Игорь Казанцев

Из статьи Чудинова о Абрамов-Шубине и его “грамоте”
Под «азбукой» тут понимается «всеясветная грамота». Зачем она придумана Абрамовым-Шубиным, действительно, из его выступлений неясно. Именно поэтому каждому и приходится решать – зачем ему всё это? Текстов на этой азбуке, кроме генерированных самим Абрамовым-Шубиным, всё равно нет, так что пользы от освоения этой грамоты нет никакой. Иными словами, даже познав эти спиральные буквы, можно читать разве что аналогичные заумные тексты учеников Анания Федоровича.
То, что Абрамов-Шубин работает в научном поле – заблуждение. Начну с формальности: он ни в одной из своих работ не ссылается на чьи-нибудь работы, как если бы вся лингвистика начиналась только с него. Так научные книги писать нельзя. Но всё это объяснимо: когда я с ним разговорился, я понял, что имена лингвистов он путает, кто в каком веке жил, толком не знает, а научные концепции каждого из них вообще не представляет. Уровень его познания – ниже студента филологического факультета. Это даже не уровень дилетанта, это – уровень невежды.

Далее: каждый ученый обязательно исполняет какие-то научные функции: преподает в каком-то вузе, является членом каких-то научных советов, сотрудничает с какими-то научными журналами, оппонирует диссертациям и пишет предисловия и комментарии к чужим научным работам, имеет чужие рецензии, предисловия и комментарии к своим работам, на него ссылаются, он участвует в конференциях и съездах и т.д. Ничего такого в данном случае нет, его книги (если их так можно назвать) выходят без библиографической справки, без издательства, без рецензий и предисловий; по сути дела это – современный самиздат. На его работы даже сослаться нельзя – они не удовлетворяют критериям научной продукции. Нет у него ученых степеней и званий, даже диплома специалиста, он не состоит членом каких-либо ученых советов или редакций журналов. Он – не ученый по определению.

Третий формальный критерий – научный язык, которого он не знает. У него нет соответствия между буквами и звуками, и вся терминология фонетики ему чужда. Мы у него не встретим таких понятий, как «гласные и согласные» (я уж не говорю – «сонанты и консонанты»), «щелевые», «вибранты», «фрикативные», «взрывные», «палатальные» и т.д. Нет у него научного аппарата и в характеристики букв – он не знает понятий «графема», «шрифт», «дукт» и т.д. Зато он применяет самодельные и весьма неблагозвучные слова. Так, например, автолевитация названа им «биополётикой». Слово «истинный» он заменяет неологизмом «недрыготечный», а что такое «трекидывание», «сигмация», «творцовость», «ЭККА», «сигмоника», «твердиевый», «грамотный восход» и т.д. – знает только он. Никаких определений, как положено в науке при введении любого нового термина, он не дает. Поэтому его корявые фразы воспринимаются как элементарное словоблудие. Но этого оказалось мало, он еще коверкает русские слова, выписывая некоторые буквы как выделенные (прописные), видимо, составляя из них акрослова, например, «СТроиМ Буковы – СТРоим МногоМерия». Акрослова будут: СТМБ – СТРММ. Это – похлеще, чем волапюк с его лозунгом «Нен дэм алик плопюк мотик», ибо данные акрослова в данном им виде непроизносимы. И к тому же немотивированны, ибо в одном случае в слове «строим» выделяется СТМ, а в другом – СТР. Так что даже если его «полётика недрыготечна», никакой «твердиевой творцовости» в ней не видно, и вникать в нее – охотников мало.

Но это были формальные критерии; с точки зрения содержательных он не отдает себе отчета в том, что слог является акустической единицей слова и не несет какой-либо семантики, которую несут морфемы. Одна лишь подмена морфемного анализа силлабическим выводит все его работы из области науки в сомнительную сферу «народной этимологии», даже если бы он смог соблюсти перечисленные выше формальные нормы. Да и сам термин «народный академик» звучит как насмешка, что-то вроде «герцога от сохи» или «бомжа-дворецкого». В лингвистике за словом «народный» сохраняется отрицательная коннотация, и в переводе на термин передается словом «вульгарный», например, считается, что французский язык вышел из вульгарной (то есть, народной) латыни. Браться за словообразование, не разбираясь в нем, а тем более, обучать ему других людей – это черта уже не ученого, а некого проходимца от науки. Право на обучение других нужно заслужить признанием хотя бы со стороны коллег. Наконец, любая наука подвержена критике, но прогресс состоит в продвижении вперед, а не назад, к выявлению всё более глубокой семантики частей слова, а не к переходу от семантики к чистой акустике, к которой относятся звуки и слоги.

http://chudinov.ru/obratnaya-svyaz-11/

Из статьи Чудинова о Абрамов-Шубине и его “грамоте”
Под «азбукой» тут понимается «всеясветная грамота». Зачем она придумана Абрамовым-Шубиным, действительно, из его выступлений неясно. Именно поэтому каждому и приходится решать – зачем ему всё это? Текстов на этой азбуке, кроме генерированных самим Абрамовым-Шубиным, всё равно нет, так что пользы от освоения этой грамоты нет никакой. Иными словами, даже познав эти спиральные буквы, можно читать разве что аналогичные заумные тексты учеников Анания Федоровича.
То, что Абрамов-Шубин работает в научном поле – заблуждение. Начну с формальности: он ни в одной из своих работ не ссылается на чьи-нибудь работы, как если бы вся лингвистика начиналась только с него. Так научные книги писать нельзя. Но всё это объяснимо: когда я с ним разговорился, я понял, что имена лингвистов он путает, кто в каком веке жил, толком не знает, а научные концепции каждого из них вообще не представляет. Уровень его познания – ниже студента филологического факультета. Это даже не уровень дилетанта, это – уровень невежды.

Далее: каждый ученый обязательно исполняет какие-то научные функции: преподает в каком-то вузе, является членом каких-то научных советов, сотрудничает с какими-то научными журналами, оппонирует диссертациям и пишет предисловия и комментарии к чужим научным работам, имеет чужие рецензии, предисловия и комментарии к своим работам, на него ссылаются, он участвует в конференциях и съездах и т.д. Ничего такого в данном случае нет, его книги (если их так можно назвать) выходят без библиографической справки, без издательства, без рецензий и предисловий; по сути дела это – современный самиздат. На его работы даже сослаться нельзя – они не удовлетворяют критериям научной продукции. Нет у него ученых степеней и званий, даже диплома специалиста, он не состоит членом каких-либо ученых советов или редакций журналов. Он – не ученый по определению.

Третий формальный критерий – научный язык, которого он не знает. У него нет соответствия между буквами и звуками, и вся терминология фонетики ему чужда. Мы у него не встретим таких понятий, как «гласные и согласные» (я уж не говорю – «сонанты и консонанты»), «щелевые», «вибранты», «фрикативные», «взрывные», «палатальные» и т.д. Нет у него научного аппарата и в характеристики букв – он не знает понятий «графема», «шрифт», «дукт» и т.д. Зато он применяет самодельные и весьма неблагозвучные слова. Так, например, автолевитация названа им «биополётикой». Слово «истинный» он заменяет неологизмом «недрыготечный», а что такое «трекидывание», «сигмация», «творцовость», «ЭККА», «сигмоника», «твердиевый», «грамотный восход» и т.д. – знает только он. Никаких определений, как положено в науке при введении любого нового термина, он не дает. Поэтому его корявые фразы воспринимаются как элементарное словоблудие. Но этого оказалось мало, он еще коверкает русские слова, выписывая некоторые буквы как выделенные (прописные), видимо, составляя из них акрослова, например, «СТроиМ Буковы – СТРоим МногоМерия». Акрослова будут: СТМБ – СТРММ. Это – похлеще, чем волапюк с его лозунгом «Нен дэм алик плопюк мотик», ибо данные акрослова в данном им виде непроизносимы. И к тому же немотивированны, ибо в одном случае в слове «строим» выделяется СТМ, а в другом – СТР. Так что даже если его «полётика недрыготечна», никакой «твердиевой творцовости» в ней не видно, и вникать в нее – охотников мало.

Но это были формальные критерии; с точки зрения содержательных он не отдает себе отчета в том, что слог является акустической единицей слова и не несет какой-либо семантики, которую несут морфемы. Одна лишь подмена морфемного анализа силлабическим выводит все его работы из области науки в сомнительную сферу «народной этимологии», даже если бы он смог соблюсти перечисленные выше формальные нормы. Да и сам термин «народный академик» звучит как насмешка, что-то вроде «герцога от сохи» или «бомжа-дворецкого». В лингвистике за словом «народный» сохраняется отрицательная коннотация, и в переводе на термин передается словом «вульгарный», например, считается, что французский язык вышел из вульгарной (то есть, народной) латыни. Браться за словообразование, не разбираясь в нем, а тем более, обучать ему других людей – это черта уже не ученого, а некого проходимца от науки. Право на обучение других нужно заслужить признанием хотя бы со стороны коллег. Наконец, любая наука подвержена критике, но прогресс состоит в продвижении вперед, а не назад, к выявлению всё более глубокой семантики частей слова, а не к переходу от семантики к чистой акустике, к которой относятся звуки и слоги.

http://chudinov.ru/obratnaya-svyaz-11/