Русские глазами американца

Неизвестная война. Русские глазами американца

Пару лет назад в американской газетке был опубликован интересный материал, посвящённый 40-летию одной маленькой, но грязной войны которую вели США, Алжир, Эфиопия и Сомали. В этой войне нет правых, одни виноватые.

Маленькое пояснение: описываемые события разворачи­ваются в теперь печально знаменитом Аденском заливе. «Tankist», он же «бородатый капитан» – майор Ерёменко Николай Игнатьевич, командир отдельного 104 танкового батальона, приданого миссии ООН.

Исповедь лейтенанта морской пехоты

Меня зовут Майкл Фогетти, я капитан Корпуса Морской пехоты (1) США в отставке. Недавно я увидел в журнале, фотографию русского памятника из Трептов-парка в Берлине и вспомнил один из эпизодов своей службы. Мой взвод после выполнения специальной операции, получил приказ ждать эвакуации в заданной точке, но в точку эту попасть мы так и не смогли.

В районе Золотого рога как всегда было жарко во всех смыслах этого слова. Местным жителям явно было мало одной революции. Им надо было их минимум три, пару гражданских войн и в придачу один религиозный конфликт. Мы выполнили задание и теперь спешили в точку рандеву с катером, на котором и должны были прибыть к месту эвакуации.

Но нас поджидал сюрприз. На окраине небольшого приморского городка нас встретили суетливо толкущиеся группки вооружённых людей. Они косились на нас, но не трогали, ибо колонна из пяти джипов, ощетинившаяся стволами М-16 (2) и М-60 (3), вызывала уважение. Вдоль улицы пе­риодически попадались легковые автомобили со следами обстрела и явного разграбления, но именно эти объекты и вызывали основной интерес пейзан, причём вооружённые мародёры имели явный приоритет перед невооружёнными.

Когда мы заметили у стен домов несколько трупов явных европейцев, я приказал быть наготове, но без приказа огонь не открывать. В эту минуту из узкого переулка выбежала белая женщина с девочкой на руках, за ней с хохотом следовало трое местных нигеров (извините, афро-африкан­цев). Нам стало не до политкорректности. Женщину с ребёнком мгновенно втянули в джип, а на её преследователей цыкнули и недвусмысленно погрозили стволом пулемёта, но опьянение без­наказанностью и пролитой кровью сыграло с мерзавцами плохую шутку. Один из них поднял свою G-3(4) и явно приготовился в нас стрелять. Marine Колоун автоматически нажал на гашетку пулемёта и дальше мы уже мчались под всё усиливающуюся стрельбу. Хорошо ещё, что эти уроды не умели метко стрелять. Мы взлетели на холм, на котором собственно и располагался го­род, и увидели внизу панораму порта, самым ярким фрагментом которой был пылающий у при­чала пароход.

В порту скопилось больше тысячи европейских гражданских специалистов и членов их семей. Учитывая то, что в прилегающей области объявили независимость и заодно джихад, все они жаж­дали скорейшей эвакуации. Как было уже сказано выше, корабль, на котором должны были эва­куировать беженцев, весело пылал на рейде, на окраинах города сосредотачивались толпы инсур­гентов, а из дружественных сил был только мой взвод с 6 пулемётами и скисшей рацией (уоки-токи (5) не в счёт).

У нас было плавсредство, готовое к походу и прекрасно замаскированный катер, но туда могли поместиться только мы. Бросить на произвол судьбы женщин и детей мы не имели права. Я обри­совал парням ситуацию и сказал, что остаюсь здесь и не вправе приказывать кому-либо из них оставаться со мной, и что приказ о нашей эвакуации в силе и катер на ходу. Но к чести моих ребят, остались все. Я подсчитал наличные силы: 29 марин, включая меня, 7 де­мобилизованных французских легионеров и 11 матросов с затонувшего парохода, 2 дюжины доб­ровольцев из гражданского контингента.

Порт во времена 2-й мировой войны был перевалочной базой и несколько десятков каменных пакгаузов, окружённых солидной стеной с башенками и прочими архитектурными излишествами прошлого века, будто сошедшими со страниц Киплинга и Буссенара, выглядели вполне солидно и пригодно для обороны. Вот этот комплекс и послужили нам новым фортом Аламо. Плюс в этих пакгаузах были разме­щены склады с ООНовской гуманитарной помощью, там же были старые казармы, в которых ра­ботали и водопровод и канализация, конечно туалетов было маловато на такое количество людей, не говоря уже о душе, но лучше это, чем ничего. Кстати, половина одного из пакгаузов была за­бита ящиками с неплохим виски. Видимо, кто-то из чиновников ООН делал тут свой небольшой гешефт. То есть вся ситуация, помимо военной, была нормальная, а военная ситуация была сле­дующая…

Больше 3000 инсургентов, состоящих из революционной гвардии, иррегулярных формирований и просто сброда, хотевшего пограбить, вооружённых на наше счастье только лёгким оружием от маузеров 98 (6) и Штурмгеверов (7) до автоматов Калашникова (8) и Стенов (9), периодически ата­ковали наш периметр. У местных были 3 старых французских пушки, из которых они умудрились потопить несчастный пароход, но легионеры смогли захватить батарею и взорвать орудия и бое­комплект.

Мы могли на данный момент им противопоставить: 23 винтовки М-16, 6 пулемётов М-60, 30 ки­тайских автоматов Калашникова и 5 жутких русских пулемётов китайского же производства, с патронами 50-го калибра (10). Они в главную очередь и помогали нам удержать противника на должном расстоянии, но патроны к ним кончались прямо-таки с ужасающей скоростью.

Французы сказали, что через 10-12 часов подойдёт ещё один пароход и даже в сопровождении сторожевика, но эти часы надо было ещё продержаться. А у осаждающих был один большой сти­мул в виде складов с гуманитарной помощью и сотен белых женщин. Все виды этих товаров здесь весьма ценились. Если они додумаются атаковать одновременно и с Юга, и с Запада, и с Севера, то одну атаку мы точно отобьём, а вот на вторую уже может не хватить боеприпасов. Рация наша схлопотала пулю, когда мы ещё только подъезжали к порту, а уоки-токи брали практически только на несколько километров. Я посадил на старый маяк вместе со снайпером мастер-сержанта Смити – нашего радио-бога. Он там что-то смудрил из 2 раций, но особого толку с этого пока не было.

У противника не было снайперов, и это меня очень радовало. Город находился выше порта, и с крыш некоторых зданий территория, занимаемая нами, была как на ладони, но планировка го­рода работала и в нашу пользу. 5 прямых улиц спускались аккурат к обороняемой нами стене и легко простреливались с башенок, бельведеров и эркеров… И вот началась очередная атака. Она была с двух противоположных направлений и была достаточно массированной.

Предыдущие неудачи кое-чему научили инсургентов, и они держали под плотным огнём наши пулемётные точки. За 5 минут было ранено трое пулемётчиков, ещё один убит. В эту минуту про­тивник нанес удар по центральным воротам комплекса: они попытались выбить ворота грузови­ком. Это им почти удалось. Одна створка была частично выбита, во двор хлынули десятки воору­жённых фигур. Последний резерв обороны – отделение капрала Вестхаймера – отбило атаку, но потеряло троих человек ранеными, в том числе одного тяжело. Стало понятно, что следующая атака может быть для нас последней, у нас было ещё двое ворот, а тяжёлых грузовиков в городе хватало. Нам повезло, что подошло время намаза и мы, пользуясь передышкой и мобилизовав максимальное количество гражданских, стали баррикадировать ворота всеми подручными сред­ствами.

Внезапно на мою рацию поступил вызов от Смити:

– Сэр. У меня какой-то непонятный вызов и вроде от русских. Требуют старшего. Позволите пе­реключить на вас?

– А почему ты решил, что это Русские?

– Они сказали, что нас вызывает солнечная Сибирь, а Сибирь, она вроде бы в России…

– Валяй, – сказал я и услышал в наушнике английскую речь с лёгким, но явно русским акцен­том…

– Могу я узнать, что делает United States Marine Corps на вверенной мне территории? – после­довал вопрос.

– Здесь Marine First Lieutenant Майкл Фогетти. С кем имею честь? – в свою очередь поинтере­совался я.

– Ты имеешь честь общаться, лейтенант, с тем, у кого у единственного в этой части Африки есть танки, которые могут радикально изменить обстановку. А зовут меня Tankist.

Терять мне было нечего. Я обрисовал всю ситуацию, обойдя, конечно, вопрос о нашей боевой «мощи». Русский в ответ поинтересовался, а не является ли, мол, мой минорный доклад, просьбой о помощи. Учитывая, что стрельба вокруг периметра поднялась с новой силой, и это явно была массированная атака осаждающих, я вспомнил старину Уинстона, сказавшего как-то, что «если бы Гитлер вторгся в ад, то он, Черчилль, заключил бы союз против него с самим дьяволом…», и ответил русскому утвердительно. На что последовала следующая тирада:

– Отметьте позиции противника красными ракетами и ждите. Когда в зоне вашей видимости появятся танки, это и будем мы. Но предупреждаю: если последует хотя бы один выстрел по моим танкам, всё то, что с вами хотят сделать местные пейзане, покажется вам нирваной по срав­нению с тем, что сделаю с вами я.

Когда я попросил уточнить, когда именно они подойдут в зону прямой видимости, русский офи­цер поинтересовался не из Техаса ли я, а, получив отрицательный ответ, выразил уверенность, что я знаю, что Африка больше Техаса и нисколько на это не обижаюсь.

Я приказал отметить красными ракетами скопления боевиков противника, не высовываться и не стрелять по танкам, в случае, ежели они появятся. И тут грянуло. Бил, как минимум, десяток ство­лов, калибром не меньше 100 миллиметров. Часть инсургентов кинулась спасаться от взрывов в нашу сторону, и мы их встретили, уже не экономя последние магазины и ленты. А в просветах между домами, на всех улицах одновременно появились силуэты танков Т-54 (11), облепленных десантом.

Боевые машины неслись, как огненные колесницы. Огонь вели и турельные пулемёты, и десант­ники. Совсем недавно, казавшееся грозным, воинство осаждающих рассеялось как дым. Десант­ники спрыгнули с брони, и, рассыпавшись вокруг танков, стали зачищать близлежащие дома. По всему фронту их наступления, раздавались короткие автоматные очереди и глухие взрывы гранат в помещениях. С крыши одного из домов внезапно ударила очередь, три танка немедленно довер­нули башни в сторону последнего прибежища полоумного героя джихада и строенный залп, не­медленно перешедший в строенный взрыв, лишил город одного из архитектурных излишеств.

Я поймал себя на мысли, что не хотел бы быть мишенью русской танковой атаки, и даже будь со мной весь батальон с подразделениями поддержки, для этих стремительных брони­рованных монстров с красными звёздами мы не были бы серьёзной преградой. И дело было вовсе не в огневой мощи русских боевых машин… Я видел в бинокль лица русских танки­стов, сидевших на башнях своих танков: в этих лицах была абсолютная уверенность в по­беде над любым врагом. А это сильнее любого калибра.

Командир русских, мой ровесник, слишком высокий для танкиста, загорелый и бородатый капи­тан, представился неразборчивой для моего бедного слуха русской фамилией, пожал мне руку и приглашающе показал на свой танк. Мы комфортно расположились на башне, как вдруг русский офицер резко толкнул меня в сторону. Он вскочил, срывая с плеча автомат, что-то чиркнуло с ше­лестящим свистом, ещё и ещё раз. Русский дёрнулся, по лбу у него поползла струйка крови, но он поднял автомат и дал куда-то две коротких очереди, подхваченные чётко-скуповатой очередью турельного пулемёта, с соседнего танка.

Потом извиняющее мне улыбнулся, и показал на балкон таможни, выходящий на площадь перед стеной порта. Там угадывалось тело человека в грязном бурнусе, и блестел ствол автоматической винтовки. Я понял, что мне только что спасли жизнь. Черноволосая девушка (кубинка, как и часть танкистов и десантников) в камуфляжном комбинезоне тем временем перевязывала моему спаси­телю голову, приговаривая по-испански, что вечно синьор капитан лезет под пули, и я в неожи­данном порыве души достал из внутреннего кармана копию-дубликат своего Purple Heart (12), с которым никогда не расставался, как с талисманом удачи, и протянул его русскому танкисту. Он в некотором замешательстве принял неожиданный подарок, потом крикнул что-то по-русски в от­крытый люк своего танка. Через минуту оттуда высунулась рука, держащая огромную пластико­вую кобуру с большущим пистолетом. Русский офицер улыбнулся и протянул это мне.

А русские танки уже развернулись вдоль стены, направив орудия на город. Три машины сквозь вновь открытые и разбаррикадированные ворота въехали на территорию порта, на броне перед­него пребывал и я. Из пакгаузов высыпали беженцы, женщины плакали и смеялись, дети прыгали и визжали, мужчины в форме и без орали и свистели. Русский капитан наклонился ко мне и пе­рекрикивая шум сказал:

– Вот так, морпех. Кто ни разу не входил на танке в освобождённый город, тот не испытывал настоящего праздника души, это тебе не с моря высаживаться. – И хлопнул меня по плечу.

Танкистов и десантников обнимали, протягивали им какие-то презенты и бутылки, а к русскому капитану подошла девочка лет шести и, застенчиво улыбаясь, протянула ему шоколадку из гума­нитарной помощи. Русский танкист подхватил её и осторожно поднял, она обняла его рукой за шею, и меня внезапно посетило чувство дежавю.

Я вспомнил, как несколько лет назад в туристической поездке по Западному и Восточному Бер­лину нам показывали русский памятник в Трептов-парке. Наша экскурсовод, пожилая немка с раздражённым лицом, показывала на огромную фигуру Русского солдата со спасённым ребёнком на руках, и цедила презрительные фразы на плохом английском. Она говорила о том, что, мол, это всё большая коммунистическая ложь, и что кроме зла и насилия русские на землю Германии ни­чего не принесли.

Будто пелена упала с моих глаз. Передо мною стоял русский офицер со спасённым ребёнком на руках. И это было реальностью и, значит, та немка в Берлине врала, и тот русский сол­дат с постамента в той реальности тоже спасал ребёнка. Так, может, врёт и наша пропаганда о том, что русские спят и видят, как бы уничтожить Америку. Нет, для простого первого лейте­нанта морской пехоты такие высокие материи слишком сложны. Я махнул на всё это рукой и чок­нулся с русским бутылкой виски, неизвестно как оказавшейся в моей руке.

В этот же день удалось связаться с французским пароходом, идущим сюда под эгидой ООН, и приплывшим – таки в 2 часа ночи. До рассвета шла погрузка. Пароход отчалил от негостеприим­ного берега, когда солнце было уже достаточно высоко. И пока негостеприимный берег не скрылся в дымке, маленькая девочка махала платком, оставшимся на берегу русским танкистам. А мастер-сержант Смити, бывший у нас записным философом, задумчиво сказал:

– Никогда бы я не хотел, чтобы русские всерьёз стали воевать с нами. Пусть это непатрио­тично, но я чувствую, что задницу они нам обязательно надерут.

И, подумав, добавил:

– Ну, а пьют они так круто, как нам и не снилось… Высосать бутылку виски из горлышка и ни в одном глазу… И ведь никто нам не поверит, скажут что такого даже Дэви Крокет (13) не придумает…

P.S.

Архив МО, ф.1236, оп. 3712, д.395. л. 35-190. о Ерёменко и описываемых собы­тиях. Документы, несколько фото, приказы и объяснительные.

Источник