The Paper (Китай): сохраняется ли ценность творчества Достоевского в наше время?
Великий писатель — вот правильная оценка Достоевского, утверждает Тун Мин. Он подробно проанализировал творчество Достоевского и пришел к выводу, что идеи писателя можно назвать пророческими, и это доказывает история как СССР, так и всего XX века.
https://ic.pics.livejournal.com/matveychev_oleg/27303223/21667849/21667849_900.jpg
С начала XX века, с одной стороны, было множество читателей и критиков, которые свидетельствовали о величии и глубине творчества Федора Михайловича Достоевского, а с другой, – не прекращались упреки в сторону автора, обвиняя его произведения в защите отсталости, консервативности и психологической мрачности. Владимир Набоков полагал, что литературному языку Достоевского не хватает изящности. Сохраняется ли ценность и влияние Достоевского в XXI веке? Тун Мин, профессор английского языка кампуса Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, выразил свое мнение по этому вопросу. Ниже приводится выдержка из его книги «Фуга современности: Откровение европейской литературы XIX века».
Среди современных писателей существует немало тех, кого можно назвать превосходными и талантливыми, великий писатель — вот правильная оценка Достоевского.
В 1887 году Ницше получил французский перевод повести «Записки из подполья» и был сильно впечатлен ею, отметив: «Он единственный психолог, который чему-то научил меня». Ницше стал свидетелем изучения Достоевским глубин человеческой природы.
В 1930 году английский писатель Д. Г. Лоуренс признался в предисловии, которое он писал к английскому переводу «Великого инквизитора»: несмотря на то, что в первые два прочтения повествование завлекло его, он не сразу понял основную мысль. Когда же он прочитал еще раз, неожиданное прозрение ошеломило его: оказалось, что сначала Иисус поцеловал в уста Великого Судью на Страшном Суде, а затем Алеша поцеловал Ивана, и то, что они получили друг от друга, и есть величайший секрет человечества (Лоуренс, стр. 90-97). Таким образом, Лоуренс засвидетельствовал величайший вклад Достоевского в духовную историю человека.
В XX веке из-под пера русского мыслителя Михаила Бахтина вышла главная книга его жизни — «Проблемы поэтики Достоевского», в которой он объясняет философский смысл художественного мира Достоевского с помощью таких понятий, как «диалогическое слово» и «полифонический роман». Бахтин считал Достоевского не философом, а тем, кто превосходит философию. Теория Бахтина задала исследованию творчества писателя новую высоту.
С XX века существовало бесчисленное множество читателей и критиков, которые заявляли о величии и глубине творчества Достоевского. Сохраняется ли ценность и влияние Достоевского в XIX веке?
В своей вступительной речи на международной научной конференции в Шанхае в 2014 году я упомянул, что «Записки из подполья» Достоевского критикуют роман Николая Чернышевского «Что делать?», показывая, что утопическое общество, основанное на непроницаемости человеческой природы, не только лицемерно, но и чрезвычайно вредно. Прослушав этот отрывок речи, директор российского Литературного института имени А. М. Горького и двое его коллег, присутствовавших на конференции, принялись активно обсуждать его между собой и после выступления специально подошли ко мне поговорить. Они согласились с моей интерпретацией и добавили, что русские мыслители неоднократно пересматривали и обдумывали конфликт идей между Достоевским и Чернышевским, поскольку история Советского Союза и даже всего XX века доказала пророческие взгляды Достоевского. Насколько мне известно, среди людей поколения наших родителей и нашего поколения многие не знают содержания «Записок из подполья» и не понимают сути полемики между Достоевским и Чернышевским, однако в то же время некоторые люди до сих пор считают Чернышевского «Что делать?» истиной и очарованы этой утопической мечтой.
Широкие просторы льда и снега, где гуляют свирепые ветра и господствует мороз, старинные и простые традиции православия породили самобытный русский характер и культуру, которые одновременно являются европейскими, но и сильно от них отличаются. У человека множество пороков, есть они и у русских, однако если рассматривать положительные стороны русских, то они обязательно включают уважение человеческого нрава, умение ценить литературу и искусство, благородство, верность слову, а также веру в то, что добро и зло могут изменить друг друга. Россия в XIX веке по-прежнему была бедной и отсталой и с трудом справлялась с высокой нагрузкой. Когда европейская модернизация завершилась, казалось, что расстояние между Россией и Европой то в один шаг, то в тысячу миль. Русским (особенно русским писателям) Европа казалась близкой родственницей. В результате некоторые представители русской интеллигенции, следуя велению души, отправлялись в соседнюю просвещенную Европу, и их литературным ответом на современную культуру были совсем не родственные чувства, и даже не вера в свои силы.
Величайшее литературное чудо произошло в России в XIX веке. Всего за два поколения Россия произвела на свет самых лучших представителей литературы, писателей мирового уровня, которые выковали современную душу России с помощью литературы: Александр Пушкин, Николай Гоголь, Федор Достоевский, Лев Толстой, Михаил Лермонтов, Иван Тургенев, Антон Чехов и многие другие.
Наблюдая за бедностью и отсталостью России, за плохими, изрытыми колдобинами дорогами, можно сказать, что судьба обходилась с Россией довольно сурово. Но, обсуждая литературное наследие, появлявшихся поколение за поколением выдающихся людей, можно подумать, что с этой стороны судьба была очень благосклонна к России. За процветанием русской литературы в XIX веке стоял особый духовный мир.
Достоевский полагал, что русский дух и европейский дух конкурируют друг с другом, и смешение их может помочь получить глобальный русский дух. В своем знаменитом очерке «Пушкин» он писал: «О, народы Европы и не знают, как они нам дороги! И впоследствии, я верю в это, мы, то есть, конечно, не мы, а будущие грядущие русские люди поймут уже все до единого, что стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно». Он сказал, что если бы европейская модернизация была направлена лишь на достижения в области экономики, военного дела или науки, то это не считалось бы реальным прогрессом; и если русский дух действительно может принести пользу миру, то его вкладом должно стать стремление к «всемирному, всечеловечески-братскому единению», к которому «сердце русское, может быть, изо всех народов наиболее предназначено» («Избранные произведения Достоевского», с. 229).
Прочитав этот отрывок, воображение рисует следующую яркую картину: Достоевский осторожно отложил ручку и смотрит на снежную сцену за окном. Голубь вспорхнул с края окна и улетел, и издали доносится перезвон церковных колоколов.
Достоевский был абсолютно уверен в новом русском духе. Взяв за пример «Анну Каренину», он говорил, что «ничто подобное из европейских литератур в настоящую эпоху не может сравниться с ней, потому что роман Толстого пропагандирует национальное „новое слово", глубоко исследуя вопросы человеческой виновности и преступности. Писатель утверждает, что книга описывает „законы духа человеческого (человеческой природы)", столь еще неизвестные, столь неведомые науке, что это намного превосходит научные методы слепого и принудительного европейского законодательства» («Избранные произведения Достоевского», стр. 162-169).
В XX веке европейцы и американцы начали постепенно понимать русскую душу, и Достоевского с уважением признали «пионером» современной западной литературы. Тем не менее Европа и Соединенные Штаты используют психоанализ и экзистенциальную философию, чтобы объяснить важность творчества Достоевского для современной культуры, и потому вряд ли могут полностью понять разъяснения Достоевского касательно человеческой природы. Он отнюдь не является приверженцем философии существования, и даже после упадка экзистенциализма работы писателя по-прежнему остаются актуальными.
В критических обзорах последних десятилетий часто упоминается «диалогическое слово» Бахтина, который говорит, что мы должны обратить внимание на то, как Достоевский выделяет такие грани человеческого характера и духовные территории человеческой души, которые предыдущие поколения не смогли продемонстрировать (М. М. Бахтин, «Проблемы поэтики Достоевского»). В области главной темы произведений и других вопросов Бахтин связывает философию Достоевского с постмодернистской теорией.
Связь Достоевского с постмодерном обусловлена не только одним мнением Бахтина. В современной системе европейского Просвещения критики творчества Достоевского уже давно сделали выводы о приверженности писателя постмодернистскому течению (например, «Записки из подполья»).
С XIX века не утихают обвинения Достоевского в отсталости и консервативности, а также в психологической мрачности. Эти обвинения в значительной степени объясняются тем, что в европейской просветительской литературе была принята несомненная концепция «светлого будущего и яркого прогресса».
Отвечая словами Ницше, видеть тень значит ли обладать психологической мрачностью? Неужели у света нет тени? Разве мысль не рождается во мраке? Разве рожденная во мраке мысль не горячо любит свет? В «Записках из подполья» Достоевский высказывает похожую мысль: яркость «света» неоднократно порождала тьму в истории.
Эта насмешка Ницше и Достоевского не является холодной, а напротив происходит от человеколюбия.
Набоков однажды сказал, что языку Достоевского не хватает изящности, и представил отрицательное мнение о творчестве писателя. Набоков, мастер в шлифовке слов, глубоко разбирался в эстетике, однако его эстетичное восприятие не может рассматриваться как общее понимание эстетики, а потому не может быть причиной, отвергающей эстетику Достоевского.
Уникальность Достоевского заключается в том, что он «запечатляет все уровни человеческой души» (язык Достоевского), демонстрируя все аспекты человеческой натуры, позволяя участникам диалога, вступая в конфликт, вызывать эмоции и мысли и получать на них отклик, в результате чего произведение становится музыкальной полифонией. Таким образом, великолепный писатель создает не кольцо с ограненным бриллиантом, а строит пирамиду.
Если кольцо с бриллиантом имеет шероховатую поверхность, то это определенно является недостатком, но шершавая и потертая поверхность является естественной природой пирамиды.
Причина, по которой работы Достоевского производят такое неизгладимое впечатление, заключается в том, что он не сводит глаз со сложности человеческой натуры и имеет смелость говорить о наибольшем потенциале, на который способен человек. Герои его романов, такие как Раскольников (главный герой романа «Преступление и наказание»), который несет на своих плечах огромное моральное бремя, или братья Карамазовы, чей подход к жизни кардинально различается, но при этом они оказываются отлично совместимы друг с другом, говорят прямо или намекают: чтобы раскрыть максимальный потенциал человеческой личности, нужно обладать человеколюбием. Человеколюбие, религиозность, выходящая за рамки теологических споров о существовании бога, гордо стоят на вершине пирамиды.
Му Синь (китайский художник и писатель – прим. пер.) однажды сравнил представленную Достоевским русскую литературу со стеганым ватным одеялом, что оказалось очень точным.
Холодными зимними ночами, укрывшись хлопковым одеялом, напитанным солнцем, человеку становится невероятно тепло. Хотя стеганое одеяло не нагревается, оно теплое потому, что прикасаясь к коже человека, оно перенимает его температуру. Поэтому одеяло заставляет людей чувствовать температуру своего тела. Великие русские писатели, такие как Гоголь, Пушкин, Толстой и другие, все обладают этим свойством ватного одеяла.
Гоголь в повести «Шинель» использует русскую шинель в качестве метафоры, придавая ей скрытое значение ватного одеяла. Достоевский однажды сказал очень интересно: «Все мы вышли из „Шинели" Гоголя».
Дорога китайской литературы извилистая, и к ней тоже легко подобрать метафору в виде стеганого одеяла или шинели, как к русской литературе XIX века. Сравнивая Россию в XIX веке с Китаем до 1980-х годов (но не сравнивая обе страны в XX веке), можно обнаружить, что духовная история двух народов в основном схожа: модернизация в условиях неразвитости ориентировалась на фантазию о развитой европейской цивилизации, и богатое сознание, порожденное этой фантазией, представляет собой почти особый вид духовной феноменологии.
В XIX веке, пока европейские страны быстро модернизировались, Россия только вступила на путь экономической модернизации, но стремление к модернизации у нее всегда было очень сильным. В 1812 году Наполеон потерпел в Москве поражение. После этого в Европу прибыло большое число русских дворян и офицеров. Они своими глазами увидели, что Париж, Лондон и Берлин — это совершенно другой мир. Модернизация Европы способствовала социальным изменениям в России и привела к революционным настроениям против самодержавия, крепостного строя и стремлении к демократическому перевороту.
Однако порожденная европейским Просвещением модернистская система ценностей хотя и была отражением той современной мировой цивилизации, но и у нее имелись свои исторические слепые зоны. В Париже Османской эпохи Шарль Бодлер более непосредственно наблюдал и описал некоторые проблемы модернистской системы. Для многих русских эта система ценностей несет в себе еще больше иллюзорности.
Переплетение или конфликт иллюзий и реальности вносят особый «современный характер» в русское культурное сознание. Различные фантазии также имели разные отклики на европейское просвещение в русской литературе XIX века.
Некоторые эти отклики видят лишь позитивные ценности Просвещения и игнорируют негативные стороны. Чрезмерно романтические иллюзии европейской модернистской системы породили модернистские утопии, которые кажутся рациональными, но идут вразрез с человеческой натурой.
Некоторые отклики же основаны на детальном изучении. Достоевский путешествовал по всей Европе, наблюдал скрытые течения процветающего Парижа во время Второй империи и исследовал жизнь бедных в Лондоне в тени Хрустального дворца. У его наблюдений и исследований острота бодлеровского взгляда. Когда он вернулся в Россию, он написал серию эссе, и особенно выделяется его трезвый взгляд в работе «Зимние заметки о летних впечатлениях».
Многогранные размышления Достоевского о человеческой природе являются особым углом зрения, подвергающим сомнению современный характер системы ценностей эпохи Просвещения. В «Записках из подполья» он высказывается против идей Чернышевского и создает антиутопические идеалы и публичное выражение человеческой натуры. Два произведения Достоевского и Чернышевского представляют два взгляда на их современность и продолжают оказывать влияние друг на друга и в XX веке. В течение долгого времени идеи Чернышевского были некой моделью общественно-экономического прогресса, в то время как философия Достоевского была, по мнению многих, противоположностью прогрессу.
Однако, как выяснилось в дальнейшем, именно точка зрения Достоевского оказалась верной. Он занимался глубоким анализом человеческой природы, был необыкновенно смел и смотрел в будущее.
По материалам ИноСМИ
https://ic.pics.livejournal.com/matveychev_oleg/27303223/21667849/21667849_900.jpg
С начала XX века, с одной стороны, было множество читателей и критиков, которые свидетельствовали о величии и глубине творчества Федора Михайловича Достоевского, а с другой, – не прекращались упреки в сторону автора, обвиняя его произведения в защите отсталости, консервативности и психологической мрачности. Владимир Набоков полагал, что литературному языку Достоевского не хватает изящности. Сохраняется ли ценность и влияние Достоевского в XXI веке? Тун Мин, профессор английского языка кампуса Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, выразил свое мнение по этому вопросу. Ниже приводится выдержка из его книги «Фуга современности: Откровение европейской литературы XIX века».
Среди современных писателей существует немало тех, кого можно назвать превосходными и талантливыми, великий писатель — вот правильная оценка Достоевского.
В 1887 году Ницше получил французский перевод повести «Записки из подполья» и был сильно впечатлен ею, отметив: «Он единственный психолог, который чему-то научил меня». Ницше стал свидетелем изучения Достоевским глубин человеческой природы.
В 1930 году английский писатель Д. Г. Лоуренс признался в предисловии, которое он писал к английскому переводу «Великого инквизитора»: несмотря на то, что в первые два прочтения повествование завлекло его, он не сразу понял основную мысль. Когда же он прочитал еще раз, неожиданное прозрение ошеломило его: оказалось, что сначала Иисус поцеловал в уста Великого Судью на Страшном Суде, а затем Алеша поцеловал Ивана, и то, что они получили друг от друга, и есть величайший секрет человечества (Лоуренс, стр. 90-97). Таким образом, Лоуренс засвидетельствовал величайший вклад Достоевского в духовную историю человека.
В XX веке из-под пера русского мыслителя Михаила Бахтина вышла главная книга его жизни — «Проблемы поэтики Достоевского», в которой он объясняет философский смысл художественного мира Достоевского с помощью таких понятий, как «диалогическое слово» и «полифонический роман». Бахтин считал Достоевского не философом, а тем, кто превосходит философию. Теория Бахтина задала исследованию творчества писателя новую высоту.
С XX века существовало бесчисленное множество читателей и критиков, которые заявляли о величии и глубине творчества Достоевского. Сохраняется ли ценность и влияние Достоевского в XIX веке?
В своей вступительной речи на международной научной конференции в Шанхае в 2014 году я упомянул, что «Записки из подполья» Достоевского критикуют роман Николая Чернышевского «Что делать?», показывая, что утопическое общество, основанное на непроницаемости человеческой природы, не только лицемерно, но и чрезвычайно вредно. Прослушав этот отрывок речи, директор российского Литературного института имени А. М. Горького и двое его коллег, присутствовавших на конференции, принялись активно обсуждать его между собой и после выступления специально подошли ко мне поговорить. Они согласились с моей интерпретацией и добавили, что русские мыслители неоднократно пересматривали и обдумывали конфликт идей между Достоевским и Чернышевским, поскольку история Советского Союза и даже всего XX века доказала пророческие взгляды Достоевского. Насколько мне известно, среди людей поколения наших родителей и нашего поколения многие не знают содержания «Записок из подполья» и не понимают сути полемики между Достоевским и Чернышевским, однако в то же время некоторые люди до сих пор считают Чернышевского «Что делать?» истиной и очарованы этой утопической мечтой.
Широкие просторы льда и снега, где гуляют свирепые ветра и господствует мороз, старинные и простые традиции православия породили самобытный русский характер и культуру, которые одновременно являются европейскими, но и сильно от них отличаются. У человека множество пороков, есть они и у русских, однако если рассматривать положительные стороны русских, то они обязательно включают уважение человеческого нрава, умение ценить литературу и искусство, благородство, верность слову, а также веру в то, что добро и зло могут изменить друг друга. Россия в XIX веке по-прежнему была бедной и отсталой и с трудом справлялась с высокой нагрузкой. Когда европейская модернизация завершилась, казалось, что расстояние между Россией и Европой то в один шаг, то в тысячу миль. Русским (особенно русским писателям) Европа казалась близкой родственницей. В результате некоторые представители русской интеллигенции, следуя велению души, отправлялись в соседнюю просвещенную Европу, и их литературным ответом на современную культуру были совсем не родственные чувства, и даже не вера в свои силы.
Величайшее литературное чудо произошло в России в XIX веке. Всего за два поколения Россия произвела на свет самых лучших представителей литературы, писателей мирового уровня, которые выковали современную душу России с помощью литературы: Александр Пушкин, Николай Гоголь, Федор Достоевский, Лев Толстой, Михаил Лермонтов, Иван Тургенев, Антон Чехов и многие другие.
Наблюдая за бедностью и отсталостью России, за плохими, изрытыми колдобинами дорогами, можно сказать, что судьба обходилась с Россией довольно сурово. Но, обсуждая литературное наследие, появлявшихся поколение за поколением выдающихся людей, можно подумать, что с этой стороны судьба была очень благосклонна к России. За процветанием русской литературы в XIX веке стоял особый духовный мир.
Достоевский полагал, что русский дух и европейский дух конкурируют друг с другом, и смешение их может помочь получить глобальный русский дух. В своем знаменитом очерке «Пушкин» он писал: «О, народы Европы и не знают, как они нам дороги! И впоследствии, я верю в это, мы, то есть, конечно, не мы, а будущие грядущие русские люди поймут уже все до единого, что стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно». Он сказал, что если бы европейская модернизация была направлена лишь на достижения в области экономики, военного дела или науки, то это не считалось бы реальным прогрессом; и если русский дух действительно может принести пользу миру, то его вкладом должно стать стремление к «всемирному, всечеловечески-братскому единению», к которому «сердце русское, может быть, изо всех народов наиболее предназначено» («Избранные произведения Достоевского», с. 229).
Прочитав этот отрывок, воображение рисует следующую яркую картину: Достоевский осторожно отложил ручку и смотрит на снежную сцену за окном. Голубь вспорхнул с края окна и улетел, и издали доносится перезвон церковных колоколов.
Достоевский был абсолютно уверен в новом русском духе. Взяв за пример «Анну Каренину», он говорил, что «ничто подобное из европейских литератур в настоящую эпоху не может сравниться с ней, потому что роман Толстого пропагандирует национальное „новое слово", глубоко исследуя вопросы человеческой виновности и преступности. Писатель утверждает, что книга описывает „законы духа человеческого (человеческой природы)", столь еще неизвестные, столь неведомые науке, что это намного превосходит научные методы слепого и принудительного европейского законодательства» («Избранные произведения Достоевского», стр. 162-169).
В XX веке европейцы и американцы начали постепенно понимать русскую душу, и Достоевского с уважением признали «пионером» современной западной литературы. Тем не менее Европа и Соединенные Штаты используют психоанализ и экзистенциальную философию, чтобы объяснить важность творчества Достоевского для современной культуры, и потому вряд ли могут полностью понять разъяснения Достоевского касательно человеческой природы. Он отнюдь не является приверженцем философии существования, и даже после упадка экзистенциализма работы писателя по-прежнему остаются актуальными.
В критических обзорах последних десятилетий часто упоминается «диалогическое слово» Бахтина, который говорит, что мы должны обратить внимание на то, как Достоевский выделяет такие грани человеческого характера и духовные территории человеческой души, которые предыдущие поколения не смогли продемонстрировать (М. М. Бахтин, «Проблемы поэтики Достоевского»). В области главной темы произведений и других вопросов Бахтин связывает философию Достоевского с постмодернистской теорией.
Связь Достоевского с постмодерном обусловлена не только одним мнением Бахтина. В современной системе европейского Просвещения критики творчества Достоевского уже давно сделали выводы о приверженности писателя постмодернистскому течению (например, «Записки из подполья»).
С XIX века не утихают обвинения Достоевского в отсталости и консервативности, а также в психологической мрачности. Эти обвинения в значительной степени объясняются тем, что в европейской просветительской литературе была принята несомненная концепция «светлого будущего и яркого прогресса».
Отвечая словами Ницше, видеть тень значит ли обладать психологической мрачностью? Неужели у света нет тени? Разве мысль не рождается во мраке? Разве рожденная во мраке мысль не горячо любит свет? В «Записках из подполья» Достоевский высказывает похожую мысль: яркость «света» неоднократно порождала тьму в истории.
Эта насмешка Ницше и Достоевского не является холодной, а напротив происходит от человеколюбия.
Набоков однажды сказал, что языку Достоевского не хватает изящности, и представил отрицательное мнение о творчестве писателя. Набоков, мастер в шлифовке слов, глубоко разбирался в эстетике, однако его эстетичное восприятие не может рассматриваться как общее понимание эстетики, а потому не может быть причиной, отвергающей эстетику Достоевского.
Уникальность Достоевского заключается в том, что он «запечатляет все уровни человеческой души» (язык Достоевского), демонстрируя все аспекты человеческой натуры, позволяя участникам диалога, вступая в конфликт, вызывать эмоции и мысли и получать на них отклик, в результате чего произведение становится музыкальной полифонией. Таким образом, великолепный писатель создает не кольцо с ограненным бриллиантом, а строит пирамиду.
Если кольцо с бриллиантом имеет шероховатую поверхность, то это определенно является недостатком, но шершавая и потертая поверхность является естественной природой пирамиды.
Причина, по которой работы Достоевского производят такое неизгладимое впечатление, заключается в том, что он не сводит глаз со сложности человеческой натуры и имеет смелость говорить о наибольшем потенциале, на который способен человек. Герои его романов, такие как Раскольников (главный герой романа «Преступление и наказание»), который несет на своих плечах огромное моральное бремя, или братья Карамазовы, чей подход к жизни кардинально различается, но при этом они оказываются отлично совместимы друг с другом, говорят прямо или намекают: чтобы раскрыть максимальный потенциал человеческой личности, нужно обладать человеколюбием. Человеколюбие, религиозность, выходящая за рамки теологических споров о существовании бога, гордо стоят на вершине пирамиды.
Му Синь (китайский художник и писатель – прим. пер.) однажды сравнил представленную Достоевским русскую литературу со стеганым ватным одеялом, что оказалось очень точным.
Холодными зимними ночами, укрывшись хлопковым одеялом, напитанным солнцем, человеку становится невероятно тепло. Хотя стеганое одеяло не нагревается, оно теплое потому, что прикасаясь к коже человека, оно перенимает его температуру. Поэтому одеяло заставляет людей чувствовать температуру своего тела. Великие русские писатели, такие как Гоголь, Пушкин, Толстой и другие, все обладают этим свойством ватного одеяла.
Гоголь в повести «Шинель» использует русскую шинель в качестве метафоры, придавая ей скрытое значение ватного одеяла. Достоевский однажды сказал очень интересно: «Все мы вышли из „Шинели" Гоголя».
Дорога китайской литературы извилистая, и к ней тоже легко подобрать метафору в виде стеганого одеяла или шинели, как к русской литературе XIX века. Сравнивая Россию в XIX веке с Китаем до 1980-х годов (но не сравнивая обе страны в XX веке), можно обнаружить, что духовная история двух народов в основном схожа: модернизация в условиях неразвитости ориентировалась на фантазию о развитой европейской цивилизации, и богатое сознание, порожденное этой фантазией, представляет собой почти особый вид духовной феноменологии.
В XIX веке, пока европейские страны быстро модернизировались, Россия только вступила на путь экономической модернизации, но стремление к модернизации у нее всегда было очень сильным. В 1812 году Наполеон потерпел в Москве поражение. После этого в Европу прибыло большое число русских дворян и офицеров. Они своими глазами увидели, что Париж, Лондон и Берлин — это совершенно другой мир. Модернизация Европы способствовала социальным изменениям в России и привела к революционным настроениям против самодержавия, крепостного строя и стремлении к демократическому перевороту.
Однако порожденная европейским Просвещением модернистская система ценностей хотя и была отражением той современной мировой цивилизации, но и у нее имелись свои исторические слепые зоны. В Париже Османской эпохи Шарль Бодлер более непосредственно наблюдал и описал некоторые проблемы модернистской системы. Для многих русских эта система ценностей несет в себе еще больше иллюзорности.
Переплетение или конфликт иллюзий и реальности вносят особый «современный характер» в русское культурное сознание. Различные фантазии также имели разные отклики на европейское просвещение в русской литературе XIX века.
Некоторые эти отклики видят лишь позитивные ценности Просвещения и игнорируют негативные стороны. Чрезмерно романтические иллюзии европейской модернистской системы породили модернистские утопии, которые кажутся рациональными, но идут вразрез с человеческой натурой.
Некоторые отклики же основаны на детальном изучении. Достоевский путешествовал по всей Европе, наблюдал скрытые течения процветающего Парижа во время Второй империи и исследовал жизнь бедных в Лондоне в тени Хрустального дворца. У его наблюдений и исследований острота бодлеровского взгляда. Когда он вернулся в Россию, он написал серию эссе, и особенно выделяется его трезвый взгляд в работе «Зимние заметки о летних впечатлениях».
Многогранные размышления Достоевского о человеческой природе являются особым углом зрения, подвергающим сомнению современный характер системы ценностей эпохи Просвещения. В «Записках из подполья» он высказывается против идей Чернышевского и создает антиутопические идеалы и публичное выражение человеческой натуры. Два произведения Достоевского и Чернышевского представляют два взгляда на их современность и продолжают оказывать влияние друг на друга и в XX веке. В течение долгого времени идеи Чернышевского были некой моделью общественно-экономического прогресса, в то время как философия Достоевского была, по мнению многих, противоположностью прогрессу.
Однако, как выяснилось в дальнейшем, именно точка зрения Достоевского оказалась верной. Он занимался глубоким анализом человеческой природы, был необыкновенно смел и смотрел в будущее.
По материалам ИноСМИ
