Культура – не собственность
Среди мотивов нынешней разрушительной для общества истерики, под лозунгами защиты прав меньшинств уничтожающей возможности большинства, заметное место занимает протест против культурной аппроприации. Само слово (от латинского proprio — собственный) означает присвоение. Мол, если белые играют и поют блюз или читают рэп — чёрным, придумавшим такие стиль и жанр, остаётся меньше места в мировом культурном пространстве. А уж blackface (чёрное лицо) — не просто грим для белого, изображающего негра (как положено на театре — несколько карикатурно, то есть с подчёркиванием различий), а кощунственная подделка.
Особо рьяные протестуют даже против аппроприации кулинарной. Можно ли в Техасе, отнятом Соединёнными Государствами Америки у Соединённых Государств Мексики (это — точные переводы официальных названий обеих республик), всё ещё любить латиноамериканские блюда, не говоря уж о создании смешанного стиля, так и названного «текс-мекс»? Вправе ли Европа, разорившая Америку и даже убившая немалую часть её коренного населения (то, что население это пришло из Азии через Берингов пролив под конец последнего пока ледникового периода, ничего по сути не меняет: историки часто говорят, что коренным населением называют предпоследних завоевателей), включить в свою кухню вывезенные через Атлантику картофель, кукурузу, томат, фасоль?
За многими протестами против культурной аппроприации просматривается отчётливый коммерческий интерес. Если хинкал или хачапур (в грузинском окончание именительного падежа — «и», но в русском именительный падеж, как правило, обходится вовсе без специальных окончаний) можно съесть едва ли не на любой улице Москвы — падает туристический поток в Тбилис и Батум. Если пиццайоло из Торжка жонглирует блином, чтобы сделать его тоньше, не хуже пиццайоло из Неаполя — стоит ли летать за тридевять земель только за исконной версией «Маргариты» или «четырёх сыров»? Когда в молдавском Яловене создали в конце 1960‑х технологию производства хереса, дающую вино не только в разы дешевле классического, но и стабильно побеждающее на международных конкурсах, испанская провинция Херес-де-ла-Фронтера не потерпела серьёзного убытка только потому, что СССР не стал распространять новое производство на достаточно большие территории (в Москве сейчас можно заказать яловенский херес только через танцы с шаманским бубном в Интернете). Даже чёрных актёров, способных сыграть Отелло не хуже белых, на мой взгляд пока не так много, чтобы Отелло без грима заполнили все подмостки мира, не прибегая к воплям, напоминающим старый анекдот «не пГиняли меня диктоГом на Гадио потому, что я евГей».
Но есть и другая сторона протеста. Дело в том, что львиная доля культуры человечества сформирована именно путём аппроприации.
Римляне искренне презирали греков за чрезмерное с римской точки зрения увлечение всякой гуманитарщиной — от философии до театра — и неспособность сплотиться для защиты от иностранного (а именно — римского) завоевания. Что не помешало римлянам искренне восхититься греческой скульптурой и даже скопировать в бронзе многие тысячи мраморных изваяний (до нас, увы, дошла лишь малая доля копий: бронзу — в отличие из мрамора — можно переплавить для повторного использования), а со временем даже развить многие направления греческой философии.
Всплеск творчества в Западной Европе получил название Возрождения, ибо сами творцы старались подражать античной — греческой и римской — культуре: ведь бесчисленные образцы её в одночасье оказались в западной части Римской империи в процессе — и в результате! — разгрома восточной части. Попутно в западноевропейскую культуру втянулось множество элементов разных азиатских традиций, воспринятых и творчески переработанных востоком империи за время отделения его от запада. Впрочем, в античную эпоху и греки, и римляне тоже нахватались разной азиатчины — и тоже старательно её переработали, чтобы совместить с собственными достижениями.
Русская цивилизация сформировалась во многом вследствие географического положения — на перекрёстке торговых путей, соединяющих север с югом — Янтарный, он же путь из варяг в греки — и восток с западом — Шёлковый. По сей день многие видят в русских византийское коварство, скандинавскую решительность, китайское почтение к государству… Но мы развивались в столь специфичных условиях (от весьма низкой для оседлого народа плотности населения до открытости для удара с любой стороны), что всё принятое нами переплавилось в единство совершенно специфичное и своеобразное. Не говоря уж о том, что приняли мы от ближних и дальних далеко не всё, а только то, что удалось гармонично сочетать. И эффективно использовать: русское искусство, русская инженерная школа, русская наука, начавшись с подражания, скоро дошли до вершин, признанных всем миром: Антонов, Брюллов, Лебедев (хоть физик, хоть химик), Достоевский, Кандинский, Королёв, Менделеев, Туполев, Тургенев, Чайковский, Чехов, Шнитке…
Культурная преемственность (в том числе и в формате аппроприации) может быть оправдана даже соображениями биологического родства. У каждого из нас двое родителей, четверо дедов и бабок, восемь прадедов и прабабок… В двадцатом перед нами поколении вроде бы должно быть 1048576 предков. Но тогда — лет пятьсот назад — всё человечество было менее миллиарда. Значит, у большинства из нас есть общие предки. А если копнуть ещё глубже… Люди современного типа — кроманьонцы — зародились примерно пятьдесят тысячелетий назад в Африке и уж оттуда разбрелись по всему белу свету. Белые — потомки негров, утратившие за ненадобностью значительную долю способности светозащитного пигмента меланина (от греческого мелане — чёрный). Осваивая блюз и рэп, мы всего лишь возвращаемся к своим корням.
Преемственность (и аппроприация как её часть) с незапамятных времён признана ключевой частью развития культуры. Когда Айзэк Айзэкович Нъютон (нет в классической норме английского произношения ничего похожего на мягкие звуки) сказал «если я видел дальше других, то лишь потому, что стоял на плечах гигантов», он не только имел в виду то, что его главный конкурент по части физического эксперимента Роберт Джонович Хук (до конца Второй Мировой войны главным языком науки и техники был немецкий, и в нашей традиции многие английские слова прижились в немецком произношении, так что эту фамилию, означающую «крюк», мы чаще произносим Гук) был низкорослым, но и сам стоял на плечах гигантов: он перефразировал слова из античной комедии.
Главное отличие человека от остальных животных — способность учиться не только на личном опыте и личных наблюдениях за опытом других, но и на рассказах об опыте других. Поэтому, например, ограничение права копирования плодов творческой деятельности (на нынешнем юридическом жаргоне — имущественное авторское право, оно же интеллектуальная собственность) — преступление против человечности. Его пытаются оправдать возможностью вознаграждения творцов таким способом, но история накопила множество не менее эффективных способов поощрения творчества, а вот выгоду от интеллектуальной собственности получают в основном не сами творцы, а перекупщики этой самой интеллектуальной собственности. Нелепость же самой трактовки мысли как собственности очевидна из древнего изречения, также не раз переходившего из уст в уста, так что не берусь назвать конкретного автора: если у нас есть по яблоку и мы обменяемся яблоками, у нас останется по яблоку; если же у нас есть по идее и мы обменяемся идеями, то у нас окажется по две идеи.
Заявления о недопустимости культурной аппроприации — тоже преступления против человечности. Они нацелены не только на расчленение человечества, его возвращение в эпоху не сообщающихся между собою карликовых племён — что может принести манипуляторам некоторую пользу в духе девиза римских времён: разделяй и властвуй. Они ещё и ограничивают возможности развития каждой из частей человечества. В том числе и той, откуда происходит большинство манипуляторов.
Причём чем мельче часть, тем тяжелее ограничение. Полагаю, белые и без блюза с рэпом проживут. А проживут ли негры без созданных белыми (так уж исторически сложилось) лекарств и зерноуборочных комбайнов? Если опираешься на ложные предположения — можешь причинить другим немалые неприятности, но ущерб себе самому нанесёшь несравненно больший.
