Большое интервью генерала Петровского, или так говорит «Хмурый»
Генерал-майор Петровский Сергей Николаевич, позывной «Хмурый». Родился в 1962 году в Донецкой области. Более 30 лет прослужил в Советской, а затем — в Российской армии. Весной ушёл в запас.
Сергей Николаевич, расскажите, пожалуйста, о себе.
Собирался вернуться туда, где я родился, — в Донецк, где у меня похоронен отец, где я в прошлом году похоронил мать. Но, к сожалению, не думал, что возвращаться домой придётся на танке.
Очевидно, основополагающим послужило то, что в это время в Славянске находился мой друг по Второй Чеченской войне Стрелков Игорь Иванович.
http://voicesevas.ru/img/7e92e405e4acfe910ebc7f2586e89704.jpg
Как вы познакомились с Игорем Ивановичем?
Мы служили с ним более трёх лет в Чеченской Республике, в городе Грозный и в других населённых пунктах. Одновременно и вместе проводили боевые операции. Совместно мы отработали от 50 до 80 боевых операций.
Как Игорь Иванович зарекомендовал себя на той войне?
Я работал в Чечне где-то с тремя десятками оперативных офицеров — Игорь лучший. И по достоверности, и по результативности проведенных операций. И по личным качествам военного человека.
Не видите ли вы некоей аналогии между Новороссийскими событиями и Второй Чеченской кампанией?
Нет, абсолютно не вижу. Вижу аналогию с Первой Чечнёй. Когда и солдаты, и офицеры не понимали этой войны, не хотели воевать. Когда практически всё чеченское население было настроено против нас. В этом сравнении мы — это чеченцы, а украинские войска — это, соответственно, слабая Россия в 1995-96 годах.
А что мы можем противопоставить украинской власти — такой агрессивной, проамериканской?
Я анализировал те семь месяцев активных боевых действий, начиная со Славянска. Ведь мы уступаем им в вооружении до сих пор. Уступали всегда, уступаем до сих пор. В снабжении уступали и уступаем. Но у нас есть одна существенная разница, основная. Мы готовы умереть за нашу землю, за Донбасс. Они — не готовы. Вот единственная разница.
Они — захватчики?
Да. И с ними воюет сам народ. Не все сто процентов, конечно. В любой гражданской войне активное участие принимает не более 20-30%. Это пассионарный максимум для любого общества. Даже меньше, наверное. Сергей ПЕТРОВСКИЙ. Развитие новороссийских событий больше напоминает гражданскую войну в Испании, где шла помощь от добровольцев из других стран.
А как вы относитесь к российским добровольцам?
Их немного. В сумме, вместе с жителями других регионов Украины, белорусами, сербами или, например, швейцарцами (есть и такие!) — не более 20%. Они помогают нам ценой своей жизни. Как к этому можно относиться?! Сегодня на Украину пришёл самый обыкновенный фашизм. Когда бомбардируют мирные города, стирают их с лица земли. Когда людей запирают в фильтрационные, а на деле — концентрационные лагеря. Вы начали говорить про ополченцев.
Иностранных ополченцев вы полностью обеспечиваете проживанием, амуницией?
Конечно, стараемся. Мы перешли на создание регулярной армии. На базе подразделений из Славянска сформированы Славянские стрелковые бригады. На базе подразделения «Кальмиус» сформирована бригада «Кальмиус». На базе подразделения «Оплота» сформирована 2-я мотострелковая бригада «Оплот». На базе «Востока» формируется мотострелковая бригада. На базе Горловских и Макеевских подразделений Игоря Безлера сформирована 3-я мотострелковая бригада.
Я теперь являюсь начальником Главного разведывательного управления ДНР. Мне подчиняются подразделения специального назначения, подразделения агентурной разведки и подразделения, которые занимаются контрразведывательной деятельностью.
http://voicesevas.ru/img/77cb592143817aeebf0a64cc2729960f.jpg
Это аналог ГРУ?
Нет, это симбиоз ЦРУ США и службы внешней разведки РФ в одном лице. Наши разведывательно-диверсионные мероприятия проводятся ежедневно. В подразделении агентурной разведки я взял за основу принцип британской секретной службы, которая в годы Второй Мировой войны стала сильнейшей только из-за того, что пошла по принципу комплектования не офицерами, а «умами»: они взяли в свои ряды математиков-профессоров, историков, филологов и так далее. Я пошёл по этому принципу и не жалею. Почему? Потому что я считаю преступлением разбрасываться кадрами.
Как вы относитесь к тому, что Игорь Иванович ушёл в том же звании, в котором пришёл?
Он отказался от присвоения звания генерала ДНР. Но он сделал всё, что смог. Сейчас многие говорят, что Стрелков развязал войну, что эта война не была нужна местному населению, что он пришлый полковник из Москвы, и что это была чуть ли не его личная инициатива. Особенно, после его выступления о спусковом крючке войны.
Что бы происходило, если бы не было Игоря?
Я думаю, что ополчение, которое зарождалось в Донецке, было бы просто раздавлено.
Вы воюете именно с идеей неонацизма, которой заражены украинские солдаты? Или вы видите конкретного украинца в данном образе?
Конкретный украинец существует для меня в нескольких ипостасях. Одна ипостась — это мобилизованный. Человек, которого мобилизовали, который не понимает целей, задач этой войны. Мне искренне его жаль. Это одна ипостась. Вторая ипостась украинского солдата — это добровольцы из так называемых территориальных батальонов. «Донбасс», «Днепр», «Азов» иже с ним. Туда идут тоже люди, неимущие, как правило… очень мало среди них убеждённых. В основном это люди, которые идут воевать за небольшие деньги. Никто не платит несколько тысяч долларов в месяц. Нет. Им платят 5-8 тысяч гривен в месяц. Но им эти деньги взять неоткуда больше, как правило. Убеждённых украинских националистов, на самом деле около трети, не больше. Мы не против украинского народа. Мы воюем за то, чтобы никто из них не пришёл на нашу землю.
Вы чувствуете помощь России?
Очень. У нас создано в Крыму несколько реабилитационных центров. В первую очередь Игорь Иванович занимается обеспечением, созданием этих центров. Он делает очень большую работу. С обмундированием сейчас уже всё более-менее налажено. А ведь месяц назад наши люди были даже без бушлатов. Теперь все уже ходят в зимней форме. Сейчас Игорь Иванович решил объединить вокруг себя всех гуманитарщиков, чтобы была абсолютно чистая бухгалтерия и чтобы люди, которые сдают средства, понимали, что всё идёт напрямую к нам.
Как вы считаете, правильная инициатива?
Это очень правильная и очень актуальная инициатива.
Как вы видите сейчас систему власти в ДНР?
У нас 2 ноября прошли выборы. И сейчас формируется институт государственной власти. Некоторые министерства переформировываются, некоторые — добавляются. Я думаю, что этот период становления проходит успешно.
А как живут или, вернее, выживают пенсионеры на Донбассе? Это же самый незащищённый слой населения.
Только за счёт гуманитарки. До того, как мы начнём выплачивать пенсии, у них это единственный источник финансирования.
http://voicesevas.ru/img/993cb60d2f1583ec815717daf735a9ab.jpg
Все ли добровольцы выдерживают реальную войну?
Совсем нет. Кто-то уезжает, кто-то попадает в неврологическое отделение. Много рубежей у человека бывает. Первый бой очень страшный. Первое ранение очень страшно. До первого ранения практически все ходят «на понтах». А первое ранение меняет. Всех меняет. И процентов тридцать, наверное, людей уже не возвращаются.
А что значит героизм, воинский героизм? Что это за понятие, что оно в себя включает?
Героизм для меня — это подразделение командира с позывным Душман, из бригады «Восток», который держал Саур-Могилу, вызывал огонь на себя. Как в Великую Отечественную. Их там было до двадцати человек. Героизм для меня — это мой 2-й отряд спецназа, который пробивал коридор на Дибровке и более месяца там воевал. Героизм — очень большое и сложное понятие. Самое интересное, что все эти люди не считают, что они герои. Они считают, что делают свою работу.
А что такое, по-вашему, воинское братство?
Воинское братство… На самом деле, армия, особенно воюющая армия — это то место, где сразу человека видно. На войне всё выплывает сразу же. Максимум за месяц. И потом эта «пена» уходит сама, а то, что остаётся — это и есть воинское братство. Это когда человек достаёт последние деньги, зная, что другому нужно отослать семье. Он не спрашивает, когда ты ему отдашь и отдашь ли вообще. Это когда солдаты рискуют своей жизнью, чтобы вытащить тела своих товарищей. Мы всегда своих забираем. Вот это — воинское братство в моём понимании.
С украинской стороны заявлено много дезертиров. Около 27 тысяч. И где сейчас эти дезертиры, как вы считаете?
На мой взгляд, они, в основном, закопаны.
Это для того, чтобы киевские власти могли не выплачивать пособие семьям погибших?
Не выплачивать пособие — раз, не допускать большого резонанса, исходя из такого огромного количества потерь — два. Произойдёт социальный взрыв, если украинцы поймут, что за всю Афганскую войну за 10 лет погибло 13000, не считая умерших в госпиталях. А они получили буквально за полгода такое огромное количество погибших. Здесь. Дома.
Вы сталкивались с «чёрными трансплантологами»?
Нет, не сталкивался. Доходили обрывки информации, но цельных достоверных сведений на эту тему у меня пока нет.
А по поводу убитых, изнасилованных женщин на местах, где стояли нацгвардия и батальоны «территориальной обороны»?
Такие факты есть. В первую очередь по Красноармейску. В первую очередь по Великоновосёлковскому району, по Курахово. Последний случай — это совхоз «Забойщик» Великоновосёлковского района Донецкой области. Погибла молодая девушка. Это случай 10-дневной давности.
Расскажите про «котлы», где погибло большое количество украинских карателей… Каким образом эти «котлы» сформировались?
«Котлы»? В первую очередь, это — Иловайский котёл, Старобешевский котёл. Они самые крупные. А как они возникли? Во-первых, это бездумное командование, полубезумное украинское командование. Во-вторых, отсутствие у них боевого духа. И третье — недооценка нашей деятельности, действий нашей артиллерии в первую очередь. Тогда мы ведь объявили о том, что готовы по просьбе Владимира Владимировича Путина дать коридор для выхода без оружия украинских военных из этих котлов. Но они несколько раз пытались прорваться.
Почему? До них не доходила информация?
Нет. Информация доходила. Вопрос в том, что их командование требовало. Кстати, документы по трагедии под Иловайском до сих пор Украиной засекречены. Именно Министерством обороны Украины засекречены. И даже министр обороны отказывается представлять отчёт Верховной Раде по этому вопросу. Несколько было случаев прорыва, мы их накрыли. Затем мы их выпустили; насколько я помню, из 51-й механизированной бригады ВСУ 223 человека сложили оружие. Затем пытался прорваться батальон «Донбасс». Мы немножечко ещё их пощипали. Это была надежда на украинский авось — мол, я самый хитрый, я всех перехитрю.
Говорят, там погибло намного больше людей, чем заявлено?
Да. Я знаю, что только под Иловайском погибло более тысячи, это включая вооружённые силы Украины, территориальные батальоны.
Когда говорят, что Донбасс нужен России как дорога на Крым, и она может пролегать через Мариуполь, — это правда?
Почему? Она может через Бердянск пролегать, допустим. И мы решаем не проблемы Крыма, не проблемы России — мы свои проблемы решаем. У нас, не забывайте, 80% ополчения — уроженцы Донецкой области. И им глубоко наплевать на то, как будут идти дела на Украине и даже по Новороссии, пока они не освободят свои города: Славянск, Краматорск, Красноармейск, Мариуполь и иже с ними.
А пойдут ли они дальше?
Хороший вопрос. По настроению ополченцев минимум 30-40% могут дальше не пойти. Они хотят вернуться домой.
А как вы видите это «дальше», и где это «дальше» заканчивается?
Я тоже — житель Донецкой области. Для меня «дальше» тоже на нынешний момент соответствует административным границам Донецкой области.
Каким вы видите будущее ДНР и ЛНР?
Первое, что я вижу — мы победим. Это однозначно. По крайней мере, до административных границ Донецкой области мы дойдём. Настрой у людей боевой. Постепенно создаваемый аппарат управления начинает работать эффективно. Начинают собираться налоги. Начинает налаживаться жизнь. Я хочу сказать огромное «спасибо» нашим коммунальным службам. Ведь они никогда не прекращали работать. То же МЧС — всегда после обстрелов пожары тушили и тушат. Восстанавливают транспорт, электросети, водопроводы, — всю коммуналку, без которой невозможна жизнь большого города, да и маленького тоже. Очень многие службы продолжают свою работу без отговорок. Другие службы активно налаживают свою работу. В принципе, я думаю, что в ближайшем будущем всё будет нормально.
