Грабин Василий Гаврилович – гениальный конструктор советской артиллерии

ГРАБИН ВАСИЛИЙ ГАВРИЛОВИЧ – ГЕНИАЛЬНЫЙ КОНСТРУКТОР КРАСНОЙ АРТИЛЛЕРИИ

"Горит в сердцах у нас любовь к земле родимой,

Идём мы в смертный бой за честь родной страны.

Пылают города, охваченные дымом,

Гремит в седых лесах суровый бог войны.

Артиллеристы, Сталин дал приказ!

Артиллеристы, зовет Отчизна нас!

И сотни тысяч батарей

За слезы наших матерей,

За нашу Родину – огонь! Огонь!"

В.М. Гусев "Марш артиллеристов", 1943 год

«Огненным щитом прикрывает артиллерия уверенный шаг пехоты и движение танков. Щит этот неумолимо движется вперед, сметая на своем пути все преграды — траншеи, бетонные укрепления, населенные пункты, превращенные немцами в крепости. И когда едешь по дорогам войны — мимо полей, лесов, хуторов, городов,— то воочию убеждаешься в мощи советских пушек. Путь к Берлину — это поистине кладбище немецкой техники, разбросанной на полях, в оврагах, на дорогах, на улицах городов. Это победа нашей артиллерии, доказательство ее превосходства над артиллерией немецкой»

Газета «Правда», май 1945 года

Есть люди и фамилии, которые незаслуженно задвинуты были в тень во времена руководства страной Н.С.Хрущёвым. Одна из этих славных фамилий – Грабин Василий Гаврилович.

О нём наш рассказ. Не случайно выход этого рассказа приурочен к 75-ой годовщине Великой Победы Советского народа в величайшей битве за право существовать на нашей многострадальной и неспокойной планете.

Василий Гаврилович Грабин родился в в станице Старонижестеблиевская (ныне Красноармейский район, Краснодарский край.на рубеже XIX и XX вв.: по старому русскому календарю он родился 28 декабря 1899 г., а по новому уже в XX в. — 9 января 1900 г.

Его отец Гаврила Грабин – выходец из крестьян Орловской губернии, проходил военную службу в полевой артиллерии и дослужился до чина старшего фейерверкера. Он много и живо рассказывал сыну о пушках образца 1877 г., и уже в детстве Василий проявил интерес к артиллерии.

Семья Грабиных была по нынешним меркам большая. Вначале родились подряд три сына — Прокопий, Дмитрий и Василий, а затем четыре дочери — Варвара, Татьяна, Ирина и Анастасия. Отец семейства работал на мукомольной мельнице, мать занималась домашним хозяйством. Василий Гаврилович рассказывал, что свою трудовую деятельность он начал, пася гусей, а позже стал помогать отцу в работе на мельнице. В 1911 г. Василий окончил сельскую начальную школу. В 14 лет отец устроил его на работу в котельные мастерские предпринимателя Сушкина.

В 1915 г. Василий Грабин поступил конторщиком на Екатеринодарскую почту. Работа не мешала Василию успешно заниматься по вечерам, и в 1916 г. он успешно сдал экстерном экзамены за четыре старших класса гимназии и получил аттестат о среднем образовании. Уже после Февральской революции Василий успешно выдержал экзамены на должность низшего почтового чиновника.

Как писал позже сам В.Г. Грабин, впервые действия артиллерии он увидел в марте 1920 г. в Екатеринодаре: «…я, совсем еще молодой, возвращаясь с работы, увидел на Соборной площади толпу зевак, а у стен собора — четыре небольшие пушки, которые вели огонь по отступавшим за реку Кубань белогвардейцам.

Это и были трехдюймовки — 76-миллиметровые пушки образца 1902 г. … С огромным интересом наблюдал я за работой орудийного расчета, который посылал снаряды куда-то через весь город. Отец рассказывал, что бомбардир-наводчик ведет огонь лишь по той цели, которую видит, а если не видит, то и не стреляет. А эти ничего не видели, а стреляли!

После каждой команды наводчик вращал маховики, иногда выбрасывал руку назад и деловито ею помахивал то в одну, то в другую сторону. Красноармеец, стоявший у рычага, сзади пушки, брался за него и поворачивал пушку туда, куда показывал наводчик.

Другой красноармеец подносил снаряды, по команде быстро бросал их в тыльную часть ствола, а третий, сидящий с правой стороны, закрывал замок. Наводчик поднимал руку и кричал: “Первое готово!” Тут же слышалось: “Второе готово”, “Третье готово”, “Четвертое готово”. Только после этого командир подавал команду: “Огонь… Первое!” Наводчик дергал за шнур — грохотал выстрел. За ним — второй, третий, четвертый…

Наблюдая за всем этим, я очень интересовался, куда смотрит и что видит наводчик: — Очень просто. На колокольне находится командир батареи, который видит цель. Колокольня соединена с батареей телефоном, рядом с командиром батареи — телефонист. У командира, находящегося возле пушек, — военный указал рукой, — тоже есть телефон. Все команды командира батареи передаются сюда. Орудийная прислуга приводит их в исполнение. Наводчик с помощью панорамы, прицела и механизмов наведения наводит орудие по трубе, — военный указал на трубу. — Только после этого орудие пошлет снаряд туда, куда направляет его командир батареи.

Из того, что рассказал мне военный, большую часть я, конечно, не понял. Прежде мне не приходилось даже слышать слова “панорама”, не говоря уже о многом другом, но расспрашивать дальше я не осмелился, только попросил разрешения еще остаться посмотреть. Военный разрешил и ушел, а я остался.

Меня поражало и то, что два красноармейца во время выстрела продолжали сидеть на сиденьях, закрепленных на станке пушки. Я подумал: “Вот какие храбрецы!” Вспомнился рассказ отца о том, как в царской армии офицеры “приучали” солдата, который боялся пушки: сажали его на сиденье, закрепленное на станке, привязывали веревками и давали выстрел. Но эти двое не были привязаны. Действительно, храбрецы!

Только сам став артиллеристом, я узнал, почему наводчик и замковый трехдюймовки должны были при выстреле находиться на сиденьях: это способствовало более точному ведению огня.

Долго стоял я возле пушек. В ушах звенело от грохота выстрелов. То и дело поглядывал на колокольню, где находился командир батареи. Очень хотелось забраться туда, посмотреть, куда стреляют и как поражают цель, но просить об этом я не решился.

Случай этот, как и рассказы отца, сыграл немалую роль в том, что я решил связать свою жизнь с артиллерией — поступил в артиллерийское училище, окончил его, прослужил несколько лет строевым офицером. Затем — академия».

В июне 1920 г. Василий Грабин становится курсантом объединенных командирских курсов в Екатеринодаре. Сразу же Грабин показал себя одним из лучших в учении. Его отличают природный ум, целеустремленность и волевой характер. Не меньшую роль играют пролетарское происхождение и «идеологическая грамотность» — он с самого начала становится убежденным большевиком.

В ноябре 1921 г. группу из лучших курсантов-артиллеристов отправляют из Екатеринодара в Петроградскую командирскую школу полевой тяжелой артиллерии. Курсанты артиллерийской школы занимались в роскошном здании бывшего Михайловского артиллерийского училища на Выборгской стороне. Но паек был гораздо хуже, чем в Екатеринодаре.

На день полагалось 200 граммов хлеба, но половину курсанты отчисляли в пользу голодающих детей Поволжья. Суп варил с кониной или ржавой селедкой, на второе подавали вареную брюкву. В классах почти не топили.В начале 1921 г. курсант Василий Грабин вступает в ВКП(б). В конце февраля 1921 г. началось знаменитое Кронштадтское восстание.

Само по себе название «Кронштадтский мятеж» безграмотно. Ведь восстали не жители многотысячного города Кронштадта и не гарнизон Кронштадтской крепости, а матросы двух линкоров и других кораблей.

Уже позже к восстанию присоединились гарнизоны нескольких фортов, часть фортов держали нейтралитет, а форт «Красная Горка» и ряд северных островных фортов в ходе штурма Кронштадта вели интенсивный артиллерийский огонь по мятежникам. Если бы все форты поддержали «клёшников», на подавление мятежа потребовались бы долгие месяцы.

Курсанты артиллерийской школы оказались в числе первых частей, мобилизованных на борьбу с мятежниками. Грабин попал в 152-мм гаубичную батарею, направленную 7 марта в Северную группу советских войск. Батарея была размещена на северном берегу Финского залива и начала обстрел форта «Тотлебен», занятого мятежниками. Позже, войдя в захваченный пехотой форт, Грабин обратил внимание на неэффективность действия полевых 122-мм и 152-мм гаубиц по железобетонным сооружениям.

Моральный дух мятежников был низок — не исчерпав всех возможностей для борьбы, «ревком» во главе с писарем Петриченко удрал на автомобиле по льду в Финляндию, за ним последовали несколько сотен матросов, а подавляющее большинство сдались частям Красной Армии, наступавшим по льду с севера и юга. Василий Грабин вместе с другими курсантами вернулся в артиллерийскую школу.

В том же 1921 г. Грабин был назначен старшиной одной из трех батарей школы, а 16 сентября 1923 г. он окончил Петроградскую командирскую школу. Через несколько дней Грабин был назначен командиром взвода и направлен на Карельский артиллерийский участок. Так назывался укрепрайон на Карельском перешейке. Осенью 1923 г. граница с Финляндией была наиболее опасной. Правящие круги «маленького миролюбивого государства» поставили целью создание Великой Финляндии, в которую должны были войти Кольский полуостров, часть Архангельской области и вся Карелия.

В ноябре 1921 г. финские регулярные войска вторглись на территорию северной Карелии. Три года там шла необъявленная война, закончившаяся полным разгромом и уничтожением захватчиков. На Карельском перешейке пушки молчали, но красные артиллеристы постоянно находились в полной боевой готовности — стрельба могла начаться в любую минуту. Командир взвода Грабин служил хорошо и в феврале 1924-го был назначен начальником связи артиллерийского дивизиона.

В мае 1925 г. Грабин был переведен командиром взвода Ленинградской командирской школы. В августе 1926 г. Грабин становится слушателем Военно-технической академии РККА имени Дзержинского. Для поступления в академию Грабину пришлось сдать вступительные экзамены в объеме программы советской военной школы.

Грабин попал на механический факультет. Без особого преувеличения можно сказать, что именно академия сделала В.Г. Грабина конструктором. На всю жизнь Василий Гаврилович сохранил добрые воспоминания о преподавателях академии. Он писал в своей книге: «Давно уже нет на свете моих учителей — профессоров и преподавателей академии, но я до сих пор храню в памяти их живые своеобразные черты, благодарный за все то доброе, что каждый из них вложил в меня.»

Самыми именитыми его учителями были, пожалуй, В.И. Рдултовский и П.А. Гельвих, в своё время блестяще окончившие знаменитую Михайловскую артиллерийскую академию и оставленные в ней в качестве преподавателей. Первый из них известен как лучший конструктор артиллерийских боеприпасов, взрывных устройств и взрывателей, второй – как видный учёный в области баллистики и теории стрельбы артиллерии.

С благодарностью вспоминал Василий Гаврилович и других преподавателей Михайловской академии, превратившейся после революции в Военно-техническую академию имени Ф.Э. Дзержинского, где он учился (ныне носит наименование Военной академии РВСН имени Петра Великого): профессоров Стажарова, Лендера, Дурляхова и иных, благодаря которым он и состоялся как конструктор необыкновенных артиллерийских систем.

Четыре года спустя он – дипломированный инженер-конструктор КБ завода «Красный Путиловец», ещё через год оказывается в КБ № 2 ВОАО Наркомтяжпрома, которое вскоре сливают с КБ № 1, где и оказывается бок о бок с конструкторами-немцами. Перебазированное под Москву в посёлок близ станции Подлипки (ныне город Королёв) оно становится самым крупным и единственным конструкторским бюро того времени, занимавшимся разработкой и доработкой различных типов ствольных артиллерийских систем. Грабин – первый заместитель начальника.

Учителями и наставниками Грабина могли бы стать и оружейники знаменитого концерна «Рейнметалл», в силу запрещения Германии по Версальскому договору на разработку вооружений вынужденного создать с ВПК СССР совместное предприятие – фирму «Бютаст» («Бюро для технических работ и изучений»), где по замыслу руководства немецкие специалисты должны были передавать русским коллегам свой опыт.

Условия договора не соблюдались: несмотря на выплаченную советской стороной огромную по тем временам сумму 1.125.000 американских долларов, наших инженеров немцы использовали в качестве простых чертёжников, к разработкам не допуская. Именно Грабин положил конец этой практике, отправив соответствующие рапорты, после чего ситуация несколько изменилась. Но ненадолго: пришедший к власти в 1933 году Адольф Гитлер отозвал своих оружейников обратно в Германию.

Следует понимать, что Василий Грабин к тому времени был уже целиком сформированным и глубоко мотивированным на выполнение своей миссии специалистом.

Следующий, 1933 год знаменуется не только отъездом на родину немецких специалистов, но и разгромом грабинского КБ. Его ликвидировали по приказу маршала М.Н. Тухачевского, начальника вооружений РККА. Конструкторов артсистем разбросали по оружейным заводам, по 10-15 человек на предприятие – и не затем, чтобы они создавали новые образцы оружия, а лишь для сопровождения производства пушек по старым чертежам.

Такое решение было принято в связи с увлечением Михаила Николаевича Тухачевского «принципиально новыми» артсистемами – так называемыми динамореактивными пушками Л.В. Курчевского. Делались они достаточно просто: от имеющегося орудия отрезалась казённая часть, в него вставляли сопло Лаваля (воронку). Боеприпас использовался штатный, только в донце снаряда проделывались отверстия для выхода газов.

Выстрел получался эффектный: из поставленного на ствол пушки стакана с водой не проливалось ни капли. То, что снаряд летел недалеко, не давая при этом точности попадания и не обеспечивая кучности стрельбы, считалось делом десятым. Безоткатные орудия Курчевского пошли в серию, оттеснив далеко на задний план классическую артиллерию.

Ещё одним увлечением маршала Тухачевского были танки Н.И. Дыренкова – уродливые монстры, вооружённые, конечно же, пушками Курчевского. В дополнение к ним планировалось очень массовое производство «проверенных» (хотя и показавших к тому времени свою неэффективность) танков Т-26 и БТ.

Динамореактивным пушкам в подмогу полагались столь же «испытанные» пушки-«трёхдюймовки» образца 1902 года, прошедшие Русско-японскую, Первую мировую и Гражданскую войны, слегка модернизированные (до предела возможного) в 1930 году.

Благодаря этим, мягко говоря, заблуждениям маршала Тухачевского, РККА действительно встретила начало Великой Отечественной войны, имея на вооружении подавляющее большинство устаревших танков: Т-26 – 8747 единиц (не считая специальных модификаций), а БТ-7 – 5266 штук. Новых Т-34 и КВ-1 насчитывалось всего 1392 танка. С полевыми орудиями всё обстояло не столь печально, но всё равно к лету 1941 года более половины их парка составляли «трёхдюймовки», снятые с производства в 1937 году.

Но к счастью для страны, в «оборонке» трудились не только Дыренков и Курчевский, чьи имена знают сегодня лишь историки, но и Михаил Кошкин, Николай Духов, Василий Грабин, не по заданию «свыше», а по воле своих сердец создавшие бронированные машины и артиллерийские системы, ставшие грозным оружием Победы.

Пушка Ф-22

Задание же от ГАУ (Главного артиллерийского управления) конструкторам в начале 1930-х было таким: создать универсальную пушку, которая могла бы и пехоту сопровождать, и поражать танки, и самолёты сбивать тоже. Каждый оружейник понимал, что такое орудие получится хуже, а обойдётся дороже любого специализированного.

Поэтому Грабин в своём КБ на заводе № 92 (Горький), «сопровождая» производство старых пушек и формально конструируя заказанную новую «химеру», инициативно, вместе с группой энтузиастов, разработал свою дивизионную пушку взамен «трёхдюймовки», назвав её Ф-22.

Орудия завода должны были представить руководителям партии и правительства на Софринском полигоне 14 июня 1935 года. Но маршал Тухачевский разрешил к показу лишь два из них, а третье (Ф-22) приказал убрать в сарай. Грабин сказал ему:

– При докладе руководителям страны буду вынужден упомянуть о Вашем запрете на демонстрацию орудия.

Маршал изумился дерзости капитана:

– Вы в самом деле будете так говорить?

– Скажу…

Продемонстрировать пушку в итоге разрешили, но – без стрельбы. И вот на этом самом смотре именно на орудие Ф-22 системы Грабина обратил внимание Сталин. Внимательно осмотрев изделие, подробно расспросив о нём, Иосиф Виссарионович высказал суждение:

– В Вашу пушку можно влюбиться.

После этого Ф-22 пошла на испытания и доработку. Последние вели только к ухудшениям: конструктора заставили снять дульный тормоз, при выстреле якобы демаскирующий позицию, вернуться к вдвое меньшему, чем он предлагал, заряду пороха (под тем предлогом, что на складах ещё старых боеприпасов свыше 5 миллионов выстрелов) и так далее…

Тем не менее орудие приняли на вооружение под названием «76-мм дивизионная пушка образца 1936 года». В процессе новых переделок название изменили – «образца 1939 года (УСВ)», что означало «усовершенствованная».

В апреле 1938г. конструктор Грабин прибыл на совещание в Кремль. К этому времени он был тяжело болен. На протяжении двух последних лет Грабина мучили разные симптомы постоянно прогрессирующей болезни, но медики не могли определить, что это за болезнь. Грабина раз в несколько месяцев клали в больницу, там ему становилось немного лучше, его выписывали, но со временем ситуация повторялась, и уже в более тяжелой форме. Болезнь прогрессировала.

В итоге, к апрелю 1938г. он потерял больше 30 кг. от своего нормального веса, говорил с трудом, и уже не мог своей рукой чертить или писать.

И вот совещание. С самого начала Грабина не узнал ни Сталин, ни Ворошилов, которые давно его не видели:

«Подходя к столу Ворошилова, я обратил внимание, что маршал смотрит на меня так, будто видит впервые. Да и трудно было меня узнать… Не успел я начать свое выступление, как поднялся Сталин, вытянул руку в мою сторону и спросил:

— Разве это Грабин?

Я молчал. Сталин подошел ко мне и, как бы продолжая, сказал:

— Что с ним? Его не узнать!

— Я не заметил, когда Грабин положил на стол записку,— проговорил Ворошилов.— Прочитал ее и стал искать Грабина среди присутствующих. Но так и не нашел…

После этого небольшого отступления заседание было продолжено».

Когда совещание было окончено и все необходимые решения приняты, Грабин собрался было уйти, но ему не дал это сделать Сталин:

«— Нет, вы не уходите,— остановил меня Сталин,— сейчас займемся вами.

Я остановился, недоумевая, чем же еще можно заниматься. Просьбу мою [получить разрешение на проектирование новой дивизионной пушки] удовлетворили, а больше я ничего не просил.

— Климент Ефремович, Грабина нужно обязательно лечить,— продолжал Сталин, обращаясь к Ворошилову.— Видите, как он изможден, от прежнего Грабина ничего не осталось. В таком состоянии ему бы лечиться, а он напросился на такую тяжелую работу. Надо лечить его, и немедленно.

Я пытался возразить, мотивируя тем, что мне нужно сначала создать новую пушку, а потом уж лечиться. Но Сталин не стал меня слушать.

— Нет, не так. Ваше здоровье для нас дороже всякой пушки. Скажите, у вас есть помощник?

— Есть,— ответил я.

— Так пусть он создает пушку, а вы лечитесь. Грабина нужно послать в Нальчик, там он быстро поправится, — вновь обратился Сталин к Ворошилову.

— Лучше бы послать его в Аббас-Туман,— внес свое предложение маршал.

Сталин не согласился и стал перечислять климатические и другие особенности Нальчика, а Ворошилов доказывал преимущества Аббас-Тумана. Я молча ждал.

Товарищ Сталин и товарищ Ворошилов

Наконец Сталин пристально посмотрел на меня, я даже смутился, не зная, чем объяснить этот взгляд.

— Климент Ефремович, мы с вами определяем место, где Грабина лучше лечить, а не спросили его, чем он болен, — заметил Сталин.

— Это верно,— сказал Ворошилов.

— Товарищ Грабин, чем вы больны? — спросил Сталин.

По возможности более кратко я объяснил, что болен уже около двух лет, и никто из врачей не может мне сказать ничего определенного.

— Вот видите, Климент Ефремович, как обстоят дела? Грабину неизвестно, чем он болен, а мы с вами решаем, куда его послать на отдых и лечение. Но почему ему до сих пор никто не помог?

Сталин нажал кнопку звонка. Вошел А. Н. Поскребышев. Люди моего поколения, руководители любых рангов, хорошо знали эту фамилию. Поскребышев много лет был помощником Сталина. Через него проходило, кажется, все: бумаги, вызовы, телефонные звонки. Всегда, в любое время его можно было застать в приемной.

— Нужно заняться лечением Грабина. И немедленно. Проследите, чтобы для этого все необходимое было сделано,— распорядился Сталин и чуть позже, прощаясь со мной, пожелал скорейшего выздоровления».

Сразу после этого Грабина пригласили в одну из московских больниц, и там после ряда исследований выяснилось – он страдает базедовой болезнью. Ему нужна была операция, но не было уверенности в том, что организм ее выдержит. Но поскольку состояние Грабина неуклонно ухудшалось, операцию все же провели, и, слава богу, все обошлось.

Конструктор медленно, но верно пошел на поправку. Из больницы его перевели в подмосковный санаторий. В общей сложности, со дня разговора со Сталиным до полного выздоровления прошло около 6 месяцев (за это время ему не раз звонили из Кремля, интересовались, как здоровье).

Василий Грабин

Наконец, после выписки, Грабин вернулся к привычной работе. И вот, снова совещание в Кремле.

«Едва участники заседания расположились в зале, ко мне подошел Сталин и негромко, с обычным своим акцентом сказал:

— Ну вот, теперь это прежний Грабин, а то чуть было в могилу не сошел человек. Как вы себя чувствуете?

Я воспользовался случаем и поблагодарил его за заботу о моём здоровье».

Хорошо все, что хорошо кончается. Василий Грабин, замечательный советский конструктор, благодаря заботе Сталина, выздоровел и сделал многое для нашей артиллерии в годы войны.

Но все же нужно сказать, что болезнь Грабина появилась не на ровном месте, а на фоне бесконечных треволнений на работе. В те годы у конструктора было много недоброжелателей, которых он раздражал своими «необязательными» инициативами.

К тому же, он боролся за создание пушек специального назначения в то время, когда влиятельные советские военные (во главе с Тухачевским) считали такие пушки бесперспективными и всячески их созданию препятствовали. Достаточно сказать, что дважды приходили приказы об увольнении Грабина из его КБ, и только прямое заступничество из Кремля позволяло эти приказы отменить.

Более тысячи таких орудий было захвачено вермахтом в ходе летнего наступления 1941 года. Осмотрев трофеи, немецкие оружейники – несостоявшиеся учителя Грабина, поняли замысел советского ружейника и оценили потенциал модернизации изделия: расточили камору под более мощный заряд, поставили дульный тормоз, более совершенный прицел – всё то, что сняли с пушки специалисты ГАУ.

И не было у немцев лучшего орудия до 1943 года включительно. А наши бойцы назвали эту пушку «гадюкой»: русская по рождению, она воевала на стороне врага.