Раскол концептуального единства Запада

Оценка ситуации

Крупнейшая ежедневная газета Германии Süddeutsche Zeitung вышла с редакционной статье, оценивающей перспективы Евросоюза в свете важных фундаментальных перемен, произошедших в американской внешней политике. Анализ содержания выступлений ведущих политиков США приводит к мысли о принципиальной смене у Вашингтона базовой глобальной парадигмы.

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/2547599/2547599_600.jpg
Доминировавшая почти столетие, с конца Первой мировой войны, концепция неоспоримости американского глобального лидерства сменяется на идею обычной конкуренции великих держав: Соединенных Штатов, Китая и России.

По мнению издания, отсутствие в перечне Евросоюза означает прямое указание на непризнание за Брюсселем равенства с грандами по международному значению. Следовательно – отказ в праве считаться великой державой, интересы которой остальные игроки в Большой партии должны (будут) учитывать.

Это требует от ЕС серьезной внутренней модернизации, роста сплоченности и углубления интеграции. В настоящий момент политическое и экономическое будущее Европы опирается не столько на ее собственную мощь, сколько на инерцию традиционного мировосприятия и сохраняющиеся остатки эффективности международных бюрократических механизмов ООН.

Целесообразность продолжения существования которых Белый дом публично отрицает. Президент Трамп вывел свою страну из участия в большинстве структур Объединенных Наций и множества других международных соглашений. Начиная с членства в ВОЗ и заканчивая «иранской ядерной сделкой».

Тем самым Вашингтон настойчиво подрывает остатки традиционного мирового пиетета к основным институтам и гарантия межгосударственной безопасности. Вместе с этим разрушая и сложившиеся формы неофициального влияния, на которых зиждется экономическое и политическое благополучие европейских стран.

Постановка проблемы

Анализ складывающихся тенденций приводит к выводу о разрушении фундаментальной основы, обеспечивавшей концептуальное единство и коллективность условного Запада.

Интересы и цели его основных составных частей вступают в прямые противоречия между собой гораздо глубже и масштабнее чем остается достижимый размер возможной прибыли от сохранения коллективности.

Главное причиной произошедшего является исчерпание свободного пространства для экономической экспансии, провал проекта неоколонизации Китая и кризис общей капиталистической модели свободного рынка. Впрочем, последний момент вызван не столько проблемами самой модели, как таковой, сколько очевидным (и уже слишком значительным) расхождением ее фактического устройства с сохраняющимися теоретическими представлениями о нем, отставшими от реальности минимум на полвека.

В попытке новой колонизации Китая, и Европа и США в 90е годы упустили момент, когда процесс переноса капитала и промышленных мощностей в Азию стал приобретать необратимый характер. Изначально считалось, что открытие завода в условном Гуанчжоу, хоть и сопряжено с закрытием аналогичного производства в США, тем не менее оставит предприятие в общей зоне американского контроля. Следовательно, извлекаемая прибыль по-прежнему продолжит оставаться в США. И в Европе, как надеялись там сторонники сохранения западной коллективности.

В действительности развалить основы китайского государства и общества через либерализацию у Запада не получилось. А растущая мощь Пекина быстро исчерпала свободное экономическое пространство планеты. Зарабатывать на экспорте стало негде. Из-за чего европейская и американская часть трансатлантического объединения оказалась вынужденной конкурировать между собой.

В очень неравной и неустойчивой конфигурации. Примерно с 2010 – 2012 годов Китай стал наращивать объемы внешней торговли с Европой и Америкой с увеличивающейся положительностью внешнеторгового баланса. Европа, потерявшая меньшую долю промпроизводства, в тот же период стала проигрывать, дойдя даже до некоторой отрицательности торгового сальдо с КНР, но сохранила 150 млрд долл. профицита в экспорте в США.  И только Вашингтон на китайском и европейском рынках покупал больше, чем туда продавал.

До 2014 года существование Единой Европы сохраняло целесообразность в рамках американских интересов. Брюссель казался перспективным проводником политики Белого дома в рамках попытки поглощения Европы через подписание договора о трансатлантическом торговом и инвестиционном партнерстве (TTIP).

Центральная бюрократия ЕС, в обмен на обещание рядя преференций, а также из-за ее заинтересованности в повышении собственной значимости в европейской политике, должна была помогать американским переговорщикам переломить сопротивление национальных правительств европейских стран.

Провал переговоров, в представлении американской правящей элиты, надобность в признании за Брюсселем геополитического статусного равенства с Вашингтонам, обнулил. Уже в 2015 году  внешнеполитический фокус Соединенных Штатом начал быстро смешаться с Брюсселя на столицы стран-членов. Например, гарантами по Минским соглашениям стали персонально Берлин и Париж, а не еще совсем недавно Единая Европа.

С приходом в Овальный кабинет Дональда Трампа эта линия еще больше усугубилась. За весь первый срок своего президентства с канцлером ФРГ Ангелой Меркель он лично встречался на двусторонних переговорах (как целевых, так и в рамках более широких мероприятий, например, «Большой двадцатки») не менее двенадцати раз, с президентом Франции Эммануэлем Макроном – около девяти, тогда как прямых встреч с председателем Еврокомиссии было всего четыре.

При этом все они проходили строго на полях других больших мероприятий и всегда посвящались строго узкому кругу двусторонних торговых вопросов. Какие-либо актуальные темы большой международной повестки не затрагивались.

8 января 2019 года случился вообще громкий скандал. Аккредитованные в Брюсселе журналисты настойчиво просили пресс-службу Европейского союза прокомментировать решение США понизить статус ЕС до уровня исключительно международной организации.

Причем отвечать было нечего, так как Вашингтон европейские власти о таком своем решении проинформировать не удосужился. Вскоре посол США при ЕС Гордон Сондланд прямо назвал эту организацию лишь архаичной и обструкционистской надстройкой, оторванной от реальности и занимающейся регулированием того, что в этом не нуждается, удушая своими действиями экономический рост и инновации в Европе.

С этого момента Белый дом говорит с Европой лишь в категориях требований денег и обращаясь исключительно с избранными президентами. Из 26 формально равноправных лидеров европейских стран, некоторые, например, главы Испании, Португалии, Италии, Венгрии и Болгарии с лидером США не встречались вообще ни разу. Других, в частности президентов Литвы, Латвии и Эстонии, на встречу с Дональдом Трампом пускали только группой, так как по отдельности их страны американской внешней политикой не различаются.

Выводы

Таким образом, становится понятным, что разногласия внутри трансатлатического сообщества носят системный принципиальный характер. От конкретных персоналий на командных должностях они не зависят, потому сохранятся при любом исходе президентских выборов в США в ноябре 2020 года.

Европа интересует Америку лишь до тех пор, пока она соглашается платить Вашингтону хоть какие-то деньги. И пока остается не в состоянии противостоять политически мотивированным американским экономическим санкциям.

Более того, санкционное давление из-за Атлантики в ближайшее время, особенно после упомянутых выборов, будет только возрастать. В первую очередь в энергетической сфере. Особенно касательно любых, даже чисто коммерческих проектов Европы с Россией, а также везде, где Белый дом будет в силах выдавливать европейские компании со всех доступных рынков. В том числе на Ближнем Востоке. В первую очередь в Сирии, Иране, Пакистане и, вероятно, в Саудовской Аравии, Объединенных Арабских Эмиратах, Кувейте, Катаре и Ираке.

Важно отметить, что явное противоречие этой линии новой парадигме общения с Европой не как с Евросоюзом, а только как с лидерами наиболее ведущих (или геополитически важных) стран, в лице Германии, Франции и Польши, Вашингтоном игнорируется.

При кажущейся нелогичности, в действительности это вполне последовательно вытекает из нового понимания американских интересов. На уровне США – ЕС, разница в экономической мощи оппонентов составляет всего 1,42 раза в пользу Америки, тогда как переход на национальный уровень приводит к превосходству ВВП США над Германией в 5,25 раз, над Францией – в 7,37 раза, над Польшей – в 35,3 раза.

Даже если сложить экономики восточноевропейской части ЕС вместе, они все равно оказываются в 9 раз меньше американской. Что значительно упрощает для Вашингтона ведение переговоров с позиции силы. А также создает удобную возможность сталкивать интересы европейских стран между собой для их взаимного геополитического ослабления.

Важно также отметить, что рост экономического и политического напряжения внутри коллективного Запада самым непосредственным образом негативно сказывается на всех им сформированных за послевоенный период международных органах. От ВТО в экономике и торговле, до НАТО в военной сфере.

Если торговая часть, из-за участия в ней подавляющего большинства стран мира, значительно превышающего по количеству число трансатлантических государств, влиянию проблемы подвержена меньше, то перспективы сохранения Североатлантического военного альянса имеют самую негативную перспективу.

В сущности, она уже проявляет себя в росте прямых противоречий между европейскими участниками военного блока на ближайшей периферии Евросоюза. Член НАТО – Турция, находится на грани прямого вооруженного столкновения с другим членом того же Альянса – Францией в Ливии. Кроме того, у нее назревает пограничный конфликт с другим союзником по Блоку – Грецией.

Самоустранение Вашингтона с поста главной объединяющей и высшей руководящей инстанции НАТО вынуждает прочих союзников пытаться искать варианты разрешения взаимных споров самостоятельно. Но у них к этому нет ни опыта, ни единства, ни желания искать какие бы то ни было взаимоприемлемые компромиссы. Наиболее наглядно это проявляется в борьбе турок с греками и французами за нефтегазовые месторождения на шельфе Восточного Средиземноморья.

При этом собственно Евросоюз в настоящее время вошел в неустойчивое состояние внутренней трансформации. Что существенно осложняет условия по грамотному и эффективному реагированию на внешние вызовы. Продлившийся пять, вместо изначально планировавшихся двух, суток саммит лидеров ЕС по утверждению бюджета Единой Европы на 2021 – 2027 годы глубину внутреннего раскола показывает более чем рельефно.

Предложения

Сложившаяся обстановка заставляет задуматься над дальнейшей стратегической линией Российской Федерации. Анализ показывает, что помогать европейским странам сохранить целостность Общей Европы к улучшению взаимных политических и экономических отношений не приведет.

Дальнейшее выживание ЕС теснейшим образом зависит от успеха попытки восстановления мировой геополитической субъектности Европы. Что неизбежно приведет европейские элиты к прежней линии отношений с Россией с позиции их традиционного технологического, финансового и цивилизационного превосходства.

Более того, в условиях прогрессирующей ресурсной бедности в энергетическом секторе (собственные нефтегазовые запасы в Северном море к 2030 – 2035 году будут окончательно исчерпаны), по мере увеличения международной политической самостоятельности Брюссель усилит попытки навязывания своих правил игры на энергорынке на всех внешних поставщиков энергоносителей. В первую очередь – на Россию. Что прямо противоречит российским экономическим и политическим интересам.

Следовательно, в геополитической плоскости Москве целесообразно поддержать глобальную стратегическую идею на переформатирование мира с доминирования единственного лидера на обычную конкуренцию великих держав.

С исключением Общей Европы из их списка. В том числе, по американскому принципу, с переносом фокуса взаимных отношений с Брюсселя на национальные столицы. Однако с определенным отличием.

Если Вашингтон ориентируется только на Берлин, Париж и Варшаву, России необходимо преимущественно выделять Германию, Францию, Австрию, Бельгию и Нидерланды. Еще, косвенно, Швейцарию. Способствуя их трансформации в изначальный европейский интеграционный вариант Союза Угля и Стали.

Тем самым мы поможем экономически успешной части западноевропейских стран скинуть с себя тяжелые обременения, целенаправленно нагруженные англосаксами на первоначальный проект для его торможения и блокирования. Это освободит их экономики по меньшей мере от 142 млрд евро в год расходов по финансированию дотаций остальным членам нынешнего Евросоюза.

К тому же это облегчит политическое формирование культурно однородного населения и взаимную диффузию правящих элит, без разрушительного влияния нахлебников с Востока и польских имперских амбиций.

Идея вернуть Европу к состоянию «до провозглашения ЕС» скорее всего технически невозможна. Правящие круги наиболее успешно развитых стран хорошо понимают, что при 5 – 7 кратной разнице с американским ВВП поодиночке им в новый этап глобальных отношений им не выйти. Да и разрыв в экономической мощи с Россией у Германии всего менее чем 2,5-кратный.

Вариант возрождения Союза Угля и Стали,  в составе перечисленных выше шести стран, позволит получить достаточно внутренне прочное объединение с примерным ВВП в 9,27 трлн долл и практически без внутренних долгов. Тем самым сразу, и сильно, повышая общую доходность внутренней экономики, а также сохраняя за собой 90% общей промышленной мощи нынешнего ЕС.

К тому же оставленные за бортом страны-реципиенты сформировать собственный успешный союз не сумеют, оставшись вынужденными максимально сохранять прежние экономические связи, ориентированные на тех же лидеров. В первую очередь – на Германию. Зато в новых условиях СУиС получит возможность выбирать, какие отношения и на каких условиях ему выгодно оставить, а какие можно не возрождать.

В сущности, представленный вариант весьма близок к анонсированной Парижем и Берлином идеей «Европы двух скоростей», только в более жизнеспособной и технически явно легче реализуемой версии.

В таком виде новое европейское объединений окажется более монолитным в части энергетических интересов и значительно менее уязвимым к разрушительному влиянию США, так как в составе СУиС не останется проводников американских геополитических интересов. Что обеспечит возможности к столь ими желаемой большей геополитической субъектности.

В то же время, СУиС окажется в окружении гигантов, для уравновешивания влияния которых ему потребуется искать союзников со схожими геополитическими интересами. Одновременно полезных экономически, близких цивилизационно, рядом расположенных географически, и, что важно, не имеющих экспансионистских устремлений геополитическим.

Из всех возможных перечисленным условиям соответствует только Россия. Что предопределяет неизбежность улучшения взаимных политических и экономических отношений.

Польза для Москвы от реализации такого варианта заключается в серьезном снижении военной угрозы с запада. Продолжение существования НАТО в таких условиях возможно только в границах Польши и Прибалтики, что кардинально снижает военный масштаб организации, если она вообще сумеет сохраниться.

Кроме того,  удастся сохранить львиную долю важного для РФ европейского внешнеторгового рынка. В значительной степени обнулить негативное влияние «промежуточных стран».

В первую очередь Польши, которая в этом варианте, скорее всего, сохранится. И возможно даже сумеет создать столь давно ей желанную империю «от можа и до можа». Однако оказавшись за пределами новой Общей Европы она потеряет геополитическое значение, сильно убавит в возможностях вмешательства в дела больших стран, и существенно просядет в материальном уровне внутренней жизни. Тем самым скатившись по масштабу возможностей создания проблем для России до уровня нынешней Литвы.