«У перспективных лидеров должна быть возможность участвовать в публичной политике». Политконсультант Ярослав Игнатовский — о политическом кризисе, который переживает страна
— Ярослав, в вашей последней статье, размещенной в telegram-канале «Политген», вы говорите о кризисе публичной политики в России. Поясните, что это значит?
— Что такое кризис? Это временное состояние, переходное. Образовывается лакуна, которая рано или поздно наполняется новым содержимым. На мой взгляд, в сфере публичной политики есть ряд проблемных аспектов, про которые я пишу в статье. Во-первых, в стране растет запрос на обновление власти и будет расти и дальше, к 2024 году. Во- вторых, после «крымского консенсуса» у нас нет реальной яркой публичной политической оппозиции. Яркость и независимость в политике сегодня в цене. И, наконец, в-третьих, молодые публичные политики 30-45 лет — это единственные понятные лица для поколения миллениалов, поскольку последние не слышат и не понимают тех политиков, которые целиком выросли и сформировались в СССР.
— Почему же вы считаете эти процессы кризисными?
— Потому что сегодня на уровне страны нет ни одного нового яркого публичного лица в политической сфере, действующего не в интересах Кремля, бюрократии, региональных элит, ФПГ, а в интересах простых людей. Их нет уже достаточно продолжительное время. Наверное, кто-то считает, что публичная политика — это бесконечные телешоу на ТВ с кричащими экспертами, но это не так.
Парламентская оппозиция принесла в жертву остатки собственной субъектности в 2014 году, на волне присоединения Крыма. Это был вынужденный маневр — на тот момент плыть против течения было сложно. После этого с их стороны идут лишь сплошные игры в поддавки. Когда люди выбирают губернаторами кандидатов от ЛДПР и КПРФ, заметно, что лидеры этих партий, мягко говоря, не рады этому. Они уже давно разучились работать в реальных условиях, а не в имитационных. Во многом то же самое можно сказать и про провластных кандидатов, как и про обслуживающий их класс.
В итоге мы видим многолетний компот из одних и тех же наскучивших, надоевших лиц. Устарели они, устарели технологии их работы, устарел язык, на котором они говорят, устарели маски, которые они надевают, когда пытаются охмурить своего избирателя.
С другой стороны, посмотрим на регионы. Идет падение уровня жизни, где-то на грани с обнищанием. Вследствие этого неизбежно нарастает политизация. Появляются проблемные точки, их становится больше, потому что людям сегодня при помощи современных средств коммуникации проще объединяться для отстаивания своих прав. Какой-то региональный бизнес, на который давят, тоже испытывает соблазн поддержать такие протесты. У людей среднего возраста происходит осознание того, что такое качество жизни: где жить, что кушать, каким воздухом дышать, какую воду пить. Следствие этого — девальвация термина «стабильность», который использовала власть в качестве своего главного достижения. Стабильность становится равным застою, и в воздухе сразу начинает витать мысль о переменах.
— А что можно сказать про участие в протестах молодежи?
— Это вообще отдельная тема, и очень обширная. Те, кому сегодня 15-20 лет, росли уже в принципиально другой среде — личной, коммуникационной, образовательной. Они ориентированы на другие ценности — индивидуализм, свобода, открытое общество. Они не понимают политиков из СССР, для них это в прямом смысле — прошлый век. Они и 90-е не застали, следовательно, на них не действуют традиционные фобии того времени. Их детство прошло неплохо, они привыкли к определенному уровню жизни, и я говорю сегодня даже не про потребление, а про образ мыслей, который зиждется на тотальном доступе к информации. Поэтому, когда они видят, как, например, в Иране по все стране отключают интернет, думаю, их это сильно тревожит. Так же, как и попытки со стороны нашего государства запретить Telegram или заменить «Википедию».
В этом смысле тактика власти понятна — традиционный кнут и пряник. Правда, кнута гораздо больше. «Пойдешь на митинг — посадим, выгоним из института, сломаем жизнь». «Куда же мне идти? » — спрашивает 18-летний? «На завод» — отвечают дедушка с бабушкой, не уточняя, что тот завод, может, давно и не работает. «В Макдональдс», — отвечают родители. «В офис», — говорит ещё кто-то. Но всех их он не слушает. А слушает рэперов и то, что ему скажут звезды Инстаграм.
Взять тех же «Лидеров России» — интересный проект. Но он решает узкую задачу по замене устаревших деталей бюрократического аппарата на новые, поэтому там так много менеджеров госкорпораций. Это не имеет отношения к публичной политике. Есть «Сириус», «Территория смыслов» — но это все локальные истории. При этом в стране сегодня миллионы людей разного возраста, которые чувствуют себя не лидерами, а аутсайдерами. С ними работа либо не ведется никак, либо спустя рукава. Для них не создано площадок для самореализации в публичной политике — кремлевские молодежки давно сдулись, у коммунистов и Жириновского нет желания обновляться. Вот и получается, что сегодня для этой молодежи нет никакого месседжа, кроме крылатого медведевского — «держитесь там».
— Но ведь это же целевая аудитория Навального?
— Да, но Навальный сегодня — такой же устаревающий артефакт. Востребован его типаж — популист-нигилист, способный говорить «правду». Но людям сегодня нужен не виртуальный манипулятор, который, подобно Лимонову в свое время хочет, чтобы ради него ты сел в тюрьму, а реальный политик, который будет представлять их и отстаивать права с высоких трибун и в высоких кабинетах. Своеобразный агрегатор точки сборки протеста по всей стране. Навальный же полностью сосредоточен на Москве, его силы в регионах маргинальны и практически везде ничего из себя не представляют. К тому же они находятся в жестком противостоянии с властью, и этим стигматизированы. Умеренно критикующим власть с ними не по пути.
Скоропостижно скончавшийся лидер движения «Новая Россия» Никита Исаев пытался стать таким политиком-агрегатором, но судьба распорядилась иначе. В итоге эта ниша сегодня вакантна.
— Кто на ваш взгляд может ее занять?
— Впереди выборы в Госдуму-2021, важнейшее событие на пути к транзиту власти. Уверен, что системный социальный протест в регионах будет нарастать, наравне с ситуативным городским. Его будут пытаться перехватывать различные политические силы. Они попробуют «столбить поляну за собой» в будущих одномандатных округах, пока провластные кандидаты спят, согласовываются в администрации президента, ищут бюджет и нанимают технологов. Прежде всего, это условные «новые левые». Тот же Максим Шевченко на трибуне митинга в защиту Шиеса — тому подтверждение. Уйдет территориальная локализованность — начнут образовываться межрегиональные движения всевозможных направленностей — от экологии и раздельного сбора до обманутых дольщиков, потому что так будет проще отстаивать свои интересы. Появятся и новые лидеры этих групп. Следующий вопрос, который неизбежно встанет — преобразование этих движений в партии и участие в выборах.
Конечно, и такие деятели, как Ходорковский, и силы, которые за ним стоят, захотят стать медиаторами этих протестов. Они будут направлять в проблемные места раскрученных эмиссаров, типа Дудя, которые будут делать «медийные торпеды» против властей. Все эти фильмы про «Колыму» и «Беслан» в исполнении Дудя — это же просто презентация возможностей проекта, для получения перспективного контракта. Будут вытаскивать в Польшу, Чехию и Прибалтику самых перспективных активистов, форматировать их там под онлайн и офлайн задачи. Либералы будут пытаться уходить от клейма «прозападных шакалов», вспоминать 1989 год, и призывать к консолидации всех демократических сил — строить сетки в городах. Но, поразительная недоговороспособность, как обычно, будет их подводить.
Будут работать с протестом и условные «новые правые» — через вовлечение людей в свои проекты патриотической и ультраконсервативной направленности. Хотя сегодня их стратегия мне до конца не ясна.
— А что может противопоставить власть?
— Власть может ответить условным Галкиным — фейком типа Собчак, которому никто не поверит. А может — поддержкой десятка-другого таких как был Исаев. У перспективных лидеров протеста 30-45 лет, проявивших себя и умеренно критикующих власть, должна быть возможность для участия в публичной политике, и им надо как минимум в этом не мешать — пусть участвуют в выборах, побеждают в конкурентной борьбе, проходят в Госдуму и региональные парламенты, если смогут.
Почему я говорю именно про публичную политику? Потому что это витрина того, что происходит в стране. Если она яркая — она притягивает к себе, нанизывает на себя. Равнодушных нет, все как-то и под кого-то выстроены, институциализированы. В противном случае, происходит то, что мы видим сейчас. Тотальное недоверие к партиям, политикам — из него проецируется недоверие к власти в целом. На мой взгляд, если сегодня не начать модернизацию публичного политического поля, в какой-то момент мы окажемся в ситуации кризиса уже государственности в целом. Собственно, сегодня и так близко к этому, но Путин пока является гарантом баланса элит. Поэтому, если не поддержать новых пассионариев сейчас, завтра их окучит кто-то еще, используя все современные технологии политизации социального протеста. А партии 20 века просто в один момент превратятся в труху и не смогут канализировать протест.
— Вы говорите, что в стране нет новых политиков. Но есть же целая плеяда молодых губернаторов — разве они не могут ими стать?
— Сегодняшние губернаторы, те, кого принято называть «молодыми технократами», фактически наместники центра в регионе, а также менеджеры, действующие в интересах крупных госкорпораций. Они, конечно, очень хотят карьерного продвижения, но в рамках существующей системы. И лишнего будут стараться не говорить и не делать. Хотя и им придется занять политическую позицию — особенно тем, кто возглавит к выборам региональные отделения «Единой России» — им надо будет вступать в публичную полемику с федеральным центром в интересах жителей региона. Но по факту политиками они не являются, по крайней мере, такими, как были многие губернаторы 15-20 лет назад.
Сейчас обсуждается, что могут вернуть прямые выборы мэров городов. Надо признать, для модернизации публичного политического поля это был бы очень своевременный ход. Но, данное решение будет нести очень высокие риски для власти. В любом региональном центре рейтинг ЕР априори ниже, чем в области. Велик шанс на то, что появятся десятки таких, как Ройзман — ярких и независимых. Усилятся конфликты с губернаторами, с силовиками, бизнесом. Можно, конечно, все зафильтровать так, что ни одна собака не пролезет. Но кому такие выборы будут тогда нужны?
— А что можно тогда сказать про саму «партию власти»? Может ли она найти таких политиков в своих рядах?
— Теоретически новые политические фигуры могут появляться где угодно. Но через «Единую Россию», по понятным причинам, им будет очень сложно пробиться, стать по-настоящему публичными. Там скорее назначат кого-то ответственным и через месяц затребуют отчет. «ЕР» — жестко иерархизированная, бюрократическая структура, задача которой — отстаивать интересы разных провластных группировок. Делать это становится все сложнее, так как интересы элит все чаще входят в противоречие с интересами простых людей. Как мы видим, в партии это понимают — на съезде 23 ноября заявлены некоторые обновления. Правда, думаю, обновления эти будут косметическими. Смена лепнины, подкраска фасада. А укреплять надо фундамент и несущие стены.
Исдох Никита никому нет дела.
Исдохнет и этот Ярослав никто не заметит.
Тоже мне трагедия
«У перспективных лидеров должна быть возможность участвовать в публичной политике». Лидеры должны быть достойными в глазах людей, а не перспективными – в глазах денежных мешков…