Как в СССР боролись с хулиганством и подавляли преступность
Сегодня принято считать, что в «тоталитарные» сталинские времена в СССР царил абсолютный порядок, и все ходили по струнке. Однако, это далеко не так. Не все граждане великой страны строили, созидали, добывали уголь, выплавляли чугун и сталь, собирали урожай, стояли на страже государственных границ. Были и те, кто продолжал «жить по понятиям», нарушать закон, совершать уголовные преступления, а то и просто хулиганить.
80 лет назад, 7 декабря 1939 года, вышло постановление президиума Московского Совета народных депутатов о наказании за мелкие хулиганства.
В нем, в частности, говорилось: «Лица, совершающие хулиганские действия, как-то: назойливое приставание к гражданам, ругань, пение песен непристойного содержания, внезапные окрики с целью испуга окружающих, намеренное толкание прохожих и другие озорные выходки на улицах, в местах общественного пользования, общежитиях, бараках, квартирах и т. п., подвергаются в административном порядке штрафу до 100 руб. или исправительно-трудовым работам до 30 дней».
Перед войной едва ли не каждый день в газетах появлялась информация о хулиганах, которых задерживали милиционеры. Вот одна из них, опубликованная в «Правде» за несколько дней до начала Великой Отечественной под заголовком «Хулиган в зоопарке»: «В воскресенье, 15 июня Московский зоопарк был заполнен посетителями. Многие из них наблюдали за двумя жирафами, которые гуляли на поляне, отделенной от остальной территории 3-хметровой решеткой. Внезапно один из посетителей начал быстро взбираться по решетке, перепрыгнул на поляну и с криком «хочу кататься на жирафе» бросился к животным. Хулигана, оказавшегося инспектором транспортной конторы 1-го Московского треста хлебопекаренной промышленности А.И. Кондратьевым, немедленно задержали. Вчера народный суд Свердловского района под председательством тов. Иванова рассмотрел дело. Кондратьев приговорен к 1 году тюремного заключения».
И смех, и грех.
Еще один пример борьбы за порядок. В декабре 1940 года, согласно решению Моссовета, запрещалось бросать на улицах, в переулках, парках, скверах и других местах объедки, скорлупу, окурки, бумагу и прочий мусор. Нарушителям грозил штраф от десяти до двадцати пяти рублей. Дворникам предписывалось «мусор и навоз в течение дня убирать немедленно».
Конечно, совершались в столице преступления и куда серьезнее. Лихие люди вытаскивали из карманов граждан кошельки в трамваях и троллейбусах, грабили квартиры, «чистили» магазины.
Ходить вечером по московским улицам было опасно. Дурной славой пользовались Сокольники, Марьина Роща, Пресня, окрестности Тишинского рынка. Зато преступность на Арбате равнялась нулю. Это можно было считать не только всесоюзным, но и абсолютным мировым рекордом.
Почему же шпана, воры и бандиты предпочитали обходить Арбат стороной? Все просто – здесь проходила правительственная трасса, прозванная «Военно-грузинской дорогой» по которой Сталин почти каждый день ездил со своей «ближней» дачи в Кунцеве в Кремль и обратно. Людей, живших в этом районе, тщательно проверяли. Если гости оставались ночевать, то хозяевам надлежало сообщить об этом управдому. Все чердаки, которые теоретически могли стать укромным местом снайпера или метателя бомбы, были опечатаны, и хозяйкам негде было сушить белье. Дворы также находились под пристальным наблюдением военных и милиционеров. На самой улице чуть ли не на каждом шагу стояли «топтуны». И криминальный люд благоразумно обходил эти места стороной.
В Ленинграде криминальная ситуация была не менее напряженной. Дурной репутацией пользовались Лиговка, район возле пивной на углу улицы Шкапина и Обводного канала, сад Госнардома, район кинотеатра «Великан», парк имени Кирова. Хулиганы действовали небольшими мобильными группами – дерзко, быстро. Тех, кто сопротивлялся, бандиты били кастетами, резали бритвами, закалывали финками.
Милиционеры сбились с ног, пытаясь обуздать преступников. 14 октября 1939 года вышел приказ начальника городского управления НКВД, в котором предписывалось «борьбу со всякого рода хулиганскими проявлениями поставить одной из центральных и решающих задач в работе, мобилизовав на это весь милицейский состав».
Ленинградские правоохранители добились некоторых успехов, и летом 1940 года члены преступной группировки, действовавшие в Октябрьском, Приморском и Василеостровском районах были схвачены, предстали перед судом и получили различные сроки лишения свободы.
Горожане требовали от властей навести порядок.
В местных газетах были опубликованы требования от лица трудящихся, адресованные сотрудникам милиции: «На советских улицах следует установить образцовый порядок. Хулиганы должны как огня бояться советских законов, на собственной гнусной шкуре должны они испытать жестокие удары советского правосудия. Довольно либеральничать с хулиганами! Город Ленина, наш славный и любимый город, должен быть очищен от этой скверны!»
У Михаила Зощенко есть рассказ «На улице», где он пишет о «печальной несообразности» – хулиганстве и сетует, что борьба с ним проходит в «ослабленном виде». Почему? Да потому: «На улицах милиционеров мало. Вдобавок милиция стоит на проспектах. А на маленьких улицах никого нету. Что касается дворников, то некоторые из них пугливые. Чуть что – прячутся. Так что ночью буквально некому одернуть хулигана…»
Когда Зощенко ехал в трамвае, прохожий ни с того, ни с сего в него плюнул. Писатель соскочил с подножки, схватил хулигана за руку. Повел по улице, однако стражей порядка нигде не было. В итоге «верблюд» так и не был наказан.
Зощенко привел еще один случай: в дачном поселке у палатки, в которой торговали спиртным, совершенно распоясались пьяницы. Они приставали к прохожим, требовали денег, а один из хулиганов лег на землю и хватал людей за ноги.
Однако милиционеры делали вид, что ничего не происходит. И тогда писатель посоветовал начальнику местного отделения надеть штатский костюм и кепку и инкогнито прогуляться по своим владениям. Тот принял совет. А Зощенко стал ожидать «некоторых перемен на фронте хулиганства».
Впрочем, это было довольно наивно с его стороны. Тем более, народ перевоспитываться не желал, а стражи порядка, мягко говоря, не столь трепетно относились к своим обязанностям. Не в силах справиться с наплывом шпаны и хулиганов, ленинградские власти придумали новшество – «дежурные камеры народных судов». В них отправляли людей, задержанных милицией. Тут же происходил суд. Но какой! Без предварительного расследования, по факту, так сказать. Вина устанавливалась со слов свидетелей, если они находились. Если нет – обходились без них, и через несколько минут оглашался приговор.
Групповые преступные деяния квалифицировались как бандитизм. В этом случае виновные могли подвергнуться самым суровым мерам наказания, вплоть до расстрела.
После войны в Москве и Ленинграде криминальная ситуация значительно ухудшилась. Тут уже было не до хулиганов, плюющих на прохожих и разбрасывающих мусор. Активизировались беспощадные банды налетчиков и убийц, тем более, что после Великой Отечественной достать оружие не составляло особого труда.
1 декабря 1945 года на совещании в Московском городском комитете ВКП(б) начальник УНКВД Московской области генерал-лейтенант госбезопасности Михаил Журавлев сообщал: «За последнее время в Московский Комитет, Моссовет, центральные партийные и советские организации, а также в редакции газет от жителей города Москвы поступают многочисленные письма и заявления, в которых москвичи жалуются на то, что уголовная преступность в Москве увеличивается, что уголовно-преступный элемент терроризирует население, не дает спокойно трудящимся работать и отдыхать.
В этих письмах приводятся факты, когда москвичи, идя на работу или возвращаясь с работы в ночное время, подвергаются нападению со стороны хулиганов. Москвичи пишут, что они не уверены в том, что во время их отсутствия квартира не будет ограблена, что ночью в Москве стало опасно ходить, так как могут раздеть или даже убить…»
МУР взялся за дело. Столичным оперативникам удалось разгромить банды, которые держали в страхе горожан. К примеру, милиционеры уничтожили целый криминальный отряд, которым верховодил Павел Андреев по прозвищу Пашка Америка.
Оперативники ликвидировали шайку Ивана Митина, в составе которой были, между прочим, комсомольцы, передовики труда, работавшие на Красногорском механическом заводе. Называлось сообщество воров и убийц «Черная кошка». Но эта история не имеет ничего общего с известным сериалом «Место встречи изменить нельзя».
Одним из героев того фильма был бывший фронтовик по фамилии Левченко – тот самый, который служил с Шараповым и спас его от бандитов. Он попал в банду потому, что после войны оказался неприкаянным, никому не нужным…
Такая же горькая судьба ждала и других фронтовиков, вливавшихся в ряды криминала. Бедолаги коротали время в пивных, где с такими же бывшими военными вспоминали, как они воевали у стен Сталинграда, на Курской дуге, под Кенигсбергом, жаловались на нынешнюю жизнь. Туда же, в пивную заглядывали воры и бандиты. Высматривали тех, кто помоложе, покрепче, щедро угощали, завязывали разговор, предлагали «выгодное дельце». И некоторые фронтовики от отчаяния или спьяну соглашались. Как говорится, если коготок увяз, всей птичке пропасть…
Писатель Эдуард Хруцкий в своей книге «Криминальная Москва» рассказал о банде, которая действовала в столице после войны. Она состояла из молодых, здоровых парней, некоторые из них были разведчиками, ходили за линию фронта, брали языков. Эти люди выдавали себя за сотрудников милиции. На блатном языке их называли «разгонщиками».
Они знакомились в ресторанах с богатыми нечистыми на руку людьми, работниками торговли, спекулянтами, подпольными цеховиками. Узнавали их адреса и приходили в гости. Предъявляли фальшивые удостоверения, такие же ордера на обыск и приступали к делу – забирали деньги, драгоценности, антиквариат.
Их жертвы уже готовились к самому худшему и собирали чемоданчики с бельем – для тюрьмы. Однако «милиционеры», составив «протокол», неожиданно разрешали обобранным до нитки хозяевам в последний раз переночевать дома, а завтра утром явиться в грозное здание на Петровке, 38.
«Разгонщики» понимали, что никто не пойдет в милицию, а ограбленные тут же побегут, куда глаза глядят и попробуют спрятаться в каком-то другом городе. Так обычно и случалось. Но однажды…
Один из потерпевших оказался осведомителем МУРа и явился на Петровку. Рассказал, что его «пощипали» и очень обиделся – мол, я ведь честно служу, а вы… Его рассказом заинтересовались оперативники и попросили описать внешность «коллег».
За «разгонщиками» устроили охоту и засекли их в старинном доме в Столешниковом переулке, на котором сегодня висит мемориальная доска в честь писателя Владимира Гиляровского. Троих взяли, но один – бывший лейтенант из армейской разведроты, отчаянный малый, сорви-голова – выпрыгнул из окна третьего (!) этажа, удачно приземлился, вскочил на ноги, пробежал через двор и исчез в лабиринтах других проходных дворов Столешникова и близлежащей Петровки.
Что с ним стало, спросите вы? Почти через полвека этот человек привел Хруцкого в тот двор и показал окно, из которого сиганул, спасаясь от милиционеров. А потом провел по тому, спасительному маршруту, через уцелевшие дворы и подъезды-«сквозняки».
Хруцкий писал, что тот «разгонщик» стал уважаемым в стране кинематографистом. Но фамилию писатель, конечно, не назвал…
Валерий Бурт
