В.Э. Багдасарян: Коронавирусный мир. Постпандемические модели

Точка невозврата пройдена.

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/2343469/2343469_300.jpgМир уже никогда не будет таким, каким он являлся до трансформаций 2020 года, реализуемых пока как временная мера в связи с отражением реальной или мнимой угрозы коронавирусной пандемии.

Об этом говорят сегодня все те, кто позиционирован в качестве глобальных мыслителей человечества. Невозвратность произошедшего связано с тем, что произошло отрицание фундаментальных принципов функционирования прежней модели жизнеустройства.

Показано, во-первых, что прежняя система с глобальными вызовами не справляется, и, во-вторых, что жизнь может быть организована и сущностно иначе.

Можно, конечно, сказать, что все это временно, и жизнь вернется в свою колею, как только эпидемиологические показатели пойдут на спад. Но, как известно, нет ничего более постоянного, чем то, что вводилось когда-то в качестве временного и чрезвычайного.

Эксперты заявляют о возможностях начала осуществления вакцинации в перспективе года — двух лет. Но год существования новых институций, нового механизма функционирования в глобальном и национальном масштабах означает, что все это приобретет характер укорененности.

На то, чтобы проводить новую очередную институциональную трансформацию — теперь уже по отмене установленных в период пандемии институций — на это никто не пойдет, так как, во-первых, пандемия может вернуться, а во-вторых, от власти (а властные потенциалы при пандемии принципиально увеличиваются) добровольно не отказываются.

А через несколько месяцев произойдет новая вирусная модификация. Дело в том, что вирусы модифицируются постоянно и с этим человечество живет всю историю. И тогда в логике действий 2020 года надо теперь будет реагировать сходным образом на любую модификацию.

Постпандемические миры

Постпандемический мир — такое явление не впервые представляет ход мировой истории.

Римская империя была в свое время повержена не только варварскими вторжениями, но и чередой эпидемий, вызвавшими мор. Города вымирают, население рассредоточивается в сельской местности, связанные с городской культурой технологии свертываются, а в дальнейшем и забываются.

Единое пространство Римской эйкумены распадается на отдельные страновые общности, а потом и локалитеты. Итог — переход от стадии античности к средневековью, с другой системой ценностей и с другим типом политической организации.

«Черная смерть» — пандемия чумы четырнадцатого века, вспышки которой воспроизводятся и в последующие столетия. Реакцией на нее явилось развитие индивидуализма, предполагавшего меньшую контактность населения; создание социальных инфраструктур, направленных исходно на ликвидацию очагов распространения болезней; даже религиозная трансформация, выражающая в ослабление ритуальной коллективности и развитии индивидуальных практик — все это подготовило переход Европы к Новому времени.

Шесть пандемий холеры в девятнадцатом — начале двадцатого века, пандемия испанки 1918-1919 годов — это в свою очередь подготовило переход к новой модели функционирования государств эпохи позднего модерна, созданию развитой инфраструктуры водоснабжения и канализаций, вхождению в обиход средств личной гигиены.

Пандемии меняли мир, но он бы мог быть изменен и в том случае, если бы люди считали, что пандемия есть вне зависимости от ее реальности или степени угроз для человечества.

Сегодня уже нет сомнения, что шумиху вокруг распространения ВИЧ-инфекции пытались использовать в глобальных проектах регулирования населения через сдерживание рождаемости, а также расширения масштабов порно-индустрии. Показательно в этом отношении создание на волне распадных процессов в СССР в 1989 году газеты СПИД-инфо, которая, казалось бы, должна была освещать проблему синдрома приобретенного иммунодефицита, а в реальности стала высокотиражным изданием по тематике «сексуального просвещения». И, наконец, коронавирус…

Если исходить из того, что каждая из исторических пандемий меняла мир не просто в виде новых элементов быта, а как смену парадигм, то и коронавирусная пандемия должна стать трансформацией такого масштаба. Весь вопрос – в каком направлении пойдет трансформационный процесс, каковы будут качественные характеристики постпандемического мира.

На сегодня в дискурсивном мировом и российском пространстве можно выделить четыре возможных описываемых моделей жизнеустройства.

Первая модель — глобальный социально-экономический крах

Произошедшее характеризуется криком отчаяния — «Нас всех загоняют в каменный век!». Еще недавно большинством это считалось невозможным. Мир виделся исключительно в розовых тонах безальтернативности технологического прогресса. Завтра будет безусловно лучше, чем вчера! Индикатором этого улучшения воспринималось ежегодное появление новых версий смартфонов. Сформировались поколения, подсаженных на наркотик технологического прогресса.

Возможность катастрофы, вступление мира в фазу регресса было вообще исключено из широкой общественной повестки. Потребовалось совсем немного времени — и восприятие большинства сменилось на противоположное, вместо оптимистического на алармистское.

Нельзя сказать, вместе с тем, что версия регресса полностью отсутствовала в сценариях будущего. Так, в сценарных версиях глобальных трендов открытого доклада ЦРУ 2012 года описываемая ситуация соотносится с моделью «заглохшие моторы». Маховик экономики принципиально замедлит обороты, вызвав, как следствие, массовую безработицу, сброс социальных обязательств, распад больших экономических пространств.

Европейский союз, выстраиваемый на идее единого экономического пространства, де факто уже перестал существовать. То же самое, с прискорбием приходится констатировать, случилось и с ЕврАзЭС. Не избежать в этой перспективе пандемии голода, а за ним и мора. И вот уже контуры образов четырех всадников Апокалипсиса — Болезни, Война, Голод и Смерть забрезжили на горизонте.

Актуализируется свернутый было дискурс о наступлении времен неосредневековья и неофеодализма. Макромир сужается до пространства локалитетов. Туризм оказывается более невозможен, а самой предосудительной формой туризма оказывается иностранный. Вновь, как во времена средневековых цехов, восстанавливается надомная работа.

Парадигма глобализации сменяется глокализацией. Региональные властители по типу средневековых феодалов приобретают фактически абсолютную власть на местах. Страхи, продуцируемые информацией о пандемии — «все мы умрем», вызывают настроение, которое можно охарактеризовать как новая эсхатология, имеющее также определенные переклички со средневековьем.

Однако при переходе от языка аллегорий обнаруживаются принципиальные отличия средневековой модели от того, что можно было бы охарактеризовать как постпандемический мир.

Средневековье может быть и наступило бы при полном отключении интернет. Общество же построенное на интернет-коммуникациях есть общество постмодерна и априори не может быть традиционным обществом. Между тем, в постпандемическом мире фактор интернет со всеми производными от него будет только возрастать.

Средневековое общество являлось обществом религиозным, и Церковь играла в нем Системообразующую роль. Отношения в общине верующих предполагало участие в религиозных ритуалах, что подразумевало коллективность и контакты. Из системы же постпандемического мира Церковь вообще выпадает.

Показателен в этом отношении факт закрытия храмов и мечетей в период провозглашенной современной пандемии. Ничего подобного в период средневековой пандемии чумы просто не могло произойти. Напротив, четырнадцатый век – век чумы – стал и веком беспрецедентного подъема религиозного подвижничества. На Руси чумные годы – это ведь и эпоха деятельности Сергия Радонежского.

Другой скрепой средневекового мира были общины. Общинность подразумевала коллективность всех проявлений общественной жизни – совместный труд, совместные праздники, совместные трапезы и т.п. Все это явно не для предписаний жизни по нормам антивирусной профилактивной практики.

Вторая модель — технологический оптимизм

Нельзя согласиться в полной мере с мнением ряда экспертов, заявляющих о том, что коронавирус фактически упразднил либеральную идеологию. Действительно, различные ограничения свободы стали вызовом для либерализма. Однако либеральные идеологи с успехом оседлали тему пандемии и используют ее в доказательствах своей правоты.

С одной стороны, антипандемические профилактические меры обнаруживают соотнесение с ценностью индивидуализма. Коллективизм опасен, пребывание в коллективе создает угрозу. Держитесь друг от друга подальше, соблюдайте дистанцию, ваша безопасность — это ваше личностное пространство!

Либерализм в своем историческом генезисе пережил несколько разводов. Исходно он был дистанцирован от религии, будучи идеологией секуляризма. Дальше происходит развод с национальной идеей, и либерализм переходит на сугубо космополитические позиции.

Следующим этапом либерализм разрывает с идеей государства. Ранее допускалась целесообразность государства-Левиафана, в котором либералы видели зло, но считали его неизбежным для предотвращения войны всех против всех. В условиях глобального мира корпораций потребность в национальном государстве в глазах либералов отмирает.

Третьим разводом стал произошедший фактически на наших глазах развод либерализма и демократии. Демократия в ее традиционном понимании как власть большинства перетолковывается либералами как власть креативного меньшинства. Особенно ярко этот развод обнаружил себя в России, где отношение либералов к большинству часто переступает грань фобии (русофобии).

И наконец, пандемия коронавируса наметила четвертый развод внутри либеральной идеологии. Это развод между двумя фундаментальными основаниями либерализма — свободой и индивидуализмом. Свободой было предложено пожертвовать в обмен на безопасность. Вначале — это было предложено сделать при раскрутке темы террористической угрозы.

Теперь — при раскрутке угрозы распространения вируса. И либерализм, за исключением, пожалуй, либертарианцев, признал целесообразность этой жертвы. Но либерализм без свободы, превращается идеологически в нечто иное, о чем ниже…

Другой стороной, либерального дискурса периода пандемии стала новая волна раскрутки любимой либералами темы «цифровой экономики». Вот-вот говорят они, надо было развивать «цифровую экономику» более активно, инвестировать «цифру». Теперь придется делать это в любом случае. Показательно в этом отношении видение постпандемического мира, описанное ректором НИУ ВШЭ Ярославом Кузьминовым.

Пандемия коронавируса в версии либеральных оптимистов — важный и исторически необходимый катализатор перехода к новому технологическому укладу. Все такого рода переходы сопровождались исторически аутсайдерством для широких групп населения, связанных с прежними технологическими укладами, скачкообразным ростом безработицы. Но рано или поздно это должно происходить. Такова плата за прогресс. По сути, речь идет о той же «шоковой терапии», на этот раз пандемической.

Ярослав Кузьминов пишет о преимуществах работы на удаленке, об архаичности понятий «рабочее место» и «рабочее время». При работе на удаленке, рассуждает он, снижаются расходы на аренду, упраздняются другие издержки, связываемые с арендуемыми площадями. Изжила себя, продолжает Кузьминов свои рассуждения, и покупка товаров, как непосредственный поход покупателя в магазин.

Интернет дает возможность полностью перейти на покупки в онлайн-режиме, и опять-таки при этом магазины в их прежнем виде будут неизбежно отмирать. Об обучении в онлайн-формате и говорить нечего: ВШЭ и их идейные союзники активно ратовали за внедрение этой системы еще до начала пандемии.

Да, будут безработные — те, кто оказался не готов к работе в системе «цифровой экономики». Так что слава коронавирусу, подтолкнувшему исторический процесс.

Позиция ВШЭ — это больше, чем позиция одного из российских вузов, это позиция консолидирующейся вокруг нее всей российской либеральной группировки. И, как можно наблюдать, в качестве поражения либерализма там происходящее в мире отнюдь не воспринимают.

Главный изъян сценария развития постпандемического мира в версии либеральных технологических оптимистов состоит в игнорировании фундамента физического существования любого общества. Этот фундамент связан с секторами реального экономического производства — сельским хозяйством, промышленностью. Сервис, безусловно, важен, но имеет всегда подсобное значение. Виртуально реальные секторы экономики функционировать не могут. «Цифру» нельзя есть.

Прогрессивной может показаться на первый взгляд и идея об упразднении рабочего места и рабочего времени. Она и могла быть таковой, если бы новый формат трудовых отношений определял работник, а не работодатель.

Безусловно, работник многое из того, что ему предписывается делать на рабочем месте, может делать дома, не тратя время на дорогу, свободно выстраивая свой график жизни. Но если эту реформу будет проводить работодатель, а так оно и будет, то упразднение рабочего времени обернется тем, что все время окажется рабочим. А проверить сегодня, трудится ли работник по заданию босса, или по своим личным делам, не представляет труда.

Не вызовет большого удивления, если в какой-то ближней перспективе в рамках коронавирусной темы актуализируется вопрос о трансгуманизме. Аргумент, вероятно, будет выдвинут такой, что надо создать такой образец человека, который будет неуязвим в отношении любого вируса.

Пандемия логически подводит базу под запуск проектов генной инженерии человека. И никакой конспирологии!

Третья модель — национальное спасение

Антивирусные профилактические меры в части закрытия границ, предупреждения от контактов с иностранцами, введение мобилизационных механизмов, наступление на интересы частного капитала удивительно воодушевило часть патриотического сегмента. Поступающие вести из-за рубежа еще более повышают воодушевленность противников глобализма — единая мировая экономическая система рушится, страны обособляются, Европа вернулась к принципам Национальных суверенитетов.

Возникают надежды на то, что национальные государства будут восстановлены. Говорится даже о появившемся запросе на социализм, поскольку капитал обнаружил свою непригодность для работы в критической ситуации. Ссылаются на Китай, который не в пример Западу, за счет мобилизационных возможностей партийно-государственной системы, в сравнительно короткий срок победил эпидемию.

Спасение в закрытости — рецептура действий в ситуации пандемии прямо противоположна доминировавшим ранее идеям открытого общества. Спешат сообщить, что Сорос уже проиграл.

Приоритет получают в новых условиях те, кто обладает механизмами самообеспечения. Путь специализации в международной системе разделения труда, различного рода транснациональных коллабораций оказывается для модели постпандемического мира ошибочным. Еще один шаг и будет принята идеология, обосновывающая и легитимизирующая автаркию.

Циркулирует на просторах сети конспирологическая версия со знаком плюс, согласно которой, операция пандемии была и проведена для того, чтобы низвергнуть глобалистов. Защита людей от коронавируса являлась благоприятным поводом для ее законного осуществления. Лидеры ведущих национальных государств выступили синхронно и единым фронтом. То что это было сделано в преддверии выборов в США, где ожидалась новая схватка глобалистов с националистами, еще более убеждает сторонников выдвинутой версии в ее достоверности.

Однако сведений о том, что Джордж Сорос или кто-то другой из идейных вождей глобализма выступил бы против принимаемых национальными правительствами мер, не поступает. Неизвестно, чтобы кто-либо из них попытался изобличить пандемию в качестве фейка, хотя информационные возможности для этого у них точно имеются. Напротив, поступают сведения о включенности в борьбу с эпидемией, выделении средств на поддержку людей в условиях карантина, на создание вакцины.

Границы для людей действительно оказались перекрыты. Но ведь не из-за иностранного туризма, поездок какой-то части российских граждан в Италию продуцировались главные угрозы десуверенизации. Интернет никто перекрывать не собирается. О попытках покушений на мировую финансовую систему тоже не слышно.

Напротив, ввиду усиления виртуальной составляющей она, по-видимому, только укрепится. Нефть и газ по-прежнему идут в одном направлении, а в обратном — доллары и евро. Не слышно и о появление фигур на уровне политического истэблишмента, предъявивших бы новые смыслы государственного позиционирования.

Спасение национальных государств? Профилактические меры не только ведут к изоляции государств, но и регионов. В ситуации карантина посыплется следующим шагом внутренний рынок.

Благополучные в плане распространения эпидемии регионы попытаются оградиться от неблагополучных. А наиболее неблагополучными оказываются, ввиду урбанистической концентрации, национальные мегаполисы. В России — это Москва. Уже поступает информация о нежелательности принимать москвичей, как носителей инфекции, в провинции. Объективно в этой перспективе начнутся процессы дезинтеграции, возможно, будет поднято знамя сепаратизма.

Система самообеспечения и система обеспечения посредством онлайн-коммуникаций далеко не одно и тоже. Для того, чтобы работали механизмы самообеспечения, индивидуальная самоизоляция не подходит. Надежды на неофизиократию, возвращение человека к земле — не про этот случай. Коллективный труд, коллективные формы существования социума — таких установок в перспективе постпандемического мира нет, а соответственно, и рассчитывать на возрождение разрушенных форм социальности эпохи модерна и традиционного общества не приходится.

Четвертая модель — планетарный тоталитаризм

Об угрозе установления системы глобального цифрового тоталитаризма или цифрового фашизма заговорили еще до пандемии коронавируса. Происходящее в мире в 2020 году фактически точно легло на описываемую ранее модель.

Тотальный контроль за человечеством с помощью «умных систем»; люди сидящие по своей квартирам, с ограниченным правом передвижений; специальные пропуски для перемещения, пустые храмы в которые власти ходить не рекомендуют; запрет на групповые сходки, а соответственно, и ограниченные возможности для протестных акций; угрозы уголовного преследования за «распространение недостоверной общественно значимой информации под видом достоверных сведений»; лица, как один одетые в маски и маски, как символ лояльности — все это воспроизводит канву антиутопий прошлого.

Джордж Оруэлл писал роман «1984» адресно против СССР. Советской реальности он не соответствовал и справедливо оценивался в качестве политического пасквиля.

Но вот сегодня оруэлловская антиутопия становится действительно актуальным произведением.

     «1. Каждый человек имеет право свободно передвигаться и выбирать себе местожительство в пределах каждого государства.

2. Каждый человек имеет право покидать любую страну, включая свою собственную, и возвращаться в свою страну» — это положения статьи 13 Всеобщей декларации прав человека. Действие статьи утратило по факту в 2020 году свою силу на мировом уровне. Утратила свое действие и статья 20, гарантирующая право собраний. Прекращение действия Всеобщей декларации прав человека действительно есть важное свидетельство о происходящей мировой трансформации.

Но отказом от свобод эти трансформации не ограничиваются. Происходит отказ и от фундаментальной ценности демократии. Все антивирусные меры устанавливаются сверху, без учета позиции большинства скептически настроенного по отношению к самому факту пандемии населения, реализуются недемократическим путем.

Спросить у народа — принимает ли он сам концепт предписываемой самоизоляции — такого опроса ни одно из претендующих на то, чтобы называться демократическим, государств не проводило.

Означает ли переход к постпандемическому миру переход государств на позиции антиолигархизма и шире антиэлитаризма? Ничуть не бывало. Основной удар в результате мер самоизоляции испытает на себе мелкий и средний бизнес, а вовсе не ТНК. Ликвидация мелкого и среднего бизнеса, а она неизбежно произойдет при длительности истории борьбы с пандемией, только будет на руку глобальным корпорациям, оказавшимся на зачищенном от конкурентов пространстве рынка.

А там уже можно договариваться друг с другом и устанавливать любые цены без боязни того, что покупатель пойдет к мелкому и среднему предпринимателю.

Специальные пропуска — вот ключевые слова для характеристики тоталитаристской версии постпандемического мира. Будут специальные пропуска, дающие право на свободное перемещение группам лиц, чья деятельность признана значимой. Признана кем? Конечно властями. Как могут выдаваться эти пропуска — здесь сомневаться не приходится — как всегда.

Таким образом, подавляющее большинство населения окажется в полной или частичной самоизоляции, а для каких-то групп предоставлены пропуска. Кто войдет в эти группы — тоже не вызывает сомнений.

Права, предоставляемые этими пропусками, могут в дальнейшем дифференцироваться — кому-то доехать до работы, а кому-то и выехать за рубеж. Иной характеристики, чем новое издание крепостного права, для этой модели трудно подыскать.

Безусловно, нововведения станут ответом на те вызовы глобального развития (глобальные проблемы современности), о которых говорилось и до 2020 года, но которые не могли быть решены в рамках прежней модели. Такой проблемой является, в частности, миграция. Последние годы миграционный приток в страны «золотого миллиарда» приобрел крайне острый характер. Антимиграционные настроения подходили к критической точке фактически во всех странах запада.

Западные обыватели были напуганы агрессивностью мигрантов. Лидеры государств все чаще выражали сомнение в целесообразности делиться с аллохтонами социальными благами, сокращая тем самым потребительскую корзину европейца. Сами мигранты зачастую провозглашали свое намерение завоевать Европу, включить ее в новый Халифат и т.п.

Рано или поздно миграция должна была каким-то образом быть остановлена. Остановить ее в соответствие с принципами Всеобщей декларации прав человека не представлялось возможным. Помогла пандемия коронавируса. Перекрытие границ означало прежде всего перекрытие их для мигрантов, как потенциальных распространителей инфекции.

Об угрозах глобального развития для экологической ситуации на Земле уже довольно давно говорилось в докладах Римского клуба. В качестве рецептуры выдвигалась, в частности, доктрина «нулевого роста». Но практически воплотить ее в жизнь было невозможно. Теперь механизмы реализации рецептуры Римского клуба появились.

Появились также механизмы более действенного регулирования численности населения в мире. Брачность самоизолированной молодежи объективно снизится, а ряды стариков будут косить вирусы, или страх заражения в купе с депрессией замкнутого образа жизни.

Уровень власти актуальной элиты принципиально возрастет. Учитывая, что это старая элита периода глобализационного наступления, ничего хорошего от этого произойти не может. А между тем, бывший премьер-министр Великобритании предлагает для борьбы с коронавирусом учредить мировое правительство.

Естественно, создание мирового правительства позиционируется как мера «временная». Но ключевые слова для описания модели №4 — мировое правительство, обладающее фактически абсолютной властью — были произнесены. Именно эта сценарная перспектива из всех перечисленных версий представляется наиболее адекватной логике происходящего. Но это не исключает возможность других сценариев. Не в отрицании многих сценариев в пользу одного, а в установлении степени их вероятности и заключается методология сценарного анализа.

***

Безусловно, описанные версии постпандемического мира есть чистые модели. Реальность может представлять собой отступление от модели, смешение моделей. Возможны реверсы к старой системе и повторные модельные переходы. Очевидно одно, что смена парадигмы грядущего мироустройства происходит на наших глазах.

Понимание моделей дает возможность экстраполировать соответствующие матрицы на развертывающуюся событийную канву, а соответственно, заглянуть за черту тревожного будущего.