Образ Фай Родис в романе И. А. Ефемова «Час Быка»

Ольга Ерёмина

Оглавление

1. Путь на Торманс (I–IV главы)
2. Вера и Мера (V–X главы)
3. «Владычица землян» (XI–XIII главы)

1. Путь на Торманс (I–IV главы)

Художественная литература формирует стереотипы нашего восприятия. Онегины, Печорины, пушкинская Татьяна, тургеневские барышни, крапивинские мальчики, женщины бальзаковского возраста – услышав эти выражения, образованный человек сразу поймёт, о каком образе идёт речь.

Иван Антонович Ефремов в романах «Туманность Андромеды», «Таис Афинская», «Лезвие бритвы» и «Час Быка» последовательно описывает образ женщины – такой, какой она может стать, воплотив всё лучшее, что заложено в неё природой. Это женщина, гармонично развитая физически, красивая, сильная, с тонкой талией и резко очерченными бёдрами, умная, с широким культурным кругозором, самодостаточная, посвятившая свою жизнь значимому делу, стремящаяся к духовному развитию.

Двух своих любимых героинь Ефремов помещает на исторических полюсах. В центре – ось 1970 года, когда был полностью опубликован роман «Час Быка» и когда писалась «Таис Афинская». В историческую глубину прошлого – на две тысячи с лишним лет – уходит гетера Таис Афинская. В глубины будущего на сопоставимое время – историк Фай Родис, руководящая экспедицией на планету Торманс, жители которой – потомки землян, улетевших с Земли незадолго до катастрофы, которой закончилась Эра Разобщённого Мира.

Таис и Фай – имена, в которых отразилось разное произношение древнегреческого звука в современных языках (ср. Теодор и Фёдор). Исходное древнее жреческое имя обозначает «принадлежащая Исиде»; богиня Исида – идеал женственности и материнства в Древнем Египте. Таисия – это имя последней жены Ефремова, ей посвящены романы «Час Быка» и «Таис Афинская», последние творения писателя.

Слово «Родис» перекликается с древнегреческим «роза». Остров Родос связан с именем нимфы Родос, дочери Посейдона и Амфитриты (или Афродиты), ставшей возлюбленной бога солнца Гелиоса. Палиндром представляет собой возврат к теме Исиды.

Ассоциации, возникающие с связи с главным именем героини, накладываются одна на другую, образуя объёмный образ, и читатель с напряжением следит за тем, как автор воплощает в романе обещание, заключённое в имени.

В Совете Звездоплавания

Впервые читатель сталкивается с главной героиней романа в прологе. Ученики школы третьего цикла приехали на плоскогорье Реват, чтобы увидеть памятник легендарной космической экспедиции на планету Торманс. Тринадцать скульптур, установленные на чёрном каменном основании с врезанной в него зеркально полированной металлической спиралью, были разделены на две группы: смерть разделила погибших на планете и тех, кто вернулся на Землю.

В первой группе – Фай Родис, начальница экспедиции:

Прощаясь, один из учеников, Кими, «решительно шагнул к статуе Фай Родис и склонился перед ней жестом прощания, едва не наткнувшись на угол каменной книги, которую она держала перед собой». Это движение юноши – как стремление молодых проникнуть в мир ушедших героев, встать рядом с погибшими, оно размыкает молчаливое кольцо участников экспедиции, и Фай словно делает движение навстречу юности.

Первая глава начинается с монолога Фай Родис – её выступления в зале Совета Звездоплавания. Как историк она рассказывает о планете Торманс, название которой было дано по планете мучений в романе Артура Линдсея «Путешествие к Арктуру» (1920). Фай подробно останавливается на описании картины «Последняя минута», на ожидании ядерной катастрофы и трагедии любящей семьи, которая неминуемо погибнет от взрыва. Автор подчёркивает глубокий голос Фай Родис. Концепция выступления такова: планета Торманс населена потомками людей, улетевших с Земли до катастрофы конца ЭРМ.

После выступления Вэл Хэга, потомка Рен Боза, теоретика навигации звездолётов Прямого Луча (ЗПЛ), Совет Звездоплавания присоединился к мнению планеты о необходимости посылки экспедиции на Торманс. Самый важный вопрос при этом – формирование экипажа.

Начальницей экспедиции единодушно выбирают Фай Родис, автора гипотезы о происхождении населения Торманса, ученицу Кин Руха, знатока истории ЭРМ.

Экипаж формируется преимущественно из молодых специалистов.

В каюте Фай Родис

«Тёмное Пламя» – второй звездолёт Прямого Луча. Первым был «Нооген», совершивший несколько полётов, но затем пропавший в безднах космоса.

Люди ещё не привыкли к старту ЗПЛ. Провожающие собрались на плоскогорье Реват, ожидая величественного зрелища, но «Тёмное Пламя» неожиданно и просто, с мерзким режущим визгом, подскочил и исчез. Ожидание разошлось с действительностью, и это несоответствие оставило привкус разочарования. Большинство собравшихся не понимали в полной мере опасности ЗПЛ, иначе их реакция была бы иной.

«Тёмное Пламя» лёг на курс, и для управления кораблём присутствие начальника экспедиции не требовалось. Фай Родис удалилась в свою кабину – место, где она оставалась наедине с собой. Каждому человеку необходимо место и время самоосознания: «Пока ничего не случится, время Фай Родис принадлежало ей самой, тем более что множество дел было неизмеримо выше её компетенции».

Оставшись одна, Фай «усилила приток воздуху в каюту и придала ему свой излюбленный аромат – свежий, тёплый запах нагретых солнцем африканских степей». Ей чудилась обдуваемая ветром саванна.

Обстановка каюты едва намечена автором: низкий диван, белый жёсткий ковёр, магнитный столик, к поверхности которого прилепились несколько вещей. Всё это заставляет вспомнить Дар Ветра, героя «Туманности Андромеды», у которого мало личных вещей – лишь несколько самых дорогих.

Фай Родис обращает своё внимание на предмет, доставшийся ей от Кин Руха. В небольшой диораме, оправленной в золотистый овал, Кин Рух видел соответствующую его мечтам символику. Через мысли учителя Фай пыталась вглядеться в давно ушедший мир.
Автор так описывает «эту странную вещь»:
 

У читателя, знакомого с другими произведениями Ефремова, возникнет ассоциация с рассказом «Тень минувшего»: там в пыльной степи работает палеонтологическая экспедиция, начальник которой влюблён в сотрудницу, девушку восточного типа с длинными чёрными косами. Там же возникает в воздухе голографический образ тираннозавра, запечатлённый десятки миллионов лет назад в наслоениях ископаемой смолы. Одновременно вспоминается и «Туманность Андромеды», где Дар Ветер и Веда Конг летят над степью на платформе.

Фай ощущает неведомую девушку диорамы как подругу, чувствует связь с ней.

Прошлое Фай Родис, всё, что связано с её опытом, обнажается перед нами исподволь, постепенно. В этой части первой главы мы узнаём, что именно Кин Рух, учитель Фай Родис, «окончательно раскрыл инфернальность давно прошедших времён». Так в романе вновь после описания картины «Последняя минута» звучит тема инферно – но не трагическая её, а жизнеутверждающая тональность: «…эта диорама стала связующей с теми давно исчезнувшими людьми, наследником мыслей и чувств которых он явился, чтобы оценить и понять неизмеримую силу их подвигов. Тех, кто не примирился с безвыходным кругом страданий, страхов, болезней и тоски, оцепившими землю с древних геологических эпох» до Эры Мирового Воссоединения.

«Те давно исчезнувшие люди» – так Ефремов обращается к своим современникам и к нам, читающим его книгу спустя полвека после её выхода, ибо мир наш всё так же погружён в инферно, мы по-прежнему находимся в Эре Разобщённого Мира, и каждый из нас решает для себя: жить узким мирком личных интересов или стремиться к выходу из инферно, из «безысходного круга страданий, страхов, болезней и тоски».

И мы спустя 50 лет после создания романа, читая эти строки, думаем о неизмеримой силе подвига самого Ивана Антоновича, создавшего теорию инферно, прозвучавшую в «Часе Быка»; его образ жизни в русской культуре называется подвижничеством.

Эра Разобщённого Мира делится на несколько периодов. Мы узнаём, что Фай Родис посвятила себя пятому периоду древней моноистории (сейчас мы называем это «глобализация»). По хронологии «Часа Быка» Эра Разобщённого Мира начинается в 15-м круге, говорит Чеди. 15-й круг – это 1867–1926 годы. Вероятнее всего, начало ЭРМ приходится на Первую мировую войну. Если так, то Серебряный век относится к самому началу ЭРМ.

Так автор устанавливает стойкую связь между образом Фай Родис и нашим временем. Непосредственно ко времени данного прочтения книги – 2020 году, как и к предшествующим десятилетиям – мы можем отнести такие слова Ефремова:
 

Путь историка

Ефремов краткими, но выразительными штрихами описывает пусть познания, который прошла Фай Родис.

Важная составляющая работы историка Эры Встретившихся Рук – перевоплощение, вчувствование в жизнь человека изучаемой эпохи. Основные характеристики «среднего человека» пятого периода таковы:
– односторонняя образованность;
– убогая информированность;
– отягощённость предрассудками;
– наивная вера в чудо;
– отсутствие дисциплины воспитания.

Надо отчётливо понимать, что это НАШИ признаки. Это мы таковы сейчас, даже лучшие представители общества не свободны от этих качеств.

У Фай Родис по мере углубления в эпоху возникало «чувство ужаса и отвращения». Простой человек, предоставленный самому себе, «находящийся на грани нервного надлома, метался от одной нелепости к другой в своей короткой жизни, зависевшей от множества случайностей».

Резкой чертой отделяет человека эпохи Великого Кольца от изучаемого Фай Родис времени отношение к цели и познанию мира. По Ефремову, главная черта людей будущего – стремление к подвигу, явленному в научных открытиях и творчестве. В пятом периоде ЭРМ подобная жизнь – редкость.

Историк заканчивает положенное изучение избранного периода в смятении:

Ефремов не даёт нам подробных описаний того, как и почему делится на периоды древняя история Земли. Только в одном месте содержится намёк на это деление – и этот намёк отсылает нас в любимую эпоху самого Ефремова – в Древнюю Элладу. Но мыслитель не воспевает её, он чётко очерчивает связанную с изучением этого времени проблематику:
 

Молодой исследовательнице 25 лет. Она ощущает эмоциональную слабость и с этим чувством приходит к учителю. Кин Рух, не скрывая улыбки, предлагает ей продолжить изучение избранного периода ещё год. Этот год является решающим: Фай побеждает в самой себе чувство растерянности и настраивается на момент преображения мира:
 

В описании, данном Ефремовым, отчётливо звучит тема соотношения действительности и очевидности: очевидно, что большинство людей ЭРМ инертны и эгоцентричны. В действительности двигателями общественного развития являются те, что посвящают свою жизнь «борьбе за освобождение человечества» (Н. Островский).

Когда Фай Родис увидела картину борьбы за «знание, правду и справедливость», она по-новому поняла для себя внезапность, скачкообразность перехода к Эре Мирового Воссоединения, который представляет из себя практическое воплощение одного из законов диалектики – закона перехода количественных изменений в качественные: «Сейчас, из дали веков, этот гигантский шаг вперёд производил впечатление неожиданного прыжка».

Этот дополнительный год, данный молодому историку волей учителя, определил кредо Фай Родис – «прослеживание корней будущего» в прошедшем.

На момент отправления экспедиции Фай Родис 40 лет. Для ЭВР это время перехода от молодости к зрелости. Фай осознаёт свою задачу на Тормансе двояко: с одной стороны, ей как бесстрастному исследователю надо собрать и доставить на Землю материалы о далёкой планете, с другой – со всей глубиной чувств, с тактом и нежностью передать потомкам землян радость жизни коммунистического мира. Быть бесстрастной и страстной одновременно.

Созерцание диорамы в каюте приводит Фай Родис к полному осознанию задачи, стоящей лично перед ней. Она всматривается в своё лицо, отражённое в зеркале. Девушку на платформе она ощутила как подругу, товарища в борьбе, но её лицо в трагическом напряжении выглядит полудетским, а лицо Фай иное: «твёрдое, правильное лицо зрелой женщины ЭВР с идеально вылепленной структурой сильного костяка, проступающей под выразительными мышцами и безупречной кожей».

Фай попыталась проникнуть в ощущения девушки, раскрыв глаза, как у неё, и подняв руку. Однако в зеркале эти жесты выглядели патетическими и забавными. Интересно продлить эту мысль автора: одни и те же чувства должны по-разному выражаться людьми разных эпох.

В завершении главы автор пишет о том, что начальница экспедиции разделила людей на остающихся на корабле и готовящихся к высадке.

Диалог Фай и Чеди

Наедине с собой в каюте Фай Родис вспоминает себя в 25 лет. В экипаже есть девушка – социолог Чеди Даан, которая во многом соответствует той двадцатипятилетней Фай. Для Чеди начальница экспедиции становится и учителем, и коллегой, и противоположной стороной в конфликте.

Чеди хочет войти в мышление ЭРМ, поёт «древние слова»: «Двадцать дней как плыли каравеллы…» (стихотворение Николая Гумилёва «Открытие Америки») на мелодию «красно-оранжевого спектра». Фай возражает ей по существу отражённого мелодией мироощущения: «…поэты ЭРМ – хорошие люди, потому что создавали в тех условиях добрые, хорошие вещи голубого спектра». Устами историка Ефремов признаётся в любви к русской поэзии, которую он действительно знал глубоко, и говорит о людях пятого периода, то есть вновь о нашем времени: «Хорошие люди всегда носили в себе печаль неустроенной, инфернальной жизни, и мелодии их песен не должны были быть мажорнее зелёного спектра».

Чеди возражает, и тогда Фай затрагивает тему маски, которую вынуждены были надевать люди, защищаясь от агрессии мира: маска «прикрывает разрыв между стремлениями и жизнью», которую приходится вести.

Чеди продолжает собственный внутренний диалог с Фай Родис, наблюдая за ней в пилотской кабине в момент выхода корабля на границу Шакти и Тамаса. Самой Чеди позволил находиться в кабине Гриф Рифт. Чеди заметила, что внешне спокойная Фай волнуется.

Прохождение границы мира Ефремов показывает нам через мироощущения Чеди Даан. Не в силах вынести «глубочайший ужас», девушка теряет сознание. Возвращаясь к действительности, она встречается глазами с Фай, и та слабо улыбается ей, прикладывая палец к губам. Как Фай пыталась угадать чувства девушки с диорамы, так Чеди пытается угадать мысли начальницы экспедиции. Может быть, она пытается представить себе Тамас?

Но ощущения, испытанные Фай Родис, более мучительны, чем чувства Чеди: Родис не теряла сознания: «её великолепно тренированное тело сопротивлялось переходу в нуль-пространство».

Потеря сознания – предохранитель, встроенный в человека природой. Если же усилием воли этот предохранитель отключают, то сознание невольно ищет образ, приводящий мозг к устойчивости, вызывающий чувство защищённости.

Таким образом для Фай стала комната в институте Кин Руха, на востоке Канады, где Фай готовилась к экспедиции. Женщина помнила каждую деталь обстановки и вида из окна, контраст между непогодой и уютом комнаты действовал успокаивающе.

Океан мужества понадобился людям, чтобы вывести планету из дикого состояния, превратить в цветущий сад. Океан мужества требуется водителям ЗПЛ сейчас, когда они предстают перед Тамасом и «перед фундаментальными структурами подлинного мира».

Пребывание в нуль-пространстве закончилось – и звездолёт достиг точки выхода.

О выходе мы узнаём уже не через чувства Чеди. Автор передаёт нам это через Фай как апофеоз первотворения:
 

Вернувшись из небытия, Родис испытала глубокую радость: так человек выходит из гибельного подземелья к голубому небу и тёплому солнцу.

Астронавигаторы деловито обсуждали, в какую область вышел корабль из нуль-пространства, а Чеди, при выходе из нуль-пространства второй раз потерявшая сознание, несколько ревниво отвечала на заботу Грифа Рифта: почему он предлагает врача ей, но не стремится так же заботится о Фай? Гриф Рифт отвечает, понизив голос, что Родис «не только вела раскопки на дальних планетах, но и прошла все десять ступеней инфернальности» (как десять кругов Дантова Ада), чтобы глубже понять ощущения людей давнего прошлого. Чеди понимает, что многого о начальнице экспедиции она не знала, и сопоставляет известные ей факты. Она вспоминает картину на одной из выставок: женщина в скафандре стояла на мокрой планете инфракрасных солнц. Чеди поняла по очертаниям лба, переносицы и бровей, что эта женщина – Фай Родис. Значит, она участвовала в предпоследнем прыжке «Ноогена» – ЗПЛ, пропавшего в глубинах космоса. Следовательно, она уже проходила нуль-пространство.

В этот момент звучит лирический мотив, связанный с образом Фай: писатель рассказывает об авторе картины, известном астрономе, который наблюдает «красные точки пятизвёздного скопления в созвездии Рыси», где сейчас находится «Тёмное Пламя». Многоликие образы Фай Родис в его памяти сможет истребить только смерть.

Итак, мы видим Фай Родис в этой главе в основном глазами Чеди Даан: социолог по возрасту и, возможно, по мироощущению близка к смятенной двадцатипятилетней Фай и к девушке, что летит на платформе над степью.

Почему Ефремов не показывает нам основные события (кроме прохождения нуль-пространства) глазами Фай Родис, не помещает локус внутрь её духовного мира? Вероятнее всего, потому, что мы, читатели, не готовы увидеть мир с позиции зрелой женщины с совершенно другой основой мироощущения, чем наша, и юная Чеди нам понятнее и ближе.

Фай Родис посвятила себя изучению пятого периода Эры Разобщённого Мира. До двадцати шести лет она проходила обучение под руководством Кин Руха. В последующие 14 лет она прошла десять ступеней инфернальности, то есть прошла глубинную инициацию как историк, участвовала в полёте первого ЗПЛ. Она пережила горечь исчезновения, возможно, гибели звездолёта-пионера, на котором только что летала сама, горечь понимания, что она, возможно, никогда не увидит членов команды, с которыми впервые пережила переход на грань Шакти и Тамаса.

В прологе мы, читатели, узнаём о том, что у Фай на Земле осталась дочь. Кто был отцом её дочери? Тот астроном, который искал в телескопе созвездие Рыси, – автор картины? Или иной мужчина, пропавший вместе с «Ноогеном»? Несомненно, как женщина Фай Родис пережила сильную любовь.

В момент надежды на контакт с Тормансом Чеди Даан с восхищением увидела в начальнице экспедиции женщину, в которой соединились «нежность матери, доброта врача и радость сознавать себя прекрасной».

Фай Родис всего 40 лет. Она только вошла в возраст зрелости. По меркам Земли эпохи ЭВР у неё впереди семьдесят, а то и сто лет зрелости, полной энергии, могучего труда и познавания жизни. По нашим меркам – не более двадцати.

«Недостойный обман!»

В главе III «Над Тормансом» начальница экспедиции предстаёт перед нами как профессионал. Вместе с Чеди Даан Фай изучает структуру языка планеты, готовит гипнотаблицы, чтобы язык Торманса выучили все члены экипажа. На корабле активно обсуждают язык планеты, численность и состав населения, психологию и социологию тормансиан, выясненную путём просмотра телепередач. Выясняется, что тормансиане воспевают прелесть ранней смерти, возведённой в культ, возносят славословия владыке планеты Чойо Чагасу.

Тем временем тормансиане обнаруживают звездолёт, вращающийся вокруг планеты. Наступает время Фай Родис – начальницы экспедиции – действовать решительно. Зет Уг, член Совета Четырёх, собирается обратиться к жителям планеты, и Фай приказывает прервать передачу. Она говорит напрямую с жителями планеты – «прекрасная улыбающаяся женщина с голосом нежным и сильным», прося разрешения опуститься на Ян-Ях, стать гостями своих сородичей. Передача прервана – Фай Родис вызывает Совет Четырёх, повторяя просьбу о посадке.

Земляне наблюдают передачи телевидения Торманса, переводят речи ораторов, вещающих о звездолёте, и не могут расшифровать слова «гнусный», «шайка», «воры», «дрянной», «кощунство» и подобные. Фай Родис как специалист по истории выступает с разъяснениями – и её слова звучат как обличение нашей эпохи: ругань – это «методы проникновения в психику человека через подсознание». Фай, характеризуя особенности поведения ораторов, обнажает постулаты того, что мы сейчас называем «чёрный пиар»:
 

Чеди применяет на практике теорию о масках, которые приходилось носить людям, чтобы скрыть истинные чувства, и высказывает догадку, что официальный канал вещания – это своего рода маска, созданная искусственно для формирования определённого мнения народа, и должен быть другой канал, по которому идёт подлинная информация.

Олла Дез находит нужную сеть, и на экране возникают реальные думающие люди.

Между тем Совет Четырёх вызвал корабль, и на экране возник Чойо Чагас. Фай Родис вступила с ним в диалог.

После обмена первыми репликами намечается основной конфликт между мировосприятием правителя Ян-Ях и землянами: Чойо Чагас не принимает значения слова «человечество», он хочет выяснить, от чьего конкретно имени говорит Фай Родис. Когнитивный антагонизм обозначается при обсуждении понятия «народ»: для Чойо Чагаса это законные представители и простонародье, толпа, «неспособная к высшей науке часть населения, используемая лишь для воспроизводства и самых простых работ», их суждения темны и некомпетентны; для людей Земли народ равен человечеству, это всё население планеты, его желание выражено через суммирование мнений. Верховного правящего органа нет, по необходимости его роль исполняют соответствующие Советы: Экономики, Здоровья, Чести и Права, Звездоплавания. Функцию проверки распоряжений выполняют Академии, одна из которых – Академия Горя и Радости.

Чойо Чагас считает это анархией и решительно отказывает землянам в посадке, аргументируя отказ так: «Наша счастливая и спокойная жизнь может быть нарушена…»

Фай Родис просит ещё немного подумать: «Я вынуждена связаться с нашей планетой, прежде чем начать решительные действия». Олла Дез подыгрывает начальнице, имитируя связь с Землёй.

В этот момент среди членов экипажа возникает острый конфликт: часть из них, и в первую очередь Чеди Даан, возмущена действиями Фай, другая часть понимает необходимость подобного поступка и невозможность вернуться на Землю, так и не сев на планету, – это было бы равноценно полному провалу экспедиции.

Родис невозмутимо отвечает на возражения правителя и переводит на язык Ян-Ях якобы обращение к Земле: «Поэтому я прошу позволить нам стереть с лица планеты главный город – центр самовластной олигархии – или произвести всепланетную наркотизацию с персональным отбором».

Обман вызвал глубокие страдания в душе Чеди: она убежала в свою каюту. Следом за ней хотели удалиться Гэн Атал, Тивиса Хенако и Мента Кор. На их сторону встали Див Симбел и Тор Лик.

Фай заявила Совету Четырёх, что получила разрешение на чрезвычайные действия.

Совет получил два часа на размышления: разрешить ли посадку звездолёта или дождаться непонятно какой беды? Реплики землянки посеяли смятение в их сердцах своей недоговорённостью, вызвали страх неопределённого.

«Недостойный обман» Фай разделил двенадцать членов экспедиции пополам. Шестеро негодовали, другие шестеро поддерживали и даже не скрывали своего восхищения. Это были Гриф Рифт, Олла Дез, Нея Холли, Вир Норин, Соль Саин и Эвиза Танет.

Начальница экспедиции не допустила в своей душе колебаний: она сознавала свою вину как человек ЭВР, но понимала правильность своего поступка как специалист по истории ЭРМ, жители которой не способны принять открытость и честность намерений, их психика изначально настроена на то, чтобы искать второе дно. Мир угнетения народа, которому изначально присущи «психические ошибки и невежество власти», вынуждает применять для взаимодействия «древние методы»: «силы обмана и тайну».

Первая глобальная этическая проблема романа заявлена именно в этой, третьей, главе – это проблема «вмешательства – невмешательства в процессы развития, или, как говорили прежде, судьбу отдельных людей, народов, планет».

Поведение Фай Родис исполнено достоинства: она не призывает встать на её место, не обращается к эмоциональной стороне дела, но говорит об осознании вины и спокойно и точно характеризует положение. Фанатик или психопат без колебания вмешивается и в индивидуальные судьбы, и в исторические процессы, убивая направо и налево. В какой мере честный человек, руководствуясь честными же намерениями, может вмешаться в преступную ситуацию? Можем ли мы судить там, где сами теряем знание?

Фай Родис сделалa шаг по древнему пути, частично уподобившись тем, кого хотела спасти, и лучше других её понял Гриф Рифт, утвердивший необходимость осознанного вмешательства, присутствующего постоянно, хоть и скрыто собственной обыденностью, в жизни Земли: «Что же такое ступени к социализму и коммунизму, как не вмешательство знания в организацию человеческих отношений?»

Вмешательство изнутри и вмешательство извне – где пролегает грань?

Экипаж корабля ненадолго превращается в Совет Чести и Права. Наиболее убедительно звучит выступление Эвизы Танет, которая доказывает историческую преемственность народов Земли и Торманса и указывает на нарушение первого закона Великого Кольца – закона свободы информации. Это нарушение даёт право на самое суровое вмешательство.

Диспут прерывается вызовом: Чойо Чагас позволяет звездолёту сесть на планету. Фай не испытывает иллюзий по поводу намерений Совета Четырёх: она понимает, что означают случайно услышанные землянами слова Зет Уга: «…но звездолёт, севший на планету…» И потому делает ещё шаг по «древнему пути»: сообщает, что вызовет второй звездолёт, который будет вращаться вокруг планеты «на случай аварии нашего звездолёта», читай – на случай вооружённого нападения.

Кристалл мнемозаписи

И это нападение на звездолёт действительно последовало. Ракеты не нанесли вреда благодаря включённому заблаговременно внешнему отражательному полю. Фай Родис решила не реагировать, понимая, что тормансиане знают о попадании и убедились в несокрушимости звездолёта.

Конфликт между сторонниками поступка Фай Родис и её последователями остаётся открытым, но ситуация принимает неожиданный оборот, когда Эвиза Танет анализирует желание Чади Даан пожить среди народа Ян-Ях, маскируясь под девушку Торманса. Диалектический метод выступает во всей его яркости, когда становится ясно, что намерение смотреть чужими глазами на открытое природным тормансианам тоже несёт в себе элемент обмана, подобно подглядыванию. С одной стороны, исследователь станет ближе к изучаемому миру, с другой – не сможет ощутить его во всей полноте инфернальности, так как обладает возможностью вернуться на корабль, за его спиной – могущество Земли. Это эксперимент, на ход которого влияет экспериментатор.

Разговор заставил Чеди пересмотреть своё отношение к словам Фай Родис. Она сама пришла в каюту начальницы экспедиции, призналась, что так мало знает «о великой сложности жизни», и попросила рассказать о теории инферно.

Устами Фай Родис Ефремов подробно излагает суть понятия инферно, разработанного им самим. Последующие страницы – это основа для глубоких философских трактатов будущего применительно к истории Земли. Сам Иван Антонович не мог ввести теорию инфернальности непосредственно в философию: официальная наука того времени была настроена на иной концепт. Он пошёл тем же путём, что и в рассказах о необыкновенном: ввел теоретическое понятие через художественную литературу.

Устами героини, воплощающей лучшее в человечестве, автор формулирует кредо своей жизни: «Если уж находиться в инферно, сознавая его и невозможность выхода для отдельного человека из-за длительности процесса, то это имеет смысл лишь для того, чтобы помогать его уничтожению, следовательно, помогать другим, делая добро, создавая прекрасное, распространяя знание».

Чеди, ещё при прохождении нуль-пространства заинтригованная словами Грифа Рифта о Родис, просит разрешения узнать об испытаниях, которыми подвергают себя историки, когда изучают десять ступеней инфернальности.

И получает кристалл мнемозаписи.

В нашем времени – в 2020 году – мы привыкли к видеозаписям, к тому, что с помощью современных средств возможна видеофиксация самых разных моментов жизни. Однако ефремовская мнемозапись – это, по всей вероятности, не простая видеозапись. Может быть, Иван Антонович подразумевал нечто вроде слепка, отпечатка нейронных связей. Возможно, в мире будущего разработана технология, позволяющая записать комплекс чувств, переживаемых человеком, и сделать его доступным другим при воспроизведении.¹

Запись на кристалле так потрясла Чеди Даан, что она вернулась к Фай Родис «с пылающими щеками и опущенными глазами», приложила руку Фай ко лбу и внезапно поцеловала, шепнув: «Простите меня за всё».

Описывая пережитые девушкой чувства, Ефремов словно бы показывает нам то, что могли пережить его друзья Владимир Иванович Дмитревский, Роберт Александрович Штильмарк и многие другие, находясь в лагерях сталинского времени, что могли пережить советские люди в фашистских концлагерях:
 

Участники экспедиции стояли на пороге испытаний, и это лучше всего понял командир корабля Гриф Рифт, заговоривший с Фай о чувстве необходимости жертвы, о древнем желании «умилостивить неведомую судьбу, смягчить божество, придать долговечность хрупкой судьбе».

Осознанность своего решения сесть на Торманс озвучивает сама Родис, доказывая, что она действует не слепо, подчиняясь мгновенному порыву, а в полном осознании возможных последствий: «Если мы вторгаемся в жизнь Торманса, применяя древние методы – столкновение силы с силой, если мы нисходим до уровня их представлений о жизни и мечте…»

Гриф Рифт договаривает за неё: «Тем самым принимаем необходимость жертвы».

2. Вера и Мера (V–X главы)

Первая встреча с Советом Четырёх

Снижение корабля над Тормансом сопровождалось глухим воем, так как «Тёмное Пламя» не выключал защитного поля из-за опасения повторного нападения. Фай Родис убедила пилотов отключить поле, уверяя, что «в олигархическом государстве обратная связь неминуемо слаба».

Эту слабость, а порой и полное отсутствие обратной связи мы наблюдаем в наше историческое время.

Часть экипажа, подготовленная к высадке на планету, покидала корабль. Гриф Рифт, предчувствуя возможные сложности, задержал Родис: «Я сотру их город с лица планеты и разрою его на глубину километра, чтобы выручить вас!»

Это не красивые слова. Капитан понимает, что после подобного поступка ему придётся на Земле предстать перед судом Чести и Права. Это признание в любви, но ответный поцелуй Фай – поцелуй признательности, утверждение гуманности: «Нет, Гриф, вы никогда не сделаете этого!»

Первое приветствие Фай Родис к тормансианам звучит на чистом языке Ян-Ях: «Родичи, разлучившиеся с нами на двадцать веков, наступило время встретиться снова», – но эти слова вызывают у них изумление.

Фай Родис ещё не знает, что вся информация о прибытии предков тормансиан с Земли засекречена, об этом не знают даже учёные планеты.

Голос начальницы экспедиции присланные для сопровождения слышат сначала из передающего устройства, но в момент нападения на СДФ Родис обращается к охранникам прямо, и автор подчёркивает, что голос её звучит чисто и сильно.

В Садах Цоам происходит первая встреча землян с членами Совета Четырёх. Сначала Чойо Чагас разговаривает со звездолётчиками через Ген Ши, в чьём ведении находится мир и покой планеты, стремясь тем самым показать свой более высокий статус, чем у гостей.

Фай Родис ждёт, не начинает говорить сама: это приличествует хозяевам. Ген Ши начинает с вопроса о намерениях, но Зет Уг быстро вступает в разговор: его тревожит мысль о том, что высадившиеся на планету поддерживают постоянную связь со звездолётом, то есть не находятся полностью во власти Совета Четырёх.

Ген Ши встревожен другим – желанием землян показывать тормансианам фильмы о земле: «Народ Ян-Ях не подготовлен для таких зрелищ».

«Не понимаю», – отвечает Родис, и тогда вступает Чойо Чагас, говоря о возможном ложном истолковании.

Родис отвечает, что «любое недоумение может быть разрешено только познанием».

Чойо Чагас делает шаг навстречу, обещая дать распоряжение всем институтам содействовать землянам. И, переводя скорость самолётов на земные меры, даёт понять, что знает земные измерения.

Родис решает ознакомиться с общей планетографией и выработать план посещения важных мест. На этом первая встреча завершается.

Но Фай Родис уверена: по обыкновению ЭРМ, властитель Торманса захочет встретиться с «владычицей» землян наедине. Она призывает товарищей быть учтивыми гостями и следовать принятым у хозяев обычаям.

После речи Чеди, в которой социолог суммировала свои наблюдения («олигархическое общество, возникшее из государственного капитализма»), Эвиза просит Родис рассказать, в чём особенности ЭРМ на Земле. Всё, что мы узнаём об этом времени, мы слышим от Фай Родис. Автор вкладывает в её уста чеканные формулировки:

Роман впервые опубликован в книжном варианте в 1970 году. Как точно он описывает суть явлений, которые имеют место сейчас, спустя 50 лет.

Здесь же Родис показывает необходимость самодисциплины для людей в сложно организованном обществе: его члены ограничивают «я хочу» и заменяют его на «так необходимо». Чуть позже Чойо Чагас будет обвинять землян в анархии: он не увидит вертикали власти и безоговорочного подчинения. Он не сможет представить, что человек починяется не внешней воле, а внутренним побуждениям, согласующимся с необходимостью.

На тернистом пути к Эре Мирового Воссоединения первой была Россия. Её роль в развитии Земли исключительно велика.

Относительно Торманса вывод землян однозначен: здесь олигархия создала тонкую, изощрённую систему угнетения, которая ведёт к фашизму.

После беседы земляне распределили роли: кто займётся исследованием природы, кто погрузится в социум.

Аксиоматика и архетипика

Наутро Чойо Чагас действительно пригласил Фай Родис для беседы наедине. Фай признаёт ум правителя. Он понимает, что их разделяют, мешают взаимопониманию разные нормы общения, и начинает с базового вопроса – вопроса правды: «в каких случаях вы говорите правду?» И сам же по существу отрицает возможность однозначного ответа: «Истинной, непреложной правды нет».

Вопрос правды в его философском звучании – пожалуй, главный во всей русской культуре. Он ставился во главу угла начиная с древних времён, долго соединяясь с понятием веры. Для русских характерно правдоискательство, потому важен ответ Фай Родис: «Есть её приближение к идеалу, тем ближе, чем выше уровень общественного сознания человека». Последний выражается в том, что правда, как и любое явление, диалектична, «имеет два лица и зависит от изменяющейся жизни». (На практике сама Фай понимает это утверждение не сразу: решив в нарушение запрета демонстрировать тормансианам фильмы о Земле, она ставит под удар тех, кто приходит на просмотры, и понимает это только после признания Таэля в любви.)

В диалоге Родис с Чагасом автор показывает, как любое утверждение мгновенно может быть перекручено, вывернуто наизнанку:
 

Фай Родис понимает, что необходимо остановить развитие этой чёрной фантазии, которая, родившись из уст правителя, ещё больше напугает его самого и заставит действовать. Она применяет гипнотическое воздействие, усиливает своё проникновение в область чужого подсознания, которым обладает большинство психически развитых людей Земли. Родис не меняет его сознания, а просто препятствует развитию страха, затем продолжая мысль, не высказанную правителем. Это вызывает в нём опасение: «Ведьма, что ли?»

Чуть ниже автор пишет, что на Земле научились «тонко чувствовать психологическую атмосферу». По существу, речь идёт о развитии того, что мы пока называем сверхспособностями, но что давно известно в духовных практиках Востока.

Точно озвучиваются две стороны правды по отношению к миру: для землян главное – «умножение красоты, знания, гармонии и в человеке, и в обществе», для правителей Торманса – «ограничение знаний, ибо они открывают человеку чудовищную пропасть космоса, на краю которой он сознаёт своё ничтожество, теряет веру в себя».

Две эти тенденции были мощно заявлены в обществе 60-х годов XX столетия, когда писался роман: дерзание человеческой мысли, проникновение в космос, в тайны атома – и обстановка строгой секретности во многих ключевых отраслях науки. (Увы, спустя полвека второе направление погасило первое, и в России наука сейчас – удел малого числа людей, по условиям оплаты труда не «джи», а «кжи». Учёные – бескорыстные искатели знаний – всей системой организации науки превращены в «клерков от науки» – типичных «джи», отчуждённых от результатов собственного труда.)

Ефремов как доктор биологических наук прекрасно знает, что максимальное приспособление к биологической нише ведёт к утрате адаптационных способностей. Такое приспособление без понимания второй стороны вопроса рисует Чойо Чагас: «Счастье человека – быть в ладу с теми условиями, в каких он рождён и будет пребывать всегда, ибо выход из них – это смерть, ничто, погасшая на ветру искра».

Родис безжалостна в ответе: это «счастье моллюска, укрывшегося в раковину, которого вот-вот раздавит неизбежное стечение обстоятельств». Правители Ян-Ях допустили «слепое переполнение экологической ниши», планета покрыта кладбищами. Это вывод, который Фай Родис сделала на основании сообщения цефеян о численности населения и данных о населении на момент посадки «Тёмного Пламени». Но Чойо Чагаса слова Родис чрезвычайно встревожили: оказалось, что эта страница истории Торманса тщательно засекречена.

Задетый словами Родис за живое, Чагас «смерил Родис с головы до ног таким взглядом, от которого у подвластных ему людей подкашивались ноги и терялась речь». Каковы психоэмоциональные характеристики этого взгляда? Возможно, Чагас обладал природной способностью к гипнозу и мог воздействовать на людей, которые не обладали возможностями самостоятельно решать свою судьбу, людей, в сердцевине которых – страх.

В душе Родис страха нет, и она спокойно смотрит на владыку планеты как на объект, подлежащий научному исследованию, читает его желание уничтожить землян и утверждает, что за это придётся держать ответ перед всеми населённым космосом. Арбитраж Великого Кольца уполномочен постановить необходимость вылечить больное общество, насыщенное социальными бедствиями.

Чойо Чагас в бешенстве, и начальница экспедиции достойно выдерживает его натиск. Она подчёркивает ещё одно фундаментальное различие в понятиях: владыка в олигархическом государстве – тот, кто может единолично распоряжаться судьбами других, с этой точки зрения Родис – не владыка.

В романе Ефремова мы встречаем различие установок мировосприятия и миропонимания. Мы можем говорить о созданной уродливым социумом в течение многих веков разнице аксиоматики – между «змееносцами» и «джи», между «джи» и «кжи», например, категорически противоположны аксиомы, определяющие жизнь Чойо Чагаса и Таэля: один может распоряжаться судьбой другого, второй не имеет выбора даже в смерти.

Между землянами и тормансианами в целом разница иного порядка: различается архетипика. Понятие правды, право и психологическая возможность распоряжаться своей судьбой – база архетипического.

Это подчёркивает сам Чагас, говоря о «чуждой нам психике»: «Вы не видите себя со стороны и не понимаете, как вы отличны от нас. Прежде всего у вас неслыханная быстрота движений, мыслей, сочетающаяся с уверенностью и очевидным внутренним покоем».

Архетипические различия – главный барьер на пути взаимопонимания, который эволюционно можно преодолеть только одним путём – путём пересотворения «анимальной сущности человека» «светом безграничной вселенской ноосферы» (развитием сверхсознания).

Беседа «владык» завершилась согласием Чагаса на все поездки землян по планете при условии, что Родис остаётся в садах Цоам – в качестве негласной заложницы.

Вещественным символом однобокости взглядов Чагаса становится хрустальный шар, установленный в комнате с зелёными портьерами и чёрной мебелью, где властитель беседовал с гостьей. Это древний японский гадальный шар для аутогипноза. Для гадания нужно два шара, но на Тормансе есть только один. Стало быть, во внимание принимается только одна сторона явлений – и это нарушает диалектическое равновесие.

Пока Чагас выходит для того, чтобы пригласить жену, Родис погружает в гипнотический сон стражей в особых нишах: они утратили индивидуальность, действуют как биомашины, и «нет ничего легче как заменить программу».

Напряжённая встреча заканчивается знакомством Родис с женой владыки Янтре Яхах, Ян-Ях, в честь которой назвали планету. Эта женщина считает себя прекраснейшей из всех, и Фай позволяет себе критически озвучить её мысли: «вы, бесспорно, красивы, но прекрасней всех быть не можете», потому что оттенки красоты бесконечно различны.

Фай оказывается смущена – но не красотой женщины, а высказанным презрением владык к людям труда (ничего не стоит переименовать планету!), к труду в целом, понятию святому на Земле.

Рабство исследователя

В этот же день состоялась её первая встреча с Таэлем – представителем «джи». Фай поражена, что для знакомства с историей Ян-Ях ей придали инженера, мы бы сейчас сказали – системщика, а не учёного-историка. В этом выражено отчуждение человека от информации, которой он может оперировать, но не обязан её понимать, проникать в суть и уж тем более чувствовать, как это необходимо для историка на Земле.

После начальных слов знакомства Фай понимает, что перед нею «первый по-настоящему хороший человек, встреченный ею на планете Ян-Ях».

Родис удивляется шуму – шумят стража и прислуга садов Цоам. И отвечает на вопрос Таэля о дисциплине: это «умение сдерживать себя, не мешать другим людям», иначе не построить совместную жизнь. И сделать это должен не один человек, а вся масса людей. Это было самым трудным в жизни Земли – воспитать членов общества так, чтобы каждый сумел понять значение самодисциплины, а затем встать на путь служения людям.

Инженер не отвечает, прислушиваясь к городскому шуму. Когда же Фай задаёт ему вопрос о способах хранения информации и её видах, то оказывается, что важные периоды жизни планеты под запретом. Всё, что касается появления людей на Тормансе, периодов Большой Беды и Мудрого Отказа, – закрытая тема. Экономические данные для каждого периода тоже в секрете. При таком подходе любой правитель может представить свой период таким, каким хочет. Истинное положение вещей можно отчасти узнать лишь косвенным путём.

Таэль чувствовал себя «униженным в своём рабстве исследователя».

Сам Ефремов мог остро ощутить это противоречие: исследователь должен быть принципиально свободным, стоять над темой, иметь доступ ко всем её аспектам – а тут получается, что он лишается доступа к самому необходимому, и его выводы, построенные без важнейших данных, заведомо будут неполны, неверны. Искажения и прямая дезинформация – всё это было присуще и Земле в разные её периоды.

«Историю надо срезать от корня…»

Следующим шагом знакомства стала демонстрация фильмов о Земле для Совета Четырёх и их приближённых. Заметив слёзы у некоторых зрителей, Чойо Чагас импульсивно потребовал прекратить показы вообще. Задержав Фай Родис в опустевшем зале, он закурил (автор описывает этот процесс, используя остранение) и назвал эти фильмы сказками. На прямой вопрос Родис «Чего вы боитесь?» он ответил попыткой психологического давления:
 

Родис пытается проникнуть в сущность психологии правителя, понять, чего боится он: не гибели дворцов, города и людей от прилёта второго звездолёта Земли, но только своей личной смерти.

Чагас обнажает своё презрение к жизни «ничтожных людишек с мелкими чувствами», ко всему, что накоплено человечеством. Люди – «мусор истории»: «море пустых душ разлилось по планете, выпив, обожрав, истоптав все её уголки». В этой фразе – противоречие в самом Чагасе: он переживает за планету, ненавидит тех, кто уничтожил её ресурсы, но сам при этом не делает ничего, чтобы изменить положение. Ненависть бесплодна.

И вновь мы сталкиваемся с противоречием в архетипике: для посланцев Земли «самое прекрасное в жизни – помогать людям», для Чагаса имеет смысл лишь личное физическое спасение.

Предельная эгоцентричность с одной стороны – и радость отдавания с другой.

Отдавать можно, когда ты сам устойчив, богат. А думать лишь о себе человек способен при своей ущербности, духовной нищете.

Родис понимает, что Чагас хочет совсем запретить тормансианам знакомиться с жителями Земли по фильмам, опираясь на опасения мнимой угрозы. В действительности знакомство с миром Земли может повлиять на установившуюся структуру общества, которая нужна лишь для горстки правителей. Родис пытается вскрыть побуждения Чагаса, установить систему взглядов, которой он руководствуется.

И Чагас взрывается: «Ненавижу проклятую Землю, планету безграничного страдания своих предков!» Фай потрясена: её предположение, что жители Торманса прибыли с Земли, подтвердилось, но сам факт прибытия тщательно скрывается от жителей планеты уже много веков, разглашение тайны карается смертью. Слова Чагаса – это манифест от противного: «Человек не должен знать о прошлом, искать в нём силу, это даёт ему убеждения и идеи, несовместимые с подчинением власти. Историю надо срезать от корня…»

На другом полюсе – великий Пушкин:
 

Отметим, как описывает автор поведение Родис: она не проявляет нетерпения, даже не задаёт вопросов. Пока Чагас курит, она сидит неподвижно, как статуя, не наседая, давая возможность мысли и намерению созреть, и правитель решается вести гостью в тайное хранилище.

В тайном хранилище

Кем же является Чойо Чагас – умный, повелевающий всеми, способный к психологическому воздействию на людей?

Во мраке подземелья Фай Родис видит «древнего жреца», хранителя сокровенных знаний. Как в Древнем Египте, тайное знание передавалось только в узком кругу избранных, и за два тысячелетия круг этот сузился фактически до одного человека. Никто кроме Чагаса не имеет права входить в подземелье, где хранится то, что предки тормансиан привезли на своих звездолётах с Земли.

Бегство людей накануне большой войны, уничтожившей многое на Земле, было вызвано ненавистью к инфернальной истории и, скорее всего, желанием построить новое общество. История земли знает примеры колонистов, которые уезжали из старой Европы в Новый Свет, чтобы там основать колонии, где жизнь будет строиться по законам добра и справедливости, где не будет места грязи и подлости. Такие колонии создавались, но рано или поздно инферно захлёстывало и их, оставляя лишь горькую память о попытках устроить жизнь иначе.

Бежавшие с Землю люди не смогли увидеть того, что спустя тысячи лет уловили Кин Рух и за ним Фай Родис – попыток лучших людей разомкнуть круг инферно, что привело к Эре Мирового Воссоединения. Просто бегство без перестройки психики не дало ничего, Чагас говорит: «Бежали со слабой надеждой на спасение, но нашли девственную планету и новую жизнь, обернувшуюся старой». Это как один хрустальный шар в кабинете Чагаса: нужно два, но взят или сохранился лишь один: память о Земле нужна правителю, «чтобы насытиться ненавистью и в ней почерпнуть силу». Однако ненависть не созидает!

Чагас убеждён: лишь путы железного страха держат народы теперешней Земли в дисциплине. Земля, находившаяся в чудовищном инферно, не может преобразовать себя, следовательно, всё, что говорят и показывают земляне, – ложь с целью захвата Ян-Ях.

Но поведение землян и самой Родис так убедительно, при этом страх за себя самого так велик, что душу Чагаса терзают противоречия. Фай Родис он видит едва ли не Цирцеей, превращавшей мужчин в свиней. Мифу о Цирцее и разным видам его реализации Иван Антонович придаёт важное значение. Это тема отдельного исследования вопросов пола и эроса в произведениях Ефремова. Эрос пронизывает всё творчество Ефремова. Писатель считает, что красота женщины и желание вызывают свинство лишь в психике тех мужчин, которые не поднялись выше животных. Испытание эросом – одно из важнейших испытаний в жизни мужчины.

У владыки была возможность испытать сексуальную магию женщины Земли. «Тайная сила скрутила волю Чойо Чагаса, какая-то могучая пружина стала развиваться в нём, стесняя дыхание, стискивая челюсти и сводя мышцы неистовым желанием». Владыка сопротивляется этому ощущению, но не выдерживает напряжения.

Родис погружается в просмотр фильмов. Она потрясена увиденным: на Земле после ухода звездолётов будущих тормансиан произошло великое сражение, и погибло много исторических документов, и документы подземелья восполняют лакуны знаний.

Через некоторое время правитель оставляет её одну, и Фай погружается в глубочайшее инферно фильмов о древней Земле.

Желая изучить историю Ян-Ях, Родис оказывается перед лицом не известной на родине истории собственной планеты с чудовищной глубиной его инферно.

Так, желая познать другого человека, вглядываясь в него, мы постигаем то, что скрыто в нас самих, и сложно бывает не отвернуться в этот момент, иметь волю и мужество увидеть себя в зеркале иного.

С другой стороны, Чойо Чагас так же оказывает перед зеркалом: жители Земли, которую прокляли и отвергли беглецы, нашли в себе силы преобразовать свою планету по законам высшей справедливости; беглецы же, получив девственную планету, не смогли создать нового общества, и в этом для Чагаса звучит укор, он как жрец, как наследник древнего знания ощущает один – вину за всех, обладающих знанием и не сумевших его использовать во благо.

Его подручные, члены Совета Четырёх, как мы потом убеждаемся, знанием не обладают, и потому они не имеют основы для сомнений: они способны действовать без гуманной составляющей, опираясь на зло, освобождённое от второй стороны.

Чойо Чагас подобен проводнику в ад, где оставляет женщину с Земли, чтобы она постигла всю глубину страдания древних времён.

Готовясь к просмотру, Родис занимается йогическими упражнениями дыхания и сосредоточения, чтобы «зарядить тело для предстоящего труда». Она может обходиться без пищи несколько дней, нужна только вода. Ради нового знания она готова остаться надолго взаперти, в подземелье, где множество ловушек и выйти самостоятельно невозможно.

Устав, она снимает одежду, остаётся в скафандре и проделывает сложнейшую систему упражнений, закончив импровизированным танцем. Упражнения помогли остановить «нервозную скачку мыслей».

Автор особо подчёркивает высокий уровень физической подготовки всех землян, в том числе и Фай Родис: необходима гармония физической крепости и интеллектуального и духовного развития, иначе хилое тело не вынесет напряжения.

Родис даже через жуткие нагромождения фактов из специально отобранных для обоснования бегства фильмов видит то, чего не захотели или не смогли ощутить отрекшиеся от Земли: «…сквозь этот частокол невежества и жестокости из поколения в поколение веками протягивались золотые нити чистой любви, совести, благодатного сострадания, помощи и самоотверженных поисков выхода из инферно». Не титаны научной мысли, а простые люди несли миру свою любовь и созидательный труд изо дня в день. В русском языке есть слово «подвижничество» – оно наиболее точно характеризует постоянство духовного напряжения.

Здесь, в подземелье, Фай отчётливо осознаёт важнейшее психологическое обстоятельство древних эпох – отсутствие выбора, в том числе в самом его фундаментальном аспекте – праве распоряжаться своей жизнью: жить или умереть. Позже мы узнаем, что жители земли умеют, как древние йоги Индии, остановить своё сердце, когда им потребуется, уйти из жизни по собственному желанию. Это особенно важно на планете, где смерть не приходит естественным путём, где людей отправляют волей «змееносцев» во «дворец нежной смерти». И тогда Фай дарит Таэлю, единственному на всей планете, невиданный дар – умение остановить своё сердце.

Стремясь осмыслить чудовищные картины увиденного, Фай обращается к образам, которые питают её душу: это образ Кин Руха, учителя, и образ Веды Конг, «не убоявшейся душевного бремени эпохи ЭРМ».

Веда Конг – персонаж романа Ефремова «Туманность Андромеды». Автор переносит её фигуру в «Час Быка»: с детства она была «неизменным идеалом» Родис. Стереофильмы Эры Великого Кольца через восемь столетий донесли до эпохи первых Звездолётов Прямого Луча её «живой и обаятельный облик». Она проводила раскопки в пещерах, где люди ЭРМ спрятали массу оружия и прочих вещей, считавшихся ценными в то время.

Веда Конг бесстрашно и самоотречённо углублялась в прошлое, переживая все страдания ушедшей эпохи, и вслед за ней Фай Родис так же взяла эту ношу, хотя понимала, что «огромность встреченного там страдания ложилась чёрной тенью на всю жизнь».

Чойо Чагас возвращается и застаёт Родис в одном скафандре из материала, который мы сейчас назвали бы металлической наноплёнкой. Он поражён красотой земной женщины и её спокойным поведением. Но Фай отвечает, что в звездолёте есть более прекрасная женщина – Олла Дез.

Родис спешит вернутся, понимая, что провела в хранилище три дня, а её товарищи не знают, где она находится, и тревожатся.

Действительно, члены экипажа уже ищут Фай.

Но по пути к ним она встречает ещё двух тормансиан: инженера Таэля, остолбеневшего от вида начальницы экспедиции, одетой лишь в металлический облегающий скафандр, и жену Чагаса Янтре Яхах. Вид Фай вызывает у Ян-Ях ярость и ревность, но у неё хватает сил на признание: «Вы привыкли к совершенству тела, это стало у вас нормой, а для нас – редкий дар». И Родис – несколько поздно для историка – принимает меры: она извиняется перед женой Чагаса и одевается.

Но Ян-Ях не может удовольствоваться извинениями: в третьем зале анфилады Родис чувствует опасность, концентрирует силы для приёма «отражения злонамеренности» и слышит из темноты сдавленный звук, подобный вскрику. Затем мимо пробегает, пригнувшись, человек. В этот момент товарищи Родис с помощью СДФ валят дверь в нижнем зале.

Веда Конг и Фай Родис

Воссоединившись, исследователи говорят о необходимости снимать скафандры и окунаться в гущу жизни планеты. Как семь самураев идут спасать деревню от бандитов, полностью осознавая всю опасность предприятия, так семь землян готовы бороться ради лучшего будущего для людей Торманса. Но у самураев не было задачи изменить сознание крестьян…

Ефремов не обрисовывает состояние Фай Родис с помощью эпитетов, он акцентирует внимание на том, что она сделала после посещения подземелья: исследовательница приглашает Чеди Даан, юную социологиню, вместе посмотреть стереофильм про Веду Конг, жившую за 800 лет до описываемых событий.

При этом Фай – не учитель, который назидательно показывает то, что уже им просмотрено, но достаёт «звёздочку» с нетронутой обёрткой и ставит на пятый луч, то есть на тот период, который она ещё не видела сама – последнее десятилетие жизни Веды Конг, когда она закончила расшифровку военной истории четвёртого периода ЭРМ (речь идёт о войнах XX столетия).

Фай Родис в этот момент подобна Веде: посещение тайного хранилища восполняет лакуны в знаниях землян о собственной истории. Теперь она обладает полнотой информации. Просмотр фильма про Веду Конг с Чеди – это как целительный бальзам для Родис, только что пропустившей через сердце всю глубину инферно. (Подчеркну, что это именно стереофильм, видимо, Ефремов имел в виду создающееся объёмное, голографическое изображение: Чеди, устроившаяся в углу дивана, видела двух женщин как бы сидящими друг против друга.)

Веде Конг пришлось в своих исследованиях пробиваться через толщи камня и ловушки, Фай Родис прошла через бездны космоса. Скрытая печаль пронизывала всё существо взрослой Веды, такая же горечь от прохождения инферно отпечаталась и в душе Фай. В то же время явно было видно различие между этими женщинами: облик Веды мягок, Родис аскетична и тверда, она «во всём казалась плотнее, твёрже женщины ЭВК – и очертаниями сильного тела с крепким скелетом, и посадкой головы на высокой, но не тонкой шее, и непреклонным взглядом глаз, расставленных шире, чем у Веды, и соответственно большей шириной лба и подбородка».

Для Ефремова, доктора биологических наук, всё это не просто антропологические подробности, через эти особенности выражается «ещё одна ступень повышения энергии и универсальности человека, сознательно вырабатываемой в обществе, избегающем гибельной специализации». Человеку будущего необходима большая психофизическая сила, которая невозможна без крепости тела.

Облик этих женщин воспринимается по-разному: «Если к Веде любой потянулся бы безоговорочно и доверчиво, то Родис была как бы ограждена чертой, для преодоления которой требовались уверенность и усилие. Если Веда вызывала любовь с первого взгляда, то Родис – преклонение и некоторую опаску».

Веда Конг исполняет две песни периода ЭРМ. Ефремов называет «Молитву о пуле» – стихотворение, написанное неизвестным автором. Оно опубликовано в воспоминаниях А. Г. Шляпникова «Семнадцатый год»² < с указанием: «Действующая армия, апрель 1917» (первый раз 4 тома воспоминаний издавались в 1923, 1925, 1927 и 1931 годах³ . Отрывки сейчас встречаются в Интернете под названиями «Молитва офицера», «Я – русский офицер») и приводит четверостишие «Счастлив лишь мёртвый. Летят самолёты…» и строку «Выйдешь на море – трупы на волнах…». Это «Уми юкаба» («Если морем мы уйдём») – японская военно-патриотическая песня в варианте XX века, отсылающей к миссиям лётчиков-камикадзе во время Второй мировой войны. «Уми юкаба», вероятнее всего, стала известна ему от Аркадия Стругацкого.

Родис, отвечая на вопрос Чеди об антигуманизме, цитирует строки из поэмы Владимира Маяковского «150 000 000»: «Пули погуще по оробелым…»

Антигуманизм привёл к желанию полного уничтожения неудавшейся жизни на планете. Земляне после страшной войны смогли восстановить и обустроить общество, но жажда уничтожения реализовалась в бегстве трёх звездолётов, попавших на Торманс. Скорее всего, беглецы пытались устроить разумное общество: были накоплены знания, написаны, книги, созданы произведения искусства. Но монообщество по закону, общему и для биологии, и для социума, не смогло противостоять Стреле Аримана и выродилось в диктатуру олигархата, разделение на «кжи», «джи» и «змееносцев» с законом «нежной смерти».

Перед огромностью пережитых человечеством страданий «Чеди прильнула к Фай Родис, словно дочь, ищущая поддержки матери».

«Вы очень любите её, Рифт?»

На корабле Гриф Рифт дежурил перед пультом персональных сигналов. Тревога за тех, кто сошёл на планету, не покидала капитана.

Автор разворачивает перед нами диалог двух мужчин – мужчин любящих: Грифа Рифта и Соль Саина. Причём Соль Саин оказывается более чутким: он знает о любви капитана к Фай, а вот Гриф не догадывался о любви инженера к маленькой Чеди Даан.

«Обречённость Родис отгораживает её от меня, а за моей спиной тоже тень смерти», – признаётся капитан. Тень смерти за его спиной – гибель его первой возлюбленной. Вторая женщина, которую он полюбил, бесстрашно уходит в неизвестность, допуская необходимость жертвы.

По сигналу Родис Гриф включает связь, прося Саина присутствовать. Фай Родис даёт тем, кто остался на корабле, возможность услышать её разговор с Таэлем. Звездолётчики стали свидетелями безмерного удивления Таэля, узнавшего, что тормансиане – потомки людей Земли и что на Ян-Ях специалисты ловят передачи Великого Кольца, но держат это в полной тайне.

Родис в нужный момент включила связь со звездолётом, деликатно отошла в сторону, и Таэль смог поговорить с мужчинами Земли, обсудить возможность демонстрации фильмов. Чтобы обезопасить тех, кто придёт смотреть фильмы, надо провести отбор, а для этого требуется умение различить психическую структуру человека по его внешнему виду.

Результатом беседы с Таэлем для Грифа Рифта стало ночное раздумье, где он задаётся тем же вопросом, который уже был оставлен во главу угла братьями Стругацкими в романе «Трудно быть богом» (1963), – вопросом меры: «…не было ли в намерении помочь жителям Торманса того запретного и преступного вмешательства в чужую жизнь, когда не понимающие её законов представители высшей цивилизации наносили ужасающий вред процессу нормального исторического развития?» И сам отвечает на этот вопрос: «Неоспоримо право каждого человека на знание и красоту». Если это право нарушено, помощь необходима.

(Ефремов уже говорил о развитии третьей сигнальной системы, о способностях, которые мы сейчас называем паранормальными.) В тишине корабля капитан слышит голос Фай: «Да, милый Рифт, да!»

Чародейство танца

Герои Ефремова танцуют. Чара Нанди в «Туманности Андромеды», и Сима и Тиллоттама в «Лезвии бритвы», Таис и другие героини в «Таис Афинской». Ефремов относился к танцу как к максимально гармоническому выражению возможностей человеческого тела, мечтал о том, чтобы танец стал «чародейством, зыбким, тайным, ускользающим и ощутимо реальным».

В «Часе Быка» благодаря обещанию Фай показать владыке земные танцы разворачивается настоящий поединок: знаменитая танцовщица Гаэ Од Тимфифт против Оллы Дез. Выступление Оллы с переходами из тени в свет – практически на пределе способности восприятия тормансиан. Они видят в открытости и силе чувство «нечеловеческое, недопустимое». И тогда сама Фай вместе с Эвизой Танет спонтанно решают показать владыке и его свите танец, который действует на древнейшие основы человеческой психики: чувство ритма и эротическое влечение.

Эвиза и Родис танцуют в одних скафандрах, фактически обнажёнными, и поют слова древнего гимна: «Хмельная и влюблённая…» Гимн назван иранским. Это стихи Хафиза Ширази в переводе Ильи Сельвинского.

С точки зрения Оллы Дез их танец выглядит совершенно диким. Но именно это и нужно было, чтобы пробудить в тормансианах ощущение древнейшей, исконной общности. Размышляя вслух, Олла приходит к выводу: «Фай Родис отобрала всё гипнотическое из древних танцев, и эффект оказался неотразимым…»

Беседы с Таэлем

Фай продолжает беседовать с Таэлем, инженером, задача которого – помочь землянам получить нужные сведения о планете. Тем становится всё больше, так как Таэлю удаётся организовать просмотр тормансианами фильмов о Земле. Однако он недоумевает: почему нужно приглашать «кжи»? Фай огорчается: ей кажется, что инженер ничего не понял, что она напрасно тратила на него время. Таэль сжимается, и только чуткая Чеди догадывается, что Таэль ждёт наказания, что подобная реакция вырабатывается у жителей планеты с рождения.

На очередную встречу с инженером Фай выходит уже без скафандра, в коротком домашнем платье Земли. Изменение её облика действует на Таэля ошеломляюще. Фай даёт ему время опомниться, когда вызывает девятиножку для экранирования разговора.

Просмотр фильмов о Земле взбудоражил общество джи. Образованные люди захотели сделать жизнь на своей планете похожей на земную. Их просьба к Родис – это просьба об оружии.

Ответы Родис – чеканные формулировки: «Оружие без знания принесёт только вред. Не имея ясной, обоснованной и проверенной цели, вы создадите лишь временную анархию, после которой всегда водворятся ещё худшая тирания» (слова, совершенно применимые к культурной революции Мао Цзедуна); «По диалектическим законам оборотной стороны железная крепость олигархического режима одновременно очень хрупка. Надо изучить её узловые крепления, чтобы систематически ударять по ним, и всё здание рассыплется, несмотря на кажущуюся монолитность, потому что оно держится лишь на страхе – снизу доверху»; «Диалектический парадокс заключается с том, что для построения коммунистического общества необходимо развитие индивидуальности, но не индивидуализма каждого человека». Последнее – вновь вопрос меры: где эта грань между индивидуальностью и индивидуализмом? Чем она определяется?

Голос Фай Родис – это голос самого Ефремова. Законы биологической эволюции он обоснованно прикладывает к социуму: «Между «я» и обществом должна оставаться грань. Если она сотрётся, то получится толпа, адаптированная масса, отстающая от прогресса тем сильнее, чем больше её адаптация».

Сила любого живого организма в способности приспосабливаться к меняющимся условиям, но если приспособление абсолютно, а условия изменились, то вид погибает.

Устами Фай Ефремов даёт определение настоящего: «…настоящего, по существу, нет, есть только процесс перехода будущего в прошлое». Для человечества такой процесс связан с развитием формаций, и искусственное влияние на него преступно. По определению Н. Н. Смирнова, Ефремов – хронофилософ. Важнейшая философская проблема его произведений – время.

Фай ещё раз касается темы «кжи» и «джи»: соглашаясь с самим фактом существования «кжи», учёные невольно становятся убийцами.

Ответ Таэля звучит как характеристика современной нам, обитателям XX и XXI веков, общественной системы: «…фактическое неравенство породило море персональной зависти, зависть породила комплекс униженности, в котором потерялось классовое сознание, цель и смысл борьбы против системы».

Чёткие формулировки Фай, даваемые действиям «джи», звучат как прямые обвинения, и Таэль теряется.
Тогда Фай предлагает ему использовать в борьбе пульсационный ингибитор короткой памяти – прибор, позволяющий «снять короткую память, все недавно полученные сведения и психоштампы».⁴

Распознаватель психики и пульсационный ингибитор – вот два прибора, которые, по мнению Родис, могут помочь тормансианам, желающим изменить инфернальный порядок вещей.

В порыве чувств Таэль опускается на колени и целует пальцы Родис.

Ефремов выступает тонким психологом при описании её ощущения: «Родис вздрогнула, чувствуя, что этот жест архаического поклонения не столь неприятен ей, как она подумала бы раньше».

Три погасших сигнала

Восьмая глава романа посвящена трагическим событиям – гибели трёх землян в одичавшем городе Кин-Нан-Тэ. Они гибнут в результате предательских обещаний Чойо Чагаса, не применив убийственной силы имеющихся у них инструментов против беснующейся толпы.

В прозаических произведениях малой формы (рассказах, повестях) кульминация обычно одна. В крупных формах, каковым является роман «Час Быка», кульминационных моментов разной высоты может быть несколько – в соответствии с количеством сюжетных линий, пересечений путей различных героев.

Глава восьмая «Три слоя смерти» – первая кульминация, которая влечёт за собой новый виток событий в главе «Скованная Вера», связанных с Фай Родис.

Глава десятая – «Скованная Вера» – состоит из череды всё возрастающих кульминационных аккордов.

В зелёной комнате после отдачи Чагасом двусмысленного приказа Родис уловила в его сознании слово «эксперимент». Тогда владыка поспешно перевёл разговор на другую тему, Родис не уловила лжи, и Гриф Рифт поверил, что приказ о спасении был отдан при ней – а это как гарантия истинности.

В Зале Мрака, слушая лживые соболезнования Совета Четырёх, Родис не позволяет себя обмануть: она многому научилась на Тормансе. Она обращается непосредственно к Чойо Чагасу, и слова её нацелены в самый узел проблем: «…понимаю, как может лгать человек, принуждённый к тому угрожающим положением. Но почему лжёт тот, кто облечён могуществом великой власти, силой, какую даёт ему вся пирамида человечества Ян-Ях, на вершине которой он стоит?» Родис ясно видит, что вся система власти пронизана ложью и, следовательно, страхом.

В этом диалоге Родис произносит одну из ключевых фраз романа: «Руководствуясь достойными намерениями, я смею всё».

Чагас пытался изобразить обман, доказать, что подчинённые не выполнили его распоряжения и он обесчещен. Автор наглядно показывает, как можно извратить понятие чести. Родис не возражает – её немой укор оказывается нестерпимым для владыки.

Ещё одну черту к портрету Родис добавляет разговор звездолётчиков в Кин-Нан-Тэ: она обладает силой массового гипноза.

Амрия Мачен

Характеры, образы литературных героев, как правило, оформляются перед нами через их действия: герой отправился, увидел, сделал (выстрелил, построил, разрушил и т.д.).

Для Фай Родис в силу её задачи на Тормансе главнейшие действия – это встречи и разговоры. С их помощью она выстраивает пространство подвига.

Следующий её разговор – с Гриф Рифтом, для которого Родис – женщина, «которую нельзя было не любить». Он просит о встрече наедине, чтобы сосредоточить свою волю на ней одной. Но Родис играет на опережение, сразу отметая возможность срочного возвращения землян на корабль: она видит, что надежда среди жителей Ян-Ях может вырасти в веру: «Мы оба, посвящённые в знание, о каком нет и понятия здесь, не можем жить и быть свободными, пока есть несчастные. Как переступить порог высшей радости, когда тут целая планета в инферно, захлёстываемая морем горя? Что против этого моя жизнь, ваша и всех нас?»

Важно, что ни Чеди, ни Эвиза, ни Вир Норин не отказываются от выхода в гущу народа, в город. Напротив, они торопят этот момент.

Разговор Фай с Грифом приобретает конструктивный характер – они переходят к теме демонстрации фильмов о Земле, которой возмущены владыки Торманса. В дальнейшем диалоге открывается внутренняя духовная жизнь Фай: чтобы обрести равновесия после понесённой утраты, она написала на стене фреску, символизирующую восхождение из инферно. Люди карабкаются по обрывам вверх, а наверху – женщина, скованная цепью, но одновременно независимая и свободная.

Скованная Вера – образ землян на Тормансе, лишённых возможности реально помочь своим собратьям. После выхода трёх землян непосредственно в город, в гущу людей, концепция Фай меняется: она перерисовывает картину: Скованная Вера превращается в Меру, готовую помочь, подхватить и вытащить наверх того, кто сам сумел добраться до милосердно протянутой руки. Но вот важнейшее условие – высшие силы никого не тянут против воли, на обрыв до руки Меры надо добраться самостоятельно.

В полёте на Торманс после прохождения нуль-пространства Фай представляла себя в кабинете института своего учителя в Канаде. Сейчас, когда она не сумела вовремя распознать ложь Чагаса и, по сути, приняла на себя ответственность за гибель троих товарищей, её психика ищет силы для дальнейшей борьбы в образе горы Амрия Мачен.

Автор характеризует эту вершину как «высочайшую в Азии». Какая гора могла быть её прообразом?

В провинции Амдо Восточного Тибета (Китай) находится гора Амнье Мачен (6282 м) – высочайшая вершина одноимённого хребта, являющегося восточным продолжением Кунь-Луня. Она является второй по значению среди четырёх священных вершин Тибета (первая – Кайлас), считается местом обитания божества-защитника Мачен Помра.

Вероятнее всего, именно она послужила прообразом Амрия Мачен. Известно, что Иван Антонович тщательно изучал книги Н. М. Пржевальского. Николай Михайлович пишет об этой горе, стоящей в истоках Жёлтой реки (название в иной огласовке), приводя как верное описание, сделанное китайцами: «В дальнейшем своём течении Хатунь-гол направляется сначала к югу, потом к востоку вдоль южной подошвы высочайших гор Амэ-малзинь-мусунь-ола (Амне-мачин)»⁵ . Мы видим, что формулировка Ефремова («высочайшая гора») совпадает с формулировкой Пржевальского, который подразумевал именно Центральную Азию, не относя к этому региону Гималаи с восьмитысячниками.

В наши дни добраться до горы можно от города Цигортханг.

Возможно, описывая буддийский древний храм, Ефремов имел в виду Чортен Карпо (тиб. «Белая Ступа»), где находится монастырь и место тибетского небесного погребения. По словам русского гида Анны Ятри⁶ , во время коры (священного обхода горы, 180 км) встречаются несколько монастырей, в том числе заброшенных, Ефремов мог иметь в виду любой другой, а мог нарисовать собирательный образ храма – «приюта для усталых».

Мрiя в украинском языке – «мечта». Возможно, Ефремов сознательно создал контаминацию тибетского названия и украинского слова. Можно допустить, что о монастырях вокруг Амне-мачин, как её называет Пржевальский, Ефремов мог слышать от Юрия Николаевича Рериха, с которым ему доводилось встречаться в Москве.

Звук тибетских гонгов Фай Родис сравнивает со звучанием колоколов на восстановленных звонницах русских храмов. Стремиться на чистый голос колокола в серебре рассвета…

В душе Родис – земные криптомерии (японские кедры), роща гималайских елей, сосновые леса заповедника в Канаде: зелёная, восстановившая свой покров Земля и её культура в самых чистых её проявлениях. Эти образы питают духовный стержень героини.

«В год синей лошади пятьдесят первого круга»

Каждая из встреч Родис требует от неё духовного напряжения – разной степени, но всё же напряжения. Легко она чувствует себя в обществе двух женщин – Эвизы Танет и Чади Даан. Она входит к ним, бледная после ночей перед картиной.

Три женщины беседуют – но их беседа не похожа на обычные для Ефремова и для нас спустя 50 лет разговоры. В ней нет бытовых мелочей и подробностей, в ней звучит мысль и научная проблематика. Если человек знает тему – его не перебивают, выслушивают с уважением. Эта часть больше напоминает научные диалоги, когда вопрос служил лишь поводом для развёрнутого монолога. «Лезвие бритвы» и «Час Быка» для Ефремова во многом – романы экспериментальные, созданные для того, чтобы в художественную форму облечь свои научные взгляды, сделав их более доступными. Так когда-то поступал и Ломоносов, составляя свои утреннее и вечернее «Размышления…».

Высказывание Эвизы касается потенциальной возможности Ян-Ях выйти из инферно. Как врач она размышляет об испорченной наследственности – дисгенике, касается ограничения деторождения – в первую очередь осознавая ответственность перед человечеством. Эвиза утверждает, что свобода – это в первую очередь понимание законов мира и осознание ответственности, чего она не видит на Тормансе.

В диалог вступает Фай Родис, в качестве ответственного отношения к Земле в Эру Разобщённого Мира приводя в пример индейское племя хопи. Это племя строило города с домами, как в древнейшем Чатал-Хююке, столь интересовавшем Ефремова, хранителями культуры и особого языка в нём были женщины, как у туарегов, которым Ефремов посвятил объёмный рассказ «Афанеор, дочь Ахархеллена». В 1959 году впервые были опубликованы пророчества индейца хопи Белое Перо из рода Медведя. Текст об Истинном Белом Брате стал широко известен в научном мире, возможно, это побудило Ефремова обратиться к информации о хопи. Хопи поражали европейских учёных тем, что умели руководствоваться в жизни не внешними соблазнами и приказами, а внутренним сознанием необходимости.

Фай говорит: «Я помню фотографию одной девушки, она очень походила на Чеди…»

К сожалению, мы не знаем пока, какой информацией о хопи располагал Ефремов. Возможно, это была фотография 1900 года, известная под названием «Женщина хопи делает причёску незамужней девушке».

Подход Ефремова к генетике, озвученный устами Фай Родис, подчёркивает, что автор романа – учёный-биолог, доктор наук: «Что касается генетики, то сопоставьте период порчи генофонда с накоплением здоровых генов во время становления человека на планете: несколько тысяч лет – и три миллиона». Ефремов утверждает, что ошибки, совершённые человечеством при накоплении испорченного генофонда, не фатальны: миллионы лет эволюции помогут, если человечество начнёт научно подходить к этой проблеме.

Но человек – это не только генетика, но и психология. Что делать, если она безнадёжно испорчена? Этот вопрос задаёт Эвиза.
На протяжении столетий велись дискуссии о природе человека. Каков он? Изначально гармоничен или изначально порочен? Ефремов-гуманист отвечает однозначно: гармоничен. Человеку свойственная «врождённая красота чувств», доказательством которой служат «непередаваемо прекрасные предчувствия юности». Реализация стремления к добру, заложенному в человеке, и приведёт Землю к процветанию.

Второй вопрос психологии – вопрос природы самих психологических процессов. Ефремов утверждает, что психика пластична, она не отлита раз и навсегда, а существует в виде «импульсных вспышек», которые можно координировать воспитанием и упражнением.

Следующий вопрос выводит на тему веры в сверхъестественное. Являясь в контексте романа констатацией историка, слова Фай Родис, опубликованные впервые в 1968 году, звучали тогда как пророчество для последнего десятилетия XX века и действительно стали таковым: «Когда человеку нет опоры в обществе, когда его не охраняют, а только угрожают ему, и он не может положиться на закон и справедливость, он созревает для веры в сверхъестественное – последнее его прибежище. В конце Эры Разобщённого Мира мистика усилилась и в тираниях госкапитализма, и в странах лжесоциализма. Лишённые образования, невежественные массы потеряли веру во всемогущих диктаторов и бросились к сектантству и мистицизму».

В этом же знаменательном диалоге Фай говорит о хрониках монастыря Бан Тоголо в Каракоруме, о хронологии. Этот вопрос исследован А. И. Константиновым⁷ .

Мёртвый звездолёт

Гриф Рифт сообщил Фай, что Совет Четырёх уже знает о показе фильмов о Земле жителям Ян-Ях. Спустя неделю за Фай пришёл сам Янгар, которому было приказано сопровождать начальницу экспедиции. Родис поняла, что обстоятельства изменились не в пользу землян.

Оказалось, что в комнате, куда привёл её Янгар, некуда сесть и Чойо Чагас не предложил этого. Тогда Родис, скрестив ноги, села прямо на ковёр. Это был вызов.

Обычно человек, который находится выше физически, имеет определённое превосходство. Но Фай переворачивает это в свою пользу.

Она начинает говорить первой, не дожидаясь вопроса. Человек, знающий о своём проступке, начинает оправдываться и этим показывает, что он действительно виноват. Родис говорит о показе фильмов тем, кто жаждал знания, но речь, которую она начала первой, не умаляет её: «владычица землян» демонстрирует Чагасу, что видит его мысли и намерения. И подчёркивает разницу аксиоматики: для Чагаса общественный показ – это показ любой, даже самой малой части общества, для Родис – это показ всепланетный.

По существу, разговор Чагаса и Родис – о том, кто является хозяином положения. «…Мы сделали уступку, не требуя всепланетного показа», – утверждает Родис, подчёркивая, что, закрывая путь к познанию, Чагас открывает путь для прямого вмешательства Великого Кольца в дела чужой планеты.

Подобное владыка может воспринять как угрозу, но Родис важно, чтобы он видел её подлинные мотивы. Её страстный порыв доходит до него. Не корысть, но радость отдавать и помогать – вот что движет землянами.

Встреча Родис и Чагаса на этом не заканчивается – владыка приглашает её в обычную для переговоров зелёную комнату. Их беседа касается исторического пути Ян-Ях и земного человечества, и Фай ещё раз подчёркивает благое значение разнообразия различных ветвей человечества на Земле, выступает против монокультуры, которая в нашем сегодняшнем мире носит название глобализации.

Автор психологически точно обрисовывает эпизод, где Чойо Чагас задаёт вопрос относительно Таэля: знал ли он о передачах стереофильмов?

Кардинальная разница архетипического поведения видна отчётливо: «Тошнотворное чувство необходимости лгать подступило к Родис. В мире Торманса неуклонное соблюдение законов Земли всегда могло привести к тяжёлым последствиям». Соблюдаешь закон Земли – подставляешь другого под удар. Лжёшь – наносишь травму самому себе. Родис выбирает средний путь – уклончивый ответ: «Я давно догадалась, что он обязан доносить».

В лице её мелькает отвращение – к необходимости лгать или быть неискренней. Но Чагас истолковывает его по-своему – как отвращение к Таэлю – человеку низшего ранга, простому «джи».

Девятая глава чрезвычайно насыщена философской проблематикой. Особенность кульминации ефремовских романов не в максимальной остроте и динамике действия, а в углублении, расширении и нарастании актуальности философских проблем.

Только что автор говорил о соотношении правды и лжи в разных исторических условиях. И сразу – ещё одна ключевая проблема: жизни и смерти. Вопрос, который поставлен во главу угла существующего на Тормансе государства: сколько лет имеет право жить человек? Когда он должен умереть? Может ли он сам выбрать время своей смерти или кто-то иной может распорядиться этим?

Естественно, что для Чагаса это чрезвычайно важно. Возможно, он не раз примерял на себя ситуацию, в которой ему довелось бы оказаться «кжи». Только власть над смертью, право распоряжаться смертью других (даже не жизнью, а именно смертью) даёт владыке иллюзию победы на собственной смертью.

«Могли бы вы меня убить?» – вот что волнует его более всего.

В основе личности Фай Родис – закон целесообразности. Зачем убивать умного правителя, если на его место тут же придёт другой, который может оказаться уже не умным?

Последующие слова Фай Родис можно прямо отнести к событиям в нашей сегодняшней России: «Ваша общественная система не обеспечивает приход к власти умных и порядочных людей, в этом её основная беда. Более того, <…> в этой системе есть тенденция к увеличению некомпетентности правящих кругов».

Перед нами словно бы два опытных игрока в шахматы, которые прикидывают: стоит ли съесть у противника ферзя или пока сохранение этой фигуры может быть выгодно. Родис выказывает чисто женское презрение к угрозе Чагаса.

Вслед за этой сценой следует эпизод, имеющий глубочайшее символическое значение: Чагас получает информацию о неизвестном звездолёте, земляне пытаются связаться с кораблём в присутствии владыки Ян-Ях. Неизвестный звездолёт не отзывался на сигналы Великого Кольца и казался мёртвым. Только непонятный стонущий зов прорезал пространство.

Огромность, точнее, тотальность космоса, чудовищное количество времени, необходимого для преодоления межзвёздных пространств, инфернальность межзвёздного скитальца, непознанность его судьбы и пути – для землян будто напоминание о расстоянии, которое отделяет Землю от Торманса, мрачное пророчество о возможной судьбе первого ЗПЛ Земли – «Ноогена» и их судьбе, если они не смогут вернуться домой.

Это и судьба Торманса: корабль их планеты не летит в непознанное, он вращается по орбите, но это по существу – корабль мертвецов.

Дар умереть

Трое землян – Эвиза Танет, Вир Норин и Чади Даан, готовые к выходу в город, покинули дворец в Садах Цоам. Родис осталась одна – практически в роли заложницы.

Таэль не смог сдержать чувств – он припал на колено и стал горячо признаваться ей в любви. Ефремов говорит, что слова любви подняли инженера на один уровень с Фай. Через всё творчество Ивана Антоновича проходит эта мысль: любовь поднимает уровень энергии, силы человека. Он не хотел успокоения, не хотел дружеского участия, и это помогло ему сохранить чувство собственного достоинства.

Для любви не существует границ. Ефремов обнажает тончайшие душевные движения героев:
 

Родис отвечает ему – не отповедью, но подробным объяснением того, чем стала любовь на обновлённой Земле. В качестве манифестации в романе это необходимо, но в реальном диалоге с мужчиной это звучало бы менторски, что отмечает сам автор.

Но процитируем реплику Родис: смерть и любовь стоят рядом: «…любовь у нас только в совместном пути. Иначе это лишь физическая страсть, которая реализуется и проходит, исполнив своё назначение. Периоды её бывают не часто, потому что требуют такого подъёма чувств, что для неравного партнёра представляют смертельную опасность».

Читателям начала XXI века с его уплощённым, выхолощенным тоннами дешёвой видеопродукции представлением о любви такое утверждение покажется чрезмерным. Но Ефремов описывает тантрическую страсть в романе «Таис Афинская»: это не сцена любви Таис и Александра Македонского, как может показаться, а события в храме Эриду, тантрическое посвящение Таис и Эрис, после которого жреца, бывшего с Эрис, унесли без сил. Именно это посвящение даёт Таис уверенность в выполнении обряда Поцелуя змея – добровольного соприкосновения со смертью.

После признания в любви Таэль стремится уйти, но Фай задерживает его: необходимо рассказать инженеру о разговоре с Чагасом. То, что Родис узнаёт об инженере, заставляет её по-новому посмотреть на него: да, он регулярно доносил «змееносцам» о беседах с ней, он осознанно, с риском для собственной жизни, вёл опасную игру в полуправду ради того, чтобы десятки людей Ян-Ях смогли увидеть коммунистическую Землю, ради того, чтобы люди поверили в возможность изменения существующего порядка. И чтобы самому иметь возможность встречаться с Родис.

Если он перестанет доносить, его ждёт изгнание. Если узнают, что он передавал информацию товарищам, обвинят в государственной измене и будут пытать, пока он не выдаст причастных, и затем всех уничтожат.

Вновь в глаза Родис прямо смотрит смерть. Смотрит печально и упрямо. Таэль ставит шанс донести до людей свет знания выше своего права на жизнь. Он уже принял возможность жертвы.

Потрясённая Родис предлагает взять его в «Тёмное Пламя», вылечить, дать крепость тела, научиться управлять чувствами и подчинять себе людей. Неожиданно Таэль отказывается от щедрого дара: идеально здоровый человек среди болезненных людей планеты будет тратить на поддержание своей формы столько времени, что его не хватит на доброту любовь и заботу о других: «Я родился слабым, но с любовью к людям, и не должен уходить с этого пути».

Таэль – как раз из тех людей, путь которых пыталась увидеть Родис, вглядываясь в Эру Разобщённого Мира. Это один из тех, кто нёс сквозь боль и неурядицы обыденности лучи добра и света, кто каждодневно преодолевал неверие и сомнения, кто создал фундамент для выхода из инферно.

Стоит заметить, что Фай со всем своим опытом погружения в прошлое Земли, прохождения десяти ступеней инфернальности не смогла сразу распознать роль Таэля и его силу.

Он отказывается от дара здоровья – не хочет быть исключительным на своей планете. Родис обещает Таэлю не только здоровье, но и умение повелевать другими. За подобную возможность Чойо Чагас и его приспешники отдали бы всё, что угодно. Уважаемые читатели, задайте подобный вопрос себе: как бы вы поступили, если бы вам предложили подобный выбор?

Принимая путь, избранный Таэлем, Фай предлагает ему новый дар – дар мгновенно умереть по собственной воле, пользуясь лишь внутренними силами организма.

Человек, ставший владыкой собственной смерти, свободен от страха перед жизнью.

Страх за жизнь неумолимо сплетается со страхом перед жизнью и страхом перед смертью. Страх преследования неразлучен с фетишизацией власти. Ключевое слово – страх. Стать свободным – значит, исключить чувство страха.

Родис говорит о древней легенде Земли: богиня печали утешает смертных отравленным вином. Ефремов, прекрасно знавший поэзию Серебряного века, отсылает нас к стихотворению Ивана Алексеевича Бунина, написанному в 1902 году:
 

«Три непереходимых шага»

Оставшись одна, Родис размышляет о средствах поддержания абсолютной власти, сравнивая человечество Торманса с пирамидой – самой устойчивой из всех конструкций. Чтобы пирамида власти рухнула, надо развалить её основание, а для этого нужно дать информацию самым бесправным слоям – «кжи». Социологические размышления продолжают тему, заданную в этой же главе в диалоге с Эвизой и Чеди.

Задумавшись, Родис вновь обращается к русской поэзии древности – ценной своей чистотой и верностью человеку.

«О, эти сны о небе золотистом, о пристани крылатых кораблей!» – цитирует Ефремов строки из стихотворения Максимилиана Волошина «Священных стран вечерние экстазы…».

Новое представление об опасности, угрожающей Таэлю и его товарищам-«джи», заставляет Родис связаться с Гриф Рифтом. Рифт согласен с Родис: «Разрыв между «джи» и «кжи» – осевой стержень олигархии. Они не могут обойтись без тех и других, но сами существуют лишь за счёт их разобщения».

Рифт осознаёт ошибку поведения землян: «Мы начали наивно и создали опасную ситуацию». Он советует объявить Совету Четырёх о прекращении показа фильмов, но создать на корабле и раздавать желающим миниатюрные патроны с видеоинформацией. Изменение тактики не означает отказа от борьбы. Это значит лишь, что важно учитывать изменившиеся или ставшие явными иные условия.

День Родис, начавшийся с появления Янгара и острой встречи с Чойо Чагасом, вместивший в себя сигналы чужого звездолёта, объяснение с Таэлем и внеплановое обсуждение текущих дел с Гриф Рифтом, ещё не закончился: внезапно явившийся «змееносец» пригласил Фай от имени Председателя провести вечер в его покоях. «Через два кольца времени».

Магарани

В предыдущей главе автор намечет направление следующего витка развития линии Родис – Чагас. Владыка произносит, не поясняя значения своих слов: «…с некоторых пор хочу владеть и тем, чего нет, чего не было ещё на моей планете». В конце девятой главы эта линия получает продолжение.

Сам Чойо Чагас приглашает «владычицу землян» провести вечер в его покоях.

Вечер – это не деловая беседа. Для этого женщине нужна первым делом подходящая одежда. Родис выбирает образ женщины древней Индии – магарани. Белоснежная с серебристыми звёздами ткань превращается в сари, титановая проволока – в браслеты. Для Родис всё это – не просто переодевание: «Женщины Земли, прирождённые артистки, любили играть в перевоплощение. Меняя обличье, они перестраивали себя соответственно принятому образу». Автор отмечает, что при виде Фай Чойо Чагас встал несколько поспешнее, чем обычно.

Кроме членов Совета Четырёх, в зал вошла необычная, «свирепой красоты» женщина – Эр Во-Биа, «друг и советник в государственных делах», по словам Чагаса. Позже стало ясно, что это его любовница.

За столом Родис нашла момент, чтобы сообщить о прекращении показа фильмов о Земле. Её искренность подкупающе действовала на владыку.

Наблюдая поведение Родис, Эр Во-Биа напрямую спросила, где и как на Земле учат искусству обольщения. Ефремов демонстрирует нам ещё на одном примере разницу в понимании одного и того же слова.

Для Родис искусство обольщения – «умение вести себя и нравиться мужчинам в восхитительной игре взаимного влечения», подчеркнуть в себе то, что «оригинально, интересно, красиво». Этому учат с детства.

Для Эр Во-Биа это «умение влюбить в себя мужчину», «обольщение всегда в какой-то мере является обманом, фальшью». Эр Во-Биа недоговаривает: влюбить, но не чувствовать любви самой, чтобы использовать человека в своих интересах.

Размышления о красоте, о сути женщины чрезвычайно важны для понимания Ефремовым этой темы.

Внешность Эр Во-Биа была такова, что «её женское существо просто-таки кричало». Она «излучала таинственность. Она как бы стояла на черте, за которой лежала запретная область. Тысячелетия эта женская тайна обещала гораздо больше, чем давала, но всё же оставалась привлекательной даже для испытанных людей». Она так преподносит своё тело, словно выставляет его на продажу, к примеру, в туфли вделаны фонарики, свет которых направлен вверх, чтобы подсвечивать ноги во всю их длину.
(Интересно сравнить её портрет с портретом жены Чойо Чагаса Янтре Яхах – «женщины необыкновенной для тормансианки красоты».)

Животная красота, хищная, доведена до высшей точки. Личность Эр Во-Биа словно приклеена к своему внешнему выражению и без него не существует.

Родис – противоположность. Она, «несмотря на маску магарани, оставалась той же прямой, открытой и бесстрашной женщиной».
Чагас, уже ощутивший желание обладать Родис, говорит себе, что она должна подчиниться воле и силе мужчины. Это предположение заставляет вспомнить описание танца Гаэ Од Тимфифт – это «открытое олицетворение власти мужчины, ничтожества и в то же время опасной силы женщины».

Но уверенности такой у него нет, и потому он спешит обесценить Фай: «Впрочем, я не думаю, что эта холодная, весёлая и самонадеянная дочь Земли будет столь же хорошей любовницей, как моя Эр Во-Биа. Но всё же надо испытать!»

С точки зрения Чойо Чагаса женщина, пришедшая на вечер в наряде, который подчёркивает все линии тела, ведущая себя легко и игриво («восхитительная игра взаимного влечения»), изначально готова к предложению мужчины. Он намеренно сталкивает Фай Родис с Эр Во-Биа, демонстративно оказывает внимание Фай и приглашает её в личные покои, наслаждаясь унижением любовницы. Впервые при Родис владыка захохотал, смех его прозвучал грубо.

За кадром остаётся причина этого поведения. Позже мы узнаём, что Эр Во-Биа имела любовником Янгара, возможно, Чагас об этом подозревал: в начале вечера он резким жестом отослал бесцеремонно вошедшего Янгара, а позже был доволен его смертью. Желание унизить соперника, даже потенциального, – характерная черта ущербной психики.

Пентагон и символика цвета

Ефремов в своих произведениях редко обращается к символике цвета. Однако в «Часе Быка» он трижды разными способами подчёркивает сочетание и взаимодействие белого и чёрного. В личных покоях Чойо Чагаса перед нашим взором предстаёт такая картина: «Большое пятиугольное зеркало отразило белую с серебром магарани и рядом владыку в чёрной, расшитой серебряными змеями одежде». Готовясь к встрече, Родис придаёт своему телу золотисто-коричневый оттенок.

Импровизированная сцена, на которой танцевала Олла Дез, была разделена на две половины – белую и чёрную: «Менялась мелодия, становясь почти грозной, и танцовщица оказывалась на чёрной половине сцены, а затем продолжала танец на фоне серебристой белой ткани». Тело Оллы выглядит золотистым.

Золотистый – оттенок первых весенних цветов, символ жизни, богатства, справедливости. В средневековой астрономии золоту соответствовало Солнце, стихия его – огонь.

В главе II «На краю бездны» Фай Родис поёт песню на стихи древнего поэта – Ефремов берёт две строфы из стихотворения Валерия Брюсова «Февраль» (1907, «Свежей и светлой прохладой…»):

Чеди Даан, слушая песню, восхищена: «Как она подходит к нашему будущему пути на грани между звёздными просторами Шакти и Тамаса!»

Серебристо-белая женщина, чёрный мужчина – эта линия сопоставлений приводит к мысли о гендерно ориентированном космосе Ефремова, которую не раз высказывал Н. Н. Смирнов.

Фигуры Чойо Чагаса и Фай Родис отразились не в обычном зеркале. Это зеркало – пятиугольник, мы можем предположить, что он правильный. Следовательно, это пентагон – фигура, которой в древнем оккультном мире придавалось большое значение. Пентагон служил символом Вселенной, вечности и совершенства, мог быть амулетом здоровья, как и пентаграмма, образуемая с помощью продолжения сторон до точек пересечения. Диагональ правильного пятиугольника относится к его стороне в золотом сечении. Если внутри пентагона провести пять диагоналей, то образуется ещё одна пентаграмма, где повторятся все соотношения. Таким образом, мистический символизм пентагона имеет математическую природу.

Напомним: у Родис на белой ткани – серебристые звёзды как символ любви, у Чагаса на чёрной – серебристые змеи: и яд, и возможность врачевания. Звезда и змея. Устремлённость в космос и прижатость к земле.

Всё вместе – белое и чёрное на фоне вечности – диалектическое течение жизни, рождающей огонь, находящий воплощение в золотисто-коричневом цвете кожи Фай. Но обычный человек не может быть ни идеально белым, ни полностью чёрным. Даже Чагаса, владыку инфернальной планеты, тянет к Родис. Между ангелом и дьяволом – серый ангел. И Серые Ангелы вскоре явятся.

Рационализация

Над покоями владыки, расположенными во внутренних стенах дворца, – хрустальная призма, служащая окном. Она отражает сначала горящий закатный горизонт, затем по воле владыки отражает сумрачное небо Торманса.

Возле широкого дивана Родис наконец понимает, что, с точки зрения Чагаса, должно произойти. Чтобы не создавать запутанных противоречий, она с помощью своей гипнотической силы отбрасывает мужчину от себя: «Непонятная сила сбросила его руки, мигом пропала его самонадеянность, и будто бы не было и желания». Чагас ищет спасения в ритуальном действии – закуривает.

Вновь, как в теме обольщения, обнажается принципиально различное понимание положения. Для Чагаса женщина, одевшаяся привлекательно и согласившаяся идти в его покои, в принципе готова к сексуальному развитию событий. И если она, дойдя до дивана, отказывается, то, выражаясь современным жаргонным языком, это подкат с подставой.

С точки зрения Родис игра взаимных влечений – это естественно и вовсе не обязательно подразумевает продолжение в виде секса. Она отвечает владыке «равнодушным и снисходительным взглядом» и считает, что этого достаточно для понимания взаимной расстановки сил. Игра окончилась, и Родис задаёт Чагасу убийственный вопрос: «Неужели владыка планеты так же покорен инстинктам, как и самый невежественный «кжи»?» И затем фактически уничтожает его как мужчину: «Неужели вам достаточно встретиться несколько раз с женщиной, не похожей на других, чтобы загореться несдержанной страстью?»

Вместо реализации своей страсти владыка получает нравоучительную беседу.

У Чагаса нет иного выхода как рационализировать своё поведение, срочно подвести под своё желание как бы достойный фундамент: якобы Родис нужна ему, чтобы родить сына, который станет первым наследным владыкой Ян-Ях.

Последующая доверительная беседа открывает важную сторону жизни владыки – его отношение к «джи» – «обманщикам, трусам и ничтожным прислужникам». Верхушка не может обойтись без учёных, но не верит им. 

Родис верна себе: она утверждает, что ход истории могут изменить лишь сами люди, которые действуют по доброй воле и с полной ответственностью. В случае принуждения «любое насилие порождает контрсилу, которая будет развиваться и проявится не сразу, но неизбежно и подчас с неожиданной стороны».

Оба говорят о том, как укрепить систему, под системой каждый подразумевает своё. Чагас предельно откровенен: «Наука заводит в тупик, а я не могу уничтожить её и не в силах предвидеть её ошибки и обманы. Могу лишь держать своих слуг в страхе, что в любой момент брошу на них массу «кжи», которые расправятся с ними с такой беспощадностью, что память об этом останется в веках».

В этой беседе Ефремов устами Фай Родис объясняет необходимость очистки земной ноосферы от образов, созданных тёмной фантазией людей, от «лжи, садизма, маниакально-злобных идей». Вводит понятие Стрелы Аримана – «тенденции плохо устроенного общества с морально тяжёлой ноосферой умножать зло и горе»: «Идея, провозглашающая добро, имеет тенденцию в мере исполнения нести с собой всё больше плохого, становится вредоносной».

Ефремов выступает как социолог, далеко опередивший своё время: он не только показывает коммунистическое общество будущего, но и описывает способы его достижения.

После длительной беседы Родис покидает покои владыки, открыв запертый замок и загипнотизировав стражей. А Чагас погружается в пучину сомнений. Он чувствует безнадёжную пустоту вокруг себя: ни друзей, ни душевной опоры, соратники в любой момент могут предать, верность приближённых обеспечивается лишь подачками.

За небольшим подъёмом следует откат: зачем вообще искать пути изменения установленного порядка? Вот улетит звездолёт – и всё будет по-прежнему. Чагас оказывается не в силах справиться с противоречием и успокаивает себя наркотиком.

День Родис завершается короткой беседой со звездолётом («Плохо я понимаю эту жизнь и делаю ошибку за ошибкой») и погружением в творчество, по сути – поиск нового пути через «фигуру сильной, знающей женщины, символизирующей Меру».

Перечислим коротко, что мы знаем о Фай Родис.

Ей 40 лет – время начала зрелости на Земле. Историк. Прошла испытание историков – десять ступеней инфернальности. Участвовала в предпоследнем полёте первого ЗПЛ «Нооген», посетила опасные мокрые планеты инфракрасных солнц.

Ей поручено руководство сложнейшей экспедицией. Обладает физически развитым, крепким и гармоничным телом, огромной эрудицией, психологической подготовкой, развитой интуицией, способностью к гипнозу, в том числе массовому, огромной душевной силой. Ей свойственна женская мягкость, быстрота мысли и движения, она умеет писать картины, петь, танцевать и перевоплощаться. Это не просто одна из женщин Земли, это одна из лучших женщин Земли. Раджа-йог.

Её кредо – «нет выше радости для человека, чем отдавать и помогать». Её цель – помочь планете Ян-Ях выйти из инферно. Её путь – ненасилие, убеждение, изменение сознания.

И приходит время действовать.

3. «Владычица землян» (XI–XIII главы)

Храм Времени

Десятая глава романа полностью посвящена жизни Чеди Даан и Эвизы Танет в городе Средоточия Мудрости. С Фай Родис мы вновь встречаемся в главе XI «Маски подземелья».

После событий в личных покоях Чойо Чагаса он приказывает удалить её из дворца, отправив в Хранилище Истории. Неожиданно Фай получает большую свободу, так как из нового жилища её ведут в разные части города ведомые «джи» потайные ходы, а подземные помещения хранилища достаточно просторны, чтобы устраивать встречи.

Сцена, когда Таэль пишет на табличке вопрос, может ли СДФ распознавать электронные подслушивающие устройства и химические яды, напоминает сюжет, рассказанный Лидией Чуковской:

Записки Лидии Корнеевны Чуковской начали печататься в СССР только в 1989 году. Возможно, Ефремов знал подобные истории в устной передаче.

Таэль опасается за жизнь любимой женщины. Он берётся доставлять ей пищу, лишь бы она не ела то, что ей будут привозить из Садов Цоам: опасается отравления.

Родис показывает ему «фокус»: вместе с Таэлем она, применяя массовый гипноз, проходит мимо стражи на улицу, осматривает памятник Всемогущему Времени и незамеченной возвращается назад. Таэлю она поясняет это так: «У нас есть много людей с врождёнными к тому способностями. Усиливая их особой тренировкой, люди становятся врачами, а я вот не стала врачом. Но бесполезный для историка дар неожиданно пригодился…»

Интересен сам факт установки памятника Времени. Запечатлеть стремятся то, что исчезает, уходит, о чём надо помнить. Время всегда движется. И если ему поставили памятник, значит, здесь оно остановилось, точнее, принудительно заторможено.

В этот же день Родис познакомилась с архитектором Гах Ду-Деном, или Гахденом. Это он обнаружил старые чертежи и узнал о подземельях. Вместе они осматривают подземные горизонты, в том числе галерею с фресками, написанными по чёрному фону алой и канареечно-жёлтой красками. Родис восхищена фресками. На левой стене находятся уже не фрески, а барельефы, «погружённые в стекловатый материал, из которого они проступали со сказочной реальностью. Художники изобразили здесь резкий переход от задумчивого отрочества к юности, выраженный нарастанием сексуальных чувств, будто весь мир сводился к ритмике танцующих юных тел в эротическом неистовстве. Красные мужчины и огненно-жёлтые женщины сплетались в замысловатых позах».

Это описание вызывает в памяти картину Анри Матисса «Танец» (1910), которую Ефремов мог видеть в Эрмитаже, и другой её авторский вариант 1909 года, находящийся в Музее Современного искусства в Нью-Йорке. Красные фигуры на первой и жёлтые на второй у Ефремова контаминированы.

Жизнь танцующих обрывалась в момент кипения чувств – такова концепция ранней смерти.

В расширившейся галерее – чудовищные маски. Они оказались пустотелыми, слепленными из лёгкого материала. Ефремов переходит на язык символов: маски – символ нынешней власти, их создали в эпоху установления всепланетной власти, чтобы выбить духовную опору человека. В первые дни прилёта на Торманс Чеди Даан говорит о роли масок в социоуме, о причине их появления – автор возвращается к заявленной теме, закольцовывает её.

Маски скрыли «протянувшийся во всю длину галереи фриз великолепных скульптур молодых прекрасных людей с мужественным и благородными лицами, в их обнажённых телах не было ни стыдливости, ни животной сексуальности фигур в чёрной галерее». (Моя личная ассоциация – барельефы спортсменов на станции метро «Динамо» в Москве.) Значит, были в истории Торманса времена, когда прилетевшие с земли люди создавали красоту. Но стремление к власти и война двух полушарий привели к установлению монодиктатуры на всей планете.

Родис стремится познать не только настоящую, но и прошлую духовную жизнь планеты, потому задаётся вопросом: почему святилище, в которое они пришли, называется Святилищем Трёх Шагов. Архитектор сам не знает об этом, но обещает узнать.

Фай даёт Таэлю пример заботы о людях, которые будут подвергать себя опасности быть наказанными за встречу с Фай, но постараются пройти в это подземелье. Она хочет пройти по нему назад в полной темноте, чтобы выучить дорогу, дабы в критический момент не привести хвоста.

Ефремов подчёркивает, что к моменту перемещения Фай Родис в Храм Времени шёл уже 18-й день пребывания её спутников в гуще народа. На новом месте Родис по-новому поняла свою задачу: все её беседы с председателем планеты бесполезны с точки зрения изменения ноосферы и выхода из инферно, а здесь, в Хранилище Истории с его подземными ходами, она сможет «протянуть нити между разобщёнными классами общества Ян-Ях». Размышления Фай Родис – это гневный и горестный памфлет. Ефремов видит возможность подобного пути для человечества Земли, и его слова звучат грозным предупреждением:
 

Заговор

На следующее утро Родис посетил «змееносец» высокого ранга, непосредственный помощник Совета Четырёх. За общими фразами скрывалась настороженность. Когда же он попросил включить защиту от подслушивания, стала ясна истинная причина его визита.

Революционная ситуация: низы не хотят жить по-старому, верхи не могут управлять по-старому – оказалась налицо. Но верхи мыслят изменение положения только в свою пользу – с помощью дворцового переворота. Прося Родис о помощи оружием и информационной поддержкой, «змееносец» рассказывает ей о своих планах увеличить количество увеселений для простонародья, отменить ответственность мужчин за начальную стадию воспитания детей и прочее подобное.

Родис пытается изложить ему программу преобразований, необходимую для планеты. Но её горячие речи напоминают монологи Чацкого в «Горе от ума». Она изобличает теорию маятникового развития истории, убеждая, что всё намного сложнее. Но для сановника обращение к образу маятника – лишь рационализация. Он не скрывает своих истинных побуждений, одно из предполагаемых им благодеяниий для «джи» состоит в том, чтобы снять запрещение на передачи из космоса: «Я не вижу в этом никакой опасности для государства. Передачи редко уловимы и непонятны…»

Для «кжи» сановник предлагает прирост развлечений и увеселений, считая это ценным достижением для народа. По существу, это процесс, который произошёл в России в первых десятилетиях XXI века, когда огромное количество телеканалов, интернет и виртуальные игры резко увеличили этот самый прирост, создали особую область иллюзорной жизни. Мысли Ефремова, оформленные как слова Фай Родис, можно считать пророческими:

«Змееносец» хочет узнать, как земляне достигают долгой жизни. Но Родис отказывается передать эти знания владыкам планеты: они как грабители будут пользоваться всеми ресурсами планеты и жить долго, в то время как масса народа будет безысходно двигаться к нежной смерти?

Однако Родис уже достаточно искушена в жизни Торманса. Загипнотизировав сановника, она стирает записи, сделанные им на носителе, и стирает память о разговоре в его сознании. Но последующие события не дают ей времени и возможности осознать, что сановник не мог со своей идеей заговора действовать в одиночку, что должна быть группировка людей, остриём которой выступил этот сановник, группировка эта недовольна поведением председателя, желает захватить власть и будет добиваться этого всеми способами.

Глубина инферно

Эвиза Танет сообщает Родис, что Чеди тяжело ранена. Диалог между Эвизой и Родис надо привести полностью:
 

Всё! Никаких охов-ахов, выражений сожаления, лишних слов. Только точные данные и дела: «Я приду».

Родис, пользуясь гипнозом, покинула Храм Времени и проникла в госпиталь. К Чеди в палату она вошла в измятом и застиранном халате посетителя, с забинтованным наискось лицом – «дело Таэля и его друзей».

Коротко и быстро она выспрашивает о происшествии и, узнав о самоубийстве нападавшего, делает вывод: «Всему причиной сексуальная невоспитанность, порождающая Стрелу Аримана».

Эвиза говорила об эротике Земли с врачами, но те не поняли её. Родис указывает на причину непонимания – разрушенность нормального ощущения мира у жителей Ян-Ях. Слабое больное тело не даёт возможности развиться сильным ощущениям, врачи планеты просто не понимали сказанного Эвизой, говоря современным языком, в их когнитивной карте нет соответствующих понятий.

Всего одно слово для любви на Тормансе – это то самое одно слово для любви, существующее в нашем языке сейчас на планете Земля. На Земле Эры Встретившихся Рук – более пятисот слов, обозначающих любовь, триста – отмечающих оттенки страсти и около полутора тысяч – описывающих человеческую красоту.

Генезис любви в цивилизации Земли – тема, над которой Ефремов размышляет в каждом своём произведении. В «Часе Быка», в главе «Маски подземелья», Ефремов даёт квинтэссенцию своего понимания генезиса любви в социологическом ключе:
 

Многие люди нашего XXI века скажут, что подобная картина нереальна: вести отвлечённые разговоры у постели больной неестественно. А что естественно? Жаловаться и рыдать? Родис без замедления оказывает первую помощь Эвизе, которая после сделанной ею операции уже провела у постели больной много времени. С помощью массажа она усыпила Эвизу и, выполнив несколько упражнений разминки (о гибкости и тренированности говорит такое упражнение: встать на колени, выгнуться и головой коснуться пола), принялась готовить девушкам еду.

Через главврача Родис вызвал сам Великий и Мудрый. Родис очерчивает ему ближайшие планы: после выздоровления отправить двух девушек на корабль, затем ещё дней двадцать – и все оставшиеся два землянина покинут планету Ян-Ях.
Чагас отдельно спросил, где второй звездолёт. Родис пришлось сказать, что он уже близко, но не сядет на планету, а подождёт на орбите.

В этом диалоге с Чагасом Родис осталась победительницей, она даже смогла просить, чтобы её соединяли в случае необходимости напрямую с Чагасом: «Иначе мы не сможем разобраться, где кончается ваша воля и начинается тупость и страх сановников».

Ещё одна страница пребывания землян на Ян-Ях впрямую указывает на современные реалии России: чтобы найти для больной Чеди подходящие книги, Эвиза отправляется в библиотеку, но возвращается в недоумении: оказалось, что «прежние книги под угрозой тяжкой кары изъяли из всех библиотек планеты, связали в сетки с камнями и утопили в море».

В течение второго десятилетия XXI века шло тотальное изъятие из российских библиотек всех старых книг независимо от тематики и степени сохранности. Причём заменить этот фонд аналогичным по содержанию не представляется возможности – сейчас такие книги попросту не выпускают. Фактически произошло ограбление библиотек, уничтожение накопленного разнообразия книжного фонда.

Картину жизни на Тормансе дополняет «чудовищная система фильтрации» информации – цензура.

После ужина Родис усыпляет Чеди, и вместе с Эвизой они отправляются в добровольный обход Центрального госпиталя.
Мы знаем ещё один роман, где герои отправляются в добровольный обход больных. Это роман Конкордии Евгеньевны Антаровой «Две жизни». Роман впервые был опубликован в 1993 году, но до этого распространялся в самиздате. Одним из учеников Конкордии Евгеньевны был индолог Семён Иванович Тюляев, доктор искусствоведения, знакомый И. А. Ефремова. У Тюляева после смерти Антаровой хранились копии рукописей. Возможно, Ефремову была известна фабула романа «Две жизни». Можно предположить и другой путь ознакомления – через Сергея Алексеевича Мухина, известнейшего гомеопата.

В романе «Две жизни» (часть 1, глава 12 «Буря на море») рассказывается, как во время путешествия Учителя И. и Лёвушки по морю корабль попал в сильнейшую бурю. Пассажиры мучились от морской болезни, многие впали в панику. Учитель И., взяв Лёвушку и сильного матроса для сопровождения, с разрешения капитана отправился в обход корабля, начав его с палубы четвёртого класса, где ехала беднота, оказывая помощь всем без исключения, начиная с самых слабых, постепенно поднимаясь на верхние палубы.

Реминисценции из романа Антаровой особенно заметны в последних главах «Часа Быка»: Фай Родис, как выдающиеся по личным качествам герои «Двух жизней», читает мысли других людей, отвечает на невысказанные вопросы, стремится думать в первую очередь о других. Герой «Двух жизней» Лёвушка, от лица которого ведётся рассказ, осуждает своих друзей за равнодушие – так он воспринимает их спокойствие при прощании с сэром Уоми. Земляне тоже кажутся тормансианам холодными и даже равнодушными, и только Таэль, более других общавшийся с Фай Родис, начинает различать дисциплинированную эмоциональность землян.

В госпитале Родис пригодилась вся её психическая сила, чтобы временно ослабить боль страдающих людей. Она «вспоминала с усмешкой свои инфернальные испытания. Здесь она спустилась на куда более низкие круги инферно».

Больные встречают Родис как богиню, протягивают к ней жаждущие утешения руки. Казалось бы, вот триумф земной женщины! Но Ефремов как диалектик видит иную сторону: чужое горе навалилось, лишая владычицу землян внутренней свободы. Оставаться в эпицентре бури неколебимым духовно – вот образ максимальной помощи, духовного совершенства. В «Двух жизнях» многократно подчёркивается, что помощь должна подаваться вне «личной печали»: от этого возникает раздвоение в мыслях, помогающий должен концентрироваться на нуждающемся, не допуская саможаления. Высокий учитель «не может лично воспринять ничего. Его любовь проникает в человека, всегда подымая и облегчая его во всех положениях жизни»⁹ .

Родис остро ощущает иное: «Следствием ничтожества её сил в океане горя неизбежно возникала жалость, отклоняя её от главной цели. Её помощь здесь не соответствовала задаче, отныне лежавшей на людях Земли: помощи народу Ян-Ях в уничтожении
инфернальной общественной системы целиком и навсегда».

Спустя четыре дня Родис, Вир Норин и Таэль проводили Чеди и Эвизу на корабль.

Закон внезапных поворотов

Родис долго стояла на балконе в размышлениях о судьбе экспедиции, о будущем полюбившего девушку Ян-Ях Вир Норина.
Ефремов пишет о законе внезапных поворотов у неодолимых преград. И тут же Родис ожидает подобный внезапный поворот. В её комнатах – засада, но не простая, не с целью её убить: её поджидала Эр Во-Биа с респиратором на лице, распылившая в помещении вещество, подавляющее сознание, высвобождающее базальные примитивные рефлексы таламической группы и серого бугра мозга. Родис успела использовать средства защиты и противоядие.

За портьерой она обнаружила любовницу председателя, которая поставила себе цель дискредитировать Родис перед Чагасом: Чагас, по её мнению, превозносил земную владычицу, и Эр Во-Биа задумала снять поведение отравленной Родис и показать, что и та подвластна звериным желаниям и не всегда способна контролировать себя.

«Недостойное действие немедленно должно уравниваться противодействием»: Эр Во-Биа под гипнозом снимает маску, попадает под действие ею же самой распылённого отравляющего вещества и выдаёт себя: в неистовстве животной страсти она призывает Янгара, и он тотчас является на её зов, пытается выстрелить в Родис, но пули, отражённые полем СДФ, убивают его. Так проявляется в романе Ефремова закон быстрой кармы. Для примера можно привести сцену из романа «Две жизни», где Ольга, горничная старой больной княгини, вынуждена снять с её головы отравленный чепец, который сама же и надела.

Эр Во-Биа задумала сложную комбинацию, но Родис не стремится карать: она даёт ей противоядие, решает не выдавать её Чагасу и подсказывает, как незаметно убежать, – она лишена мстительности. На страницы, написанные Ефремовым, вновь ложится отсвет «Двух жизней», где закон пощады назван законом вечности.¹⁰

Выстрел переполошил охранников, и Родис тут же связывают с Чагасом: владыка оказывается даже доволен смертью Янгара. Возможно, он догадывался о том, что происходило за его спиной. Но Родис некогда думать об этом: в Святилище Трёх Шагов её ждёт новая встреча.

Скульптор Ритин

Скульптор Ритин должен исполнить желание многих людей – создать скульптурный портрет Фай Родис, которая для жителей Ян-Ях стала символом Земли. По его просьбе Родис танцует обнажённая, но она движется слишком быстро, и скульптор просит её замирать в апогее, чтобы он успевал сделать наброски. Его поражает женщина Земли: «При крепости и массивности тело ваше очень гибко и подвижно».

Родис отвечает ему – и эта чеканная формулировка является непревзойдённой в описании идеала женского тела: «Чтобы стать матерью, я должна по сложению быть амфорой мыслящей жизни, иначе я искалечу ребёнка».

Человек коммунистического будущего невозможен как хрупкий цветок на тонкой ножке, как уродливый головастик с вогнутой грудной клеткой и дистрофическими ногами: «Чтобы вынести нагрузку трудных дел, ибо только в них живёшь полно, мы должны быть сильными, особенно наши мужчины. Чтобы воспринимать мир во всей его красочности и глубине, надо обладать острыми чувствами».

После сеанса Родис спрашивает у архитектора Гахдена, узнал ли он о названии святилища Трёх Шагов. Оказывается, святилище создано во времена основания Храма Времени, в него получали доступ лишь прошедшие три ступени испытания.

Родис рассказывает, что подобное берёт своё начало в культах Земли, где в каждой религии есть испытания перед посвящением. Первое – испытание огнём: «приобретение выдержки, высшего мужества, достоинства, доверия к себе, как бы процесс сгорания всего плохого в душе». О двух других испытаниях Родис не говорит ничего. Мы все знаем поговорку про огонь, воду и медные трубы, но суть этих испытаний сейчас утеряна.

Самого Ефремова чрезвычайно интересовали различные культы, в том числе сохранившиеся во время жизни автора. По рассказам Таисии Иосифовны Ефремовой, в 1964 году они ездили из Ленинграда в Таллин, где Ивана Антоновича особенно интересовало Братство Черноголовых. Информация об этой организации, ныне преобладающая в интернете, опошляется до акцента на традиции совместных попоек, что, конечно, никак не соответствует истинному и исходному предназначению Братства.

«Серые Ангелы»

Белая и чёрная фигуры со звездами и змеями на фоне пентагона – символ диалектичности мира. Между идеально белым и абсолютно чёрным – «Серые Ангелы» без украшений и знаков отличия, только кольца с отравой у каждого на большом пальце. Восемь человек пришли на встречу с Родис – и она поведала им, откуда возникло название их общества: из земной легенды о великом сражении Бога и Сатаны, сил добра и зла, неба и ада. Серые ангелы – сами по себе, их отвергло небо и не принял ад. Их судьба – оставаться на земле.

«Серые Ангелы» на Земле боролись со зверствами инквизиции в Средние века.

В беседе с «Серыми Ангелами» Ян-Ях остро встаёт тема террора. Судя по словам предводителя, единичный террор входил в их практику. Теперь они думают о переходе к массовому террору – к охоте на «змееносцев». Но Родис выступает против: «Нельзя уничтожать зло механически. Никто не может сразу разобраться в оборотной стороне действия». Террор не даст восхождения к добру, и путеводная нить пропадёт.

Действие равно противодействию. Нападающий неизбежно будет уничтожен, а слепые нападения вызовут ответную реакцию властей и рост инферно.

Родис говорила о том, что противоречило прежней концепции «Серых Ангелов». Но к их чести они не прерывали, а просили продолжать, и Родис могла развить концепцию выхода из инферно, озвучив символику своей картины, написанной на стене в Садах Цоам: «Полная аналогия с подъёмом на крутую гору, только здесь вместо силы тяжести действуют первобытные инстинкты людей».

Чтобы ввести в действие высшие силы человека, нужны три шага: «отрешение, сосредоточение и явление познания».
Три шага к созданию настоящего общества – «закон, истинно общественное мнение, вера людей в себя».

Родис отрицает путь террора. Её путь – революция в полном, а не сугубо политическом смысле этого слова: переворачивание, превращение, принципиальное обращение к новым основам.

Какова же возможная роль «Серых Ангелов» в этом случае? Она могут держать в страхе вершителей беззакония. И в этом случае надо помнить, что любая палка о двух концах: «без общего дела, без союза «джи» и «кжи» вы превратитесь в кучку олигархов».

В завершение главы звучит древняя мелодия Земли: скульптор, рисуя Фай, напевает: «Мне грустно потому, что я тебя люблю». На Тормансе, планете мучений, звучит романс А. С. Даргомыжского на стихотворение М. Ю. Лермонтова «Отчего»: «музыка, вставшая из глубины веков, соединила обе планеты, пробилась в чувствах землян и тормансиан одинаковой струйкой прекрасного».

Автор завершает главу, полную драматизма, дающим надежду утверждением: «И в самой Фай Родис сквозь бремя долга и тревогу за будущее этого народа пробилась уверенность в успехе земной экспедиции».

Ефремов увидел изданным свой роман «Час Быка», когда ему оставалось жить два года. Возможно, ему доводилось чувствовать себя как Фай Родис – когда ему приходилось делать вынужденные визиты на Лубянку1 или беседовать с власть предержащими. Чувствовать себя и как Вир Норин, тронутый любовью «феи» Сю Те (Таси, Таисии Иосифовны) и оставшийся на планете. Он, проживший колоссальной насыщенности жизнь и, подобно Ломоносову, всегда боровшийся с недоброхотами науки, имел основания сомневаться в будущем не только русского народа, но и всей Земли. Именно искусство давало ему надежду на успех земной цивилизации в преодолении инферно.

Предводитель «кжи»

В главе XII, посвящённой Вир Норину, с Фай Родис связан лишь один эпизод: предводитель «кжи» Гзер Бу-Ям находит Вир Норина, чтобы выполнить обещание и поговорить с владычицей землян.

На импровизированном экране Родис появляется в коротком белом платье с голубой отделкой. Их общение поражает краткостью:
 

Родис даёт точные указание, куда идти. Только дело.

В главе XIII и последней рассказывается уже о второй встрече с Гзер Бу-Ямом, когда он пришёл в Святилище Трёх Шагов не один, а с несколькими товарищами. Развернуть пришедших от хвастовства в сторону истинного понимания положения вещей сложно, но главную работу берёт на себя сам Гзер Бу-Ям: он рассказывает Родис то, что сохранилось не в документах, а лишь в преданиях – правду о страшном, беспримерном угнетении народа, о чудовищных экспериментах, поставленных на людях.

Родис стремится выполнить свою главную задачу – ту, которая открылась ей после переезда в Хранилище Истории: протянуть нити связи и понимания между «кжи» и «джи». Она последовательно идёт к цели. Ключевой вопрос здесь – вопрос правды. У кого она? «Кжи» ненавидят «джи», «джи» презирают и боятся первых. Осознать, что они – один народ, могут только они сами. Только их умственная и духовная работа может привести к правде, заключённой в тысячелетнем опыте народа.

В монологе Родис есть слова, которые особенно актуальны для наших дней: «Но быстрые изменения жизни при технически развитой цивилизации запутывают дороги к правде, делая её зыбкой, как на слишком чувствительных весах, которым не дают уравновесится». На первый план выступает понятие меры, воплощённое в образе Меры, нарисованной Родис на стене дворца в садах Цоам.

Родис удалось выполнить задуманное: в подвалах старого Храма Времени она смогла организовать встречи «кжи» и «джи», которые впервые общались как равные. Это очень символично: время бесстрастно, оно расставляет людей не по словам, а по делам. Опыт показал самим долгоживущим, что краткоживущие не уступают «джи» по быстроте мысли, а в некоторых обстоятельствах даже превосходят их.

Роковая лекция

Родис принимает решение Вир Норина остаться на планете ради Сю-Те, спокойно отвечая ему при девушке – но на языке землян: «Вы погибнете, но принесёте большую пользу, а ей дадите сколько-то месяцев, вряд ли лет, счастья».

События романа ускоряются. В предыдущих главах между встречами Фай Родис автор вставлял её размышления, занятия танцами, описание картины или окружающего пространства. В последней главе никаких промежуточных переходов – всё сжато до предела.

Едва заканчивается описание встречи Фай, Сю-Те и Вир Норина, как последний уже читает свою роковую лекцию в физико-технологическом институте. Лекцию, из которой учёный Нар-Янг сделает вывод, что земляне изначально солгали: второй звездолёт не прилетит, следовательно, в случае нападения на «Тёмное Пламя» планету никто не покарает. («Недостойный обман!» – говорила Чеди. Если в первом акте на стене висит ружьё…)

Под угрозой пыток астрофизик расскажет и о том, что другие учёные разобрались в действии защитного поля землян и нашли способ рассечь его медленным напором поляризованного каскадного луча. Физика, разгадавшего секрет поля, будут пытать страшными пытками, и он сдастся.

Как прорастают семена

Финал романа – кульминация деятельности землян в гуще народа Ян-Ях – предельно сжат и напряжён.

Фай Родис проводит большое совместное собрание «кжи» и «джи» – носителей лучшего, готовых к развитию, к осознанию и созданию иных паттернов общественного поведения. Подспудно она размышляет о том, как помочь остающемуся на планете Вир Норину. Попутно Ефремов даёт ответ на важнейший вопрос возможности активного вмешательства Земли в дела Торманса – его не будет: «Сюда не пошлют экспедиций, пока не прорастут семена посеянного людьми «Тёмного Пламени» или, при худшем исходе, станет ясным, что Час Быка не кончается и демоны продолжают властвовать на Тормансе». Как любил говорить Дмитрий Морозов, не стоит, посадив рассаду в землю, каждый день выкапывать её, чтобы посмотреть, хорошо ли она прижилась.

Психика её при сознании, занятом совещанием и думами об астронавигаторе, не сразу распознала сигнал смертельной опасности, донёсшийся из окружающего пространства. Первые её действия – шаги к тому, чтобы обезопасить собравшихся в подземелье людей и предупредить Вир Норина, спасти его.

Гибель Фай Родис

Внезапно Родис узнала от Таэля, что Чойо Чагас (лишь на его поддержку она могла рассчитывать, зная о заговоре) удалился на двое суток в секретную резиденцию. Мгновенно ей становится ясен план нападающих: «Так они хотят захватить нас в отсутствии Чойо Чагаса! Пытками заставить что-то сделать для них, а то и просто убить нас, чтобы на корабле покарали Чагаса…»
Главой заговора стал Ген Ши.

Родис мгновенно составляет план действий, исходя из опыта с тремя погибшими землянами, когда тормансиане попросту тянули время, дожидаясь окончания запаса энергии в батареях землян. Но обстоятельства изменились, Родис, не имея точных данных, предчувствует это: «Фай Родис сама боролась со зловещей тоской, острым клином пробивавшейся из окружающей тьмы через её стойкую психику».

Фай успевает связаться со звездолётом, Гриф Рифт ждёт её, он сам поведёт дискоид, ей осталось только пройти в спальню, откуда потайная дверь ведёт в подземелье, и добраться до посадочной площадки, уже подготовленной к приёму дискоида. Там уже ждёт её Вир Норин. Родис успевает взять ещё не доставленные на корабль записи и послать воздушный поцелуй Гриф Рифту.

И в этот момент опасная тема «острого клина» из видения Родис материализуется: «Из мрака защитного поля, точно морда чудовища, раскалённым клином высунулся неведомый механизм. Распоров защитную стену, он свистящим лучом ударил в дверь спальни, отбросив Родис к окну, близ которого стояла девятиножка.

Совсем недавно Родис говорила Вир Норину про Сю-Те: «Она не боится смерти».

Пришло время понять, боится ли смерти сама Фай. Её прощание предельно просто: «Поздно, Гриф! Я погибла». И всю энергию своей любви к Человеку, всю высшую правду коммунистической Земли она вкладывает в заключительные слова:
 

Родис передала Таэлю дар уйти из жизни по своей воле, но ей пришлось сделать это самой – так, чтобы даже тело её не досталось врагам. Она сумела спасти самое главное – ядро зарождавшихся сил сопротивления Торманса.

Человеческую боль и торжественный реквием сплавляет Ефремов в последнем абзаце главы:
 

Вир Норин действовал стремительно: он понимал, что следующим должен был уничтожен он. Задержка была вызвана добровольной смертью изобретателя аппарата. Вир Норин уничтожил аппарат, а Таэль вывел из дома, где жил астронавигатор, всех жильцов до того, как прогремел взрыв, устроенный по приказу Ген Ши.

Гибель Фай Родис укрепила решение Вир Норина остаться, чтобы упрочить дело, начатое Фай.

То, что случилось на планете потом, как были наказаны заговорщики и как экспедиция возвратилась на Землю, не входит в предмет нашего исследования.

Из эпилога важно указать на один факт: дочь Фай Родис стала женой сына Гриф Рифта. У них двое детей – сын и дочь.

«Если демоны ночи задержат рассвет»

Итак, Фай Родис – главная героиня уникального романа, соединившего в себе черты утопии и антиутопии. Она – выдающаяся женщина коммунистической Земли, руководитель экспедиции, великий гуманист. Образа подобного масштаба нет пока во всей мировой литературе.

Некоторые работы Михаила Васильевича Ломоносова стали понятны учёным спустя сто и более лет. Ефремов так же, как великий русский учёный, опередил своё время.

Прошло более сорока лет с момента создания «Часа Быка», когда наконец появились первые посвящённые роману философские и литературоведческие работы (их авторы – Андрей Константинов и Николай Смирнов). Прошло ровно пятьдесят лет – и возникла острая необходимость написать первый опыт исследования образа Фай Родис. Обсуждается идея создания фильма по роману «Час Быка», но до практических шагов ещё далеко.

На самой Земле, которая в середине XX века создала первую попытку социалистического государства и прорвалась в ближний космос, наступила глубокая регрессия. Сейчас от идеального образа Земли, созданного Ефремовым, мы дальше, чем полвека назад.

Прощаясь со звездолётом, Вир Норин говорил: «Но если демоны ночи задержат рассвет и Земля не получит от нас известия, пусть следующий звездолёт прилетит через сто земных лет».

Март-апрель 2020 г.
 

¹ В 1961 году опубликована повесть Стругацких «Полдень. XXII век». В главе «Свечи перед пультом» высказана идея о переносе памяти учёного на записывающую машину.
В 1968 году была опубликована повесть Сергея Павлова «Акванавты», где упоминается уникальное устройство «сенсолинг-4», записывающее память человека или любого животного.

² Шляпников А. Г. Канун семнадцатого года. Семнадцатый год. / В 3-х томах. Том третий. – М.: Республика, 1994. С. 146–148.

³ Шляпников А. Г. Семнадцатый год. – М., Л.: Государственное издательство, 1923–1931.

⁴ В 1964 году в СССР была опубликована сказочная повесть Александра Волкова «Семь подземных королей». В ней Страшила Мудрый и Хранитель времени Ружеро восстанавливают разрушенный подземный источник и усыпляют всех королей. Когда короли просыпаются, они не помнят о том, что они короли, приобретают профессии и начинают жить иной жизнью.

⁵ Пржевальский Н. М. От Кяхты на истоки Жёлтой реки. – М., ОГИЗ, 1948. С. 81.
Также восточно-снеговая группа Амне-мачин упоминается на с. 79.

⁶ Ятри Анна. Кора вокруг священной горы Амнье Мачен. Часть 2 // Тибет изнутри.

⁷ Константинов Андрей. Хронология в романе И. А. Ефремова «Час Быка» // Материалы X Ефремовских чтений.

⁸ Чуковская Л. К., «Записки об Анне Ахматовой». Вместо предисловия (отрывок). Июнь — июль 1966 г. Москва.

⁹ Антарова К. Е. Две жизни. Часть I. – Москва, «Сиринъ», 1998. С. 420.

¹⁰ Там же. С. 462.

¹¹ Т. И. Ефремова рассказывала мне в 2012 году, что Ивана Антоновича несколько раз вызывали на Лубянку. Она сначала ходила по тротуару у входа, поджидая мужа и волнуясь за его больное сердце. Охрана настоятельно попросила её не ходить у входа. Тогда она стала ждать мужа в кафе магазина «Детский мир», которое находилось на верхнем этаже здания. Окна кафе выходили на подъезды КГБ.

* Благодарю за дополнения и замечания Ольгу Цыбенко, Сергея Белякова, Николая Смирнова, Андрея Константинова.

* Портрет Фай Родис работы Геннадия Тищенко.