В.Л. Авагян. Аральское море и глобальная экономика

Люди старшего, моего поколения, ещё помнят, как посреди Азии возникла проблема Аральского моря, экологическая катастрофа, куда более масштабная, чем Чернобыль.

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/2538428/2538428_300.jpgСуть была в том, что выше по течению питающих Арал рек требовалась вода. Много воды. Из рек стали черпать, черпали всё больше и больше, пока их все не вычерпали на хлопковые поля и в городские водопроводы. Высохли устья рек, высохло и море, превратившись в чудовищный по величине и очень ядовитый солончак, язву токсичной соли на теле планеты…

Между трагедией Аральского моря и американской схемой организации экономики есть прямая и очевидная аналогия.

Чем дальше и глубже заходит у человечества разделение труда – тем дальше от человека система оценки его трудового вклада. В натуральном хозяйстве человек оценивал свой труд урожаем. Он сам себе платил зарплату в виде того, что получал на своём участке по итогам полевых работ.

Если вы растите огурцы для себя, то количество съеденных вами огурцов и есть оплата вашего труда. То есть свою оценку вы держите в своих руках. Производя товар на продажу, вы сталкиваетесь с ЧУЖОЙ оценкой вашего труда. Но у вас хотя бы есть товар, как некая завершённая полезность. Пусть у вас не покупают колбасы – но имея готовую к употреблению колбасу вы хотя бы сами голодным не останетесь.

Драматизм оценки труда возрастает по мере детализации разделения труда. Если вы производите педаль от велосипеда, то без велосипеда она ничто. А если вы производите только один винтик от педали велосипеда, то это ничто умножается в степень. И сама-то по себе педаль ничего не стоит, а уж деталь от того, что ничего не стоит… сами понимаете…

Так – не очень заметно для людей – в ХХ веке расширилась до чудовищных масштабов проблема объективной оценки труда. Потому что произвол оценщика (владельцев мировых финансовых потоков) достиг крайних и запредельных степеней.

Например, в оплате труда землекопа уже ничего не значит объём грунта, как объективный показатель его труда. Тот, кто копает в Европе – получает на порядок больше, чем в Азии, и на два порядка больше, чем в Африке. Но не потому, что он больше копает, а просто потому, что произвольный оценщик произвёл его в фавориты…

Замечательный американский писатель, Стивен Кинг – человек удивительной честности в романе «Дьюма-ки» мог бы обойти эту тему, совершенно не важную в сюжете, но не посчитал нужным умолчать: он говорит о кукле, как о «тряпках, засунутых в розовое тело каким-нибудь несчастным ребенком, которого заставляли трудиться и нещадно эксплуатировали где-то в Камбодже или в гребаном Уругвае». Как скажут про такое «правые» – походя вставил «левацкий штамп». Избитую истину, которая от частного повторения не перестала быть истиной.

Почему Уругвай – «грёбаный»? Почему в Камбодже заставляют трудиться маленьких детей, от зари до зари – а ничего заработать они не могут?! И почему это стало просто штампом, о котором никто уже не задумывается: дешёвый труд в Уругвае = дешёвый товар в США.

Сверхдоступный для тех, кого высоко оценили финансовые власти. И, чаще всего, недоступный для тех, кто его произвёл. Те дети, которые делают кукол в Камбодже – вряд ли сами могут себе позволить с ними играть (да и некогда им). Делают кукол одни дети, а играют ими другие…

И возникает интересный вопрос: чьим желанием является нищета в Уругвае или в Молдове, в Греции или Либерии? Неужели желанием тех, кто работает? Не может быть! Может быть, эта беспросветная работающая нищета является желанием властей Уругвая? А зачем это властям Уругвая?! С какой целью они консервируют оценку труда собственного народа на отметке «около ноля»?

+++

Нищенствующие народы планеты – это пересыхающий Арал (аллегорически говоря). Только у них перехватили не водный, а финансовый поток. Сперва поставив человека в безвыходное положении, инвестор далее спрашивает себя:

- А будет ли этот человек работать в два раза дешевле?
Ответ: А куда он денется?
- А в четыре?
Ответ: жить захочет – согласится и на это. А не хочет – так есть другие, желающие выжить…

Таким образом, контролируя народ политически, в рамках неоколониализма, и этот шантаж – можно ввинчивать нищету всё глубже и глубже, как штопор.

Это делается от жестокости? Из садизма?!

А разве воду у Арала отбирали из жестокости?! Реку вычерпывали, чтобы в Ташкенте из всех кранов лилась доступная вода. Чтобы не только попить хватило, но и ванну набрать, и фонтаны включить, и вообще: «повысить качество жизни», озеленение увеличить.

Вода ушла на сторону – и до Аральского моря не дошла. Аральское море стало морем соли. Бескрайней мёртвой равниной, по которой гуляют соляные смерчи: без противогаза они удушат человека, как отравляющие газы на войне…

+++

Для чего одним людям хронически недоплачивают? Для того, чтобы другим людям хронически переплачивать. Вся глобальная экономика так и работает, потому что трудовой вклад в неё ничто, а благосклонность оценщика – в ней всё.

Это касается не только отдельных трудящихся, но и целых стран, целых народов. К одним направляют избыточные ресурсы. У других забирают даже необходимые. У одних щедро оплачивается даже лёгкое движение пальцем. У других – под страхом голодной смерти навязывают кабальные условия нищенских расценок труда.

Важнейшей частью двуединого процесса одарения/разорения (соответственно, фаворитов и парий) являются в современном мире «демократические фронты», «бархатные революции» и «движения за свободу», всякие «честные выборы». Они являются проводниками американского влияния на общественные отношения, а оно – полностью исходит из узкого круга банкиров, приватизировавших планету.

Внешняя обёртка либеральных движений – карнавал, маскарад, большой уличный праздник, использующий эстрадные приёмы, выстроенный на развлекательности, и активно вовлекающий в развлечение. Как аниматоры – вовлекают детей в игры на детском празднике…

Начинка этой конфетки в ярком фантике – перестройка экономических отношений под американские интересы. В итоге территория, заражённая майданами, должна больше и дешевле отдавать. А получать меньше и дороже. Она должна вывозить всё полезное (от ископаемых до талантливых учёных) на Запад, и ввозить с Запада всё вредное (от вредных производство до токсичных отходов).

Если эта цель достигнута, то происходит передел долей реальных благ. Вы и сами, наверное, на бытовом опыте, понимаете, что если стали зарабатывать в два раза меньше – то кто-то же стал получать откушенное от вас. И если вы стали платить за газ или тепло в три раза больше прежнего, то, соответственно, кто-то больше за них получает! Это же азы, товарищи, закон сохранения вещества и энергии… Если в одном месте убыло – в другом прибыло, и наоборот.

Попытки построения в СССР ЧЕСТНОЙ ЭКОНОМИКИ привели к отчасти неожиданному для её строителей эффекту: если мы платим таджикам за труд столько же, сколько и своим, то не только возрастает уровень жизни таджиков. Но и – о ужас! – очевидным образом снижается уровень жизни в центре системы…

ЧЕСТНАЯ ЭКОНОМИКА ограничивает потребительские возможности личности, обрубая возможности шантажа и неэквивалентного обмена. Нет гастарбайтеров, согласных на гроши – значит, надо делать нужный продукт своими силами. А своим – и платить больше. А больше платишь – меньше остаётся (закон кошелька, знакомый и ребёнку). Итог: доходы у всех довольно одинаковы. Достойны – но на ограниченном уровне. Поскольку нет сбрасываемых в пропасть – то нет и вырывающихся вперёд.

Чего тут непонятного? Отказался от грабежа – и потерял всё то, что мог бы награбить!

+++

Западный глобализм предполагает некий «перпеттум мобиле» собственного хищного доминирования. Он создаёт зоны повышенного потребления, за которые потом и агитирует, используя их очевидного благополучие как аргумент.

Чем больше утекло из «конченной периферии» в процветающий центр – тем очевиднее превосходство центра: не только материально-бытовое, но и интеллектуальное! Ведь центр капиталистической системы выкачивает не только деньги, материальные ценности, но и культурные, образовательные. Он концентрирует у себя научные ресурсы, выкачивает из колоний мозги, он строит превосходство вампира над донорами по всем линиям и параметрам.

Используется в работе с туземцами стандартный аргумент:

-Мы живём роскошно – и вас научим так жить…

Это очень действенный аргумент. По сути, богатый приглашает нищего присоединиться к нему (евроинтеграция), составить единство, и нищему кажется, что это прекрасный шанс поправить свои дела.

Итог таких иллюзий мы тоже видели, и уже неоднократно.

Это даже не союз всадника с конём.

Это союз домовладельца с праздничной индейкой, фаршированной либеральными «яблоками соблазна».

+++

У всякого потребления два источника (как у картошки): или ты сам производишь, или тебе нужны деньги, чтобы купить. А если не осталось ни производства, ни денег? Тогда ты выпадаешь за рамки потребления.

Смысл майдана в том, что собственные производства закрываются – что, безусловно, является «освобождением» с формальной точки зрения, безукоризненно юридически. Был ты рабочий, вставал по звонку, ходил через проходную, где тебя обыскивали, как в тюрьме, работал каждый день урочное время, покинуть конвейер тоже мог только по звонку. Несвобода. С закрытием предприятия и «освобождением» тебя от занимаемой должности ты становишься, в формально-юридическом смысле, свободным. Ты теперь можешь спать, сколько хочешь, идти, куда хочешь, делать, чего хочешь, эта твоя свобода строго ограждена законами либерального общества (в которых немыслим, например, «закон о тунеядцах»).

Карнавал, фестиваль, праздник освобождения – с точки зрения социального контракта тебя не обманул. Чего обещал – то и дал. Обещал освободить – и освободил.

Но – по вышеуказанному закону потребления, если нет собственного производства, нужны деньги. Можно вырастить картошку на собственном огороде без денег с государственными гербами: сам сажал, сам и выкопал. Но чтобы купить картошку – нужны деньги. Это касается не только человека, но и страны.

Чтобы покупать немецкие машины – надо иметь конвертируемую валюту. А если таковой нет – надобно самим машины делать. И пусть они будут похуже немецких (сперва) – зато они конвертируемой валюты не требуют. Их можешь оплачивать теми бумажками, которые сам же и печатаешь…

Главный обман майданной технологии – в том, что в обмен за отказ от собственного производства народам мира сулят чужие деньги. И на первом этапе это просто праздник какой-то: картошка есть, а сажать-копать её не нужно! Ну, сами посудите: покупать же куда приятнее, чем самому изготовить…

Но все ДОСУГОВЫЕ технологии майдана плохи тем же, чем они и хороши: они именно ДОСУГОВЫЕ.

Они построены по матрице развлекательного мероприятия. А оно отличается от работы, труда тем, что весело, приятно, забавно, и… не оплачивается. Конечно, в театр ходить приятнее, чем на конвейер, но за конвейер вам платят, а за театр с вас денежки просят.

И вот, когда кончается очередной пышный евро-фестиваль, бразильский карнавал народного веселья и самодурства толпы, заводимой и развлекаемой опытными аниматорами, то что остаётся?

Не буду отвечать. Сами подумайте.
Что остаётся после массовых народных гуляний?

Кучи сметаемых ветром конфетти. Кучи мусора, пивных бутылок, заполненные до отказа отхожие места.

+++

Похмелье всенародного праздника открывает людям, что теперь нет ни производства, ни денег.

- Зачем вам свои машины (компьютеры, тапочки, станки)? Мы вам немецкие (китайские, турецкие) привезём! Они же лучше! Вот, смотрите, ваш «москвич» и наш «мерседес», разве не очевидно?!

Очевидно. И ведь не обманули. Привезли «мерседесы». Натурально так, салон открыли и предлагают.

Но они же не бесплатно предлагают. Чтобы сесть скорее в «мерс» – надо денег. А денег надо где-то заработать. А заработать стало негде. И большинство населения, ещё вчера плясавшее под гармошки под заводные песенки:

Хочешь сесть скорее в «мерс»?
Голосуй за СПС!

- вдруг выпадает из мира потребления благ. «Прекрасный новый мир» – действительно ничего так себе. Но ты ему не нужен. Он не для тебя. Ты для него лишний. Им не востребован твой труд – как разводящим овец английским лордам не нужен был труд английских хлебопашцев. Отаре хватит одного пастушка, а целая деревня посреди овечьих пастбищ – лишняя…

Работать тебе негде.
Если есть где – то предлагаемые условия в разы хуже, чем раньше.
А денег тебе «просто так» никто больше не даёт, булочки у тёти Нуланд кончились (как неожиданно, правда?!).

Вышел свободный витязь со всем своим достоинством на улицу и говорит:

- Дайте денег, хочу идти за покупками!

А ему «чтой-то не дают». А даже если кидают – то почему-то медяки. И какое уж достоинство, если побираешься за медяки?!

+++

После майдана у подавляющего большинства населения несколько путей, один страшнее другого:

- Идти в разбойники, в криминал.
- Продаваться в рабы, вплоть до проституции
- Просачиваться «хоть тушкой, хоть чушкой» на заветный Запад, в зоны повышенного комфорта, надеясь, что там дадут мыть унитазы.
- Просто лечь и умереть.

Большинство идёт именно последним путём.

Но это, как вы понимаете, не выход. Какой же это выход – заживо в гроб ложиться?!

Выход только один: осознать связь их высокого уровня жизни с твоим низким.

Осознать, что для роста уровня жизни здесь – надо загородиться от заграницы, куда сливается всё перспективное.

Закрыться, защититься, встать на собственные ноги, пусть сперва и нетвёрдые (а какие они будут после контузии?!) и добиться, чтобы с тобой говорили на равных.

А не языком майдана, на котором Запад разговаривает с дикарями и идиотами.

Это путь тяжёлый, но те народы, которые в суровой борьбе не дают свергнуть Мадуро или Асада – сумели его осознать и ступить на него.

А другого выхода из положения Сомали – нет. Кроме, конечно, могилы: планы сокращения населения планеты очень радикальны, и вас охотно возьмут в мертвецы – если согласитесь…