В.Л. Авагян: Экономика национального социализма

Всем, кто верит в будущее – посвящаю…

…Начну с простых вещей, которые необходимо понять и осознать каждому, кто верит в будущее, кто считает, что российская и мировая история не могут и не имеют права закончиться сумерками ельцинизма.

Если я ловлю рыбу – какова оплата за мой труд? Тут ответить нетрудно: пойманная мной рыба и будет оплатой моего труда. Если у меня хватит совести, то я пойду и поставлю Богу свечку – за то, что помог мне с этой рыбой. Но Бог и без свечек мне рыбу вырастил. Я трудился – наградой за мой труд стал продукт в виде рыбы, пойманной мной.

Усложним задачу: если я ловил рыбу не один? Если кто-то наивный до меня её прикармливал хлебцами, а кто-то другой наивный готовил мне к рыбалке снасть? Какова их доля? Должен ли я поделить пойманную рыбу на три части, и тем самым признать, что прикормка, ловля рыбы и подготовка рыболовной снасти есть равный по стоимости труд? Или же я введу свои коэффициенты стоимости труда? Или же, что вполне вероятно, я скрою улов и поделю между помощниками малую часть улова? Откуда им знать, сколько я сегодня поймал? Они же работали вчера!

С развитием разделения труда и последующей когнитивной кассации труда усложняется и проблема раздела продукции, или, что то же самое в данном случае, – проблема раздела производственной прибыли. На каком-то этапе она становится ключевой для развития или деградации индустрии.

Неловко подобранное слово «эксплуатация» (т. е. в буквальном переводе – «использование») – беззубо и беспомощно. Пока мы живем в обществе, мы друг друга используем с неизбежностью, продавец меня – как покупателя, а я продавца – как продавца. Как с этим бороться – я не знаю. Тем более не понимаю – зачем?

Ведь понятно, что речь идет не о простом «использовании» человека человеком – не в том смысле, в котором говорят – «сданный в эксплуатацию лифт». Речь на самом деле идет о ШАНТАЖЕ человека человеком (подробно рассмотрено в марксизме), а также об аналогичном ШАНТАЖЕ предприятия предприятием, человека и предприятия – государством, нации – нацией и др. (случаи, в марксизме недостаточно подробно рассмотренные).

Производственный шантаж возникает там, где нет равных возможностей симметричного воздействия у двух оппонентов, нет экономического паритета контрагентов, нет того, что в «холодную войну» называлось «гарантиями взаимного уничтожения». Паритет же бывает в экономике очень редко. Это, скорее, исключение из правила, нежели правило. Естественно, каждый может навскидку припомнить несколько случаев, когда два контрагента позарез нужны именно ДРУГ ДРУГУ и взаимно друг без друга не могут.

Если это так, то государственному контролю действительно нечего делать в данной ситуации. Поверьте, экономические единицы, обладающие свободой воли относительно друг друга и равной заинтересованностью друг в друге, разберутся полюбовно и осуществят раздел конечной общей прибыли к обоюдно удовлетворительной справедливости.

Но перейдем от приятного исключения к неприятному правилу. ЧАСТО ЛИ мы видим взаимно равнозаинтересованных экономических контрагентов? Нет, не часто. Тот контрагент, который занимает более выгодную позицию в экономике, может начать шантажировать того, кто занимает менее выгодную позицию.

Если я держу в руках воздух, то догадайтесь, смогу ли я веревки вить из держателей воды и пищи? Они без меня уже начнут задыхаться и умирать, а я ещё даже и малейшего дискомфорта без их продукции не почувствую! Дело не в том, что вода и пища – ненужные вещи. Дело в том, что мне без их производителей можно обойтись дольше, чем их производителям без меня.

И вот я, держатель воздуха, уже начинаю наглеть. Я постоянно сокращаю объем воздуха, который даю им в обмен на все более возрастающие порции воды и пищи. Они работают все больше и впадают в крайнюю нищету, потому что вынуждены все отдавать в обмен за воздух. Я стремительно богатею и все больше бездельничаю, потому что даже самая минимальная порция воздуха, которую я вырабатываю на своем оборудовании за 5 минут, может обеспечить меня провизией на целую неделю…

В нарисованной мной схеме совершенно безразлично, являюсь ли я частным предпринимателем (буржуазией), государственным лицом или ещё кем-то. Равно как и шантажируемые мной люди – вовсе не обязательно пролетарии. Они могут быть пролетариями, а могут быть и сами буржуазией. Они вообще вольны быть кем угодно; важен не их социальный статус, а появившаяся у меня возможность шантажировать.

Шантаж экономически сильного игрока по отношению к экономически слабому бывает настолько глубок и обширен, что приводит к краху общества, к «разбеганию» социума по ячейкам индивидуального производственного одиночества.

Здесь действует формула «S = t + T – H», в которой большое «T» означает прирост производительности труда за счет производственной кооперации и социальной интеграции, а «H» – вычет экономических шантажистов. Понятно, что вместе делать продукт крупной серией ПРОИЗВОДИТЕЛЬНЕЕ во всех смыслах, чем в одиночестве и мелкой серией. Это и создало общество и государство (относительно государства можно добавить, что основной его продукт, коллективно вырабатываемый гражданским сообществом, – защита и безопасность). Но мы знаем массу исторических примеров, когда фактор «Н», который, по сути своей, безразмерен и может расширяться до бесконечности, поглощал всю дополнительную производительность коллективов с избытком.

8 млн людей в ельцинской России сбежали из государства (будем называть вещи своими именами) на фермерские участки, где в одиночку, вне всякой производственной кооперации, в режиме натурального крестьянского хозяйства стали себя кормить и содержать. Для этих людей перестало существовать переутомившее их государство, равно как и они перестали существовать для государства.

Естественно, производительность ручного и примитивного труда у ельцинских «фермеров поневоле» была очень низкой. Но государство так жестко обошлось с ними, что они предпочли эту низкую продуктивность всякой социальной интеграции.

По аналогичной причине «разбежались» государства майя и ацтеков в Мезоамерике. Майя строили каменные города, многие из которых были покинуты задолго до прихода европейцев. Жизнь в этих городах стала столь невыносима, что майя предпочли разбежаться по джунглям, где и сегодня живут и трудятся методами каменного века. Ацтеков европейцы застали на последней стадии изнеможения, ввиду чего войска Кортеса моментально пополнились десятками тысяч индейцев, целыми городами переходившими на его сторону в борьбе с императором Монтесумой. Родное государство стало для ацтеков страшнее любого чужеземного ига – парадокс, над которым сегодня неплохо бы подумать последователям Ельцина…

Если в формуле «S = t + T – H» отрицательный фактор «H» становится больше положительного фактора «T», экономика, как совокупность интегрированного совместного труда, и государство, как кожух, футляр этой экономики, рассыпается в труху. Невозможно и бессмысленно подчиняться государству, в котором получаешь меньше, чем получил бы, хозяйствуя один в тундре. Напомню в связи с этим феномен «затундренных крестьян» в царской России – крестьян, бежавших от невыносимого шантажа и вымогательства властей в тундру и переходивших к образу жизни догосударственных аборигенов. Напомню и о феномене 1917 года, когда – под влиянием очень многих факторов – государство рассыпалось, рухнуло (кстати, вне и помимо большевиков, под собственной тяжестью) и на просторах империи образовались бесчисленные гнойники самой бесшабашной анархии и самозванства.

Однако это крайние случаи регрессивного перехода от интеграции к дезинтеграции под давлением экономического шантажа. Люди переходят от индивидуального к совместному труду, чтобы увеличить выработку и качество продукта. Однако это таит в себе огромной величины подводный камень: продуктов стало больше, они лучше прежних, однако сколько кому теперь здесь, в этой общей куче принадлежит?!

На этой точке трагедии начинаются. В высокотехнологичной экономике конечный продукт складывается из деталей, которые сами по себе бессмысленны и ничего сами по себе не стоят. Мы собрали машину и продали её. Один принес чертеж, другой винтик, третий гаечку, четвертый скобу, пятый – зажим… Какова цена гаечки? Если она составляет 1/100 от веса машины, то, может быть, она стоит 1/100 от прибыли? Но ведь и ежу понятно, что в таких вопросах весом не определишь ничего… Или, может быть, считать в человеко-часах труда?

Тоже нелепость. Допустим, человек делал гаечку долго – по неопытности. А другой сделал винтик в десять раз быстрее – рука набита. Неужели лентяй и неумеха, убивший столько времени на гаечку, должен получить в 10 раз больше прибыли, чем производитель винтика?

С какой стороны ни подойди к разделу прибыли от продажи высокотехнологической продукции – никак нельзя получить объективных критериев дележки прибыли. И поровну всем будет несправедливо, и не поровну – не поймешь как…

Между тем вопрос раздела продукции – далеко не только морально-этический. С точки зрения технологической неправильным разделом прибылей будет любой, при котором происходит деградация производства. А она происходит вовсе не только от того, что обделенные люди обиделись…

Бог с ней, их обидой! Обделенный прибылями производственный участок выступает невольным застрельщиком, закоперщиком некроза техноткани. А в одной из прошлых статей я доказывал, что техноткань едина, неделима и является общим достоянием. Потому и некроз её в любом участке касается не только этого «попавшего» участка, но и всего общества.

Давайте рассмотрим, что происходит в обделенном техноучастке производства с точки зрения техномики. Недополучив прибыль, он встает на путь антиселекции. Он – прокаженный в мире профессий. От него бегут, как от чумы, все сколько-нибудь достойные люди, а сволачиваются туда только те, кто больше нигде и никому не пригодился. Происходит порча человеческого материала – люди объективно все менее профпригодны (какой тут отбор – хоть кого-нибудь бы заманить!), от этого участок работает все хуже и хуже. И это начинают ощущать соседние участки, которым сперва было очень весело глядеть, как их собрат впал в нищету, оттого что они вместе со своими денежками прихватили и его денежки…

Технический парк оборудования ветшает. Старое не на что чинить. Его не удается полноценно эксплуатировать. Новое, если и покупают, то самое дешевое – сиречь, худшее. Коллектив низкопробный, оборудование низкопробное, помещения и географическое расположение низкопробные – нетрудно понять, чем это пахнет.

Начинается паралич технопроцесса в целом. Из-за плохих комплектующих с обделенного участка получается плохой конечная продукция. Невесело уже всем!

Может ли рынок отрегулировать этот процесс? Нет, в высокотехнологичном обществе не может. Есть два рыночных средства воздействовать на обидчика. Первый – перестать отгружать ему продукцию по предлагаемой им смехотворной цене. Второй – бросить производить эту дешевку и заняться чем-то более прибыльным.

Если я крестьянин, то я им, обидчикам-то, покажу кузькину мать! Копейку за горчицу?! Тогда я вам, сволочи, во-первых, никакой горчицы не продам – кушайте без приправ, а я склады завалю. А во-вторых, ещё и сеять на будущий год этой горчицы не буду – живите вообще без неё, раз такие жмоты!

Но это логика самоценного производителя самоценной продукции. В обществе высоких технологий такой фокус не пройдет. Если за тебя взялся умелый шантажист, то ты продашь ему продукцию за любую цену, потому что тебе кушать надо, а кормит тебя шантажист. И перейти с одного вида деятельности на другой… Как вы себе это представляете, если человек лет двадцать убил на освоение сверхсложной профессии очень узкого профиля? На кого и как ему переучиваться?! Это вам не горчицу пересеять, не пшеницу на рожь поменять…

Совершенно очевидно, что в мире индустрии, тем более сложной и интегрированной, рынок только наломает дров, а нарубить их не сумеет. Но не только рынок. Плановая экономика тоже не предложит автоматически выход. Ведь очевидно, что речь идет о строгой ОБЪЕКТИВНОЙ закономерности, соблюдение которой приводит к развитию, а несоблюдение – к деградации. А плановая экономика – дело произвольное, запланировать можно так, а можно и эдак, и один вид планирования приведет к развитию, а другой – к деградации. Существует только одна (причем в каждом отдельном случае своя) верная, восходящая конфигурация раздела прибыли и бесконечное множество неверных, нисходящих, ведущих к дегенерации социума иных конфигураций.

Рынок вообще развязывает шантажисту руки, держатель «узких мест» товарооборота получает тут все козыри. С него снимается даже моральная ответственность: ведь не я тебя обделил, мужик, а такова воля рынка…

Марксизм говорил об эксплуатации человека человеком. Описывалась ситуация, когда запасливый буржуй может веревки вить из голодного пролетария, готового продать свой труд сколь угодно дешево – лишь бы усмирить муки голода в животе. А возможна ли обратная ситуация, когда обнаглевший и запасливый пролетариат веревки вьет из предприятия?

Естественно, да. Вспомните советских шахтеров-забастовщиков, буквально взорвавших советское государство (а вместе с ним и свою собственную жизнь), в котором они находились в особо привилегированном положении. Тут не буржуй шантажировал наемных работников, а наемные работники шантажировали «коллективного буржуя» – свое государство. И другие примеры в укор марксизму: а разве нация не может прижать шантажом другую нацию? Разве профессия не может прижать шантажом другую профессию?

Учитывая нищету сегодняшних колхозников и самодовольство современных дантистов, можно предположить, что дантисты выступают эксплуататорами колхозников. Однако для понимания этого факта нам придется выйти из классического марксизма. Как это дантист может эксплуатировать колхозника? А вот так: дантист, используя свое довольно редкое пока ещё образование и невыносимость зубной боли, путем шантажа пациентов взимает с них очень высокую оплату за свой труд. А у колхозника в силу ряда причин нет возможности взимать за свой труд такую же оплату. В итоге потребитель переплачивает дантисту и недоплачивает колхознику. Все по законам рынка. А в итоге сельское хозяйство в заднице…

Для развития техносферы в целом, для развития технической цивилизации необходимо изыскание в каждом отдельном случае такой формулы раздела конечной прибыли, при котором не происходила бы антиселекция ни в одной из ячеек техноткани. Только в этом случае будет происходить равномерное развитие всех автономных участков производства и, соответственно, устойчивый рост и развитие всей цивилизации.

Сам по себе общий экономический рост ни о чем не говорит. Он может быть вызван, как рост температуры у пациента, лихорадкой, гнилостно-бродильными процессами и общим заражением крови. Экономический рост у всех вместе, в масштабах государства, обязан сочетаться с экономическим ростом у каждого в отдельности, по автономным участкам единой техноткани. Только в этом случае смелые инновационные начинания смогут обрести надежную базу качественных комплектующих, подготовленных кадров и довольных жизнью, работающих с опережением энтузиастов.

***