Инопланетная проповедь

1669 4

Художественные произведения позволяют порой больше понять абсурдность нашей реальности, чем некоторые документальные статьи. Здесь представлен отрывок произведения Станислава Лема, в котором автор немного поразмышлял о миссионерской роли церкви на других планетах…

Станислав Лем. 

Звёздные дневники Ийона Тихого.

— В такой приязненной атмосфере отец Орибазий не уставал проповедовать основы веры ни днем ни ночью. Пересказав мемногам весь Ветхий и Новый завет, Апокалипсис и Послания апостолов, он перешел к Житиям святых и особенно много пыла вложил в прославление святых мучеников. Бедный… это всегда было его слабостью…

Превозмогая волнение, отец Лацимон дрожащим голосом продолжал:

— Он говорил им о святом Иоанне, заслужившем мученический венец, когда его живьем сварили в масле; о святой Агнессе, давшей ради веры отрубить себе голову; о святом Себастьяне, пронзенном сотнями стрел и претерпевшем жестокие мучения, за что в раю его встретили ангельским славословием; о святых девственницах, четвертованных, удавленных, колесованных, сожженных на медленном огне. Они принимали все эти муки с восторгом, зная, что заслуживают этим место одесную Вседержителя. Когда он рассказал мемногам обо всех этих достойных подражания житиях, они начали переглядываться, и самый старший из них робко спросил:

— Преславный наш пастырь, проповедник и отче достойный, скажи нам, если только соизволишь снизойти к смиренным твоим слугам, попадет ли в рай душа каждого, кто готов на мученичество?

— Непременно, сын мой! — ответил отец Орибазий.

— Да-а? Это очень хорошо… — протянул мемног. — А ты, отче духовный, желаешь ли попасть на небо?

— Это мое пламеннейшее желание, сын мой.

— И святым ты хотел бы стать? — продолжал вопрошать старейший мемног.

— Сын мой, кто бы не хотел этого? Но куда мне, грешному, до столь высокого чина; чтобы вступить на эту стезю, нужно напрячь все силы и стремиться неустанно, со смирением в сердце…

— Так ты хотел бы стать святым? — снова переспросил мемног и поощрительно глянул на сотоварищей, которые тем временем поднялись с мест.

— Конечно, сын мой.

— Ну так мы тебе поможем!

— Каким же образом, милые мои овечки? — спросил, улыбаясь, отец Орибазий, радуясь наивному рвению своей верной паствы.

В ответ мемноги осторожно, но крепко взяли его под руки и сказали:

— Таким, отче, какому ты сам нас научил!

Затем они сперва содрали ему кожу со спины и намазали это место горячей смолой, как сделал в Ирландии палач со святым Иакинфом, потом отрубили ему левую ногу, как язычники святому Пафнутию, потом распороли ему живот и запихнули туда охапку соломы, как блаженной Елизавете Нормандской, после чего посадили его на кол, как святого Гуго, переломали ему все ребра, как сиракузяне святому Генриху Падуанскому, и сожгли медленно, на малом огне, как бургундцы Орлеанскую Деву. А потом перевели дух, умылись и начали горько оплакивать своего утраченного пастыря. За этим занятием я их и застал, когда, объезжая звезды епархии, попал в сей приход.

Когда я услышал о происшедшем, волосы у меня встали дыбом. Ломая руки, я вскричал:

— Недостойные лиходеи! Ада для вас мало! Знаете ли вы, что навек загубили свои души?!

— А как же, — ответили они, рыдая, — знаем!

Тот же старейший мемног встал и сказал мне:

— Досточтимый отче, мы хорошо знаем, что обрекли себя на проклятие и вечные муки, и, прежде чем решиться на сие дело, мы выдержали страшную душевную борьбу; но отец Орибазий неустанно повторял нам, что нет ничего такого, чего добрый христианин ни сделал бы для своего ближнего, что нужно отдать ему все и на все быть для него готовым. Поэтому мы отказались от спасения души, хотя и с великим отчаянием, и думали только о том, чтобы дражайший отец Орибазий обрел мученический венец и святость. Не можем выразить, как тяжко нам это далось, ибо до его прибытия никто из нас и мухи не обидел. Не однажды мы просили его, умоляли на коленях смилостивиться и смягчить строгость наказов веры, но он категорически утверждал, что ради любимого ближнего нужно делать все без исключения.

Тогда мы увидели, что не можем ему отказать, ибо мы существа ничтожные и вовсе не достойные этого святого мужа, который заслуживает полнейшего самоотречения с нашей стороны. И мы горячо верим, что наше дело нам удалось и отец Орибазий причислен ныне к праведникам на небесах. Вот тебе, досточтимый отче, мешок с деньгами, которые мы собрали на канонизацию: так нужно, отец Орибазий, отвечая на наши расспросы, подробно все объяснил. Должен сказать, что мы применили только самые его любимые пытки, о которых он повествовал с наибольшим восторгом. Мы думали угодить ему, но он всему противился и особенно не хотел пить кипящий свинец.

Мы, однако, не допускали и мысли, чтобы наш пастырь говорил нам одно, а думал другое. Крики, им издаваемые, были только выражением недовольства низменных, телесных частей его естества, и мы не обращали на них внимания, памятуя, что надлежит унижать плоть, дабы тем выше вознесся дух. Желая его ободрить, мы напомнили ему о поучениях, которые он нам читал, но отец Орибазий ответил на это лишь одним словом, вовсе не понятным и не вразумительным; не знаем, что оно означает, ибо не нашли его ни в молитвенниках, которые он нам раздавал, ни в Священном писании.

Закончив рассказывать, отец Лацимон отер крупный пот с чела, и мы долго сидели в молчании, пока седовласый доминиканец не заговорил опять:

— Ну, скажите теперь сами, каково быть пастырем душ в таких условиях?!



Оценка информации
Голосование
загрузка...
Поделиться:
4 Комментария » Оставить комментарий
  • 134 125

    Лем-гений! Интересно читал ли это патриарх Кирилл? Он все время бичует сребролюбие…

  • 24645 16416

    Распечать бы и разослать по всем епархиям…
    Тока все принтеры пронумерованы.

  • 24645 16416

    http://allbooks.in.ua/read.php?id=891&page=9

    - Ну, скажите теперь сами, каково быть пастырем душ в таких
    условиях?! Или вот эта история! – Отец Лацимон ударил кулаком по письму,
    лежавшему на столе. – Отец Ипполит сообщает с Арпетузы, маленькой планеты
    в созвездии Весов, что ее обитатели совершенно перестали заключать браки,
    рожать детей и им грозит полное вымирание!
    – Почему? – в недоумении спросил я.
    – Потому, что едва они услышали, что телесная близость- грех, как
    тотчас возжаждали спасения, все как один дали обет целомудрия и соблюдают
    его! Вот уже две тысячи лет Церковь учит, что спасение души важнее всех
    мирских дел, но никто ведь не понимал этого буквально, о. Господи! А эти
    арпетузианцы, все до единого, ощутили в себе призвание и толпами вступают
    в монастыри, образцово соблюдают уставы, молятся, постятся и умерщвляют
    плоть, а тем временем промышленность и земледелие приходят в упадок,
    надвигается голод, и гибель угрожает планете. Я написал об этом в Рим, но
    в ответ, как всегда, молчание…
    – И то сказать: рискованно было идти с проповедью на другие планеты,
    - заметил я.
    – А что нам оставалось делать? Церковь не спешит, ибо царство ее,
    как известно, не от мира сего, но пока кардинальская коллегия обдумывала
    и совещалась, на планетах, как грибы после дождя, начали вырастать миссии
    кальвинистов, баптистов, редемптористов, мариавитов, адвентистов и Бог
    весть какие еще! Приходится спасать, что осталось. Ну, если уж говорить
    об этом… Идите за мной.
    Отец Лацимон провел меня в свой кабинет. Одну стену занимала
    огромная синяя карта звездного неба; вся ее правая сторона была заклеена
    бумагой.
    – Вот видите! – указал он на закрытую часть.
    – Что это значит?
    – Погибель, сын мой. Окончательную погибель! Эти области населены
    народами, обладающими необычно высоким интеллектом. Они исповедуют
    материализм, атеизм, прилагают все свои усилия к развитию науки и техники
    и улучшению условий жизни на планетах. Мы посылали к ним своих лучших
    миссионеров – салезианцев, бенедиктинцев, доминиканцев, даже иезуитов,
    самых сладкоречивых проповедников слова Божия, и все они – все! – вер
    нулись атеистами!
    Отец Лацимон нервно подошел к столу.
    – Был у нас отец Бонифаций, я помню его как одного из самых набожных
    слуг церкви; дни и ночи он проводил в молитве, распростершись ниц; все
    мирские дела были для него прахом; он не знал лучшего занятия, чем
    перебирать четки, и большей утехи, нежели литургия, а после трех недель
    пребывания там, – отец Лацимон указал на заклеенную часть карты, – он
    поступил в политехнический институт и написал вот эту книгу!
    Отец Лацимон поднял и тут же с отвращением бросил на стол увесистый
    том. Я прочел заглавие: “О способах повышения безопасности космических
    полетов”.”

  • 6293 -1234

    ” Слишком большая ученость может довести до безумия”

Оставить комментарий

Вы вошли как Гость. Вы можете авторизоваться

Будте вежливы. Не ругайтесь. Оффтоп тоже не приветствуем. Спам убивается моментально.
Оставляя комментарий Вы соглашаетесь с правилами сайта.

(Обязательно)