Механизм работы масонских заговоров (отрывки)
***
http://orakul.name/upload/blogs/3c40545ec73a6d8b370f42e28ab656ef.jpgПростейшие практики.На заре своей экономической деятельности социальный заговор практикует простейшие формы и методы эффективного обогащения своих членов.
Во первых, это, конечно, такие безобидные формы действия, как корпоративный дисконт, совместный сбыт продукции и кооперация. Члены заговора могут предложить друг другу взаимовыгодные льготы и скидки, помочь друг другу полезной информацией, организационно и путем обмена технологиями, наработками, «ноу-хау».
В силу этих простейших, «амёбных» проявлений социального солидаризма уже, тем не менее, складывается существенная социальная сегрегация между членами солидарной общины и внешними, одинокими членами общества. Не нарушая ни одного закона, и ни в чем не попирая общественной морали, члены солидарной общины уже добиваются того, что платят меньше, а получают больше «граждан-одиночек».
Уже одно совместное пользование дорогостоящими предметами значительно снижает расходы семейных бюджетов и повышает качество жизни объединных солидаризмом людей. Кроме того, солидаристы имеют беспроцентный взаимный кредит, ссуды с нулевым процентом.
Газета «Коммерсантъ» в 1995 году, в разгул демократической смуты и ельциновщины, так комментировала этот вопрос (естественно, в благожелательных интонациях):«Устав Вольных каменщиков, утвержденный еще на Вильгемсбадском конвенте в 1782 году, гласит: "В бесчисленной толпе существ, населяющих вселенную, ты признал каменщиков братьями своими…
Оставь твои достоинства и знаки любочестия за дверями… Не стыдись при посторонних человека низкого состояния, но честного, которого ты несколько минут прежде лобызал, как брата.
Ежели брат твой в опасности, лети к нему на помощь и не страшись за него жизнь пожертвовать. Ежели он в нужде, излей на него свои сокровища...» И далее обозреватель добавлял уже от себя:
«Цитата длинная, но необходимая, чтобы хоть отчасти понять причину притягательности масонства. Слово "брат" — ключевое. Иногда кажется, что именно масонам удалось найти ту золотую середину между духовной, интеллектуальной свободой и коллективизмом, которую давно и до сих пор безуспешно ищут в России. О братской взаимопомощи "каменщики" говорят не только в ложах»[7].
Описывая подробно эти практики и восхищаясь солидаризмом в быту, революционный демократ Н.Г.Чернышевский в романе «Что делать?», ставшем культовой книгой нескольких поколений (и любимой книгой В.Ленина) не писал об опасной тенденции, к которой социальный солидаризм приводит в дальнейшем.
Воспринимая в качестве «ближнего» уже не всякого потомка Адама и Евы, а только «человека своего круга», солидарист уже на простейшем уровне своего экономического действия переходит к менее пасторальным способам «выжимки прибыли» из губки солидарности. Естественным продолжением выступает коллективное внушение внешнего постороннего потребителя, которое использует для повышения доходов своих членов общество заговора.
Своему главном социальному оппоненту, «гражданину-одиночке», общество заговора, говоря экономическим языком, «втюхивает» малоценное в качестве ценного или даже сверхценного.Самый яркий (но далеко не единственный) пример этой практики – многократно высмеянное аукционирование мазни масонерных (вовлеченных в заговор) художников, когда не имеющая художественной ценности дрянь продавалась (посредством коллективного внушения, давящего на внушаемого человека) за большие деньги.
В дальнейшем масонерия логично и последовательно переходит от простого внушения, от простого формирования «общественного мнения» к практике лжеэкспертиз, когда эксперт (вовлеченный в тайный заговор) с коммерческой целью ретуширует и корректирует в интересах масонерии хозяйственно-значимое экспертное заключение.
Простейшая масонерия понимает на собственном кошельке и кармане, которые служат лучшими аргументами: ангажированность авторитетного мнения способна многое принести членам заговора! Но ведь авторитетного человека можно не только вовлечь в заговор, но и вырастить внутри заговора! Если нас 100 человек, и один из нас писатель, то у него уже есть 99 восторженных литературных критиков, готовых поставить свою подпись под любыми дифирамбами в его адрес.
А это уже – аргумент, с ним независимому критику спорить будет трудно, скорее всего он предпочтет присоединится к хору 99 человек. Ведь, выступив против них, он рискует попасть под удар 99 имен и перьев! 100 членов солидарного заговора, меняясь местами по кругу, могут постоянно обеспечить своему члену 99 выгодных для него отзывов, оценок, рецензий. И, таким образом, вырастить в своих рядах уважаемых в обществе писателя, художника, ученого, экономического эксперта, и т.д., и т.п.[8]
На простейшем, бытовом ещё уровне достаточно аморфного социального заговора он подлежит общему для всей страны закону, имеет равные с «гражданами-одиночками» формальные юридические права. Однако уже на простейшем уровне – особенно в сфере экономической деятельности и предпринимательства – заговор может осуществить совместное отстаивание труднореализуемых законных прав[9].
Дело в том, что большая часть гражданских прав трудно реализуема на практике. Многие из формально дарованных прав вообще не могут (чисто технически) быть реализованными «гражданином-одиночкой». Заговор дает возможность, используя в каждом случае большую массу людей, добиться для каждого своего члена полного и всестороннего соблюдения его прав.Так возникает ситуация, когда – хотя право выдвигаться в депутаты даровано всем – реально выдвинутся могут только члены той или иной масонерии; Когда – хотя право на защиту в суде есть у всех – реально защититься в сложных судебных случаях может только член масонерии, и т.п. Наверное, нет смысла описывать все те бытовые ситуации, в которых одиночка проигрывает, не сумев реализовать свои права, а член солидарной общины добивается общегражданской справедливости: каждый в своей жизни не раз сталкивался с такого рода примерами.
Но не будем забывать закон жизни: каждый успех повышает доверие к инструменту, которым был достигнут. Постепенно накапливаясь количественно, успехи простейшего заговора приводят к его качественному скачку: переходу в среднюю масонерную категорию.
Практики средней сложности. На этом уровне экономические практики заговора формируют уже более технически совершенные формы повышения благосостояния своих членов. При этом, не будем забывать, все простейшие инструментарии заговора остаются при нем, продолжают действовать. Но параллельно старым практикам «эффективного пользования гражданским равноправием» масонерия запускает проекты формирования гражданского неравноправия. Из естественной сегрегации (из естественных, само-собой возникающих преимуществ солидарных общин) вырастает искусственная сегрегация.
Доселе заговор только эффективно пользовался теми социальными ролями, которые были у его членов изначально (скажем, писатель был писателем и до того, как его стали в один голос хвалить 99 масонских братьев). Теперь заговор предпринимает экспансию в кадровую сферу, в сферу назначений. Начальник из числа заговорщиков берет к себе на выгодные вакансии только членов своего заговора. Начальника «внешнего», не знающего о заговоре, обрабатывают двояко: искусственно превознося по разным, формально независимым друг от друга, каналам – «своего» претендента на должность, и тем же самым манером клевеща, дискредитируя и разрушая имидж чужака-конкурента. В итоге члены заговора проходят во власть.
Чем больше членов (и чем выше) пройдут в общегражданскую иерархию, тем мощнее и эффективнее станет совместная экономическая деятельность заговора. К технологиям средней сложности следует отнести особые масонерные предприятия-уродцы, нонкостии[10].С точки зрения общегражданской экономики нонкостия совершенно неэффективна и убыточна. Она предлагает заведомо ненужный товар по заведомо завышенным ценам. Поэтому вне масонерии любая нонкостия нежизнеспособна. Однако в рамках экономического заговора соответственным образом заранее расставленные люди (чиновники, «независимые» эксперты, работники СМИ, руководители общественных организаций и т.п.) обеспечивают экономическому уродцу гарантированный и высокоприбыльный спрос.
Благодаря своему тайно-привилегированному положению по отношению к другим фирмам или предприятиям, нонкостия имеет возможность переложить свои убытки на других хозяйствующих субъктов и в то же время получить часть их прибыли. Например, когда в СССР не могли продать какой-то ненужный народу товар, его пускали «нагрузкой» к ходовому, сверхдефицитному товару. Производители «нагрузки» являлись нонкостией по отношению к производителям локомотивного товара.
В современной РФ яркими примерами нонкостий являются фонд медицинского страхования (паразитирует на медицинских учреждениях), автомобильное страхование (паразитирует на автомобильном движении), производители детских кресел псевдобезопасности (паразитируют на той же потребности людей в автомобилях) и многие другие.
Незначительные усилия, затраченные масонерией при запуске нонкостии приносят колоссальные, ни с чем не сопоставимые проценты прибыли. При этом при запуске нонкостии первоначальных вложений капитала чаще всего вовсе не требуется, или требуется очень мало. Например, при Ельцине обладатель лицензии на добычу нефти мог начать дело без гроша в кармане: к нему стояла очередь из желающих войти в компаньоны на любых условиях. Так, бумажка, добытая путем сговора с несколькими официальными лицами, и фактически не стоившая заговорщику ничего, оказывалась прологом к миллиардным состояниям.
Кроме нонкостий масонерия может эффективно выжимать деньги из общества с помощью других инструментов средней сложности. Часто практикуются формально-ненаказуемые хищения при помощи создания «обстоятельств непреодолимой силы» или искусственного форс-мажора.
Например, сбыв по рыночной цене какой либо актив, заговор на следующий день, с помощью заранее расставленных ключевых фигур устраивает обвал цен на этот актив, и снова приобретает его, но уже значительно дешевле. В итоге несколько формально независимых друг от друга игроков имеют и свой актив, и деньги, а «гражданин-одиночка» – только убытки.
Группа заговора может так же совершить удивительную вещь, которую мы называем условно «дискретное преступление»[11] – т.е. преступление, которое не имеет, и в принципе не может иметь по формальному закону, ответчика. Возьмем для пояснения такую специфическую статью Уголовного Кодекса, как «доведение до самоубийства».
Если до самоубийства довел человека ОДИН гражданин, то он подлежит ответственности. А если их было СТО? И каждый проделал только небольшую часть преступления, формально не выходящую за пределы его гражданских прав и служебных полномочий? Следствие заходит в тупик: имел ли начальник право уволить этого самоубийцу? Имел. Имел ли кредитор потребовать назад долг? Имел. Имел ли банкир право отказать самоубийце в кредите? Имел. Имел ли право хозяин жилья согнать самоубийцу с арендованной им жилплощади? Имел. А то, что все эти действия, как мозаика, сложились в одно время – игра случая. Сговор – это вещь, которую доказать труднее всего на свете…
То же самое относится и к лжесвидетельству в суде: чем больше лжесвидетелей, и чем согласованнее их показания, тем легче им добиться искомого решения суда, и наоборот, доказать их корыстный сговор.
Хозяйственная практика, которая для одинокого гражданина имеет видимость объективной надчеловеческой реальности, для заговора оказывается сверхпластичным материалом для игры. Закон, суровый к преступникам-одиночкам, в принципе (даже независимо от честности его представителей) не в состоянии эффективно сопротивлятся групповым формам наживы. Тем более закон бессилен, если его представители коррумпированы по вышеописанной схеме кадровой экспансии заговора. Если же каким-то невероятным усилием правоохранительных органов какой-то из инструментов масонерии будет заблокирован – что за беда? У масонерии средней сложности масса других инструментов…
В современном мире важной частью выкачки прибыли из заговора средней сложности стали иперегоны акционерных капиталов. Суть их в том, что внутрь акционерного общества запускается более узкий солидаристский кружок, который сегрегирует акционеров на «своих» и «чужих», обеспечивая «своим» повышенную прибыль за счет сокращения прибыли «чужих».
Ярким примером акционерных игр заговора средней сложности можно считать недавнее «американское дело». В США в 1999-2001 гг. вскрылось в ходе грандиозного корпоративного скандала, что менеджмент ведущих корпораций зарабатывал деньги не на развитии и расширении производства и продаж (как положено капиталисту), а на разорении и сокращении объемов производств возглавляемых ими предприятий.
«Каждое новое несчастье сопровождалось эпитетами – «самый», «рекордный». Самое крупное банкротство в США – это о крахе корпорации Enron. И нескольких недель не прошло, как оно стало всего лишь вторым… обанкротился WorldCom. Рекордное падение акций….Вкладчики капитала лишились 20% средств. А всего за последние несколько лет акции подешевели наполовину! [12]
Дж.Буш-младший, по неоднократным сообщениям патриотической российской прессы, является потомственным членом масонской ложи «Череп и кости». Возможно, как и всем другим «братьям», ему пришлось в свое время (в момент посвящения) полежать в гробу с человеческими костями, как у них в ложе издавна принято. Однако в жизни Буш действует бойко, не по мертвецки. Подлинные тайны масонской ложи «Череп и кости» существенно отличаются от декоративной гробовой романтики. Буш «…продал акции компании накануне их обесценивания. Воспользовавшись служебным положением (в 1990-м году – А.Л.) будущий президент положил в карман миллион долларов»[13].
Коллеги Буша, Девид Лезар и Дик Чейни получили лично себе $32,1 миллионов за нанесение ущерба своей корпорации в объеме $9,8 миллиардов или в объемах 63% её капитализации. Кстати, если применять к экономике и деньгам закон сохранения вещества и энергии Ломоносова-Лавуазье (а как его не применять?!) то «свистнутые» $9,8 миллиардов «исчезнув» в одном месте, должны были, по Ломоносову, в другом «присовокупится». Так где же они «присовокупились» и к чему, если известно, что Д.Лезар и Д.Чейни получили «только» $32 млн.? Ответ на этот вопрос ищите сами, но для полноты картины добавим, что за такие «заслуги перед нацией» Дик Чейни вскоре стал вице-президентом Соединенных Штатов[14].
Практики повышенной сложности. Как бы ни поражали воображение практики заговоров средней руки, не будем забывать, что они – всё-таки средние, т.е. посредственные в мировом масштабе истории масонства. Переход экономической деятельности заговора со среднего на высший уровень не отменяет средних техник (как и они не отменили простейшие), но делает их второстепенными, отодвигает на второй план.
Когда заговор дорос до уровня повышенной сложности экономических техник, все предыдущие удачные сделки с элементами сговора кажутся мелочью, суммами на карманные расходы.На высшем этапе своего развития экономический заговор переходит к таким практикам, как системные социальные хищения в формальных рамках законодательства, бинарные системы биржевой предопределенности, печатание собственных денег и фабрикация искусственных законодательных прорех. Так же, с захватом политической власти, заговор имеет возможность и вовсе уж развернуть экспроприационный террор по отношению к населению покоренной страны.
Рассмотрим же сложнейшие техники подробнее!
Системные социальные хищения в формальных рамках законодательства предполагают, что сообщество экономического заговора доросло уже до возможности формировать по своей солидарной воле законодательство. Заговор уже не просто использует действующие законы, не просто манипулирует законодателями и властями в свою пользу – он сам становится законодателем.
Комплектуя «своими» креатурами парламенты и правительства, конституционные суды и высшую верхушку СМИ, экономический заговор формирует диктатуру правящей масонерии. Законы «чисто-конкретно» принимаются в интересах и по заказу ведущих предпринимательских групп – «олигархов». Казна, государственный бюджет, золотовалютные запасы, недра, энергии, ресурсы, кредитные рейтинги государства – все служит заговору напрямую.
Заговор в тесном кругу решает – что, кому и на сколько передать в пользование. При этом, несмотря на формальную частную собственность, в стране существует только единственный собственник – правящая группа заговора. Формально частный собственник – на деле лишь пользователь, арендатор ресурсов, принадлежащих господствующей масонерии. Случай с М.Ходорковским в России показал, как легко и просто правящая масонерная группа передает «частную собственность» того или иного её арендатора – «олигарха» в собственность другого человека.
Бинарные системы биржевой предопределен-ности – ещё одно монопольное владение экономического заговора высшей сложности. Дело в том, что заговор может, в принципе, на высшем уровне своего развития, управлять процессами волатильности в экономике[15].
Отвратительное нерусское слово «волатильность» Все ценности мира имеют тот или иной шаг волатильности, это и положено в основу биржевой игры и маржинальной торговли. Что такое любая биржевая или маржинальная игра? Это дуальная, бинарная система, система «ДА-НЕТ», или, более узко взяв – система «повышение-понижение», символизированная в традиционных образах быка и медведя.
Бинарные системы до крайности нестабильны. Поскольку при достаточно большом количестве игроков на фактор «ДА-НЕТ» влияет бесконечность факторов Вселенной, то предсказать заранее точные параметры бинарного контура практически невозможно. Этим пользуются все казино мира, загребая денежки на стремлении людей угадать бинарный результат. Лучшие математические умы бились над загадкой казино, пытаясь вычислить систему приза, и наградой им были бы сказочные капиталы. Но – поскольку Лас-Вегас и Монте-Карло пока не города безработных – математики мира оказались бессильны.
В сущность биржевая и маржинальная игра – точный слепок системы казино. Представьте для ясности, что у вас в горсти – рубль копейками. Каждая из 100 копеек может выпасть орлом или решкой, и вероятности того или иного исхода равны. Следовательно, номинал «орлов» –50 условных единиц (пресловутых у.е.!), и номинал «решек» – 50 у.е.
Мы можем считать, что каждая копейка – это независимый биржевой игрок, который производит свое решение «ДА-НЕТ» под влиянием бесконечного количества факторов. И мы ставим на «орла» (скажем, «орел» у нас будет – «повышение»).
Но хотя шансов у монеток 50х50, практически никогда на практике не выпадет 50 «орлов» и 50 «решек». Первый раз выпадет, допустим, 53 «орла» на, соответственно, 47 «решек». Мы выиграли, потому что стартовым капиталом был номинал в 50 у.е., а мы получили 3 дополнительных у.е.! Но тот, кто в этот раз поставил на «решку» (на понижение котировок) потерял эти самые 3 у.е. Они перешли без «ножей и кастетов» из его кармана в наш.
Однако в следующем туре выпало уже 56 «решек» против 44 «орлов», и мы проиграли 6 у.е. В третьем туре мы вернули себе 3 у.е., и ситуация стала такой, как будто мы и не начинали игры: никто не выиграл и никто не проиграл.
В предложенном нами варианте биржевая игра (и маржинальная торговля) оказываются в конечном счете бессмысленными. При долгой и регулярной игре практика вероятности выравнивает количество «орлов» и «решек» в пропорции 50х50. Никто ничего не выиграет и не проиграет.
Поэтому в практике Общенародного государства биржевая спекулятивная игра, как правило, замирает, сходит к минимуму. Торжествует «принцип трамвая» – неважно, кто сколько остановок проехал, принято в среднем, что все проезжают равное их количество, поэтому цена на билет для всех одна. То есть в Общенародном государстве стоимость и вероятности «орла» и вероятности «решки» будет равна 50 нашим у.е., а разницу в конкретных показателях не станут каждый раз оплачивать.
Это положение тесно увязано с моим предположением, что собственно буржуа, как социальный тип всегда небогат (естественно, не с обывательской точки зрения, когда и коза-богатство, а с элитаристской, «олигархической» позиции сверхвозможностей обогащения). Дело в том, что прибыль буржуа есть разница между издержками и выручкой. Если эта прибыль (зазор между «вернуть свое» и «за труды») будет слишком велика в какой-то сфере деятельности, то туда хлынут конкуренты и вынудят капиталиста снижать аппетиты.
Чтобы сохранить сверхприбыль и не дать её раздербанить искателям поживы, буржуа должен изменить свою социальную природу, как минимум, перестать быть буржуа. Необходимо сломать систему открытого, конкурентного рынка со свободным движением капиталов. Если буржуа делает это открыто, подкрепляя свой статус законом, то он перерождается в феодала, аристократа, высшее сословие сословного общества. Но чаще буржуа делают это в режиме тайного сговора. Не в этой ли игре «на повышение» следует искать корни бесчисленного в новое время количества масонских лож?
Тайный сговор, направленный на внеэкономическое отчуждение капиталов одной части граждан в пользу другой части изменяет природу биржевой и маржинальной игры, из бессмысленности делает её вполне разумным занятием.
Пытливый человеческий ум изощрялся недаром в веках науки и философии. Мечтой проходимцев всех времен и народов было оседлать волатильность, сделать так, чтобы НАША ставка всегда брала верх, а ИХ ставка, соответственно, всегда проигрывала.
Чтобы понять смысл новых условий игры, вернемся к нашему примеру про рубль копейками в горсти. Как мы уже знаем, «орлы» и «решки» распределятся примерно поровну. Заменим копеек 20-30 особыми монетками, с двусторонним «орлом». Эти монетки будут у нас символизировать игроков биржи, лишенных свободы выбора, действующих не в соответствии с бесконечностью влияний и факторов, а в соответствии с жесткой договоренностью между собой.
Что в итоге нашего эксперимента? «Орлов» практически всегда будет выпадать больше, поскольку оставшиеся 70-80 копеек будут падать в согласии с вероятностью, примерно поровну, а наше вкрапление решит дело в ту или иную пользу.
Таким образом, люди, контролирующие всего 20-30% биржи или маржинального рынка, реально управляют всеми 100%, заранее могут предсказать ОБЩИЙ результат торгов, создать тенденцию, направление, играть безошибочно и без риска. Но только при одном условии: если остальные 70% игроков НЕ ЗНАЮТ о солидарность 20%. В противном случае возникнет эффект объединения слабых групп против сильнейшего игрока. (И в пику 20% двусторонних «орлов» возникнет 80% двусторонних «решек»).
Поэтому управление волатильностью требует в качестве необходимого условия наличие имитационной игры, иллюзии формального равенства «слепых» и «зрячих» игроков маржинального рынка. «Зрячие» игроки не могут официально объединиться в сверхмонополию, пропадет эффект. Тайный заговор, делящий мир на «своих» и «чужих», является в данном случае оптимальным инструментом стабильного успеха рыночного «предсказательства».
В итоге заговорщики перестают быть буржуа, частными собственниками, поскольку их объединенные в игре капиталы уже не принадлежат им целиком и безраздельно, управляются уже не волей частного владельца, а совокупной волей «кагала».
Печатание собственных денег. На высшем уровне, подмяв под себя все ключевые руководящие и контрольные посты, правящая масонерия или регулярная масонская ложа могут уже позволить себе печатать собственные, лишь ими утвержденные эквиваленты меры и стоимости всех вещей – т.е. условные бумажные или электронные (в отличии от природных, раритарных – золота, серебра, алмазов и др.) деньги.
Это – революционный перелом, качественный скачок в истории той или иной масонской власти (власти тайного заговора): от технологий отчуждения и выкачивания объективных раритетов у «внешнего» для ложи общества осуществляется переход к технологиям волюнтаристского «назначения» обычных, распространенных вещей в ценные и сверхценные раритеты.
Чаще всего группа заговора назначает быть сверхценностью определенного вида бумагу, но есть в истории человечества и более экзотические варианты волюнтаризма в финансовой сфере. Например, жреческая верхушка демонического ордена майа «назначила» на роль денег зерна какао-бобов, естественно, запретив при этом свободное выращивание этого легкодоступного в карибском климате зерна. В итоге – по воспоминаниям Колумба – индейцы бросались за рассыпавшимися зернами какао с таким рвением, «будто это были их глаза».
Победившая группа заговора навязывает обществу в качестве ценности то, что объективно никакой ценностью или редкостью не является. За счет этого она создает себе практически неограниченные финансовые возможности.
В качестве побочных явлений такого рода практики следует выделить явление инфляции (т.е. реакции денежного оборота на нетрудовые, неподтвержденные реальными ценностями дензнаки), утрату населением мотивации труда и предпринимательской деятельности (доходы распределяют по принципу «свои-чужие», а не по принципу трудового и предпринимательского вклада в национальное хозяйство), нарастание неестественного противоречия между масштабами реально-товарного и денежно-деривативного оборотов (в современной экономике сумма реального оборота товаров составляет 1/10 от суммы посредническо-спекулятивных оборотов) и др.
Эти вторичные следствия того, что масонерия формирует глобальную сверхвласть из международных (глобальных) финансовых институтов и организаций – неприятное и нежданное явление. Скорее всего, масонерии даже хотели бы избежать негатива в хозяйственной жизни покоренных народов, однако не могут этого сделать, не отказавшись от своего кланово-кумовского всевластия.Окончательное оформление мировой масонской системы финансового волюнтаризма следует отнести, видимо к культу британского «фунта стерлингов», ставшего мерилом межвалютных обменов и отношений. В 19-м веке обменный курс фунта был завышен в 3-4 раза по отношению к его реальной покупательной способности.
Эмиссию английского фунта осуществляло не английское государство, а – частный эмиссионный банк, находящийся в руках частных акционеров, и контролируемый государством лишь в том смысле, что он сам контролировал это государство. Советский экономист М.Диканский писал об «Английском банке», (основанном в
Экспроприационный террор. Высшей ступенью масонского экономического всевластия, следующей после (или одновременно) с печатанием пустых, но обязательных к приему денег, выступает экспроприационный террор, или, проще говоря – силовой отбор ценностей с использованием военно-карательного аппарата покоренного государства.
Так, например, в Англии, где победили тайные общества протомасонов (подробнее об их типологии мы расскажем ниже) революционно-масонская власть привела здесь к величайшей гуманитарной катастрофе «inclosures» – «огораживаний».
«…Насильственный сгон крестьян феодалами с земли (которую феодалы затем огораживали изгородями, канавами и т.п.). Огораживанию подвергались общинные пастбищные и пахотные земли, которые превращались лордами в пастбища…
Держатели земельных участков изгонялись из своих домов и превращались в пауперов — нищих и бродяг, толпы которых наводняли большие города, включая Лондон. Огороженные земли лорды частично сдавали крупным фермерам-арендаторам. Процесс огораживаний особенно усилился после Английской революции XVII века. Огораживания были основой так называемого первоначального накопления капитала» – отмечает современное издание[16].
Видный дореволюционный русский историк И.Гранат наивно отмечал причину «inclosure» «в росте цен на шерсть, сделавший выгодным разведение овец и превращение пахотной земли в пастбищную»[17]. По данным И.Граната и И.Кулишера, первые «inclosure» в Англии относится к концу XV века. Но и в XV, и в XVI веках, хотя цены на шерсть уже поднялись, огораживания не приняли ещё массовый характер.
Крестьяне защищали свои права в судах, их охранял ряд королевских эдиктов, о чем в СССР не любили писать историки. Только революция, приведшая к власти группы экономического заговора, сделала массовыми и огораживания, и обезземеливание крестьянства. Если королевский закон мешал и препятствовал огораживаниям, то победивший парламент законом ПРЕДПИСЫВАЛ огораживать общинные земли.
Парламент, вырвавшись из под гнета правоохранительной опеки, провел около полутора тысяч массовых огораживаний, согнав с земли 1,5 млн. мелких собственников, истребив крестьянство, как класс и в большинстве своем – как людей тоже.
«Парламентской формой этого грабежа являются…декреты, при помощи которых земельные собственники сами себе подарили народную землю на правах частной собственности» – писал К.Маркс[18].
Революция 1648 года в Англии совершалась ради приватизации. В этом смысле она очень похожа на революцию 1991 года (Ельцина-Чубайса). Группы заговора занялись растащиловкой национального богатства. Народ не получил ни горшка конфискованной королевской земли, земель феодальной знати и англиканской церкви. Все расхитил узкий круг «своих» – прежде всего друг для друга – людей. Затем последовал акт всеобщей приватизации –«рыцарское держание» обернулось частным владением.
Кроме грабежа собственного народа группа экономического заговора в Лондоне попутно совершила грабительские экспроприаторские походы в Ирландию и в Шотландию, а так же и на Ямайку. Здесь – открыто и осознанно, как в страшные времена викингов – на войну шли не за славой, а за деньгами.
***
Нет ничего удивительного или странного в том, что группы экономического заговора всегда стремились и будут стремится максимально упрочить мистификацию «надчеловечности» и «нечеловечности» законов экономики. Чем больше химерических, нереальных сущностей будут объяснять безработицу и инфляцию, в которых «никто конкретно не виноват», тем спокойнее будет жить их конкретным виновникам.
Масонство всегда активно выдвигало теорию «свободного рынка», при чем рынок воспринимался в ней как свободный именно от человека и человеческого. Поскольку плановая экономика затрудняет хищения и нетрудовые доходы, она всегда была и будет под прицелом критики экономистов-магов.
В пределе абсурда, до которого способна дойти эта критика – предвыборный лозунг «СПС»[23]2007 года, который вызывающе гласил: «Свобода или план?».
Здесь противопоставляются разнопорядковые понятия (наподобие противопоставления «государство или муниципалитет?») а противодействие экономическому планированию приобретает какие-то патологические, тотальные формы.
Идея построить экономику по плану – ровесница человеческой истории. Спорить с ней так же абсурдно, как спорить с желанием человека выжить. О плановиках и рыночниках сложена басня «Стрекоза и муравей».
Крестьянин весной засевает поле, потому что осенью ПЛАНИРУЕТ собрать урожай. Человек ставит громоотвод на дом, потому что ПЛАНИРУЕТ отразить ещё не случившуюся молнию.Стремление выстроить плановую экономику – это всего лишь стремление защитить себя от опасностей стихии и хаоса, обеспечить себе и близким будущее. Стихия рынка должна быть укрощена так же, как и любая другая стихия – человек учится сопротивляться ураганам, засухам, наводнениям, морским штормам, человек пытается предсказывать землетрясения, и естественно, что человек всегда стремился, и будет стремиться преодолеть рыночную стихию.
Бесполезно спорить о самом принципе планирования – есть смысл спорить только о качестве и адекватности отдельно взятого плана. Но наши рыночники стремятся отменить планирование вообще, отменить само стремление человека устанавливать громоотводы.
Мысль о плановой экономике порождена была реалиями века машинерии. Машинерия и инженерия пришли на смену ремесленничеству и мастерству. В старые годы ремесленник и мастер изготавливали каждый раз уникальный продукт, внося в каждое изделие примесь субъективной индивидуальности. Каждый топор ремесленника все же хоть немного отличался от другого его топора, и сроки изготовления были различны.
Машина, пришедшая на фабрике на смену ремесленнику (живой машине) не имела свободы воли и не понимала её. Машине нужен был жесткий алгоритм действия, при нарушении которого она уже считалась сломанной и испорченной. Машина в строго отведенные сроки изготавливала точные копии единой матрицы, заложенной в неё инженером-конструктором. Но если экономика становилась совокупностью производящих машин, то и саму её, в целом, проницательные люди стали воспринимать, как машину. И чем сложнее становилось машинное оборудование, тем настойчивее оно требовало четкого планирования: экономика стала нуждаться в точно таком же четком алгоритме работы, который предусмотрен был для каждой из её составных частей – машин.
Крестьянин может себе позволить закоптить лишнюю курицу на ярмарке: не продаст – сам съест. Но современному машиностроителю произвести гигантский станок без четкого понимания – зачем он нужен и когда он окупится – уже непростительная расточительность.
Дорогие, ультраспецифические продукты цивилизации модерна входили в вопиющее противоречие с разгильдяйством свободного рынка, которому «то надо, то не надо». Микронная точность производящих машин противоречила принципиальной неизмеримости рыночного запроса: получалось, производя деталь, мы знаем её параметры вплоть до нанометров, а точной цены не можем определить не только в копейках – даже в рублях. Таково правило РЕАЛЬНОЙ экономики – неопределенность рынка вступает в противоречие с точностью измерений в машинной индустрии.
Но неопределенность рынка лоббируется процессами масонеризации и масонофикации общества, которым необходима для осуществления своих экономических практик и обеспечения финансового базиса своей глобальной политики и глобальной солидарности.
Александр Леонидов