Малоизвестная страница истории: Русские эскадры в Сирии

http://www.e-reading.club/illustrations/1030/1030667-i_061.jpgКогда писалась эта книга, в 1846 году, автор в изложении действий нашего флота у сирийских берегов никаких других источников не имел, кроме книги Вольнея, арабской современной летописи, хранившейся в семействе Бустрос в Бейруте, ливанской хроники Шихабов и изустных преданий в Бейруте и на Ливане.

Автор располагал по возвращении в Россию обратиться с просьбою в адмиралтейство для отыскания официальных документов в архивах о действиях нашего флота в Средиземном море в семидесятых годах.

Между тем в 1849 году было издано весьма подробное и отчетливое описание той знаменитой кампании, составленное из официальных и частных документов, хранящихся в архивах морского министерства.

Этот весьма любопытный рассказ помещен в VII томе Записок Гидрографического департамента морского министерства, издаваемых с высочайшего разрешения (1849 г.).

В дополнение рассказа нашего выписываем здесь те подробности, кои, собственно, относятся до действий флота нашего у сирийского берега; а предварительно заметим, что в эту пору (в начале 1772 года), полтора года спустя после Чесменской битвы, главная армия наша под начальством графа Румянцева удерживала за собою левый берег Дуная и временно вторглась на правый берег; вторая армия под начальством князя Долгорукова занимала весь Крым, а флот, усиленный отрядами и судами, последовательно высланными из Балтического моря, имел главную квартиру на острове Парос в Архипелаге, порою блокировал Дарданеллы и делал смелые и удачные экспедиции в разные точки европейского и азиатского берега Турции и на те из островов, где турки удерживались еще в своих крепостях.

Турки стали договариваться о мире, но до мира было еще далеко. Предлагаем самые выписки из упомянутого описания относительно действий наших отрядов у сирийского берега.

Генерал-адъютант Ризо занимал свою станцию у Негрепонта до половины апреля. Тогда присоединился к нему лейтенант Псаро с шебекою «Греция» и одною полугалерою, и вся эта флотилия послана к берегам Сирии. Это была первая посылка к тем берегам, после повторявшаяся много раз, и всегда чрезвычайно удачно.

Подходя к Кайфе, Ризо был встречен посланным от египетского паши Али-бея^[327], с просьбою зайти к нему, что и исполнил. Али-бей, тогда разбитый турками, стоял здесь с 8000 войска и был в крайнем положении: 30 000 турецких и союзных им войск держали в осаде Сидон и ежеминутно угрожали разбить остатки египетской армии.

По просьбе Али-бея Ризо отрядил к Сидону три поляки, командуемые греками Стефанополи, Калига и Вальзамати, которым поручено: выгнать из-под крепости стоявшие там одиннадцать судов, с десантом и артиллериею, и потом стрелять по турецкому лагерю. Али-бей обещал в то же время напасть на турков с сухого пути. Так и сделали: поляки прогнали суда из-под крепости, а одно, ставшее на мель, зажгли и стали стрелять по лагерю; турки смутились; Али-бей ударил по них, и они побежали, потеряв до 10 000 (?) своего войска.

По окончании этого дела наши поляки пошли к Бейруту, в надежде сыскать ушедшие из-под Сидона суда. Они нашли их там; но только что приблизились, чтобы атаковать, как с крепости открыли сильный огонь и заставили удалиться.

Между тем Ризо и Псаро, с особенною почестью принимаемые Али-беем, получили от него богатые шубы, запаслись в Сидоне провизией и соединились с поляками. По соединении всей эскадры положили атаковать Бейрут и отмстить за учиненное сопротивление.

После нескольких выстрелов с наших судов из крепости выслали парламентера, и Ризо потребовал годовую контрибуцию, платимую городом султану, дав двадцать четыре часа срока. По миновании этого срока, так как ответа никакого не было, снова открыли пальбу и на другой день выслали десант из 500 албанцев. Осажденные сделали вылазку, но были отбиты; их форштат и все стоявшие у крепости суда сожжены. У нас убито 4, ранено 26.

К ночи взяли десант обратно, а на рассвете крепость сдалась. Жители согласились на требуемую контрибуцию и дали обещание: впредь «всякому российскому судну чинить послушание и в нужде вспоможение». 19 июля эскадра Ризо возвратилась в порт Аузу (на острове Парос), овладев на пути еще двумя купеческими судами.

Еще 15 мая в главной армии графа Румянцева было заключено перемирие с турками. Слухи об этом стали приходить на флот с начала июня; 18 получено официальное известие от графа Румянцева, а 20 июля заключено и здесь перемирие.

9 марта (1773 г.) кончилось перемирие, и главная армия Румянцева стала готовиться к переходу на правый берег Дуная… 18 апреля главнокомандующий граф А. Г. Орлов и контр-адмирал Грейг уехали в Ливорно на корабль «Победа»; начальство над флотом принял адмирал Спиридонов.

Граф Орлов на походе в Ливорно отрядил к берегам Сирии сопровождавшую его эскадру мелких судов, два фрегата «Св. Николай» и «Слава», одну шебеку «Забияка» и четыре полугалеры, под начальством майора графа Ивана Войновича.

Почти в то же время Спиридонов получил просьбу от Али-бея о помощи против турок и послал к тем же берегам другую эскадру из двух фрегатов, пяти поляк и двух полугалер, под командою капитана Кожухова…

В начале мая граф Войнович подошел к Кипру и разослал крейсеров к берегам Египта и Сирии; потом крейсеровал по северную сторону Кипра и наконец, видя, что здесь уже все жители встревожены и на добычу остается немного надежд, пошел к берегам Сирии. 12 июня он стал на якорь у Сура, куда собрались и другие суда эскадры, порядочно обогатившиеся призами.

Здесь находился еще фрегат «Накция», пришедший по следующим обстоятельствам: состоя в отряде фон Дезина, он был послан к о. Родосу; на пути погнался за одним неприятельским судном, догнать не мог, а между тем далеко подался к югу и для возвращения имел свежий противный ветер. Поэтому — или просто в видах корсарства — он пошел к Дамиэте, а оттуда к берегам Сирии, в Яффу и, наконец, в Сур, захватив на пути несколько призов.

Али-бея уже не было (он убит незадолго пред этим). Его преемник в Сирии Дагер-Омар помирился с друзскими князьями, доселе державшими сторону турок, и теперь просил Войновича (чрез сидонского правителя) помочь друзам овладеть Бейрутом. Бейрут принадлежал друзскому князю Иосифу Шехаби (Шихабу); но когда он отделился от султана, губернатор этого города Ахмет-бей-Эль-Джаззар не захотел повиноваться и, соединясь с пашами дамасским, алеппским и триполийским, стал воевать против Шехаби.

Войнович согласился помочь друзам и тотчас же послал для блокады Бейрута шебеку и галеру; а между тем вел переговоры об окончательных условиях.

15 июня пришел в Акру (Акку) капитан Кожухов, с эскадрою из двух фрегатов «Надежда» и «Св. Павел», пяти поляк и двух полугалер. Он принял главную команду, и 25 числа того же месяца обе эскадры, также и фрегат «Накция» пришли в бейрутский рейд. Всего теперь было здесь пять фрегатов, четыре поляки, одна шебека и шесть полугалер, а именно:

Полугалеры, числом шесть, были командуемы тоже греками.

Переговоры с друзами тянулись до 17 июля. Тогда они подписали условия, которыми обязывались: признавать над собою покровительство России; воевать с турками, доколе мы будем воевать с ними; отрядить к Бейруту пять или шесть тысяч войска, которому действовать совокупно с нашим; нашему войску на штурм не ходить, чтобы, по сходству союзников с неприятелями, не сделать замешательства; «а для возмездия российским войскам за обыкновенный грабеж, которого в оном случае им делать запрещается, князья и начальники друзские обязываются заплатить в руки господина командующего российского триста тысяч пиастров».

Сверх того нам отдавались суда, стоявшие у города, все мелкое оружие, как-то: ружья, пистолеты, сабли, ножи, также барабаны, флаги и все другие воинские трофеи, какие будут найдены в городе.

19 июля Войнович взял атаманов, а 23 свезли десант в числе 787 человек регулярных и нерегулярных; последние под начальством майора Дуси и поручика Ивана Войновича, а первые под командою подпоручика Баумгартена^[328].

В то же время все фрегаты, шебеки и одна поляка «Св. Екатерина» приблизились к городу и открыли пальбу. Неприятель отстреливался и делал вылазки против десанта. Десант расположился на северо-западную сторону города; там поставил батарею о двух 12-фунтовых пушках и к 28 июля пробили брешь, достаточную для прохода фронтом 60 человек.

Дали знать об этом друзам, стоявшим в отдалении; но они требовали, чтобы мы сделали еще другую брешь. Тогда поставили новую батарею о двух 6-фунтовых пушках, и к 31 числу пробили другую брешь, почти такой же величины, как и первая, а первая между тем была увеличена.

Опять предложили друзам идти на штурм; но они опять отказались. Кожухов уже соглашался в противность условиям — чтобы впереди шли наши войска, а друзы только б не отставали; но они и от этого отказались.

На другой день приехал к нам князь Иосиф Шехаби и объявил, что он в плачевном состоянии: войска не повинуются, и большая их часть уже разбежалась. Теперь у него было 1400 человек; но спустя четыре дня осталось только 400, и тогда он совершенно отказался вспомоществовать штурму, предложил, чтобы наши войска переехали на суда и ожидали подкрепления от Дагер-Омара, из Акры, а сам пошел в горы и обещал запереть неприятеля с той стороны.

5 августа десант был перевезен, и эскадра оттянулась от крепости. Во все это время в десанте убито 10 человек, в том числе поручик Войнович, и ранено 55, в числе которых 4 офицера. На фрегате «Надежда» убито 2 матроса, ранены лейтенант Кадников и прапорщик Савенков, которые вскоре умерли, и нижних чинов 10 человек.

Между тем в городе открылся недостаток в провизии, и комендант стал переговариваться о сдаче: он не хотел отдавать город друзам, но обещал действовать против турок, союзно с Дагер-Омаром. На это не согласились. 18 и 24 снова свезли десант, уже на северо-восточную сторону города, где и укрепились. Неприятель делал иногда сильные вылазки, но был отбиваем.

4 сентября комендант прислал просить освобождения одиннадцати пленных женщин: ему отвечали, что прежде надобно говорить о сдаче города, а уж потом о женщинах. Он просил объяснить наши мысли; ему объявили, что «наши мысли — получить город». Снова начались переговоры.

16 опять сделана сильная вылазка из города, но после пятичасовой упорной битвы неприятель был прогнан. Комендант в тот же день просил извинения за сделанную вылазку, уверяя, что он не давал на это приказа; ему отвечали, что «все это делу не мешает».

Дело о сдаче города подходило к концу: друзы, соединясь с Дагер-Омаром — доселе занятым своими войнами, — разбили алеппского пашу, шедшего на помощь Бейруту, и собрались осадить этот город. Джаззар-бей поехал на нашей полугалере в Сидон, где находился Дагер-Омар, друзские князья и наш поверенный граф И. Войнович. Там условились о сдаче города и 27 сентября подписали капитуляцию; город сдан друзам, а войско поступило к Дагер-Омару^[329].

Поэтому мы не воспользовались обещанными «трофеями» и получили только две полугалеры о 8 и 9 пушках и около 1000 ядер. 14 пушек, 9 фальконетов, 1 мортира и немного снарядов, найденных в городе, оставлены настоящему владельцу. Жителей было 3000; гарнизона выведено 1200; 800 считали убитыми.

На другой день мы заняли крепость и потом передали ее друзам. Во все время осады на судах и в десанте мы имели 34 убитыми и 96 ранеными.

Теперь оставалось получить с друзов следуемые по условию за вспомоществование 300 000 пиастров. Выплачивание шло медленно: по 31 декабря мы получили 250 000, а остальные 50 000 отсрочили до будущего года. Всю полученную сумму Кожухов разделил командам, согласно морскому Уставу^[330]. 8 января 1774 года обе эскадры снялись отсюда, а в начале февраля пришли ко флоту.

В порывах благодарности за возвращение города друзский князь Иосиф Шехаби изъявил желание вступить в наше подданство.

В письме графу Орлову (1 января 1774 года) он говорит, что еще с детства имел это желание; что и он, и его предки всегда покровительствовали христиан; что он был привлечен ко двору оттоманскому многими политическими причинами и только искал случая отложиться; что теперь «кажется, сам Господь, непостижимым своим Провидением, привел русских для выполнения этих замыслов и что отныне полагаю всю надежду на помощь Божию, силу и власть Креста Христова, который ношу на груди моей, как многие из ваших офицеров видели, и на победоносное оружие Императрицы Всероссийской, к которому я прибегал и всегда прибегать буду!..

Снимаю с себя все достоинства над моими людьми и над моею землею, и Ее Величество да располагает оными по Ее соизволению; и для наибольшего доказательства моего подданства посылаю Ей сей белый лист, подписанный моею рукою и запечатанный моею печатью, дабы Ее Величество предписала мне законы по Ее соизволению, которые готов я принять со всем усердием и наблюдать на веки, хотя б и с ценою моей крови».

Но тут же объясняет, обращаясь как сын к отцу, как кающийся к исповеднику, «что имеет нужду в помощи для своего освобождения от турок, без опасения совершенной погибели моей и моего рода и всех христиан моего владения.

И хотя ежечасно нахожусь в состоянии, без затруднения, поставить 30 000 воинов, но со всем тем не полагаюсь много на моих людей, по причине невежества их в воинском искусстве и весьма малого числа артиллерии», что большая часть его владения состоит в неприступных горах, и эти горы не изобилуют богатствами; что страна многолюдна и может поставить более 60 000 войска, но «более половины его владения суть христиане, а другая половина есть неверные, называемые дрозы, и начальники земли такожде большею частию суть дрозы, кои более доброжелательствуют туркам, нежели христианам; сии начальники по древнему обычаю откупают у начальствующего князя большую часть владения и потому сделались весьма сильны.

Оное владение окружено весьма сильными неприятелями, т. е. дамасским, алеппским и триполийским пашами, кои в сем случае, моего соединения к союзу с Российским, еще более против меня озлятся и не преминут склонить на свою сторону вероломных начальников…»

Разумеется, мы отказались от такого подданства.

Это была последняя экспедиция к берегам Сирии. Нельзя не обратить внимания, что почти все посылаемые туда командиры были из греков и славян, «которые для своих прибылей, как мы и приметили, — пишет Спиридов, — гораздо храбрее, нежели как из одного только жалованья, служат» (письмо Елманову 26 февраля 1774 года).

Поведение этих корсаров не всегда бывало приличным; вот два примера: бывший на эскадре Ризо капитан Пано в ноябре прошлого года овладел турецкою шебекою, на которой взял богатый приз: везенных для турецкого султана девять мальчиков и пять девушек-грузинок. Празднуя эту победу, Ризо вздумал потребовать к себе пленников и пленниц «для лучшего исследования», как он доносил потом главнокомандующему.

Пано отказал, объявив, что он сам доставит пленных к эскадре. Ризо сперва грозил, потом стал упрашивать и наконец, выведенный из терпения упорством подчиненного, велел одному из своих офицеров арестовать его.

Действие происходило в каюте у начальника: офицер подошел к капитану Пано, чтобы принять (или отнять) шпагу; но тот выскочил на шканцы и закричал на свое судно двоюродному брату, чтоб приготовили батарею. Ризо тоже изготовился к бою. Однако ж успели схватить ослушника и увести в каюту.

Другой случай был с майором Войновичем в этом (1774) году. На возвратном пути из Сирии мичман Паликути овладел одним призом, потом уступил его, и этот приз был перехвачен Войновичем. Завязался спор, кому принадлежит добыча. Войнович хотел оставить дело до прихода к порту — тогда находились у Кастель-Росса; но Паликути тотчас же снялся с якоря и повел приз за собою. Войнович послал в погоню гребные суда и отнял приз.

Тогда Паликути приехал к нему на фрегат «в ярости» и наговорил «много грубых и вредных и других трогающих слов, которых из благопристойности здесь не включаю». Его арестовали.

Мир заключили 10 июля в палатке главнокомандующего при Кючук-Кайнарджи.

***

Из книги Константина Базили „Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях”