Колчак на Стерле: по ком звонит колокол?

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/2388088/2388088_300.jpgПосле того, как в Башкирии миллионер Тагир Ибрагимов поставил на территории, которую считает «своей» бюст адмирала Колчака (возле торгового дома «Ардо» в Стерлитамаке) возник скандал, который всяким агрессивным блокам НАТО – маслом по сердцу: русские ссорятся, скоро между собой подерутся, ура!

Понятно, что большинство комментаторов темы пылают гневом по поводу «героизации» мрачного персонажа отечественной истории. Другие комментирующие традиционно (для своего узкого круга провокаторов) припоминают «красный террор и концлагеря».

Любимая песня либерала, музыка американская, слова Солженицына:

«В Гражданскую войну террор был с обеих сторон. Но вожди Белого движения никогда к нему не призывали и всячески осуждали бессудные расправы. Колчак верил в лучшее будущее России и боролся за него так, как мог. Он заслуживает памяти среди потомков», – написал один из комментаторов, «оставшийся в меньшинстве».

Давайте договоримся консенсусом: во что верил Колчак, не знаем ни я, ни вы, никто из ныне живущих. Может быть, верил в то, или в другое, а может быть (велика вероятность) – цинично не верил ни во что. Так, по крайней мере, кажется, если глядеть на его действия, но видимость всегда обманчива. Я допускаю, что субъективно Колчак мог веровать во что угодно. Объективно же был террор с обеих сторон.

Каждая сторона (как и её симпатизанты сегодня) свой террор обосновывали как ответ на чужой террор. На словах белые генералы, естественно, осуждали «бессудные расправы», как, впрочем, и красные вожди, и было бы странно, если бы наоборот. Обе стороны говорили: «это суровая, но необходимая сейчас жестокость».

Да ведь по другому политик говорить и не может! Что, по-вашему, он выйдет и скажет на площади – хочу, мол, убивать невинных, счастье от этого испытываю! Не дождётесь вы от политика такого – даже если внутренне политик именно так и настроен (например, Дудаев или П.Порошенко, открыто наслаждавшиеся убийствами).

Я о другом. Давайте включим голову, и подумаем поглубже деклараций. За кем будущее? И у кого будущего нет?

+++

Чисто юридически любая власть в России после февраля 1917 года незаконна – потому что в царском своде законов нет ничего ни про созыв Учредительного Собрания, ни про правительство из депутатов Думы, ни про «диктатуру пролетариата» большевиков, ни про военную диктатуру Колчака. Рассуждать о «беззаконии» большевиков, Комуча или Колчака – так же бесплодно, как сетовать на водянистость воды: хороший был царский закон или плохой, но в феврале 1917 он кончился, и это абсолютно доказуемый факт.

Обвинять большевиков в том, что они «незаконно захватили власть» – нелепо. Незаконно захватили – у кого? У Керенского? А кто такой Керенский? Его-то правительство с какого перепугу «законно»?

Кадеты, эсеры и меньшевики свергли советскую власть в Сибири и на Урале. Колчак, в свою очередь, сверг этих путчистов собственным путчем, став наподобие самодержца.

Видимо, он считал себя не столько Наполеоном, сколько О. Кромвелем[1], но не настаиваю, такова лишь моя версия. Для легитимизма (сиречь, законности) что Кромвель, что Наполеон – узурпаторы и самозванцы (какими, несомненно и были).

+++

А если говорить о законности и беззаконии после февраля 1917 года уже невозможно (это удел для сумасшедших – выискивать, «кто законнее», советы или Керенский) – можно говорить только о перспективности или бесперспективности альтернатив.

Расстреливали и те, и другие.

В чем разница между расстрелами Колчака и расстрелами большевиков? Ведь каждая сторона считала другую «плохой», и каждая морально развязывала себе руки для истребления, как она полагала, «зла». Тогда в чём разница? Постараюсь объяснить без морализаторства и личных симпатий (тем более, что они у меня на протяжении долгой и тяжёлой жизни существенно смещались).

Разницу можно найти у поэта В. Высоцкого, который спел однажды: «коридоры кончаются стенкою, а туннели выводят на свет». Высоцкий намекал, что коридор и туннель очень похожи наощупь: узкий, длинный замкнутый проход, в котором страшно страдающим клаустрофобией.

Но через тоннель – хоть он и похож на коридор – можно куда-то выйти. Через коридор – хоть он и похож на тоннель – дойдёшь только до глухого и замурованного тупика. Адмирал Колчак, романтический герой моей юности, пришедшейся на «прозрения» «перестройки» – сегодня в моём понимании есть «коридор, кончающийся стенкой».

Много лет я думал и страдал, как бы переваривая самого себя, юного и наивного, однажды взятого в плен булгаковской «Белой Гвардией», и с тех пор уже пионером себя не считавшего – о большевиках и Колчаке. Сравнивал, сопоставлял, анализировал. Наказать меня строже, чем наказала меня жизнь – уже нельзя, даже если кому и придёт в голову… Бездарность, тьма и бесперспективность, отчаяние и тупик пост-советизма для кого-то отвлечённые цифры и графики, голая статистика, а для меня – судьба.

Согласно древнему поверью, вампир не может войти в дом, если его не пригласить. Точно так же случилось и с колчаковщиной: мы однажды сами её пригласили «попить чаю» – и тридцать лет с ней живём, перевариваясь в слизистых тканях ненасытной утробы частной собственности, нечеловечески-протяжённой болью вызубривая, какова колчаковщина на деле, и что она несёт в реальности (а не на плоских плакатах её агитпропа).

Вряд ли с человеком можно сделать что-то хуже, чем то, что сделали «реформаторы», ныне увековечивающие свою победу памятникамиКолчаку,с моимидетскими верой и надеждой, моими представлениями о правде и добре, правосудии и гуманизме. Однажды, жизнь назад, большинство из нас легкомысленно послали приглашение вампиру, войти в дом. И с тех пор, целую жизнь, мы только пища, только окорок на крюке, висящий под сводами его трапезной. Окорок, который не съедают сразу, а отрезают кусочками, по мере надобности…

И вот что я вам, молодые, скажу – никому своей судьбы не желая, и надеясь, что может, вы будете счастливее (не как моё поколение, с которым всё уж кончено): большевистский террор, большим или малым он был (тут можно спорить) – имел выход. В любом случае, он куда-то выводил (туннели выводят на свет) и в самом себе содержал собственную временность, чрезвычайность. Это нужно было один раз пережить – и выйти в космическую эру светлого разума. Единожды преодолев, пересилив, сломав об колено то, что ВЕЧНО заставляет людей убивать друг друга. Сломав те механизмы, по которым или я живу вместо тебя, или ты – вместо меня. И мне нужно стрелять – ибо если замешкаюсь, то выстрелят в меня…

Колчаковский террор – это тупик в подземелье, которым заканчивается блуждание по тёмному лабиринту. Колчаковские расстрелы, однажды, по капризу истории, получившие имя «колчаковских» – в случае его победы не прекратились бы уже никогда. В этом весь смысл, вся суть капитализма – в УВЕКОВЕЧИВАНИИ режима террора. И всякий, кто возрождает капитализм – возрождает вечный террор. Точнее, тот террор, который намерен быть вечным, который думает про себя, что пришёл навсегда.

В рыночной экономике нельзя быть добрым. Эта роскошь, которую не могут себе позволить ни бедные, ни богатые (разве что бежавшие в дальние пустыни монахи – но они сбежали из мира, из отношений). Если бедный будет добрым – его дожмут и дожрут, отобрав последнее, и обозвав напоследок «лохом». Если богатый вдруг, устав от террора и шантажа, которыми он, собственно, только и стал богатым – вдруг выдумает стать добрым – у него отнимут его собственность. Собственность – конкурс на жестокость. И если ты не чемпион по жестокости (перестал им быть) – то все сладкие куски собственности переходят чемпиону жестокости.

Мало ли королей сложили головы на плахе – лишь оттого, что недостаточно жестоко преследовали заговоры кузенов и племянников? Любой человек с капиталом – знает утром, днём и вечером, что этот капитал у него многие хотели бы отнять. И отнимут при первой возможности. А чтобы не дать им, претендентам, такой возможности – ему нужны, в широком смысле слова, «расстрелы». То есть, кроме расстрелов, я имею в виду ещё и виселицы, пытки, застенки, запугивание, психологическое подавление, зуботычины – короче, весь арсенал «колчаковщины».

Без которого она не может (ну, не может же! Убедились ведь, не сработал «Комуч» и всякое кадетство!) «навести порядок». Такой порядок, который победивший (урвавший от всех себе) собственник считает «своим»…

Вот тут и заключена главная разница между большевикамии колчаковцами. Большевики расстреливали, чтобы прекратить расстреливать. А Колчак – чтобы продолжать расстреливать. Для старого мира (мира частной собственности), в котором зоологический закон «убей – или будешь убит» неоспорим – что сто лет, что тысяча. Расстрелы именем Колчака пережили бы и его седины, и его смерть. Династия Романовых терроризировала население 300 лет, и дальше собиралась делать это столетиями.

Важно понять смолоду то, что я, старый дурак, понял, когда стало уже поздно: мир частной собственности лишён той почвы, на которой могли бы прекратиться террор и насилие. Никаким реформизмом, сохраняя основы капиталистической системы, удалить террор и насилие нельзя. Если царь будет слишком добр – то просто у него отберёт корону более злой претендент. Если правитель, впав в пацифизм, станет любой ценой избегать войны – его просто завоюет более воинственный правитель-сосед.

Если глава корпорации вдруг размякнет в гуманизме – то либо его уничтожат лично, либо его корпорацию растащат, как пираньи растаскивают тело под водой. Поймите, для капитализма, пока он существует – жалость есть слабость, доброта есть слабость, снисхождение и прощение – воспринимаются только как слабость. Попытки дружить, быть честными в отношениях – в рамках капитализма были, есть и останутся, пока он жив, убийственными слабостями и поводом для нападения.

Здесь нельзя, желая мира, готовиться к миру. Здесь, желая мира, нужно постоянно готовиться к войне, и только вооружённость до зубов отвращает хищников от нападения на тебя.

Можно (и наверное, даже нужно) считать ранний большевизм жестоким, не закрывая глаза на всю неприглядную требуху народной расправы, этого вулканического выплеска веками копившейся взаимной ненависти, взаимного сведения счётов. Но следует понимать, что ненависть эта была накоплена в предыдущей формации, по причине её органического строения «бей первым: или ты – или тебя». А самое главное – жесткость раннего большевизма имела смысл, она содержала в себе выход в тот мир, в которой мечте человеческой всегда хотелось оказаться.

Колчаковский террор – даже если считать его слабее красного (а он таким не был, но даже если давать оппоненту фору) – никого никуда не выводит. Колчак – продукт старого мира, он живёт в старом мире, в котором зверь подминает зверя, гадина пожирает гадину. Он карабкается к вершине власти по трупам, не имея никакой программы, только ради личной власти для себя. И ничего больше! И в этом Колчак тождественен любому участнику рыночной конкуренции, которые – то в миниатюре, то в каком-то гомерическом размере, но всегда хищники и агрессоры.

И в этом смысле Колчак, конечно, бессмертен. Его нельзя расстрелять – как его тело расстреляли. Он суть есть Идея – мрачная и холодная идея тупого животного доминирования людей над людьми. И все, кто желают жить в мире каннибалов, людоедствуя – всегда будут молится на Колчака, ставшего символом борьбы за возрождение экономического и социального каннибализма. Для таких существ Колчак всегда живой, он и после гибели остаётся защитником людоедского пиршества приватизаций и конкуренции новых веков.

Но следует понимать, что культ Колчака – это возведение в культ жестокости и террора, которые уже не инструменты, не средства, как у большевиков, а тупая и замкнутая самоцель. Террор буржуазия осуществляет только для того, чтобы и дальше иметь возможность осуществлять террор. Она террором отрицает диалог с массами бедноты – только для того, чтобы и дальше не вести этого диалога. В идеале – никогда.

Многие пытались этот «белый террор» переспорить – но как ты будешь спорить с теми, кто тебя не слушает? С теми, кто врос в язык монолога и ультиматума, в принципе не способен на диалог, кто живёт по формуле «будет по моему – или никак»? Будешь с ним разговаривать лично – он вообще тебя не услышит, проигнорирует. Соберёшь толпу, манифестацию с лозунгами – расстреляет её прямо на улице.

Эти существа сказали однажды: «отныне, ребята, вы никто, а мы всё. И так всегда и будет. Вовеки. Пока не погаснет Солнце».

Эта позиция предполагает ответный террор – просто как реализацию инстинкта выживания, вложенного при рождении в живое существо. И не только террора революционного, но, прежде всего – заточенного против собственников террора уголовного, криминально-перераспределительного.

- Ты всё, я никто, говоришь? – щерится уголовник в доме богача – А если я тебя ножичком по шее, кем ты тогда будешь?

Даже если бы гуманизация больших и малых колчаков была бы возможна в процессе времени (ну, знаете все эти мечты – как бандит выходит в старости на покой), то именно уголовный террор перераспределения собственности её бы предотвратил.

Понимаете, собственность – это необходимость всегда быть начеку, всегда с револьвером под подушкой спать. Нельзя нагрести гору собственности – и успокоится. Вы забыли закрыть дверь – к вам проник уголовник. Вы забыли проверить сотрудников – завёлся предатель и «крот». Вы снизили нажим на рабочих – выиграл ваш конкурент. Всякий гуманизм собственника в мире частной собственности есть шаг в сторону его смерти. Для собственника гуманность – самоубийство.

Собственность не только приобретается захватным правом – она им же и удерживается. Ведь частная собственность предоставляется человеком самому себе,и никак иначе! Это же немыслимо – представить, чтобы банкиров выбирали народным голосованием, помещикам выписывали крестьянский вотум недоверия, фабриканта сняли с хозяев приказом по министерству за хреновую работу… Всякий собственник – это хищник, который путём битвы предоставил сам себе пространство зависти окружающих.

Как в таком обществе может прекратиться террор? Ну, перестреляли одно поколение бесправных рабов – так ведь другое народилось, куда от этого уйти? Или нужно его подавить террором, чтобы оно смирилось со своей второсортностью (а жизнь у всякого одна!). Или нужно как-то их всехтак свести с ума, чтобы они не задумывалось на темы несправедливости и неравноправия…

Но люди, если они про такое не думают – это ведь не люди, а зомби! Появление ТАКИХ масс – в буквальном смысле слова зомби-апокалипсис, и он страшнее колчаковского террора, убивавшего некоторых, но хотя бы не всех!

+++

Субъективно Колчак не имел никакой программы на будущее, о чём порой с гордостью писали его соратники. Они считали, что это очень хорошо: ВНАЧАЛЕ залить страну кровью, взять Москву, победить в войне, и лишь ПОТОМ решить, как жить дальше. На мой взгляд, это убийственно плохо и безответственно: звать людей умирать неизвестно за что и убивать непонятно ради чего (Учредительное Собрание потом решит? Так пусть оно и воюет!).

«Непредрешенчество»белого дела – связано с тем, что оно просто боялось раскрыть карты собственным рядовым. Никто в массе не хотел ТАКОГО будущего, которое готовили Колчак и Деникин, а потом они помалкивали о будущем.

Но кроме того, что вожди белых молчали о будущем, субъективно, была, конечно же, и объективная (очевидная) программа их торжества. Ведь порой молчание – красноречивее слов!

Объективное следствие победы Колчака – это погружение в мезозойское болото, в конкуренцию частных собственников, где гадина пожирает гадину миллионы лет, не вызывая и не достойна сочувствия. Ведь аналоги Колчака – Франко, Пиночет, наконец, либералы в СССР – побеждали. И мы видим, что есть их победа: глухой и замурованный тупик в подземелье.

И Франко, и Пиночет, и Ельцин – просто украли жизнь у нескольких поколений своих соотечественников. От одного поколения – до… до скольки? Точно и не скажешь… Тупость диктата богачей, безысходность однообразия и произвола системы, звериная природа страстного доминирования у победителей, склонность к насилию ради насилия (а не ради планов на будущее, как у «красных»)…

Когда Франко одряхлел и кончился – проклинающая его Испания вернулась к вопросам 30-х годов. Франко поставил историю на паузу, украл жизнь двух-трёх поколений в режиме «неразвития», и… ничего больше! То же самое случилось в Чили после Пиночета. Для народа Чили он не герой, а подсудимый. Он не сделал ничего хорошего – только поставил историю на паузу и украл жизнь поколения сограждан.

Сталин (при всей его жёсткости) – это космический прорыв и атомная энергетика, великая индустрия и трактора взамен сохи, это сменившие деревенщину города со всеми удобствами и лучшая в мире советская школа, это бесплатное и образцовое здравоохранение, это великая Победа над планетарными силами зла, над Рейхом самого сатаны. В ТОМ ЧИСЛЕ, среди всего этого – Сталин ещё и репрессии. Иногда необходимые, а иногда с судебными ошибками (от которых не застрахована ни одна судебная система мира – невинно осужденные встречаются повсюду на планете, увы!).

Сталин – это колоссальный советский мир, в котором тема репрессий объективно – едва ли 1% от общего объёма тематики осмысления. Франко, Пиночет – это репрессии и только репрессии. Ничего больше, понимаете? Они кого-то убили, а других не убили, и выжившие, конечно, радуются… Но больше-то тупые кабаны, «генералы-гориллы» ничего не сделали!

Разве Испания Франко стала великой державой, как сталинская Россия (притом, что Испания была великой державой веками)? Третьесортная диктатура, подавление личности – и ничего, кроме подавления. Просидела под Франко не одно десятилетие – и что? Вышла ровно к тем же вопросам, которые стояли перед ней до Франко!

А где чилийский Гагарин, проторивший дорогу к звёздам? Где у Пиночета подобная советской экономика, про которую ООН констатировала: «входит в число держав, способных производить все виды продукции, известной человечеству»? Отсталая, колониальная, работающая на вывоз, слабенькая экономика с застойной нищетой – вот итог пиночетовщины. Кто-то вспомнит при этих словах о ельцинизме, и правильно вспомнит…

«Правые» диктаторы – гориллы и кабаны. Убить, изнасиловать они, конечно, могут. Но сверх того – построить космодром или снабдить тракторами миллионы пахарей – это уже им не по силам. В своей тупости и регрессивности они могут только консервировать террором разную архаику.

+++

Колчак – один в их ряду. Достойный представитель латиноамериканских «хунтос». Которых американцы, их покровители (и Колчака, кстати, тоже) – ласково зовут «генералами-гориллами». «Сукин сын, но наш сукин сын» – говорят про такого диктатора в «Белом Доме».

Остановить прогресс Колчак, наверное, смог бы – примеры Франко и Пиночета перед глазами. Но поспособствовать прогрессу – извините…

Тем он и мил всей поросли чубайсят, всей ельцинской измобратии.

- Приди! – заклинают они адмирала бюстами и мемориальными досками – Приди и железной рукой раздави всех, кто вякает против нашего произвола и самодурства!

- Сделай так, чтобы цены на всё свободно определялись рынком, и только цена на рабочую силу – пулемётами[2]…

- И мы будем тебе благодарны!

Но благодарны Колчаку (заранее, авансом) – только они. Другим хотелось бы себе доли получше, чем провести жизнь под диктатурой тупого неразвития торжествующих крупных собственников…

Источник.