А.В. Пыжиков – Дьяки против скоморохов

Как происходило переформатирование русского национального сознания в XVII веке

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/1459365/1459365_600.jpg
Церковный раскол второй половины ХVII столетия завершил духовный разлом прежней, доромановской России. Однако строительство никонианского государства не исчерпывается религиозной сферой.

Не меньшую роль в этом играло создание романовской версии отечественной истории: «возвращение» к православным истокам шло параллельно с реконструкцией прошлого.

Кстати, сегодня укоренено мнение, будто российская история – это плод усилий германских ученых во главе с Ф. Миллером и Г. Байером, слепивших ее в середине ХVIII века при жестком оппонировании М.В. Ломоносова (это один из любимых сюжетов патриотических кругов).

Однако подобный взгляд нельзя признать правомерным: каркас нашей истории создавался не немцами, а исключительно украинско-польскими деятелями во второй половине ХVII века. Они, а не кто-либо еще, – создатели всей идеологической архитектуры, включая церковную.

Что же касается немецких профессоров, то те лишь корректировали исторические основы, заложенные не ими.

А потому их противники, прежде всего Ломоносов, выступая против немецких интерпретаций (норманнская теория), по факту отстаивали украинские позиции, оберегая их от нападок заезжих иноземцев.

Миф о Киевской Руси

Рождение романовской версии отечественной истории происходило так же осторожно, как и религиозные новации. Первые десятилетия по окончании Смуты, принесшей столько горя нашей земле, не располагали к каким-либо реверансам в сторону Малороссии; еще не окрепшая династия старалась излишне не раздражать население.

Забвению были преданы даже наработки о происхождении московских великих князей от киевских, а о писаниях, излагавших эту генеалогическую схему, вообще перестали упоминать, как, например, о знаменитой «Степенной книге». Все начало меняться только к середине ХVII столетия.

Пробным камнем стала акция по возвращению на родину останков царя Василия Шуйского, умершего в польском плену еще в 1612 году.

Конечно, к самому Шуйскому Романовы не испытывали ни малейших симпатий, но возврат его праха давал прекрасную возможность заговорить об историческом пути страны, поскольку погибшего причисляли к потомкам Рюриковичей, киевских князей. Встреча траурного кортежа состоялась 10 июня 1635 года в Москве при скоплении народа: многочисленные церковные молебны, само перезахоронение собрали огромные толпы.

Люди услышали о Рюрике, о киевских князьях, о началах Московии и т. д., иначе говоря, образ Киевской Руси после долгого пребывания в летописях южного происхождения и в дипломатической документации наконец был предъявлен широким массам.

Весомую роль в продвижении всего этого сыграли греки, кровно заинтересованные в реализации своего давнего проекта «всея Руси». Теперь для них открывался шанс, который они уже не упустят. С 1648 года, с момента казацкого восстания в Малороссии, греки начинают активно обрабатывать украинскую верхушку.

Коринфский митрополит Иосаф приезжает и неотлучно находится при Хмельницком, дарит ему «освященный» меч для борьбы за православие, для восстановления православной «всея Руси».

По территории Украины разъезжает и еще один греческий архиерей – митрополит Назаретский Гавриил, он координирует целую толпу афонских монахов, усиленно разносивших по украинским просторам весть о Киевской Руси, когда все православные были едины под духовным окормлением Константинополя.

Примечательно, что в Москве вспышка интереса к Киевской Руси носила антитатарскую направленность, коей были заряжены осевшие здесь украинско-литовские кадры. С начала 1650‑х годов мусульманам, находившимся на государевой службе, рекомендовалось переходить в христианскую веру или покидать занимаемые должности. Тем самым порывалось с традиционной политикой ХV–ХVI веков.

В ту пору московские великие князья дорожили положением и связями в мусульманском мире. К примеру, когда при Иване Грозном Касимовский царь Саит-Булат крестился, после этого он был лишен Касимова. Теперь же существование там мусульманского правителя, наоборот, стало неприемлемым: его оставляли только в случае принятия крещения.

Христианами становятся многие видные представители верхов, ранее придерживавшиеся ислама, например, Юсуповы. Эти процессы завершились в начале 1680‑х годов, когда последние татарские князья, находившиеся на службе, после принятия крещения были пожалованы в стольники: эта мера коснулась 10% от общего числа чиновников подобного ранга.

Пропагандистский рупор XVII века

Наряду с церковными стараниями мозговым центром исторических изысканий выступает Посольский приказ, ведавший иноземными делами. Там действовала большая группа «толмачей», переводивших зарубежные сочинения, включая хроники. Эту структуру в разное время возглавляли ярые полонофилы А. Л.Ордын-Нащокин, А. С.Матвеев, Е. И.Украинцев, В. В.Голицын.

Они вдохновляли работу по составлению новых книг, которые во все возраставших масштабах тиражировал Печатный двор – пропагандистский рупор того времени. За 1630–1680‑е годы из его стен было выпущено в общей сложности около 400 различных изданий, предназначавшихся для массового читателя.

Алексей Михайлович всячески подстегивал переводные работы приказа. Так, по его прямым указаниям богослужебные католические тексты адаптировались под местную аудиторию. Для этого убирали ссылки на латинские источники и авторов, заменяли имена понтификов на Вселенских патриархов, святых отцов, а Римскую церковь – на Святую Соборную Восточную.

Заметной вехой стал труд под названием «История» дьяка Ф. А.Грибоедова (Грижбовского). Его цель – прославить «благоверный и благочестивый Дом Романовых». Повествование сжато повторяло «Степенную книгу», а затем – со второй половины ХVI столетия – использовался материал хронографов, «Нового летописца», грамот, приказных документов.

Поэтому подготовленный в 1669 году текст представлял не самостоятельное творение, а скорее компиляцию. Автор стремился продолжить «Степенную книгу», а потому главное внимание уделил позднейшим событиям: практически треть текста относилась к периоду Ивана Грозного, почти две трети – к Смуте и царствованию Романовых.

Причем историческая канва, как то: войны, дипломатические договора, не очень интересовала Грибоедова, сосредоточенного на выведении правящей династии от Рюрика, князя Владимира и др.

Современные исследователи заметили, что старательный дьяк презентовал романовскую генеалогию аналогично «Сказанию о князьях Владимирских», послужившему затем основой «Степенной книги». Помимо этого, «История» содержала ряд исторических экскурсов об отдельных княжеских родах, например, о князьях и боярах черниговских, рязанских.

Если Грибоедов не делал акцента на Киевской Руси, то этот пробел восполняла «Хроника» Феодосия Сафоновича, составленная в 1672 году. Этот игумен Михайловского монастыря в Киеве в первой части тщательно изложил период до конца ХIII века, основываясь на Ипатьевском летописном своде с его рассказами о Юго-Западной Руси. Во второй же части он поместил сообщения о наиболее значительных событиях Московии и Украины уже до середины ХVII столетия.

Знакомство с этим трудом поражает ученых обилием затронутых тем. Тут и всякие княжеские родословные, и «Сказание о Мамаевом побоище», описания Литвы, Польши, Османской империи и много чего еще. Исследователи даже называют «Хронику» Сафоновича энциклопедией исторических и географических знаний, имевшихся на тот момент.

Многие крупные произведения того времени подготавливались непосредственно в Киеве или прямо подражали изданным там книгам. Например, большую популярность в Москве приобрел «Меч духовный» архиепископа Л.Барановича. Текст иллюстрирован прекрасно выполненными гравюрами, многие из которых затем воспроизводились в разных качествах.

Так, например, была создана большая икона «Древо московского государства», где в виде дерева изображена родословная Рюрика–Романова вместе с отдельными святыми. В 1668–1670 годах в Посольском приказе выполнено четыре перевода еще одной «Хроники» Матвея Стрыйковского, написанной в конце ХVI века. Такая востребованность была связана с тем, что этот поляк, осевший в Литве, рассуждал о славянском единстве, а также извещал о первой победе над татарами, одержанной литовцами в разгар нашествия Батыя.

Но наибольшую известность в ряду киевской исторической литературы получил знаменитый «Синопсис» (по-гречески «Обозрение»), изготовленный в Киево‑Печерской лавре. Споры об авторстве до сих пор не утихают, кто-то указывает на архимандрита монастыря Иннокентия Гизеля, другие называют доверенное лицо Л.Барановича И.Армашенко, а Гизеля считают заказчиком этого произведения.

Последнее вряд ли справедливо, поскольку заказчиком являлся сам царь Алексей: при личной встрече с архимандритом он попросил того подготовить популярное изложение прошлого, рассчитанное на самые широкие круги. Это удалось в полной мере: стиль произведения весьма литературен, тяжелый слог заметно облегчен. В то же время повествование – и это примечательно – подтверждено ссылками на источники, т. е. автор считает нужным не только рассказывать, но и доказывать.

А потому «Синопсис» представлял собой не просто популярное издание, а историографическую вершину того времени с широким использованием многих базовых хроник: Длогуша, Сафоновича, Стрыйковского, «Повести временных лет», Густынской летописи и др. Первое и второе издания вышли соответственно в 1674 и 1678 годах.

Окончательный же вид книга приобрела при третьем выпуске 1680 года, увеличенном вдвое за счет вставки «Сказания о Мамаевом побоище» Ф.Сафоновича, о крещении славян М.Лосицкого и др.

В общей сложности «Синопсис» вплоть до начала ХIХ столетия выдержал тридцать изданий, на нем выросло не одно поколение. О том, что эта книга предназначалась прежде всего для российского читателя, свидетельствует ее распространенность именно в России: здесь сохранилось подавляющее большинство экземпляров.

Династический цирк

В тексте обращает внимание подробное описание древнейших событий до Владимира Мономаха, когда автор постоянно подчеркивает общность славянских судеб. Они выводятся из Библии, где Мосох – шестой сын Иафета – представлен прародителем всех славянских народов. Так проводилась мысль о их единстве еще до призвания варягов.

Разумеется, не обойдено татарское нашествие, о Куликовской битве говорится как о кульминационном пункте борьбы с иноверными.

Таким образом, изложение подводило к центральной теме: союзу России и Украины. Строго следуя византийской схеме, «Синопсис» убеждает, что их историческое прошлое, а значит, и будущее, несмотря ни на что, неразрывно связано.

Правда, неудобные моменты текст предусмотрительно обходил. Очень скупо говорилось о Смуте начала ХVII века, а вот что удивляет гораздо больше, так это полное игнорирование фигуры Богдана Хмельницкого. Видимо, в Москве память о предательских интригах последнего пока не изгладилась: это произойдет позже, когда того выдвинут на роль зачинателя российско-украинского братства.

Следует отметить и еще одно важное обстоятельство: «Синопсис» уже не принимал во внимание «Степенную книгу», близость с которой прослеживалась только тематически. Да и вообще из перечисленных выше персонажей лишь дьяк Грибоедов пытался опираться на нее всерьез.

Другие украинские деятели отказались от ее использования, предпочитая ориентироваться на польские произведения. Во многом это связано с тем, что «Степенная книга» в силу строгого деления на степени-поколения по прямому родству не могла помочь в искомой преемственности Рюриковичей и Романовых.

Доказать кровное родство последних с Иваном Грозным через его первую жену Анастасию не представлялось возможным, потому-то усилия дьяка Грибоедова на этой ниве были встречены сдержанно.

Некоторые поступали иначе: доводили степени до Ивана Грозного, а после его венчания на царство предлагали считать всех последующих венчанных государей, включая Романовых, в равном положении вне зависимости от родства, хотя это тоже не очень вдохновляло.

Тем не менее ближе к концу жизни Михаил Федорович «признал» в Иване Грозном своего деда, а Алексей Михайлович вслед за ним – прадеда. Оставалось только патриарха Филарета – племянника первой жены Ивана Грозного Анастасии – объявить ни больше ни меньше как «сыном» самого известного московского царя, на что все же никто не сподобился.

Окончательно этот «гордиев узел» решительным образом разрубит лишь Петр I, императорской затеей покончив с этим династическим цирком.

Удар по народной памяти

Если романовская родословная кое-как была утрясена, то с другой не менее важной проблемой дело обстояло сложнее. Речь о населении страны, превращенном в объект невиданного этнографического эксперимента. Насаждение никонианства во второй половине ХVII века сопровождалось тотальной зачисткой массового сознания, выраженного народным эпосом.

Эта трагедия освещена сегодня недостаточно, хотя по последствиям она нисколько не уступает религиозным потрясениям. До утверждения Романовых официальное православие, больше напоминавшее народное верование, а не строгую систему религиозных догматов, сосуществовало с устойчивыми традициями низов.
https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/1459458/1459458_600.jpg
Печатный двор в Москве стал в XVII веке главным пропагандистским рупором власти


Эту ментальность издавна несли скоморохи, олицетворявшие публичный смех и веселье. Можно сказать, у людей той эпохи скоморох конкурировал со священником, поскольку и те, и другие воздействовали на простой люд.

Блиставшие церковно-славянским красноречием попы побуждали паству к покаянию и слезам, необходимым для спасения, тогда как скоморохи на обычном, разговорном языке воспевали плодородие земли и человеческую радость. Первую атаку на народных любимцев предприняли иосифляне образца ХVI века (приверженцы церкви на униатский манер), укрепившиеся в церкви.

На Стоглавом соборе 1551 года они требовали «удушения» любых народных традиций, но тогда их стремление не поддержал Иван IV.При Романовых же все изменилось: успех задуманной церковной реформы по большому счету зависел от того, насколько удастся выдавить народную память паствы.

В правление Михаила Федоровича, еще отличавшегося осторожностью, объявлять открытую войну народному эпосу не решались. Известен указ 1627 года о недопущении в Москве так называемых языческих игрищ и суеверий. В тексте сказано, чтобы «впредь за старое Ваганьково никакие люди не сходились…», дабы не смущать православных игрищами мирскими, «коледы бы… не кликали».

В 1636 году власти тревожились вновь: праздники проводятся не по-христиански, вместо духовной торжественности веселятся, кощунствуют, пляшут. Свадьбы без ведунов не справляются, многие по вечерам слушают скоморошьи песнопения, другие «по зарям» чародеев, волхвов призывают. Подобное наблюдалось не только в столице, но и во всех городах, не говоря уже о сельской местности.

Как нужно отказываться от «бесовских сонмищ», продемонстрировал лично Алексей Михайлович. Когда царь женился на Марии Милославской, то запретил исполнение песен, отказался от тех свадебных забав и игр, где звучали народные мотивы. Это было поистине «громом среди ясного неба», поскольку резко противоречило вековым традициям, свято соблюдавшимся.

Так, например, женитьба Ивана IV на черкесской княгине Марии Темрюковне сопровождалась обрядами, празднествами, весельем с сильным языческим привкусом. Теперь же впервые в истории свадьба царя совершилась в необычной тишине на фоне духовных пений из триодей.

По ее завершении в течение 1648 года был оглашен целый ряд указов, не просто запрещавших увеселения, игры, но и предусматривавших конкретные наказания за участие в них. На скоморохов обрушивались жесткие репрессии, их нещадно гнали, проклинали, жгли инструменты, а их слушателей приказано бить кнутом и подвергать «великой опале».

Фактически накануне старта церковной реформы власти объявляли старинные обычаи вне закона.

Патриарх Иоаким в 1684 году подтвердил это, проклиная тех, кто не подчиняется антискоморошьим указам.

Параллельно репрессивным усилиям непосредственно народное творчество – былины, песни, сказки – подвергалось тотальной деформации.

А.В. Пыжиков