, прежде всего, о своей прибыли, а вкус потребителя очень легко обмануть. Если можно положить в колбасу сою, вместо мяса, положат не задумываясь.

А если положат только мясо, то и цена будет соответствующей. Ведь прибыль надо получить не меньшую, чем «коллега по цеху», который кладет сою. Рост ассортимента в капиталистических условиях обернулся «отчуждением» абсолютного большинства от качественных продуктов. В выборе ингредиентов производимого продукта капиталист всегда руководствуется, прежде всего, соображениями прибыли, а не качеством. Потребителю же приходится иметь дело уже с результатом выбора капиталиста, который уже выбрал то, из чего придется выбирать потребителю. Снова замкнутый круг.

Вообще, при коммунизме вопрос ассортимента решается принципиально по-другому. Во-первых, при помощи системы массового научного образования будет создан человек абсолютно нового типа. Это будет уже по-настоящему грамотный потребитель, а не тот о котором говорил министр образования Фурсенко.

Потребности человека коммунистического общества будут формироваться через призму научного сознания. Собственно, иных потребностей, кроме научно обоснованных, у него и не будет. Но разница вкусов людей никуда не исчезнет. Во-вторых, как раз вот эти разные вкусы людей, будут удовлетворяться не бездумным выпуском максимального разнообразия всего и вся, с последующим выкидыванием на помойку излишков, а в соответствии с принципами научной организации производства и потребления.

Если точнее, то такая система будет чем-то напоминать систему столов заказа, существовавшую в СССР, но на другом технологическом уровне. Уже сейчас есть техническая возможность заказа потребителем товаров, которые ему необходимы, заранее. Только при капитализме полноценному налаживанию работы производства от запроса потребителя мешает сам характер этого производства, погоня каждого частного собственника за прибылью, соображения которой побуждают как раз навязывать кучу ненужных потребностей.

Теперь о выборе в политической сфере буржуазного государства. Здесь правящий класс тоже предлагает обывателю руководствоваться исключительно соображениями вкуса. Только если при покупке колбасы такой выбор по вкусу может обернуться разве что отравлением, то вкусовые предпочтения в политике подчас оборачиваются неисчислимыми бедами для трудящихся масс.

Что представляет собой процедура «выборов», возведенная буржуазией в ранг наивысшего своего достижения? Сначала различные группы капиталистов выбирают тех, кто будет представлять их интересы, выделяют средства на ведение предвыборных кампаний, в ходе которых эти представители буржуазии состязаются друг с другом в оболванивании «электората».

Затем «электорату» предлагается «выбирать» из того, что уже было выбрано правящим классом. Причем этот липовый выбор из уже выбранного объявляется «гражданским долгом», показателем подлинной свободы индивида в принятии решения.

А в последнее время реакционными кругами империалистической буржуазии и ее пиар-специалистами так и вовсе разработана и опробована система смены неугодных режимов при помощи «цветных революций». Тут уже и вовсе воплощены принципы наиболее агрессивного маркетинга. В ход идут уже даже не, пусть и лживые, но все же политические и экономические программы, а набор громких и пустых лозунгов в духе «Украина цэ Европа!», воздействующих исключительно на эмоции обывателя.

К сожалению, полностью в буржуазном русле следуют многие из тех, кто называет себя «коммунистами». Не даром в оппортунистических кругах провозглашаемые «Прорывом» принципы научного централизма вызывают столь нервную реакцию. Дескать, «как это так, «прорывовцы» предлагают допускать к управлению обществом только избранных, хотят лишить пролетария права выбора».

Оппортунисты допускают серьезную методологическую ошибку. Говорить о выборе вообще – это все равно, что говорить о власти вообще. Выбор суть определенная функция, отношение, которое не может быть рассмотрено вне самого предмета выбора и без учета уровня развития выбирающего субъекта. Если уровень научности мировоззрения недостаточен, то и результатом выбора будет неверное решение.

Так что, единственное, за что должны выступать коммунисты, так это за максимально высокий уровень научного развития каждого члена коммунистической организации. Единственное, что дает право принимать решения, – это верное, научное отображение явлений объективной реальности. Право выбора не безусловно, как то утверждают оппортунисты, а обусловлено именно уровнем научного развития индивида.

Чем более развит человек, тем больше у него появляется прав. Право выбора между «докторской» и «любительской» и право выбора в деле общественного управления – это качественно разные вещи. А в капиталистических условиях требования к выбирающему субъекту выражаются в годах, денежных знаках – чем угодно, только не в способности мыслить научно.

Очевидно, что построение научно организованного общества требует принципиально иного подхода. Как было сказано выше, по мере коммунистического строительства вкусы человека будут приводиться в соответствие с научно обоснованными принципами здорового физиологического и психологического развития индивида.

Развитие производительных сил в условиях общественной собственности позволит планомерно удовлетворять постоянно растущие объективные потребности каждого члена общества. Рост научности общественного сознания и уничтожение неравенства постепенно приведет к уничтожению таких явлений как мода.

Ведь, к примеру, высокоразвитому в научном плане человеку нет никакой надобности приобретать десяток костюмов, если на то нет объективной необходимости. Научно организованное народное хозяйство обуславливает и научный характер потребностей индивидов и приводит к формированию новой морали, в соответствии с которой чрезмерное потребление считается отклонением, общественно порицаемым деянием.

Что касается участия человека в общественном управлении, то никакой уравниловки в духе «каждый человек имеет право выбирать» не будет. Мера реального влияния личности на общественные процессы будет определяться исключительно его уровнем научно-теоретической подготовки. А уж конкретные механизмы такого отбора будут определяться конкретно-историческими условиями, в которых будет строиться коммунизм.