Столкновение исключительностей

Источник: www.globalaffairs.ru
Трамп не справится с современными вызовами, вернувшись в прошлое. Соединенным Штатам нужна новая идея исключительности, которая определит внешнеполитическую стратегию и переформатирует их роль как якоря спасения либеральных идеалов.

Многих американцев отталкивает внешнеполитический курс президента Дональда Трампа под лозунгом «Америка прежде всего». Критики утверждают, что популистский стиль управления президента подрывает роль США как исключительной державы, призванной нести миру политические и экономические свободы. Трамп демонстрирует изоляционистские и протекционистские инстинкты, привержен односторонним действиям, индифферентен к продвижению демократии и враждебен к иммигрантам. Как американцы могли избрать президента, который настолько не соответствует устремлениям страны?

Однако слоган «Америка прежде всего» отнюдь не противоречит истории страны, как кажется на первый взгляд. Трамп не отказывается от американской исключительности, он скорее придерживается более ранней её версии. После Второй мировой войны исключительная миссия страны строилась на идее Pax Americana и подкреплялась активным экспортом американской мощи и ценностей. Но до этого исключительность США подразумевала изолированность американского эксперимента от внешних угроз, стремление избегать международных конфликтов, распространение демократии собственным примером, а не навязыванием, протекционизм и справедливую (а не свободную) торговлю, а также сохранение относительной однородности населения благодаря расистской и антииммигрантской политике. Иными словами, Америка прежде всего.

Первоначальная версия американской исключительности – назовем её версией 1.0 – исчезла из мейнстримной политики после нападения на Перл-Харбор. Тем не менее она сохранила привлекательность и сегодня возвращается, поскольку американцы устали от роли мирового полицейского и скептически относятся к преимуществам глобализации и иммиграции. Конечно, курс «Америка прежде всего» как внешнеполитическая стратегия обречен на провал. Соединенные Штаты и остальной мир слишком взаимосвязаны, решение большинства международных проблем требует коллективных, а не односторонних действий, а из-за притока иммигрантов однородность населения давно ушла в прошлое.

Возникшая в XVIII веке идея исключительности не подходит для нынешнего столетия. Однако привлекательность лозунга «Америка прежде всего» и связанный с этим поворот вовнутрь показывают, что версия американской исключительности, на которой базировалась внешняя политика США после 1940-х гг., тоже себя изжила. Президентство Трампа продемонстрировало потребность в новых идеях, определяющих внешнюю политику. Исключительная миссия Америки далека от завершения: мир скатывается к антилиберализму и нуждается в противовесе, которым должны стать республиканские идеалы. От того, как Соединенные Штаты определят свою исключительную роль сегодня, и будет зависеть, справятся ли они с ее выполнением.

Американская исключительность 1.0

С момента своего появления нарратив исключительности установил границы общественной дискуссии и заложил политические и идеологические основы внешнеполитической стратегии Соединенных Штатов. Первоначально концепция базировалась на пяти национальных особенностях.

Во-первых, география: океаны защищают от агрессивных государств, плодородные земли обеспечивают растущее население и дают богатства, помогая США стать ведущей державой Западного полушария. Но геополитические амбиции страны не должны простираться дальше. Исключительные географические преимущества позволяли и даже предписывали проведение изоляционистской внешней политики. В прощальном послании президент Джордж Вашингтон отмечал «географически отдаленное положение страны» и вопрошал: «Почему же не воспользоваться преимуществами такого особого положения? К чему покидать нашу собственную землю и переходить на чужую?». Соединенные Штаты проводили империалистические эксперименты, колонизировав Филиппины в 1898 г., заняв Гавайи и ряд тихоокеанских островов, участвовали в Первой мировой войне в Европе. Но эти эпизоды вызвали резко негативную реакцию и способствовали консолидации изоляционизма в межвоенные десятилетия.

Вторая особенность отчасти обусловлена географической изолированностью: страна обладает беспрецедентной автономностью во внутренних и внешних делах. Отцы-основатели охотно расширяли внешнюю торговлю и заключали торговые соглашения, но не стремились брать на себя стратегические обязательства. Вашингтон отмечал в прощальном послании: «Основополагающим правилом поведения для нас во взаимоотношениях с иностранными государствами является развитие торговых отношений с ними при минимально возможных политических связях». После отказа в 1793 г. от альянса с Францией, который помог американцам обрести независимость, США не вступали ни в какие союзы до Второй мировой войны.

В-третьих, американцы верят в свое мессианство. Они считают, что их уникальный эксперимент политической и экономической свободы спасет мир. Публицист Томас Пейн писал в памфлете «Здравый смысл»: «Со времен Ноя до настоящего времени не было положения, подобно существующему. Рождение нового мира не за горами». Но Соединенные Штаты не должны были выполнять свою миссию посредством интервенций. Когда в начале XIX века в Европе и Латинской Америке вспыхнули либеральные революции, госсекретарь Джон Куинси Адамс отмечал, что США не следует «отправляться за рубеж в поисках чудовищ, которых нужно уничтожить». Страна должна стремиться к свободе и независимости для всех, но только «посредством поддержки и собственным примером», подчеркивал он.

В-четвертых, Соединенные Штаты обладают невероятным социальным равенством и экономической мобильностью. Монархию и аристократию американцы заменили равенством возможностей. Фермеры и мелкие торговцы стали основной движущей силой, предопределившей успех демократии и процветание от одного побережья до другого. Став ведущей торговой державой, Соединенные Штаты принялись защищать свою промышленную базу с помощью пошлин и настаивали на справедливой, а не свободной торговле. В случае необходимости США были готовы применить военную силу для защиты коммерческих интересов своих граждан, как показали берберийские войны и англо-американская война 1812 года.

Наконец, американцы убеждены, что их страна обладает не только исключительной землей, но и исключительным англосаксонским народом. Пастор конгрегациональной церкви Хорас Бушнелл выразил господствующую на заре истории Соединенных Штатов точку зрения: «Из всех жителей мира был выбран особый, самый благородный народ, чтобы населить нашу страну». Расовый аспект американской исключительности продемонстрировали кампании против коренного населения, рабство и сегрегация афроамериканцев, регулярные вспышки антииммиграционных настроений. Приняв в 1798 г. Закон об иностранцах и подстрекательстве к мятежу, Конгресс установил сроки предоставления иммигрантам американского гражданства и закрепил за федеральным правительством право заключать под стражу или депортировать тех, кого оно посчитает нелояльными. Ограничения иммиграции возникли во второй половине XIX века и ужесточились в межвоенный период. Страх «разбавить» население «людьми второго сорта» остановил стремление приобретать новые территории на Карибах и в Центральной Америке после Гражданской войны.

Американская исключительность 2.0

Потом произошло нападение на Перл-Харбор, и «для любого реалиста изоляционизм закончился», как написал сенатор-республиканец и изоляционист Артур Ванденберг. Началась эра американской исключительности 2.0. Поскольку США больше не могли защититься от мира и демонстрировать результаты американского эксперимента только собственным примером, нужно было взять на себя лидирующую роль и более активно проецировать в мире свою мощь и ценности. С 1940-х гг. стали доминировать интернационалисты, а изоляционисты превратились в политических изгоев – сенатор-республиканец Джон Маккейн из Аризоны назвал коллегу из Кентукки Рэнда Пола и его единомышленников «чокнутыми».

Стремление избегать международных конфликтов уступило место стратегии глобальной вовлеченности. Холодная война обеспечила условия для ключевых альянсов в Европе и Азии, а также для создания глобальной сети дипломатических и военных форпостов. На смену одностороннему подходу пришел многосторонний. В 1919–1920 гг. Сенат трижды отвергал участие США в Лиге Наций, а в 1945 г. верхняя палата ратифицировала Устав ООН 89 голосами против двух. Соединенные Штаты также взяли на себя ведущую роль в международных институтах, устанавливавших правила послевоенного мирового порядка. При этом страна продолжала выполнять мессианскую задачу, но более жесткими средствами: от успешной оккупации и трансформации Германии и Японии после Второй мировой войны и до продолжающихся и менее успешных операций в Афганистане и Ираке.

«Американская мечта» оставалась основой этой обновленной версии исключительности, но теперь её должен был воплотить работник завода, а не мелкий фермер. Послевоенный индустриальный бум обеспечил поддержку открытой торговли обеими партиями. С развитием движений за гражданские права в 1950–1960-х гг. американская исключительность утратила расовый аспект. Появилось убеждение, что благодаря «плавильному котлу» из многообразия народов удастся создать единую нацию. Плюрализм и толерантность стали частью продвижения «американской мечты».

Возвращение к «Америке прежде всего»

Президенты США послевоенного периода, включая Барака Обаму, являлись непоколебимыми приверженцами американской исключительности 2.0. «Соединенные Штаты были и всегда будут ключевым участником в мировых делах», – заявил Обама, выступая в Академии ВВС в 2012 году. Трамп, придя в Овальный кабинет, пообещал нечто иное. «С этого момента – Америка прежде всего» – провозгласил  он в инаугурационной речи.

Поскольку созданный в 1940 г. Комитет «Америка прежде всего» был призван не допустить участия США во Второй мировой войне, эта фраза вызывает ассоциации с антисемитизмом и изоляционизмом. Однако кампания Трампа с аналогичным названием отличается от своей предшественницы. Политический успех Трампа в значительной степени обусловлен его умением использовать ту версию американской исключительности, которая резонирует с историей страны. Как отмечает Уолтер Рассел Мид, популистская внешняя политика – джексоновский подход – всегда пользовалась поддержкой в центральной части страны, которая и является электоральной базой Трампа. Верит ли сам Трамп в исключительную природу американского эксперимента – непонятно (судя по его антилиберальным инстинктам и поведению, может быть и нет). Тем не менее ему удалось успешно реанимировать основные элементы американской исключительности в версии 1.0.

Трамп примерил на себя роль изоляциониста, постоянно ставя под сомнение значимость американских альянсов в Европе и Азии и пообещав в ходе избирательной кампании, что США перестанут заниматься строительством государств. Пока его риторика гораздо жестче реальных действий, и выполнить обещания до сих пор не удалось. Соединенные Штаты остаются гарантом стратегической стабильности в Европе и Северо-Восточной Азии и продолжают увязать на Ближнем Востоке. Что касается Ирана и Северной Кореи, то тут Трамп занимает позицию ястреба.

Тем не менее взгляды Трампа можно назвать изоляционистскими. В рамках кампании «Америка прежде всего» он заявил, что союзникам придется защищать себя самостоятельно, если они не увеличат военные расходы. А также пообещал положить конец периоду, когда «наших политиков больше интересовала защита границ иностранных государств, чем своих собственных».

Трамп хочет свернуть многосторонний подход. В ходе предвыборной кампании он обещал, что Америка «не вступит в соглашения, которые могут уменьшить её возможности контролировать собственные дела». Заняв пост президента, он объявил о выходе из Транстихоокеанского партнерства, Парижского соглашения по климату и ЮНЕСКО. Он отказался подтверждать ядерную сделку с Ираном, а теперь нацеливается на НАФТА и ВТО.

Что касается мессианской роли, Трамп с презрением относится к активному продвижению демократии в соответствии с версией 2.0. Он объяснял, что считает нынешнюю нестабильность на Ближнем Востоке прямым следствием «опасной идеи превратить в западные демократии страны, у которых нет такого опыта и которые не хотят таковыми становиться». На этом Трамп не останавливается: он даже превосходит американскую исключительность версии 1.0, демонстрируя нетерпимость к республиканским идеалам. Он запутался во лжи, оскорбляет СМИ, восхищается российским президентом Владимиром Путиным и другими авторитарными лидерами.

«Американская мечта» превратилась в «американское безумие», заявил Трамп в инаугурационной речи, богатство среднего класса страны украли и «перераспределили между всем миром». Взяв страницу из версии 1.0, он пообещал «вернуть наши рабочие места, наши границы и наши мечты».

Трамп также хочет восстановить однородность населения Америки. Он ограничивает иммиграцию, сворачивают программу Обамы по защите нелегальных мигрантов, которые были привезены в страну ещё детьми, оскорбляет латиноамериканцев, отправляет домой гаитян, сальвадорцев и других пострадавших от стихийных бедствий и уклончиво высказывается о выступлениях неонацистов в Шарлоттсвилле. Все это можно считать гимном тому времени, когда в США доминировали христиане европейского происхождения. Для Трампа вернуть Америке величие означает сделать ее белой.

Американская исключительность в кризисе

Идея «Америка прежде всего» помогла Трампу победить на выборах, но если она станет главным принципом внешней политики, страна может сбиться с пути. Трамп уже увидел, что из-за растущего числа угроз США не могут вернуться к эпохе «без альянсов, связывающих по рукам и ногам», как выражался Томас Джефферсон. Основанный на правилах мировой порядок, построенный Соединенными Штатами, может ограничивать пространство для маневра, но его разрушение – путь к анархии. В условиях современной глобальной экономики протекционизм ухудшит, а не улучшит положение американского среднего класса. А поскольку доля белого населения нелатиноамериканского происхождения упадет ниже 50% к середине нынешнего столетия, вернуться к англосаксонской Америке не удастся.

В то же время политическая привлекательность слогана «Америка прежде всего» отражает серьезные проблемы в версии 2.0 американской исключительности, которая по-прежнему доминирует во внешнеполитическом истеблишменте. Успех Трампа обусловлен не только его умением использовать традиционные элементы американской идентичности, но и его обещанием ответить на законное и широко распространенное недовольство. США переоценили свои возможности за рубежом: кстати, именно Обама, а не Трамп, настаивал на том, что «пора сосредоточиться на укреплении нации дома». Средний класс действительно серьезно пострадал: стагнирующие зарплаты, неравенство и социально-экономическая сегрегация сделали «американскую мечту» недостижимой для большинства. Стране ещё предстоит прийти к эффективной и гуманной политике, которая позволит контролировать иммиграцию. При этом придется ответить на важные вопросы о жизнеспособности теории «плавильного котла».

Американская  исключительность 2.0 не получает поддержки и за рубежом.

С помощью Соединенных Штатов многие страны Европы, Азии и Америки стали демократическими, но нелиберальные альтернативы американскому пути сохраняют свои позиции. Общее благосостояние Запада упало ниже 50% от мирового ВВП, а Китай бросает вызов послевоенной архитектуре. Следовательно, Соединенные Штаты уже не могут в одиночку возглавлять международные институты. США с удовольствием поддерживали миропорядок, правила для которого писали сами, но этот период закончился. Сегодня американские идеалы уже не поддерживаются доминированием США, поэтому продвигать американские ценности стало сложнее.

Американская исключительность 3.0

Поскольку американская исключительность 2.0 забуксовала, а попытки Трампа вернуться к первоначальной версии нежизнеспособны, Соединенные Штаты могут либо отказаться от нарратива исключительности, либо разработать новый. Первый вариант кажется привлекательным на фоне политических и экономических проблем, но издержки могут быть слишком высоки. Идея американской исключительности долгое время помогала США сохранять консенсус по внешнеполитической стратегии, направленной на распространение демократии и верховенства закона. Поскольку антилиберализм находится на подъеме, мир нуждается в якоре республиканских идеалов – эту роль могут взять на себя только Соединенные Штаты. Если основанный на правилах порядок не удастся сохранить, это будет означать возвращение к гоббсовскому миру, в результате под угрозой окажутся не только принципы, но и интересы США. Именно потому, что мир находится в переломной точке, Соединенным Штатам следует обновить мантию своей исключительности.

Для этого потребуется пересмотреть все пять аспектов исключительности.

В первую очередь, Соединенным Штатам нужно найти разумную середину между изоляционизмом версии 1.0 и перенапряжением, которым сопровождалась идея Pax Americana.Некоторые эксперты предлагают политику «офшорного балансирования» – другие страны должны взять на себя ведущую роль в поддержании мира в Европе, Северо-Восточной Азии и Персидском заливе, а Вашингтон будет вмешиваться только в случае стратегической необходимости. Но такой подход заводит слишком далеко. Главной проблемой последнего времени стало втягивание в ненужные войны на стратегической периферии – в частности, на Ближнем Востоке – где офшорное балансирование действительно может оказаться правильным подходом. Но в стратегических регионах Европы и Азии уход США лишь обеспокоит союзников и усилит противников, начнется гонка вооружений и обострятся конфликты. Вашингтону необходимо сложить с себя обязанности мирового полицейского, но оставаться арбитром, отдавая предпочтение дипломатическому, а не военному воздействию.

Соединенным Штатам также необходимо изменить баланс альянсов и партнерств. Трамп не одинок в неприятии пактов, связывающих по рукам и ногам. Конгресс тоже утратил интерес к договорным обязательствам, лежащим в основе послевоенного миропорядка. Но США не могут позволить себе просто переключиться на односторонний подход. Только коллективные действия помогут справиться с современными международными вызовами, включая терроризм, ядерное распространение, изменение климата. Поэтому Соединенные Штаты должны воспринимать себя как лидера мирового сообщества, защищать международные институты и создавать коалиции доброй воли, если возможно только неофициальное сотрудничество.

Трампу не хватает такта, но он справедливо указывает американским союзникам на необходимость взять часть ответственности на себя. США должны и дальше способствовать международному взаимодействию, однако Вашингтон должен четко дать понять, что готов тратить деньги, только если это будут делать и его партнеры. В тех регионах, где произойдет переход к политике «офшорного балансирования», нужно содействовать укреплению роли Совета сотрудничества государств Персидского залива, АСЕАН и Африканского союза. Необходимо также предоставить развивающимся странам, таким как Бразилия, Китай, Индия и ЮАР, возможность участвовать в гуманитарных, миротворческих миссиях и программах развития.

Мессианская задача США должна оставаться основой идеи исключительности, однако следует отказаться от роли крестоносца и вновь стать примером для других. Смена режимов на Ближнем Востоке не открыла путь к демократии, а привела к насилию и нестабильности в регионе. Служить примером не значит отказаться от продвижения демократии. Речь идет об уважении политического многообразия и взаимодействии с режимами всех типов. В любом случае американцы должны защищать универсальные политические права и права человека – иначе придется отказаться от идеалов, определяющих национальную идентичность. Ошибки Трампа на этом направлении не способствуют обновлению идеи американской исключительности, а принижают ее.

Чтобы восстановить веру в американский путь, нужны перемены внутри. Соединенные Штаты не могут служить маяком для всего мира, пока электорат расколот и граждане лишены равенства возможностей. Но если США удалось преодолеть внутренний раскол после Гражданской войны и тяготы Великой депрессии, то они справятся и с нынешними проблемами. Обновление «американской мечты» – ключевой шаг к преодолению политической поляризации. Для этого потребуется реалистичный план восстановления вертикальной мобильности, а не пустые обещания вернуть индустриальный бум. Занятость на производстве упала в основном из-за автоматизации, а не из-за открытой торговли и иммиграции. Здесь будет полезен пересмотр условий торговли. Но для восстановления среднего класса и экономического оптимизма в районах, пострадавших от деиндустриализации, потребуются амбициозные планы обучения и переподготовки рабочих, распространение широкополосного доступа в интернет, стимулирование секторов роста, включая возобновляемые источники энергии, здравоохранение и обработку данных.

Наконец, обновленная версия американской исключительности должна предусматривать идею интеграции многообразного населения США в национальное сообщество, разделяющее давние гражданские ценности. Когда религиозные страсти раскалывают Ближний Восток, индуистский национализм дестабилизирует обстановку в Индии, разногласия по поводу иммиграции и мультикультурализма проверяют на прочность Евросоюз, американцы должны продемонстрировать единство на фоне многообразия. Подход «плавильного котла» версии 2.0 был верным, но для поддержания его эффективности нужны дополнительные меры. Для преодоления социально-экономической сегрегации и восстановления мобильности потребуются огромные инвестиции в государственные школы и колледжи. Эффективный пограничный контроль, рациональный подход к легальной иммиграции и справедливое, но жесткое отношение к нелегальным мигрантам убедят американцев в том, что многообразие – это результат проектирования, а не хаос. Хорошее владение английским языком поможет иммигрантам попасть в мейнстрим. Волонтерская служба и другие программы для молодежи обеспечат социально-культурную интеграцию.

Успех Трампа продемонстрировал, что американская исключительность версии 2.0 себя изжила. Но, несмотря на все усилия, Трампу не удастся справиться с современными вызовами, вернувшись в прошлое. Соединенным Штатам нужна новая идея исключительности, которая определит внешнеполитическую стратегию страны и переформатирует её роль как якоря спасения либеральных идеалов.

Чарльз Капчан – профессор международных отношений Джорджтаунского университета, старший научный сотрудник Совета по международным отношениям.

Опубликовано в журнале Foreign Affairs, № 2, 2018 год. © Council on Foreign Relations, Inc.