Ювенальная юстиция в Норвегии

Многие люди, в том числе ведущие норвежские специалисты утверждают, что часто работники социальных служб слишком быстро изолируют детей от родителей, без достаточных оснований, особенно если речь идёт о семьях иммигрантов.
Привычный ход жизни Рут и Мариуса был нарушен в ноябре прошлого года, когда однажды, в понедельник, к их дому, расположенному на ферме в удалённой провинции, внезапно подъехали две чёрные машины.
Трое детей — мальчики пяти и двух лет от роду, а с ними и самый младший, трёхмесячный младенец, — в этот момент находились в большой светлой гостиной, окна которой выходят на фьорд.
Рут, как обычно, ждала школьный автобус, который должен был привезти домой их старших дочерей, восьми и десяти лет.

Но в тот понедельник он так и не пришёл. Вместо него Рут увидела два незнакомых автомобиля. Один проехал по дороге мимо, другой свернул на гравийку прямо к ферме, и в дверь дома постучала женщина из местных органов опеки.
Она сообщила, что Рут вызывают на допрос в полицию. А ещё — что вторая машина увезла её дочерей в приют и теперь Рут должна отдать ей и двух старших сыновей, которые отправятся туда же.

На следующий день чёрные машины появились снова. Супруги обрадовались, решив, что вчера произошла какая-то чудовищная ошибка, а теперь их детей привезли им обратно.
Они ошибались. Из машин вышли четверо полицейских, которые забрали последнего ребёнка, трёхмесячного младенца.

Публикация подробностей этой истории привела к волне протестных выступлений по всему миру.
Тысячи людей вышли на демонстрации в поддержку Мариуса и Рут в десятках городов, на четырёх континентах. Участники акций протеста обвиняли норвежскую систему органов опеки (Barnevernet) в похищении детей — не только из этой семьи, но и во многих других подобных случаях.

Однако история Мариуса и Рут не так проста, как представляется многим демонстрантам.

Родителей подозревают в применении к детям телесных наказаний, а это в Норвегии категорически запрещено законом.

Рут, работающая детской медсестрой, чьи предки жили тут на протяжении нескольких поколений, и Мариус, компьютерщик из Румынии, рассказывая о произошедшем, с трудом сдерживают слёзы.

Рут признаёт, что иногда шлёпала детей, но тут же уточняет: "Не каждый раз, когда они что-то натворили, а так, иногда".
"Когда их осматривали врачи, на них не нашли никаких следов от избиений, ничего такого — они были в порядке, в полном порядке, — рассказывает она. — Но норвежский закон суров, там чётко, в мельчайших деталях прописано, что любое физическое воздействие запрещено, а мы понятия не имели, что он настолько строг".

Однако сторонники супружеской пары обеспокоены не только и не столько тем, как у Мариуса и Рут забрали детей, сколько тем, как события разворачивались дальше.

Детей временно распределили в три приёмные семьи: отдельно мальчиков, отдельно девочек, отдельно младенца. На то, чтобы объехать всех детей и пообщаться с ними, — конечно же, под строгим надзором органов опеки, — у Мариуса и Рут уходит восемь часов.

По словам родителей, изначально сотрудники соцслужб обещали им провести встречу, вскоре после того злополучного понедельника, и обсудить условия, на которых им вернут детей. Однако встреча состоялась значительно позже, и цели у неё были совершенно другие.

"К тому времени мы уже обратились к помощи семейного психолога, чтобы быть готовыми исправить любые возможные ошибки, — рассказывает Мариус. — Но на той встрече на наш план даже не захотели смотреть. Собственно, нам заявили, что встречу проводят только для того, чтобы сообщить нам о подаче иска для разлучения нас с детьми уже на постоянной основе".

Кампания в поддержку супружеской четы особенно сильна на родине Мариуса, в Румынии, а также в евангелических общинах по всему миру, поскольку и он, и его жена — протестанты-пятидесятники.

Многие сторонники Мариуса и Рут уверены, что те стали жертвами дискриминации по религиозному и национальному признаку.

Аналогичные масштабные акции протеста проводились и по поводу других семей иммигрантов, из которых норвежские власти насильно забирали детей.

Один случай, в котором была замешана чешская семья, даже привёл к крупному дипломатическому скандалу между Чехией и Норвегией. Чешский президент Милош Земан сравнил действия норвежских органов опеки с поведением нацистов — представители министерства Норвегии по делам детей назвали его слова полным абсурдом, который даже не заслуживает комментариев.

Однако участники акций протеста обращают внимание и на случаи, когда детей изымают и из полностью норвежских семей, без каких-либо адекватных обоснований или попыток найти альтернативное решение проблемы.

170 ведущих норвежских специалистов по защите прав детей — адвокаты, психологи, соцработники — написали открытое письмо министру по делам детей, а котором Barnevernet описывается как "не справляющаяся со своими обязанностями организация, совершающая очень серьёзные ошибки с далеко идущими последствиями".

Один из авторов письма, психолог Эйнар Салвесен, говорит об органах опеки так: "Там очень не хватает того, что я бы назвал человеческим фактором. Недостаёт эмпатии, сочувствия, которое создавало бы атмосферу, располагающую к тому, чтобы люди чему-то учились… Это больше похоже на полицейские рейды: первым делом мы должны разобраться, что с вами не так".

Норвегия традиционно гордится огромными ресурсами, которые страна выделяет для защиты прав детей. В 1981 году она стала первой страной в мире, где была введена должность детского омбудсмена — независимого чиновника, отвечающего за соблюдение прав ребёнка. С тех эту практику переняли все страны Евросоюза и многие государства за пределами ЕС. Сотрудники системы органов опеки Barnevernet подчёркивают, что в подавляющем большинстве случаев при подозрении на какие-то нарушения в семье родителей не разлучают с детьми. Наоборот, специалисты социальных служб работают со взрослыми, чтобы сохранить семью.

Однако число детей и подростков, помещённых в Норвегии под опеку, выросло с 2008 по 2013 год в полтора раза. Частично это можно объяснить реакцией на громкую трагедию 2005 года, когда восьмилетний мальчик по имени Кристоффер был до смерти избит своим отчимом. Сейчас в большинстве рассматриваемых дел нет ни слова о насилии со стороны родителей, алкоголизме или наркотической зависимости. Теперь самая распространённая причина помещения детей под опеку — просто "недостаток родительских навыков". Именно так, в двух словах, объяснили причину сотрудники Barnevernet молодому норвежцу Эрику и его жене-китаянке, забирая у них под опеку четырёхмесячную малышку в Бергене.

На сделанных родителями домашних видеозаписях видно, как девочка лежит в кроватке, явно реагируя на окружающее и отвечая на родительскую заботу. Однако сотрудники Barnevernet заявили: тот факт, что малышка не смотрит в глаза, и ряд других факторов указывают на то, что у неё серьёзные психологические проблемы. По словам работников соцслужб, родители не были в состоянии удовлетворить эмоциональные потребности девочки — частично из-за того, что её мать "депрессивна", а Эрик, как выразился один из сотрудников опеки, "умственно недоразвит". При этом у самого Эрика никогда в жизни не диагностировали никаких отклонений, — разве что однажды в детстве отметили небольшой недостаток кратковременной памяти. А саму малышку соцслужбы никогда не обследовали в клинических условиях, чтобы установить, действительно ли у неё имеются какие-либо нарушения и, если так, есть ли в этом хоть какая-то вина родителей.
Буквально за несколько дней до того, как органы опеки начали срочное расследование в отношении этой семьи, девочку осмотрел местный врач и не нашёл никаких отклонений в её развитии. Однако об этом даже не было упомянуто на судебном слушании, где было утверждено решение забрать малышку под опеку. Более того, по словам дедушки девочки Ингве, семье вообще не дали представить в суде никаких доказательств в свою защиту, чтобы попытаться её вернуть.

"Мы подготовили огромный отчёт о сильных и слабых сторонах моего сына с точки зрения психологии, но его не упомянули ни одним словом, — рассказывает он. — Они просто закрывают глаза и говорят, что могут полагаться только на свидетельские показания и заключения людей, работающих на органы опеки".

Вот уже на протяжении нескольких лет Ингве, возглавляющий в Бергене норвежский государственный архив, безуспешно пытается убедить местные власти и отдать внучку под опеку ему и его жене Бенте, профессиональному фотографу. В прошлом типичный представитель норвежской элиты — на свою должность Ингве был назначен лично королём Норвегии, — теперь он выступает с жёсткой критикой в адрес норвежской системы соцзащиты и охраны прав детей.
"Я жил в полной уверенности, что в Норвегии лучшая в мире система защиты прав ребёнка, — об этом неустанно твердит ООН, — и вдруг я обнаружил, что это не так", — говорит он.
"Сначала я решил, что наш случай — один на миллион. Такого безумия просто больше не может быть. Но потом, после того как я выступил в связи с этим делом по телевизору, со мной стали связываться другие люди, много людей, которые рассказали мне свои истории, даже похлеще нашей", — продолжает Ингве.
"Я высокопоставленный госслужащий и по идее должен защищать норвежское государство, и обычно я его защищаю, но тут что-то явно не то", — заключает он.
Ингве полагает, что поначалу его внучка привлекла внимание социальных служб потому, что с самого рождения за ней частично ухаживала бабушка-китаянка, давая возможность матери ребёнка отдохнуть. Это весьма распространённая практика в Китае, но довольно необычная для Норвегии, и Ингве считает, что это вызвало подозрение со стороны органов опеки.
"Думаю, дело тут в непонимании и невосприятии норвежцами других культур, — говорит он. — У сотрудников Barnevernet собственные представления о норме".
Когда расследованием этой истории занялись норвежские СМИ, один из журналистов подсчитал, что из семей, в которых мать приехала в Норвегию из-за рубежа, детей забирают в четыре раза чаще, чем у коренных норвежцев.
Однако прямых доказательств того, что культурные различия сыграли какую-либо роль в историях с внучкой Ингве или детьми Мариуса и Рут, нет, а норвежские власти категорически отвергают возможность подобной дискриминации.

Заместитель министра по делам детей и вопросам равенства Кай-Мортен Тернинг говорит, что не понимает, почему по всему миру проводятся акции протеста против его страны.
"У нас не так много детей находится под альтернативной опекой, по сравнению, скажем, с другими странами Северной Европы", — говорит он.
По его словам, после упомянутого выше открытого письма, подписанного 170 специалистами по работе с детьми, в министерстве решили устроить "широкий пересмотр политики социальной защиты детей, чтобы выявить недостатки и принять на вооружение передовой опыт".
"Мы должны учиться приходить на помощь семьям на более ранних этапах, оказывать им поддержку, потому что задача соцзащиты детей — это именно помощь, и в основном наши сотрудники занимаются как раз тем, что помогают людям стать лучшими родителями", — поясняет Тернинг.
Он не может комментировать историю Мариуса и Рут — как и любой другой индивидуальный случай, — но на вопрос, действительно ли лёгкие телесные наказания могут послужить достаточной причиной для того, чтобы забрать ребёнка в приют, он отвечает: "У нас есть различные программы для родителей, где их учат обходиться без телесных наказаний… Но родители должны знать законодательство Норвегии и подчиняться ему на территории нашей страны, независимо от своего происхождения".

Через четыре с лишним месяца, за которые Рут уже привыкла дважды в неделю сцеживать грудное молоко в бутылочку, чтобы отвезти её своему младшему сыну — два часа езды в одну сторону, — на прошлой неделе мальчика ей внезапно вернули. Однако они не ждут со стороны властей никаких дальнейших действий по поводу остальных четырёх детей — во всяком случае, не раньше, чем пройдёт судебное слушание, намеченное на конец мая.
"Мы хотели бы объяснить детям ситуацию, — говорит Рут, собираясь на очередную встречу под бдительным оком сотрудников соцзащиты, — но мы не можем, потому что нам запрещено обсуждать с ними наше дело".
"Они даже не знают, с каким трудом мы скрываем наши чувства, — добавляет она. — Потому что на встречах со старшими детьми нам говорят ни в коем случае не показывать грусти, так как это может их расстроить. Поэтому нам приходится сдерживать слёзы — по крайней мере, до тех пор, пока их не выведут за дверь…"