Прорывные технологии в медицине России

– Александр Григорьевич, я привыкла видеть вас в оптимистичном настроении, но сегодня вы кажетесь печальным. Или показалось?

– Нет, не показалось. Ситуация в здравоохранении и правда безрадостная. Совсем недавно я слушал доклад Владимира Ивановича Стародубова, вице-президента Академии наук по разделу медицины, и его можно сравнить с душем ледяной воды. То, что я услышал в изложении Стародубова,  – это серьезная проблема, это просто деградация отечественного здравоохранения. Как пример – то, что происходит сейчас в Красноярске, где был мощный медицинский университет и по многим показателям лучшее в  стране здравоохранение. Сменился губернатор – и весь край оказался отброшенным на четверть века назад. Но это – один частный случай. Всё это происходит в масштабах страны. Разрушено полностью первичное звено, разрушена университетская медицина, разрушена специализированная помощь, и такие специалисты, как ревматологи, гастроэнтерологи, пульмонологи становятся ископаемой редкостью. Скажем, в моей родной пульмонологии общество на 50% потеряло специалистов по заболеваниям органов дыхания.

– Но министр здравоохранения регулярно докладывает о том, что всё у нас хорошо.

– Министр здравоохранения – наша главная сказочница. Действительно, за последнее время приобретено более одного миллиона компьютерных томографов. Об этом она бодро докладывает. Но забывает сказать, что смертность при этом даже возросла.

– А почему у нас растет смертность? Врачей не хватает?

– Однозначного ответа на этот вопрос нет. Но то, что болеют и умирают чаще, – факт. Мы являемся страной, где очень остро стоят вопросы инфекционных заболеваний. Например, количество ВИЧ-инфицированных растёт не по дням, а по часам.

– Наша страна на третьем месте после двух африканских республик. Хотя министр здравоохранения об этом молчит, зато докладывает, что мы среди мировых лидеров по количеству обследований на ВИЧ.

– Недавно я был в Самаре в областной больнице, делал обход, и увидел огромное количество больных СПИДом. Я вообще такого количества больных не встречал. Раньше их лечили инфекционисты. Сейчас этих специалистов остро не хватает. Этих больных лечат обычные врачи. Но для того чтобы лечить больного СПИДом, врач должен быть специально подготовленным. Это непростая болезнь, непростое лечение. Так же, как кардиолог, который занимается, допустим, лечением кардиогенного шока. Должна быть специальная подготовка. Это, конечно, сегодня вносит большую лепту в общую летальность. Согласно нашей статистике, у нас умирает около двух миллионов человек в год. Лидирующие причины смерти – это сердечно-сосудистые заболевания. Это инфаркт миокарда, инсульт. На втором месте стоят проблемы с раком, на третьем месте – травмы на дорогах. А на четвертом месте, в отличие от мировой практики, активно стали показывать данные по смерти алкоголики от печеночной недостаточности. Это алкоголизация населения.

– Выходит, народ у нас запил сильнее, чем раньше, даже во время кризиса?

– Выходит, так. По этому поводу забил тревогу академик Владимир Трофимович Ивашкин. Он показал, что в последние пять лет стала возрастать алкоголизация населения, и как с этим резко связано повышение смертельных исходов. Алкоголизм – это тяжелая пневмония, это инфаркт миокарда, это инсульт.

– И туберкулез.

– Совершенно верно. Алкоголизация – это желудочные кровотечения, тяжелые поражения печени и так далее. Страшные вещи.

– Но ведь люди в массовом порядке не начинают спиваться просто так, без причин. Они пьют от безысходности: от отсутствия работы, от непрерывных кризисов, которые накрывают нашу страну.

– Конечно, алкоголизация населения – это не столько медицинская, сколько социальная болезнь. Вот скоро будет Новый Год. Чего боятся московские врачи? Они боятся массового поступления людей в состоянии глубокого алкогольного опьянения. Когда они поступают в состоянии делирия, они возбуждены, они разносят все наши учреждения.

– Они социально опасны.

– Да, они ломают абсолютно всё: вырывают мониторы, рвут электропровода, ломают больничную мебель, и весь медицинский персонал, вместо того, чтобы помогать больному с инфарктом миокарда, мобилизован к этим агрессивно настроенным товарищам. Ничего нет страшнее для врача, чем новогодние праздники.

– Это очень грустно. Александр Григорьевич, но есть ли у вас сегодня какой-то повод для оптимизма в нашей отечественной пульмонологии?

– Безусловно. Мы сделали то, что не смогли нигде в мире. Вместе с физиками-ядерщиками из Сарова создан электрохимический генератор по оксиду азота. Сегодня, преодолев определенные бюрократические сложности, мы получили право назначать у постели больного оксид азота. Ученые, которые работают в этой области, не напрасно говорят, что 21-й век – это век NO-терапии. NO – это и есть оксид азота.

– Почему ему отводится такая большая роль?

– Потому что оксид азота действительно помогает тяжелым пациентам – например, с отеком легких, с сосудистыми заболеваниями, повышением артериального давления. Он помогает в гинекологической и акушерской практике, когда развивается патологическая беременность. Онкологи считают, что оксид азота – это то направление, которое будет улучшать результаты лечения при онкологических заболеваниях. За него активно борются урологи и андрологи, потому что влияние на мужское здоровье очевидно. Кардиологи, и гастроэнтерологи, и неврологи – сегодня все говорят о том, что им нужен, причем в виде портативного аппарата у постели больного. Впервые в мире нами решена задача, когда у постели больного находится портативный прибор, и не надо везти баллоны издалека. Это большое достижение.

– У вас в Институте пульмонологии, конечно, есть такой аппарат. А где еще такие есть?

– Пока только в трех учреждениях здравоохранения – это Институт Скорой помощи им. Склифосовского, где мы его поставили в реанимационное отделение, у нас и в Институте им. Алмазова в Санкт-Петербурге.

– Конечно, этого недостаточно. Их будут производить еще?

– Да, будут. Хотя вопрос, действительно, очень острый. Как это внедрить? Мы же не производственники, не технологи. Сейчас в Сарове приняли решение сделать технопарк, и при нём будет работать производство этих машин. Надеюсь, всё получится, и терапия оксидом азота войдет в массовое здравоохранение.

А второе большое наше достижение – это термический гелий. Наши выдающиеся ученые Менделеев, Капица и Ландау подарили нам этот инертный газ. Один саму идею подарил, предсказав его место в периодической системе элементов; второй показал его физические свойства, а третий создал математическую модель. А наше дело сегодня –  правильно использовать этот гелий для лечения самых разнообразных больных. Мы вчера проводили семинар с акушерами из Московского областного Института акушерства и гинекологии. Мы успешно применяем термический гелий для этих пациентов.

– Термический – это нагретый?

– Да, до 40-50 градусов. Обычно гелий используется как газ, с которым связано охлаждение. Допустим, надо охладить атомную подводную лодку, ракету  – для этих целей используется гелий. А человеку это не надо. Человеку нужен горячий гелий. И вот мы применили его для беременных женщин, у которых развивается патология. Акушеры и гинекологи называют её «плацентарная недостаточность». Эта проблема связана с плохим кровообращением плода, и он на это реагирует. Когда нет достаточного кислорода,  пульс более частый, он все время совершает хаотичные движения, бьётся в утробе, и эти сильные толчки, которые испытывает женщина во время беременности, зачастую именно следствие недостатка кислорода. Это плод подает сигнал: чего-то ему не хватает. И мы применили гелий термический вместе с кислородом. Я лично участвовал в таких сеансах подачи смеси беременным – и меня это поразило. Опишу одну историю. Молодая женщина из Подольска. Она насторожена: не может понять, хорошо ли это, не знает, что будет с нею, что – с ее будущим ребенком. Пульс, артериальное давление – все признаки того, что она очень напряжена внутренне. Плод вытворяет что-то невероятное.

– Безобразничает?

– Пульс у него 162 удара в минуту. Он непрерывно двигается. Кровообращение плода нарушено. Эти технологии позволяют посмотреть, как кровь течет, какое давление у плода и так далее.

И вот десять вдохов. Дальше начинается фантастика. Пульс плода со 162 ударов в минуту опускается до 140, потом 116. На наших глазах, представляете? Я много что видел, но вот это меня, откровенно говоря, поразило. Женщина совершенно успокаивается: у нее теперь хорошее, ровное настроение. Она улыбается: у нее нет настороженно-депрессивного состояния. Я спросил: еще раз придете? А когда человек дышит гелием, у него ненадолго появляется своеобразный оттенок голоса.

– Тонкий такой, писклявый.

– Да, и она тоненько так отвечает: приду. Сейчас она уже родила, слава Богу, все благополучно. Мы подвели итоги и посмотрели, как терапия гелием влияет на развитие плода. Во-первых, все родили женщины, которые её получили, родили в срок и самостоятельно. Во-вторых, плод хорошо сформировался. Не было никаких проблем неврологического плана, не было проблем, связанных с асфиксией. Есть такая калькулирующая система – Шкала Апгара. Все эти дети родились с высоким показателем 8-9 баллов.

В нашей стране, надо признать, сделаны высокие достижения в неонатологии. Я критикую здравоохранение, но есть положительная сторона – это то, что касается перинатальных центров. Их стало достаточно много, они хорошо оснащены. И, надеюсь, это еще одно место, где будет применяться термический гелий.

– Выхаживание недоношенных детей – это тоже возможно?

– Да, но это следующий этап. Теперь нам надо провести хорошую науку по использованию термического гелия в кювезах, где выхаживают таких детей.

– Александр Григорьевич, когда мы к вам поднимались, видели объявление, что у вас будет проводиться школа для больных бронхиальной астмой. Это одна из больших пульмонологических проблем. Количество таких заболеваний растет прямо на глазах. Я сейчас практически не встречаю мам, у которых бы ребенок не болел астмой. Что происходит?

– Астма – это экологически обусловленное заболевание. Это и характер питания современного человека, и одежда, и качество воздуха. Сейчас растет поколение, у которого уже сложилась генетическая предрасположенность к аллергическим заболеваниям. Я консультирую много больных, и когда спрашиваешь, болела ли мама или папа. приблизительно через один говорят: да, моя мама болела астмой, да, моя бабушка болела. Это тоже имеет большое значение.

– Знаю, в этом отношении у вас тоже есть хорошие новости.

– Мы разработали препарат для лечения астмы сальгетрол. Полностью отечественный высокоэффективный препарат. Но он застрял в Министерстве промышленности. Там такая бюрократия, я вам передать не могу. Сейчас вроде бы ситуация улучшилась, и в 2019 году, наверное, начнут его выпуск. Это препарат, который предназначен для лечения бронхоспазма. Немаловажна также профилактика аллергических заболеваний. Это контроль за образом жизни, гипоаллергенный быт, правильное питание. Есть также и медикаментозная профилактика. Её цель – не допустить рецидива. А если болезнь случилась, не дать ей прогрессировать. Это уже прием лекарств и препаратов. А третичная профилактика – чтобы человек не умер от этой болезни. Для астмы все это сегодня достижимо. Кстати, термические гели, о которых мы говорили, тоже являются мощным средством для борьбы с бронхиальной астмой, особенно при повышенной температуре.

– Количество заболеваний дыхательной системы растет. Это ведь не только астма. Человечество задыхается?

– Да, количество таких заболеваний растет. Это, например, идиопатический легочный фиброз – болезнь, которая стала явно прогрессировать. Мы четкого объяснения пока не знаем, но пытаемся выяснить. Понятно, что здесь высока роль экологического фактора.

– Это наша больная экология, мегаполис?

– Дело в том, что и в сельской местности та же тенденция, так что винить мегаполис нельзя. Это наша общая проблема. Производство сельскохозяйственных удобрений, наш агропромышленный комплекс, – это зачастую вредное, очень агрессивное воздействие на организм. Например, работа с зерном, с птицей, в коровниках, – это экологически не очень благоприятные производства. Очень большую тревогу вызывает рост больных с хронической обструктивной болезнью органов дыхания. Но нынешний год отмечен резким подъемом смертности от пневмонии. И это связано с тем, с чего мы начинали, – с разрушением системы оказания помощи больным. Другой причины здесь нет.

– Пневмония наступает как осложнение инфекционного заболевания?

– Да, человек заболел, ему вовремя не оказали квалифицированную помощь – и он погиб. Мы теряем первичное звено, болезнь поздно диагностируется, и люди умирают, хотя их можно было спасти.  

– Плюс еще резистентность к антибиотикам, которая тоже является проблемой.

– Это, действительно, серьезная проблема. Но не она является причиной смертности.

– Не она? А именно то, что не лечат?

– Да, поздняя обращаемость, позднее лечение, малоквалифицированные лечебные учреждения.

– Насколько здесь важна вакцинация от гриппа?

– Вакцинация по гриппу у нас достигла хорошего уровня. Наш главный санитарный врач Анна Юрьевна Попова очень много делает для реализации эффективной вакцинации. Но последние два года вирус гриппа не доминирует, а доминируют другие вирусы, такие, как респираторно-синцитиальный вирус, аденовирус, параинфлюэнца, риновирус и так далее. Но вакцина против гриппа не защищает от этих вирусов. То есть на пять человек, которые заболели, грипп только у одного. А у четырех это другие вирусы, которые также могут осложниться пневмонией. Это примерно в 40 процентах случаев пневмония, и ее причина вирусно-бактериальная. Начинается как ОРВИ, на четвертые-седьмые сутки активизируются микроорганизмы, и это уже причина развития тяжелых осложнений.

– Что же делать? Прививаться от всех этих инфекций?

– Большое значение имеет вакцина против пневмококка. Она действует на врожденный иммунитет. Причем не только пневмококк, а полностью повышает иммунитет. В России создана вакцина «Иммуновак». Она хорошо действует. Но пока мы никак не можем эту вакцину довести до рынка. Хотя своих больных мы каждый год прививаем, добиваемся хороших эффектов. Научные разработки также ведутся очень активно. В частности, под руководством академика Александр Леонидович Гинцбург в Институте им. Гамалеи создали универсальную вакцину против всех этих вирусов, о которых я сказал. Идут клинические испытания. Надеюсь, они успешно закончатся, и вакцина будет внедрена в практическое здравоохранение. Так устроена природа человека: мы достигнем нового уровня, но появятся новые проблемы. Это биология. Но мы будем бороться, мы будем жить.

Но сейчас, пока , у нас происходит разрушение здравоохранения в масштабах страны .