Готхард Хейнрици. Как моментально рушится всё то, на что люди молились с 1933 года
https://imgprx.livejournal.net/9c86fecda4335b3597dc40250ebd70f52247c2c9/O6ALOt7mlftiJD4M4BK7-modqHRoxjRuTpR5xD27hIfDXze0HXMrWcrFFg25Pt8vqRM0CrEtR3BQumokBVXZH0ohEK-nbTQ6MM-keSLcBrL5XxBN0i4GqoYMUI-s8g7P
Заключительная часть выжимки из дневниковых записей и частных писем генерала вермахта Готхарда Хейнрици.
В этом материале представлены выдержки касающиеся событий после разгрома вермахта под Сталинградом вплоть до попадания Хейнрици в плен в мае 1945 года. Предыдущие фрагменты охватывающие события 1940-1942 годов смотрите в предшествующих публикациях:
"Война на уничтожение" – https://colonelcassad.livejournal.com/5429390.html
"Россия это не наша Европа, а другой континент" – https://colonelcassad.livejournal.com/5430335.html
19 февраля 1943
Какая жалость, что мы должны оставить наши прочные, так хорошо обустроенные позиции. Сколько всего мы теряем из того, что просто не можем увезти с собой. Хочется плакать!
<…>
Гальдер не сумел предотвратить то, что армии — как выразился под Рождество полковник Шульце-Бюттгер — были растранжирены клочками по огромному фронту (Западный Кавказ, Грозный, Сталинград), Цейтцлер не осознал в полном объеме слабость фронта на Дону и согласился с тем, что оперативно важные позиции прикрывали три слабые армии союзников. Далее он не смог предотвратить то, что был отдан приказ удерживать Сталинград. Оба — и Гальдер, и Цейтцлер — не смогли настоять на своем. У всего этого есть психологические причины. Перед войной и во время войны важные чины часто противились военным пожеланиям фюрера. Генерал-полковник фон Фрич, Бек, генерал фон Витерсхайм выступали против его планов. Они казались пораженцами, кроме того, оказывались не правы в ситуациях, о которых тогда шла речь. После этого многие, наученные горьким опытом, сегодня уже не отваживаются настаивать на своем мнении.
<…>
В целом немецкая армия не рассчитала свои силы. Ей ставились задачи на фронте такой протяженности, что их можно было выполнить лишь при условии, что противник полностью бы развалился сам, как, к примеру, во Франции. — Но так как на Востоке этого не случилось, командованию не хватило благоразумия и мудрости.
7 марта 1943
Ночью небо светится от огня пожаров. Отвратительная работенка, которой, однако, приходится заниматься. Даже для саперов, которым нет большей радости, чем хорошенько что-нибудь взорвать, это чересчур. Внутренне мы противимся таким разрушениям, даже если речь идет о вещах, которые по нашим меркам не только некрасивы, но и безвкусны. Но мы должны этим заниматься, чтобы максимально затруднить русскому жизнь на оставленной нами территории.
28 марта 1943
В отрыве от прочего, местное население вполне может вызвать к себе жалость. Сплошной кавардак. Работоспособные увезены нами с оставленной территории, старые и неработоспособные оставлены.
8 апреля 1943
Русские теперь внесли меня вместе с генерал-полковником Моделем в список военных преступников и официально объявили об этом по радио с дополнением, что после войны я должен понести наказание. Якобы по моему приказу жестоко истязались и были замучены до смерти тысячи советских граждан: им отрезали носы и уши, отрубали ноги и руки и выкалывали глаза! То есть та же пропаганда ужасов, что и в малой мировой войне. Особенно озлобляет их, конечно, разрушение городов и деревень в ходе нашего маневра отхода.
16 апреля 1943
Когда я на днях ездил на охоту, мне бросилась в глаза та первозданность, которая проявляется во всей жизни этой гигантской страны. Здесь, на голой земле, нет ничего воображаемого или притворного. Здесь властвует еще не прирученная природа. Ее напору могут противостоять лишь здоровые и сильные. Здесь люди еще слиты с ней так, что живут не рядом с природой, а внутри ее. Поэтому понятно, что русский солдат превосходит немецкого во многих практических вещах и в своей закаленности по отношению к явлениям природы.
<…>
Повсюду в нашем тылу до самой Польши в лесах засели банды, которые пытаются взрывать дороги, нападать на немцев, изымать в свое владение скот и провиант, грабить крестьян, не позволять им сдавать нам продукты, и — благодаря своей власти — препятствовать сельскохозяйственному и лесохозяйственному освоению территорий.
Против них приходится вести настоящие военные походы. С упорством и выдержкой они, будучи преследуемы, пробиваются из леса в лес и представляют из себя — при снабжении по воздуху — довольно подлого врага. Бои ведутся безо всякой пощады с обеих сторон.
Они знают, что тысячи схвачены и расстреляны. Но остальные тем не менее продолжают борьбу. Снова и снова в Смоленске, в Орле, в Рославле организации заговорщиков разоблачаются и несут заслуженное наказание. Но возникают новые.
8 мая 1943
Тунис и Бизерта пали, то есть Африке конец. Это один из решающих поворотов в ходе войны, и он не в нашу пользу. Как долго еще продержится Италия? Свои владения она сейчас потеряла полностью. Кажется вообще, что есть желание начать мирные переговоры, но другую сторону на это не сподвигнуть. Они ведь ей и не нужны.
29 июня 1943
Очень плохо, что мы не в состоянии противостоять воздушным налетам на Германию. Кёльн, Дюссельдорф, Дуйсбург, Эссен, Дортмунд, Вупперталь, Бохум, Майнц — печальный баланс, и это только на западе. Памятники архитектуры, разрушенные в Кёльне, Майнце, Дюссельдорфе и Дортмунде, — это невосполнимые потери для немецкой культуры. Гнев и ярость охватывают каждого, кто думает об этом. Думали ли наши авиаторы, когда осенью 1940 г. собирались лететь в Англию, что последует такое возмездие?
5 июля 1943
Те люди в Германии, которые способны заглядывать несколько вперед, понимают, что общая ситуация не слишком многообещающа. Об этом много «размышляют». Но говорят вслух очень немногие. В основном люди отмалчиваются — из предосторожности. Но они ощущают изменения по сравнению с прежними годами: в 1940 г. — победа над Францией, в 1941 г. — стремительное наступление на Россию, в 1942 г. — хотя бы частичное наступление с завоеванием территории. Сегодня — затишье и ожидание. Изменение оперативной обстановки при этом сравнении довольно ясно. Кроме того, продолжающиеся воздушные налеты на Рейн и города Рурской области, а также снижающееся количество судов, затопленных подводными лодками. При этом все жаждут выстоять, так как каждому ясно, что в этой войне нельзя потерпеть поражение, ибо то, что последует за ним, и представить себе невозможно. Германия погибнет, и мы вместе с ней.
8 июля 1943
Уже четыре дня, как идет битва под Орлом. Наши приготовления в целом были закончены уже в мае. Но и враг собрал там более чем сильную группировку войск. Он был готов и к тому, чтобы отразить немецкое нападение, и к тому, что атакует сам, очевидно, чтобы вернуть себе Украину. Фюрер долго тянул с началом наступления. Казалось, что наши соединения недостаточно сильны по сравнению с крупными силами противника. Прежде всего следовало увеличить численность и мощь наших танков, с тем чтобы они действительно смогли прорваться, ибо здесь в битве сошлись наиболее сильные части вермахта и Красной армии.
Так ведется это судьбоносное сражение. Когда я уезжал в Киссинген, фельдмаршал Кл[юге] сказал: вероятно, оно состоится. Ясности у него при этом не было. Одно бесспорно: если оно будет выиграно и враг понесет такие тяжелые потери, что сам не сможет атаковать ни летом, ни даже зимой, то это будет иметь решающее значение для защиты от концентрических атак наших противников в Европе. Если русский будет парализован, то на Восточном фронте, возможно, удастся высвободить силы, чтобы укрепить фронт против англичан и американцев. Можно лишь просить Бога о том, чтобы он был на стороне нашего оружия.
29 июля 1943
Случившаяся высадка и постепенное продвижение на Сицилии представляют собой весомую угрозу нашим позициям в Европе. Настроения в Италии разнятся. Многие не желают Муссолини и его системы. Именно на этих людей и опирается план Антанты с высадкой в Сицилии. Здесь враг видит наше слабое место. Если ему удастся выбить Италию из Оси, это означало бы опасную брешь в немецкой системе обороны. Как близко он может подобраться к Южной Германии со своей авиацией! Да и Балканы бы оказались тогда в известном смысле «охвачены». Поэтому успехи противника нам всем крайне неприятны.
Иная и, кажется, лучшая ситуация с битвой на Востоке. Согласно сводкам вермахта, там были разбиты действительно крупные русские силы. Уничтожено более 5000 танков, более 2000 самолетов — это цифры прежде невиданные. Русское наступление на Орел и на Миусском фронте тоже не увенчалось успехом. Похоже, что русская наступательная операция в помощь союзникам захлебнулась.
6 сентября 1943
Русский собрал против меня настолько превосходящие силы, у него так много артиллерии, боеприпасов, самолетов и такая многочисленная пехота, которая всё время получает пополнения и новое оружие, так что с полным правом можно сказать: мы справляемся со всем этим лишь чудом. Но постоянно так продолжаться не может. Ведь мы с каждым днем становимся слабее, но не получаем пополнения. Его попросту нет. Мы на последней стадии этой войны. Нужно осознавать это совершенно четко. Собственными силами развернуть ситуацию мы уже не сможем. Время ушло. Народы на оккупированных территориях начинают бунтовать. Балканы уже превратились в одно большое повстанческое движение, Дания поднялась слишком рано, но Польша и остальные вскоре за ней последуют. И надо всем этим стоят наши враги, алчущие нас уничтожить.
Для тебя из этого следует, что не надо прекращать попытки хоть во что-то вложить твою компенсацию. Не лучше ли даже купить участок в разрушенном городе, который позже должен быть заново застроен, так как находится в черте города? [...]
Как моментально рушится всё то, на что люди молились и что они почитали с 1933 г. Внезапно люди осознают, что с Богом шутки плохи и Он один сидит на своем небесном троне.
Дела движутся так, как движутся. Серьезные решения — как обычно — в такое время не принимаются. Все верят, надеются, ждут до тех пор, пока ситуация не станет нестерпимой. А она таковой в один прекрасный день станет.
8 сентября 1943
Только что поступило известие, что итальянцы безоговорочно капитулировали. Они обязались более не воевать против союзников, но воевать против тех, кто противостоит англичанам и американцам, то есть против нас. Так что итальянцы, похоже, обратят свое оружие против находящихся там наших солдат. Кстати, итальянцы арестовали известных лидеров фашистской партии, а некоторых из них и убили. О судьбе Муссолини никто ничего не знает, даже фюрер.
19 сентября 1943
Между тем мне второй раз поручили задачу по разрушению города. Я отказался его разрушить полностью, что было намечено исполнителями. Взрываются лишь важные с военной точки зрения сооружения и здания. Постоянное сожжение и уничтожение невыносимо.
10 октября 1943
С каждым местом соединены воспоминания о тяжелых днях. Чаще всего после нашего отступления дома пожирали языки пламени. Другие люди, следовавшие за нами, разрушали их. Война здесь приняла формы, далеко превосходящие формы Тридцатилетней войны. Несмотря на все старания как-то сдерживать такое развитие, которое мне не по душе, часто чувствуешь себя бессильным. Солдатское ремесло более не приносит удовлетворения.
18 октября 1943
Наверняка ты ждала 16 октября [в день свадьбы] моего звонка. К сожалению, ныне по вечерам нельзя так просто поговорить из России с рейхом, так как с 20:00 все линии связи выводятся из строя с помощью взрывов или саботажа и наладить их удается лишь к утру. За нашими спинами уже не просто хозяйничают партизаны, а восстает практически вся страна.
Никто из местного населения более не верит в нашу победу. Вследствие этого они все хотят создать себе алиби, годное при возвращении красных, и занимаются враждебной Германии деятельностью. Этот факт характеризует наше положение. На Балканах дела еще хуже, чем здесь. В других оккупированных странах много актов саботажа и ожидание нашего крушения. Поэтому с удивлением читаешь в газетах или слышишь по радио разглагольствования о «сплочении» Европы. Разве что против нас, но ни в коем случае не с нами или вокруг нас.
27 октября 1943
Если почитать сводки вермахта, то война здесь состоит из сплошных оборонительных побед. В действительности же, упорно сражающиеся войска медленно, но верно оттесняются врагом назад. Каждый горд уж тем, что его позиции не были прорваны и он относительно без потерь отошел на новые позиции. Пять дней подряд противник так поливал нас артиллерийским огнем, что и смотреть-то было жутко. Пехота была просто раздавлена. Русский палил из своих стволов в пять-шесть раз сильнее того, на что способны мы. Люди выходили с позиций, совершенно обезумевшие от артиллерийского огня. Даже несколько дней спустя они еще не пришли в себя.
<…>
Над многими корпусами Манштейна на юге нависла серьезнейшая угроза. Вероятно, это будет стоить нам Крыма. Это означает опасность воздушных налетов для Румынии и месторождений нефти. Положение выглядит неудовлетворительным в крайней степени. И как должны в нем произойти перемены? Политическим путем? Но мы ни с кем не можем вести политические переговоры. Все беспредельно ненавидят нас. Мы хозяйничаем в таких странах, что не дай Бог! Наши люди еще воображают, что их действия достойны похвалы, если они всё уничтожат. Но из-за этого немецкий народ ждут лишь позор и возмездие. Но они как будто умалишенные. Я пытался под Смоленском управлять этим, противостоять. Но было невозможно остановить людей. Каждая тыловая крыса назначила себя поджигателем во исполнение приказа фюрера. На такое и смотреть-то омерзительно.
3 ноября 1943
Предателям-итальянцам я желаю всего наихудшего. Но нет ничего хорошего в том, что и эта страна теперь так разворовывается и опустошается. Одна из безрадостных глав этой войны повествует о том, какие невероятные ценности были бессмысленно разрушены. Часто кажется, что человечество уже не понимает, что делает. В [Первую] мировую войну ничего подобного не было. Тогда страдали города и деревни, лежавшие в зоне боевых действий. Но это были ограниченные территории. Сейчас же большая часть Европы состоит наполовину из груд развалин. Я постоянно злюсь из-за разрушений здесь, в России. Прежде командование не приказывало, что всё должно быть уничтожено. Мне подобное не по душе, раньше нас воспитывали иначе.
7 января 1944
Фоссштрассе была перекрыта, повсюду шла работа над расчисткой улиц от обломков. Проехав по Лейпцигерштрассе, Фридрихштрассе, Унтер ден Линден, вдоль Тиргартена и по Кайзераллее, я еще раз получил возможность детально рассмотреть все случившиеся там разрушения. То, что я уже сказал в Глоттербаде, снова пришло мне на ум: эпоха Вильгельма, в которую я вырос, погребена под развалинами не только внутренне, но сейчас и в ее внешних проявлениях. Она более не вернется.
20 января 1944
При ночной прогулке в районе нашей сортировочной станции я видел вокруг меня, практически как зимой 1941/42 гг., мерцающий свет осветительных ракет. На востоке он шел с фронта, на западе от частей, охраняющих местность от партизан. Район вокруг Могилёва особенно загажен этим народцем. Недавно в Минске произошел совершенно невероятный случай: один прибывший в немецкой униформе с Рыцарским крестом и множеством удостоверений офицер хотел убить крупного чина СС в его кабинете. В последний момент у злоумышленника отказали нервы. Кроме ручных гранат и крайне чувствительной взрывчатки, в его кармане был револьвер с пулями, сделанными по типу «дум-дум» и содержавшими в своей полости сильный яд. Вот какими методами пользуются большевики.
18 марта 1944
Интересно, что эти пленные рассказывают о пропаганде ужасов, которая играет в Красной армии крайне важную роль, чтобы удержать перебежчиков. В глазах красноармейцев сожжение населенных пунктов немецкими войсками подтверждает правильность этой пропаганды. Это обстоятельство умело используется красноармейскими пропагандистами как свидетельство, позволяющее осознать, какими бестиями являются немцы. Мне было интересно услышать, что разрушения, против которых я всегда боролся, оказывают такое воздействие. Как я злился под Смоленском, когда каждая тыловая крыса считала себя призванной жечь и разрушать. Но все попытки и приказы предотвратить это тогда не имели успеха, так как людей, занимавшихся разрушениями, нельзя было обуздать. Только казалось, что где-то удалось кому-то помешать, как в другом месте уже полыхал пожар. Это походило на болезнь, распространяющуюся повсюду, и от нее, несмотря на все приказы и контрмеры, никак нельзя было защититься.
23 марта 1944
Надо прямо сказать, что обстановка в нашем Отечестве просто невероятная. Никто не чувствует, что его жизнь в безопасности, один город за другим превращаются в развалины и пепел. Мы заварили такую кашу, что не в силах ее расхлебать. Каким образом? Из-за того что наше руководство утратило чувство меры и потеряло из виду цель, переоценило собственные силы и способности, то, что оно освободило человека ото всех нравственных оков, которые ему предписаны, — причина, по которой старый Фриц написал своего Анти-Макиавелли. Ведь основой наших действий стали именно принципы Макиавелли. Сейчас нам пришлось оккупировать Венгрию, так как эта страна устремилась к другому берегу. [...] Да, мы были вынуждены это сделать, но именно эта вынужденность — лучший показатель того, каково на самом деле наше положение. На юге Восточного фронта наши неудачи столь велики, что объяснить их можно лишь тем, что войска из-за потерь в живой силе и технике утратили способность сопротивляться. Там, где враг наступает, наша оборона рушится. Кажется, что скоро будет достигнут момент, когда там всё будет кончено.
21 апреля 1944
В первую очередь не надо мне рассказывать, что общая ситуация такова, что всеми трудностями можно попросту пренебречь. Эти трудности равно велики и в военной, и в политической, и в экономической сферах. В военной сфере нет оснований отчаиваться, но потери на юге и в людях, и в технике велики и частично угрожают общей ситуации на Восточном фронте. В настоящее время опять пытаются спасти армию или скорее то, что от нее еще можно спасти, из Крыма. Она должна быть перевезена по морю в Румынию и Болгарию. Враг старается этому помешать и рассказывает, что уже затопил многие суда. Конечно, большая часть прорвется, но отдельные затонут. Из наших сводок ты и представить себе не можешь, как много уже потеряно этой зимой из-за таких котлов и окружений. Поэтому и убрали Манштейна, Клейста и Рёттигера, ведь они видели то, что надвигается, и хотели это предотвратить. Из- за всего этого возникли положения на фронтах или общее положение на Восточном фронте, которое никак нельзя считать удачным и которое таит в себе серьезные опасности для будущего. Понимая это, зашатались финны и венгры, шведы и турки доставляют нам экономические проблемы, запрещая вывоз необходимых нам товаров. Измена двух первых была нейтрализована. В Венгрии даже весьма элегантным способом, но это более не надежные союзники, которые в минуту опасности или нужды станут с нами плечом к плечу.
27 июля 1944
Из-за печальных событий последних дней у всех нас перехватило дыхание. Действительно чудо, что при такой силе взрыва фюрер остался невредим
22 декабря 1944
С большим напряжением и участием мы следим за нашим наступлением на западе. Наконец-то нам удалось застать врасплох и врагов и друзей. Я догадывался об этом уже шесть недель назад, не зная никаких подробностей. Мы опасались, что прорыв в Эльзасе лишит нас войск, предназначенных для наступления. Но верховное командование проявило большую внутреннюю стойкость, выдержав удар. Огромной радостью наполнила нас картина того, как противник, вроде бы гарцевавший на красивом коне, внезапно рухнул под копыта. Во всех своих публикациях господин Эйзенхауэр уже представлял себя полным диктатором Германии. Мы желали ему от всего сердца того, чтобы его дешевые успехи, которых он столь легко добился из-за превосходства в технике и огромных людских резервах, обернулись поражением. Этим людям, которые годами вели войну так, будто им ничего не угрожает, придется сейчас познать то, через что пришлось пройти нам. И они теперь должны увидеть, что означает оказаться в окружении и иметь в собственном тылу вражеские танки. Надеюсь, в этой ситуации они насладятся всеми возможными удовольствиями. Я был бы особенно рад, если бы нам однажды удалось нанести им разгромное поражение. Венгерский командир корпуса, чьи люди разбегались, недавно процитировал мне Кошута: «Нам нужно хоть махонькую победу, господин генерал-полковник!» — и показал кончик своего мизинца. Дай Бог, что в этой битве на западе победа окажется покрупнее, чем махонькая. Возможно — хотя об этом и думать не отваживаешься, — матушка всё же въедет в свой дом в Штауфене, а возможно, и в Люксембурге.
31 января 1945
И в Восточной Пруссии, и в Позене, и в Силезии можно лишь горестно жаловаться, что наше чудесное Отечество так опустошается. Все находятся под впечатлением этих трагических событий.
25 февраля 1945
Кажется, первое крупное сражение за Остравский угольный район закончилось. Мы его выиграли. На востоке противник хоть и преодолел треть расстояния до первых шахт, но до них так и не добрался. Это означает для рейха 30 000 тонн угля в день, железная дорога и некоторые фабрики продолжат действовать. То есть ваш папочка сражался не напрасно. Но это была тяжелая работенка и крайне обременительный период времени. Нам сильно помогло, что противник принял несколько неверных решений.
<…>
В Силезии рассказывают ужасные вещи о поведении русских. Из Оппельна они вывезли в Россию мужчин. Стариков и женщин погнали копать окопы и мостить дороги. С женщинами и девушками обращаются так, что не хватает слов, зачастую их просто убивают. Нет ни малейшего чувства приличия или проявлений человечности. Человек — вещь, с которой можно обходиться как угодно. Его с удовольствием убивают. Да, наше время действительно далеко превзошло нравы Тридцатилетней войны.
Говорят, что по Германии туда и сюда ездят тысячи солдат, непрерывно, бесконтрольно, с поддельными удостоверениями и так участвуют в войне. В 1918 г. всё начиналось именно так. Положение там, похоже, чудовищное.
О больших событиях на Восточном фронте я и говорить не хочу.
<…>
Я не могу даже выразить, насколько сильно я потрясен всем происходящим в Германии. Каково сейчас приходится родственникам в Кёнигсберге, знает только Бог. А ведь еще совсем недавно дядя Отто рассказывал о своей домашней идиллии. Сегодня на улицах Кёнигсберга бушует ярость войны.
5 мая 1945
Твой пессимистично настроенный муж в итоге оказался прав: он предвидел наступление конца, и этот конец пришел. Божий суд жесток и ужасен. Но он только начался. Кто знает, что плохого случится еще.
В последние три недели я пережил кошмары внутренних потрясений, душевных мук, сомнений и битв. Долг, повиновение, совесть и собственные убеждения боролись внутри меня. Никаких путей для отступления не было, не было возможности уйти от судьбы, если не считать смерти. Но самому стремиться к ней было бы мерзким кощунством. И так, когда меня терзали страшнейшие угрызения совести, когда требования громоздились на требования и не означали ничего иного, как бессмысленно жертвовать немецкими жизнями, когда случился сильнейший конфликт с Кейтелем, настаивавшем на том, чтобы я повиновался, мне пришлось подчиниться ему, но одновременно я подал в отставку. Я объяснил ему, что требования собственной совести ставлю выше всех прочих обязательств. Я отошел в сторону и сказал, что не могу больше идти вместе с ним! Наконец мне удалось вырваться из этой сети обязанностей и обязательств, в которую я угодил. После этого он снял меня с моего поста. Уже пять дней как я без должности и убегаю от врага.
<…>
Вопреки осознанной мной необходимости как можно быстрее закончить эту безумную битву, Кейтелем и Йодлем выдвигалось требование освободить фюрера в Берлине, в связи с чем они отдавали приказы, насмехавшиеся над реальным положением дел и означавшие бессмысленные жертвы. Мне сказали, выведи этих людей из игры, арестуй их или сделай еще что-то, но тогда бы в глазах немецкого народа я бы стал тем самым человеком, который, будучи солдатом, в последний момент предал фюрера и о котором говорили бы: без этого предателя кое-что сложилось бы иначе.
<…>
На пути сюда, после того как Кейтель отдал меня «в распоряжение» чужого штаба, Била постоянно пытался меня удержать с тем, чтобы я попал в руки англичан, а он бы смог отправиться домой. Но так как я не хотел стать перебежчиком, он покинул меня сам, прихватив наш автомобиль, бензин, паек и двух шоферов! — Но из-за всех этих событий я избежал необходимости капитулировать и тем самым после сорокалетней службы сделать шаг, означающий для любого полководца самое страшное, что с ним может случиться. Судьба хранила меня от этого. Это пришлось сделать Типпельскирху. Сейчас я попаду в руки врага как одиночная персона.
PS. Хейнрици так и не понес ответственности за совершенные преступления на оккупированной территории СССР. Он немного отсидел в американском концлагере и вышел на свободу в 1948 году.
Заключительная часть выжимки из дневниковых записей и частных писем генерала вермахта Готхарда Хейнрици.
В этом материале представлены выдержки касающиеся событий после разгрома вермахта под Сталинградом вплоть до попадания Хейнрици в плен в мае 1945 года. Предыдущие фрагменты охватывающие события 1940-1942 годов смотрите в предшествующих публикациях:
"Война на уничтожение" – https://colonelcassad.livejournal.com/5429390.html
"Россия это не наша Европа, а другой континент" – https://colonelcassad.livejournal.com/5430335.html
19 февраля 1943
Какая жалость, что мы должны оставить наши прочные, так хорошо обустроенные позиции. Сколько всего мы теряем из того, что просто не можем увезти с собой. Хочется плакать!
<…>
Гальдер не сумел предотвратить то, что армии — как выразился под Рождество полковник Шульце-Бюттгер — были растранжирены клочками по огромному фронту (Западный Кавказ, Грозный, Сталинград), Цейтцлер не осознал в полном объеме слабость фронта на Дону и согласился с тем, что оперативно важные позиции прикрывали три слабые армии союзников. Далее он не смог предотвратить то, что был отдан приказ удерживать Сталинград. Оба — и Гальдер, и Цейтцлер — не смогли настоять на своем. У всего этого есть психологические причины. Перед войной и во время войны важные чины часто противились военным пожеланиям фюрера. Генерал-полковник фон Фрич, Бек, генерал фон Витерсхайм выступали против его планов. Они казались пораженцами, кроме того, оказывались не правы в ситуациях, о которых тогда шла речь. После этого многие, наученные горьким опытом, сегодня уже не отваживаются настаивать на своем мнении.
<…>
В целом немецкая армия не рассчитала свои силы. Ей ставились задачи на фронте такой протяженности, что их можно было выполнить лишь при условии, что противник полностью бы развалился сам, как, к примеру, во Франции. — Но так как на Востоке этого не случилось, командованию не хватило благоразумия и мудрости.
7 марта 1943
Ночью небо светится от огня пожаров. Отвратительная работенка, которой, однако, приходится заниматься. Даже для саперов, которым нет большей радости, чем хорошенько что-нибудь взорвать, это чересчур. Внутренне мы противимся таким разрушениям, даже если речь идет о вещах, которые по нашим меркам не только некрасивы, но и безвкусны. Но мы должны этим заниматься, чтобы максимально затруднить русскому жизнь на оставленной нами территории.
28 марта 1943
В отрыве от прочего, местное население вполне может вызвать к себе жалость. Сплошной кавардак. Работоспособные увезены нами с оставленной территории, старые и неработоспособные оставлены.
8 апреля 1943
Русские теперь внесли меня вместе с генерал-полковником Моделем в список военных преступников и официально объявили об этом по радио с дополнением, что после войны я должен понести наказание. Якобы по моему приказу жестоко истязались и были замучены до смерти тысячи советских граждан: им отрезали носы и уши, отрубали ноги и руки и выкалывали глаза! То есть та же пропаганда ужасов, что и в малой мировой войне. Особенно озлобляет их, конечно, разрушение городов и деревень в ходе нашего маневра отхода.
16 апреля 1943
Когда я на днях ездил на охоту, мне бросилась в глаза та первозданность, которая проявляется во всей жизни этой гигантской страны. Здесь, на голой земле, нет ничего воображаемого или притворного. Здесь властвует еще не прирученная природа. Ее напору могут противостоять лишь здоровые и сильные. Здесь люди еще слиты с ней так, что живут не рядом с природой, а внутри ее. Поэтому понятно, что русский солдат превосходит немецкого во многих практических вещах и в своей закаленности по отношению к явлениям природы.
<…>
Повсюду в нашем тылу до самой Польши в лесах засели банды, которые пытаются взрывать дороги, нападать на немцев, изымать в свое владение скот и провиант, грабить крестьян, не позволять им сдавать нам продукты, и — благодаря своей власти — препятствовать сельскохозяйственному и лесохозяйственному освоению территорий.
Против них приходится вести настоящие военные походы. С упорством и выдержкой они, будучи преследуемы, пробиваются из леса в лес и представляют из себя — при снабжении по воздуху — довольно подлого врага. Бои ведутся безо всякой пощады с обеих сторон.
Они знают, что тысячи схвачены и расстреляны. Но остальные тем не менее продолжают борьбу. Снова и снова в Смоленске, в Орле, в Рославле организации заговорщиков разоблачаются и несут заслуженное наказание. Но возникают новые.
8 мая 1943
Тунис и Бизерта пали, то есть Африке конец. Это один из решающих поворотов в ходе войны, и он не в нашу пользу. Как долго еще продержится Италия? Свои владения она сейчас потеряла полностью. Кажется вообще, что есть желание начать мирные переговоры, но другую сторону на это не сподвигнуть. Они ведь ей и не нужны.
29 июня 1943
Очень плохо, что мы не в состоянии противостоять воздушным налетам на Германию. Кёльн, Дюссельдорф, Дуйсбург, Эссен, Дортмунд, Вупперталь, Бохум, Майнц — печальный баланс, и это только на западе. Памятники архитектуры, разрушенные в Кёльне, Майнце, Дюссельдорфе и Дортмунде, — это невосполнимые потери для немецкой культуры. Гнев и ярость охватывают каждого, кто думает об этом. Думали ли наши авиаторы, когда осенью 1940 г. собирались лететь в Англию, что последует такое возмездие?
5 июля 1943
Те люди в Германии, которые способны заглядывать несколько вперед, понимают, что общая ситуация не слишком многообещающа. Об этом много «размышляют». Но говорят вслух очень немногие. В основном люди отмалчиваются — из предосторожности. Но они ощущают изменения по сравнению с прежними годами: в 1940 г. — победа над Францией, в 1941 г. — стремительное наступление на Россию, в 1942 г. — хотя бы частичное наступление с завоеванием территории. Сегодня — затишье и ожидание. Изменение оперативной обстановки при этом сравнении довольно ясно. Кроме того, продолжающиеся воздушные налеты на Рейн и города Рурской области, а также снижающееся количество судов, затопленных подводными лодками. При этом все жаждут выстоять, так как каждому ясно, что в этой войне нельзя потерпеть поражение, ибо то, что последует за ним, и представить себе невозможно. Германия погибнет, и мы вместе с ней.
8 июля 1943
Уже четыре дня, как идет битва под Орлом. Наши приготовления в целом были закончены уже в мае. Но и враг собрал там более чем сильную группировку войск. Он был готов и к тому, чтобы отразить немецкое нападение, и к тому, что атакует сам, очевидно, чтобы вернуть себе Украину. Фюрер долго тянул с началом наступления. Казалось, что наши соединения недостаточно сильны по сравнению с крупными силами противника. Прежде всего следовало увеличить численность и мощь наших танков, с тем чтобы они действительно смогли прорваться, ибо здесь в битве сошлись наиболее сильные части вермахта и Красной армии.
Так ведется это судьбоносное сражение. Когда я уезжал в Киссинген, фельдмаршал Кл[юге] сказал: вероятно, оно состоится. Ясности у него при этом не было. Одно бесспорно: если оно будет выиграно и враг понесет такие тяжелые потери, что сам не сможет атаковать ни летом, ни даже зимой, то это будет иметь решающее значение для защиты от концентрических атак наших противников в Европе. Если русский будет парализован, то на Восточном фронте, возможно, удастся высвободить силы, чтобы укрепить фронт против англичан и американцев. Можно лишь просить Бога о том, чтобы он был на стороне нашего оружия.
29 июля 1943
Случившаяся высадка и постепенное продвижение на Сицилии представляют собой весомую угрозу нашим позициям в Европе. Настроения в Италии разнятся. Многие не желают Муссолини и его системы. Именно на этих людей и опирается план Антанты с высадкой в Сицилии. Здесь враг видит наше слабое место. Если ему удастся выбить Италию из Оси, это означало бы опасную брешь в немецкой системе обороны. Как близко он может подобраться к Южной Германии со своей авиацией! Да и Балканы бы оказались тогда в известном смысле «охвачены». Поэтому успехи противника нам всем крайне неприятны.
Иная и, кажется, лучшая ситуация с битвой на Востоке. Согласно сводкам вермахта, там были разбиты действительно крупные русские силы. Уничтожено более 5000 танков, более 2000 самолетов — это цифры прежде невиданные. Русское наступление на Орел и на Миусском фронте тоже не увенчалось успехом. Похоже, что русская наступательная операция в помощь союзникам захлебнулась.
6 сентября 1943
Русский собрал против меня настолько превосходящие силы, у него так много артиллерии, боеприпасов, самолетов и такая многочисленная пехота, которая всё время получает пополнения и новое оружие, так что с полным правом можно сказать: мы справляемся со всем этим лишь чудом. Но постоянно так продолжаться не может. Ведь мы с каждым днем становимся слабее, но не получаем пополнения. Его попросту нет. Мы на последней стадии этой войны. Нужно осознавать это совершенно четко. Собственными силами развернуть ситуацию мы уже не сможем. Время ушло. Народы на оккупированных территориях начинают бунтовать. Балканы уже превратились в одно большое повстанческое движение, Дания поднялась слишком рано, но Польша и остальные вскоре за ней последуют. И надо всем этим стоят наши враги, алчущие нас уничтожить.
Для тебя из этого следует, что не надо прекращать попытки хоть во что-то вложить твою компенсацию. Не лучше ли даже купить участок в разрушенном городе, который позже должен быть заново застроен, так как находится в черте города? [...]
Как моментально рушится всё то, на что люди молились и что они почитали с 1933 г. Внезапно люди осознают, что с Богом шутки плохи и Он один сидит на своем небесном троне.
Дела движутся так, как движутся. Серьезные решения — как обычно — в такое время не принимаются. Все верят, надеются, ждут до тех пор, пока ситуация не станет нестерпимой. А она таковой в один прекрасный день станет.
8 сентября 1943
Только что поступило известие, что итальянцы безоговорочно капитулировали. Они обязались более не воевать против союзников, но воевать против тех, кто противостоит англичанам и американцам, то есть против нас. Так что итальянцы, похоже, обратят свое оружие против находящихся там наших солдат. Кстати, итальянцы арестовали известных лидеров фашистской партии, а некоторых из них и убили. О судьбе Муссолини никто ничего не знает, даже фюрер.
19 сентября 1943
Между тем мне второй раз поручили задачу по разрушению города. Я отказался его разрушить полностью, что было намечено исполнителями. Взрываются лишь важные с военной точки зрения сооружения и здания. Постоянное сожжение и уничтожение невыносимо.
10 октября 1943
С каждым местом соединены воспоминания о тяжелых днях. Чаще всего после нашего отступления дома пожирали языки пламени. Другие люди, следовавшие за нами, разрушали их. Война здесь приняла формы, далеко превосходящие формы Тридцатилетней войны. Несмотря на все старания как-то сдерживать такое развитие, которое мне не по душе, часто чувствуешь себя бессильным. Солдатское ремесло более не приносит удовлетворения.
18 октября 1943
Наверняка ты ждала 16 октября [в день свадьбы] моего звонка. К сожалению, ныне по вечерам нельзя так просто поговорить из России с рейхом, так как с 20:00 все линии связи выводятся из строя с помощью взрывов или саботажа и наладить их удается лишь к утру. За нашими спинами уже не просто хозяйничают партизаны, а восстает практически вся страна.
Никто из местного населения более не верит в нашу победу. Вследствие этого они все хотят создать себе алиби, годное при возвращении красных, и занимаются враждебной Германии деятельностью. Этот факт характеризует наше положение. На Балканах дела еще хуже, чем здесь. В других оккупированных странах много актов саботажа и ожидание нашего крушения. Поэтому с удивлением читаешь в газетах или слышишь по радио разглагольствования о «сплочении» Европы. Разве что против нас, но ни в коем случае не с нами или вокруг нас.
27 октября 1943
Если почитать сводки вермахта, то война здесь состоит из сплошных оборонительных побед. В действительности же, упорно сражающиеся войска медленно, но верно оттесняются врагом назад. Каждый горд уж тем, что его позиции не были прорваны и он относительно без потерь отошел на новые позиции. Пять дней подряд противник так поливал нас артиллерийским огнем, что и смотреть-то было жутко. Пехота была просто раздавлена. Русский палил из своих стволов в пять-шесть раз сильнее того, на что способны мы. Люди выходили с позиций, совершенно обезумевшие от артиллерийского огня. Даже несколько дней спустя они еще не пришли в себя.
<…>
Над многими корпусами Манштейна на юге нависла серьезнейшая угроза. Вероятно, это будет стоить нам Крыма. Это означает опасность воздушных налетов для Румынии и месторождений нефти. Положение выглядит неудовлетворительным в крайней степени. И как должны в нем произойти перемены? Политическим путем? Но мы ни с кем не можем вести политические переговоры. Все беспредельно ненавидят нас. Мы хозяйничаем в таких странах, что не дай Бог! Наши люди еще воображают, что их действия достойны похвалы, если они всё уничтожат. Но из-за этого немецкий народ ждут лишь позор и возмездие. Но они как будто умалишенные. Я пытался под Смоленском управлять этим, противостоять. Но было невозможно остановить людей. Каждая тыловая крыса назначила себя поджигателем во исполнение приказа фюрера. На такое и смотреть-то омерзительно.
3 ноября 1943
Предателям-итальянцам я желаю всего наихудшего. Но нет ничего хорошего в том, что и эта страна теперь так разворовывается и опустошается. Одна из безрадостных глав этой войны повествует о том, какие невероятные ценности были бессмысленно разрушены. Часто кажется, что человечество уже не понимает, что делает. В [Первую] мировую войну ничего подобного не было. Тогда страдали города и деревни, лежавшие в зоне боевых действий. Но это были ограниченные территории. Сейчас же большая часть Европы состоит наполовину из груд развалин. Я постоянно злюсь из-за разрушений здесь, в России. Прежде командование не приказывало, что всё должно быть уничтожено. Мне подобное не по душе, раньше нас воспитывали иначе.
7 января 1944
Фоссштрассе была перекрыта, повсюду шла работа над расчисткой улиц от обломков. Проехав по Лейпцигерштрассе, Фридрихштрассе, Унтер ден Линден, вдоль Тиргартена и по Кайзераллее, я еще раз получил возможность детально рассмотреть все случившиеся там разрушения. То, что я уже сказал в Глоттербаде, снова пришло мне на ум: эпоха Вильгельма, в которую я вырос, погребена под развалинами не только внутренне, но сейчас и в ее внешних проявлениях. Она более не вернется.
20 января 1944
При ночной прогулке в районе нашей сортировочной станции я видел вокруг меня, практически как зимой 1941/42 гг., мерцающий свет осветительных ракет. На востоке он шел с фронта, на западе от частей, охраняющих местность от партизан. Район вокруг Могилёва особенно загажен этим народцем. Недавно в Минске произошел совершенно невероятный случай: один прибывший в немецкой униформе с Рыцарским крестом и множеством удостоверений офицер хотел убить крупного чина СС в его кабинете. В последний момент у злоумышленника отказали нервы. Кроме ручных гранат и крайне чувствительной взрывчатки, в его кармане был револьвер с пулями, сделанными по типу «дум-дум» и содержавшими в своей полости сильный яд. Вот какими методами пользуются большевики.
18 марта 1944
Интересно, что эти пленные рассказывают о пропаганде ужасов, которая играет в Красной армии крайне важную роль, чтобы удержать перебежчиков. В глазах красноармейцев сожжение населенных пунктов немецкими войсками подтверждает правильность этой пропаганды. Это обстоятельство умело используется красноармейскими пропагандистами как свидетельство, позволяющее осознать, какими бестиями являются немцы. Мне было интересно услышать, что разрушения, против которых я всегда боролся, оказывают такое воздействие. Как я злился под Смоленском, когда каждая тыловая крыса считала себя призванной жечь и разрушать. Но все попытки и приказы предотвратить это тогда не имели успеха, так как людей, занимавшихся разрушениями, нельзя было обуздать. Только казалось, что где-то удалось кому-то помешать, как в другом месте уже полыхал пожар. Это походило на болезнь, распространяющуюся повсюду, и от нее, несмотря на все приказы и контрмеры, никак нельзя было защититься.
23 марта 1944
Надо прямо сказать, что обстановка в нашем Отечестве просто невероятная. Никто не чувствует, что его жизнь в безопасности, один город за другим превращаются в развалины и пепел. Мы заварили такую кашу, что не в силах ее расхлебать. Каким образом? Из-за того что наше руководство утратило чувство меры и потеряло из виду цель, переоценило собственные силы и способности, то, что оно освободило человека ото всех нравственных оков, которые ему предписаны, — причина, по которой старый Фриц написал своего Анти-Макиавелли. Ведь основой наших действий стали именно принципы Макиавелли. Сейчас нам пришлось оккупировать Венгрию, так как эта страна устремилась к другому берегу. [...] Да, мы были вынуждены это сделать, но именно эта вынужденность — лучший показатель того, каково на самом деле наше положение. На юге Восточного фронта наши неудачи столь велики, что объяснить их можно лишь тем, что войска из-за потерь в живой силе и технике утратили способность сопротивляться. Там, где враг наступает, наша оборона рушится. Кажется, что скоро будет достигнут момент, когда там всё будет кончено.
21 апреля 1944
В первую очередь не надо мне рассказывать, что общая ситуация такова, что всеми трудностями можно попросту пренебречь. Эти трудности равно велики и в военной, и в политической, и в экономической сферах. В военной сфере нет оснований отчаиваться, но потери на юге и в людях, и в технике велики и частично угрожают общей ситуации на Восточном фронте. В настоящее время опять пытаются спасти армию или скорее то, что от нее еще можно спасти, из Крыма. Она должна быть перевезена по морю в Румынию и Болгарию. Враг старается этому помешать и рассказывает, что уже затопил многие суда. Конечно, большая часть прорвется, но отдельные затонут. Из наших сводок ты и представить себе не можешь, как много уже потеряно этой зимой из-за таких котлов и окружений. Поэтому и убрали Манштейна, Клейста и Рёттигера, ведь они видели то, что надвигается, и хотели это предотвратить. Из- за всего этого возникли положения на фронтах или общее положение на Восточном фронте, которое никак нельзя считать удачным и которое таит в себе серьезные опасности для будущего. Понимая это, зашатались финны и венгры, шведы и турки доставляют нам экономические проблемы, запрещая вывоз необходимых нам товаров. Измена двух первых была нейтрализована. В Венгрии даже весьма элегантным способом, но это более не надежные союзники, которые в минуту опасности или нужды станут с нами плечом к плечу.
27 июля 1944
Из-за печальных событий последних дней у всех нас перехватило дыхание. Действительно чудо, что при такой силе взрыва фюрер остался невредим
22 декабря 1944
С большим напряжением и участием мы следим за нашим наступлением на западе. Наконец-то нам удалось застать врасплох и врагов и друзей. Я догадывался об этом уже шесть недель назад, не зная никаких подробностей. Мы опасались, что прорыв в Эльзасе лишит нас войск, предназначенных для наступления. Но верховное командование проявило большую внутреннюю стойкость, выдержав удар. Огромной радостью наполнила нас картина того, как противник, вроде бы гарцевавший на красивом коне, внезапно рухнул под копыта. Во всех своих публикациях господин Эйзенхауэр уже представлял себя полным диктатором Германии. Мы желали ему от всего сердца того, чтобы его дешевые успехи, которых он столь легко добился из-за превосходства в технике и огромных людских резервах, обернулись поражением. Этим людям, которые годами вели войну так, будто им ничего не угрожает, придется сейчас познать то, через что пришлось пройти нам. И они теперь должны увидеть, что означает оказаться в окружении и иметь в собственном тылу вражеские танки. Надеюсь, в этой ситуации они насладятся всеми возможными удовольствиями. Я был бы особенно рад, если бы нам однажды удалось нанести им разгромное поражение. Венгерский командир корпуса, чьи люди разбегались, недавно процитировал мне Кошута: «Нам нужно хоть махонькую победу, господин генерал-полковник!» — и показал кончик своего мизинца. Дай Бог, что в этой битве на западе победа окажется покрупнее, чем махонькая. Возможно — хотя об этом и думать не отваживаешься, — матушка всё же въедет в свой дом в Штауфене, а возможно, и в Люксембурге.
31 января 1945
И в Восточной Пруссии, и в Позене, и в Силезии можно лишь горестно жаловаться, что наше чудесное Отечество так опустошается. Все находятся под впечатлением этих трагических событий.
25 февраля 1945
Кажется, первое крупное сражение за Остравский угольный район закончилось. Мы его выиграли. На востоке противник хоть и преодолел треть расстояния до первых шахт, но до них так и не добрался. Это означает для рейха 30 000 тонн угля в день, железная дорога и некоторые фабрики продолжат действовать. То есть ваш папочка сражался не напрасно. Но это была тяжелая работенка и крайне обременительный период времени. Нам сильно помогло, что противник принял несколько неверных решений.
<…>
В Силезии рассказывают ужасные вещи о поведении русских. Из Оппельна они вывезли в Россию мужчин. Стариков и женщин погнали копать окопы и мостить дороги. С женщинами и девушками обращаются так, что не хватает слов, зачастую их просто убивают. Нет ни малейшего чувства приличия или проявлений человечности. Человек — вещь, с которой можно обходиться как угодно. Его с удовольствием убивают. Да, наше время действительно далеко превзошло нравы Тридцатилетней войны.
Говорят, что по Германии туда и сюда ездят тысячи солдат, непрерывно, бесконтрольно, с поддельными удостоверениями и так участвуют в войне. В 1918 г. всё начиналось именно так. Положение там, похоже, чудовищное.
О больших событиях на Восточном фронте я и говорить не хочу.
<…>
Я не могу даже выразить, насколько сильно я потрясен всем происходящим в Германии. Каково сейчас приходится родственникам в Кёнигсберге, знает только Бог. А ведь еще совсем недавно дядя Отто рассказывал о своей домашней идиллии. Сегодня на улицах Кёнигсберга бушует ярость войны.
5 мая 1945
Твой пессимистично настроенный муж в итоге оказался прав: он предвидел наступление конца, и этот конец пришел. Божий суд жесток и ужасен. Но он только начался. Кто знает, что плохого случится еще.
В последние три недели я пережил кошмары внутренних потрясений, душевных мук, сомнений и битв. Долг, повиновение, совесть и собственные убеждения боролись внутри меня. Никаких путей для отступления не было, не было возможности уйти от судьбы, если не считать смерти. Но самому стремиться к ней было бы мерзким кощунством. И так, когда меня терзали страшнейшие угрызения совести, когда требования громоздились на требования и не означали ничего иного, как бессмысленно жертвовать немецкими жизнями, когда случился сильнейший конфликт с Кейтелем, настаивавшем на том, чтобы я повиновался, мне пришлось подчиниться ему, но одновременно я подал в отставку. Я объяснил ему, что требования собственной совести ставлю выше всех прочих обязательств. Я отошел в сторону и сказал, что не могу больше идти вместе с ним! Наконец мне удалось вырваться из этой сети обязанностей и обязательств, в которую я угодил. После этого он снял меня с моего поста. Уже пять дней как я без должности и убегаю от врага.
<…>
Вопреки осознанной мной необходимости как можно быстрее закончить эту безумную битву, Кейтелем и Йодлем выдвигалось требование освободить фюрера в Берлине, в связи с чем они отдавали приказы, насмехавшиеся над реальным положением дел и означавшие бессмысленные жертвы. Мне сказали, выведи этих людей из игры, арестуй их или сделай еще что-то, но тогда бы в глазах немецкого народа я бы стал тем самым человеком, который, будучи солдатом, в последний момент предал фюрера и о котором говорили бы: без этого предателя кое-что сложилось бы иначе.
<…>
На пути сюда, после того как Кейтель отдал меня «в распоряжение» чужого штаба, Била постоянно пытался меня удержать с тем, чтобы я попал в руки англичан, а он бы смог отправиться домой. Но так как я не хотел стать перебежчиком, он покинул меня сам, прихватив наш автомобиль, бензин, паек и двух шоферов! — Но из-за всех этих событий я избежал необходимости капитулировать и тем самым после сорокалетней службы сделать шаг, означающий для любого полководца самое страшное, что с ним может случиться. Судьба хранила меня от этого. Это пришлось сделать Типпельскирху. Сейчас я попаду в руки врага как одиночная персона.
PS. Хейнрици так и не понес ответственности за совершенные преступления на оккупированной территории СССР. Он немного отсидел в американском концлагере и вышел на свободу в 1948 году.
Поделиться: