Подполье в Киеве в 1919 году
Этот текст я нашел в архиве моего отца. Мне кажется, что людям надо знать о том, что видел и делал 15-летний парень в Киеве в 1919 году.
ЛИТЕРАТ УР НАЯ С Т Р А Н И Ч К А Коммутатора ( газета 1 полка связи РККА) Сентябрь 1933 года
Из воспоминаний старого к о м с о м о л ь ц а
-------
ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ!...
Сказать легко. В честь такого великого молодежного дня нужно поделиться. Коль просите вспомнить, так послушайте, как от МЮД‘а пятого к шестому шел, как в комсомол, в Красную армию, в партию пришел.
Был я этаким политиканствующим подростком. Нужно было мне пройти через НОЧЬ, через тяжелые дни белогвардейщины, чтобы найти дорогу в железные ряды партии, комсомола и стать на защиту и укрепление диктатуры пролетариата. А то, что диктатура пролетариата самое главное, самое важное в марксизме-ленинизме—об этом теперь мы все, молодёжь, и из теории знаем и на практике осуществляем. ТОГДА теорию эту мне пришлось больше из практики выводить в на практике ей учиться.
86—думают
Двор наш глубок и как колодец черный. Велики и темны подвалы под асфальтом двора. В доме 86 квартир. В каждой квартире по одной черной комнате, без окон. Электростанция не работает, нет топлива. Керосина нет. В каждой из 86 квартир горит масляная коптилка. В одной из темных комнат, на койке ворочаюсь. Думаю. Нужно думать. Подумаешь.
В доме 86 квартир. В трех из них с грохотом разорвались снаряды. Один из трех снарядов прилетел с белогвардейской стороны в обед и смеясь, что ли, залетел в белогвардейскую квартиру. Разодрал старуху Савенко. А разодрав, стукнул по потолку нижней. В нижней из пяти сыновей один в Красной армии. В левом флигеле на втором этаже член партии Хольмер, бывший член партии, думает. Он думает, что хорошо спрятал партбилет. Он думает о чем сказать ему партии, когда вернутся большевики. Почему он не ушел как боец 1-го Коммунистического полка? Он не знает, что вернувшиеся большевики не захотят говорить с дезертиром.
В 72 квартире чернявый секретарь домкома Яшка—думает. Что ему делать, если каждая из 86 квартир либо красная, либо трехцветная, либо „жевтоблакитная" (петлюровская—самостийная, либо смешанная. И как ему уберечь с десяток застрявших красных.
Неожиданные «ГОСТИ»
В голове—вихрь. Слушаю.
Перелет...
Перелет...
Разрыв...
Ага, у нас. Гореть будет, или нет?..Почему белые в 18-м зажгли дом Багрова. Огромный, он долго горел. С пятого, с седьмого этажей на бульвар летели сундуки, перины, самовары и...люди. А оттуда, с Печерска, пьяные артиллеристы продолжали гнать зажигательные.
Напротив, в гостиницу «Марсель» попал только один. Глупо, что его ждали через окно. Он явился через глухую стену неожиданно, когда на столе разливали суп, и спутал обед целой семье. В часы крытого рынка угодил снаряд петлюровский. Он не тронул ни одного стекла в застекленной крыше, сбросил часы в мясное отделение, сам упал в овощное и лег не разорвавшись в капусте.
Наверху страшно
Оживление сейчас в подвальных квартирах. Обитатели верхних этажей любезничают с хозяевами.
—Да, да, они законно не желают подставлять свои спины под снаряды.
— Видали ли Вы, что творится перед домом? Этот красноармеец у сажени дров приладился и не пропускает через площадь даже кошки.
Обычно подвалы комплектуются по флагам: красному, трёхцветному, желтоголубому,
В красном оживлено дискуссируется положение в Венгрии, Германии, высчитываются дни, когда вернуться, „наши". Молодежь напевает: „Вперед же по солнечным реям..". ;
В Белом — подсчитывают: в который день придут французы из Одессы. Они не ведают того, что матрос Марти заставит французов" повернуть в обратную сторону.
Ночь
Теплейший, сентябрьский день. По Думской площади не пробраться. Здесь решается спор между трехцветными и желтоголубыми. В город одновременно вошли: с юго-запада—петлюровцы,с востока—деникинцы. Небольшая потасрвка и желтоголубое знамя на думском балконе сменяется трехцветным. Самостийники понуро уходят. В город парадно входят белогвардейские войска. На главной улице их встречают цветы и разряженные в белое дамы. В чесунчевом пиджаке брюхатый колбасник истерически кричит: У—рр—ра! Апплодируют откуда-то взявшиеся в полной парадной форме гимназистики и гимназистки. Ведь вот сколько врагов ходило среди нас! .
На асфальте шум.
— Вот комиссар!^.. Держи его... Держи... Бей...... У стены труп, обезображенный, искромсанный...
Дамы любопытствуют. Появились лорнетки. Интересное зрелище!? Стервы! -
— Ты еще рассуждать, жидовская морда!...
Крики с другой стороны...Комиссар!... Ко - мис – ссар! Держи его... Бей его......У стены труп...
-- Чекист..-—Держи его..—-Бей его....У стены труп...
— Жид... Держи его... Бей его... У стены труп...
Хватит? Нет, только начинается.
Улица главная. В конце площадь, „царская». На площади—фонари, особенные, высокие.На фонарях—трупы...Белогвардейцы умели, яркий солнечный день превращать в непроглядную НОЧЬ.
Х л е б и трупы
Городовые только около учреждений. Околодочные с обысками. Ночью--стрельба пьяных „благородий“. Утром - - трупы на тротуарах, мостовых, в подворотнях.
На рынке белый хлеб и масло. Понурые головы голодных рабочих.
В газетах реляции о Победах белого воинства. „Последнее сообщение": Ленин, захватив золото, удрал из Москвы на самолете на Урал.
Последний приказ генерала Бредова начальника гарнизона:
„Ходить только до 10 часов вечера...Беспорядки будут подавляться со
всей суровостью военного времени"...НОЧЬ.
Пятый МЮД
Такой же солнечный день самого начала сентября. Вниз, по Фундукеевской спускается, сверкая на солнце хоругвями и иконами—похоронное шествие. Гнусавым попам, подтягивают гимназистки. Очередная „жертва" большевистского террора. Всыпали где -нибудь на окраине этому „благородию" из политразведки—рабочие чтобы отвадить от рабочих переулков. '
Подымаюсь навстречу.
— Сними шапку... .
Дальше...
Шапку сними...
Дальше.
Шапку скинь... Сволочь...
Держи его... Держи... Держи...
Сниму, как же! Сами сволочи!
Бегу... Топот сзади... Перерезают. Надо нажать. Вправо—Пушкинская... Двор... Сижу на корточках и думаю. Вспоминаю сколько погон содрали с „благородий" и побросали на мостовой против кино „Модерн"—красногвардейцы, это во время „Триумфального шествия" Советской власти в начале18-го.... Протопали... Вылезаю. Тиха Пушкинская и пустынна.
Позже я установил, что это был день пятого МЮДа, а мое неснятие шапки у похорон контрразведчика—единственной открытой демонстрацией протеста в городе.
Артель дровоколов
Пробившись на Демиевку они установили, что слишком поздно—пути к своим отрезаны. Закопав оружие—разошлись по городу. Так редактор большевистской губернской газеты высоченный Анатолий, начальник пулеметной команды Борисов, Розов, Ленточный и я, составили артель по пилке и рубке дров. Анатолий весьма конспиративно устроился в гнезде желто-голубых кооператоров на Кругло-Университетской. Ходил я к нему для конспирации, как ученик. Что бы не обременять себя изучали „Мертвые души“. .Бедняга Анатолий, кто знал, что ты закончишь гражданскую войну Кириловской больницей. Борисов и Розов со мной поселились в комнате с окном и „буржуйкой". Топили „буржуйку" главным образом за счет фанерных плакатов, призывавших записываться в „белое воинство": хочь в артиллерию, хочь в кавалерию, хочь в пехоту.
Вечерами, затопив буржуйку, Б о рисов учил меня тактике гражданской войны: железная дорога, бронепоезд, с флангов пулеметы и пехота...
Дела паспортные
Недолго пилили, кололи дрова по дровяным складам и дворам. Генералу Бредову надоело ждать добровольцев. Стал мобилизовывать. А кой дурень пойдет? У каждого паспорт подобран: либо стар, либо не дорос до объявленных годов. Заработали студенческие артели по паспортам. Плюнул Бредов на паспорта, стал хватать на улице по виду. Если по физиономии подходящ, значит паспорт твой фальшивый...
Каждую ночь обыски. Полезли мои дровосеки в подвалы. Ну, а меня хватай—-не хватай,что с паспортом, что без паспорта-округом пятнадцать, возраст не призывной. Тут мне и пришлось побегать для ребят. Они вовсе-без паспортов жили. Партбилет не предъявишь.
Аркадию удалось достать паспорт с явки на Тарасовской. Заполнить его пришлось мне. Ребята стояли за спиной—диктовали каждую букву и размах почерка. Расписывался на паспорте за паспортное начальство Борисов. А когда кончили, понесли на кухню мазать золой, чтобы не так нов был. Так родился на свет смоленский мещанин Анатолий Торговцев.
За паспортами доверили и подпольную газету „Коммунист“. А это-то совсем близко, в 72 квартире, у квартиранта Яшкиного, домкомовского секретаря. Этот и вовсе устроился. У него для околодочных и приставов столик. На столике графин, закуска. Пока закусывают — кому надо в подвалы заберутся. А в этот лабиринт разве полезут?
Жизнь вообще больше ночная, стала, темная и тоскливая.
Пытка страхом
Днем то не слыхать—шумновато. А ночью выйдешь, прислушиваешься:
Бум-—бум...
Бум—бум...
Это красные на Ирпене — слышно. И меряешь: как сегодня, не слышнее ли?...
Уу-уу-уу
Вой над городом. Хоть каждую ночь воют, а каждый раз жутко. Когда спускаются сумерки и напившись белые банды выходят на ночную работу—за барахлом, за кровью—тогда евреи каждого дома этого полумиллионного города, спускаются из квартир во дворы и взявшись за руки ждут. Стучат в железные, забаррикадированные ворота. Стук зол и настойчив. Млеет от страха «домовая охрана» и ступая тихо на носках отступает в глубь — ведь стреляют через ворота, в щели. Тогда печальный хоровод во дворе начинает вой. Вой подхватывают соседние дворы, переулки улицы... Город воет...Это то, что матерый монархист Шульгин назвал в своей погромной статье „Пытка страхом".
... Деникин под Тулой—темная. Какая темная НОЧЬ!
Последние дни
„Дровосеки" мои гляжу стали живей шевелиться. Анатолий завел связи у кооператоров. Бегают ребята к Троицкому базару , к одному офицеру—большевику—связи в контрразведке устанавливают.' "Посвящать в эти дела меня не полагалось—малой. Но в одно дело и я втерся. Приехала из Одессы с явкой прямо к нам жена комдива Якира с подружкой—женой его начштаба. Эти смелые женщины -- приперлись — на... белогвардейском бронепоезде. Задача—перейти фронт. В Ростове не удалось. Вот прибыли. С их устройством хлопотно было. Осели в гостинице, сплошь набитой офицерней. Ждать.
Время приближалось и белогвардейские пушки били по реке—не дать льду стать, не создавать моста для напиравших красных.
Улицы стали пустынны и днем. Необычную тишину изредка нарушают последние резервы белых - это вооруженные гимназисты оттаптывают шаг, спешат на фронт...Не поможет.
Такой же яркий сентябрьский день.
На первомайской площади собираемся мы-молодежь-военная и невоенная. Заиграли оркестры. Отправляемся по главной на Софиевскую площадь. Я-—председатель комсомола военных курсов веду комсомольцев-курсантов на парад.
Иду по главной и мерещится мне кровь на асфальте. Прошел только год—свежи еще
раны города, успевшего за этот год побывать под белополяками. Товарищ, дай ногу...
Впереди предстоят еще бои. Борисов, где ты. После той ночи пошел военкомом Богунского полка. И вот не слыхать через год, ни через четырнадцать.
Вперед же по солнечным реям...
— Запоем курсантскую...
Ногу...
★
МЮД девятнадцатый—день светлый,-молодежный. Не праздник—борьба. Многое впереди, многое от комсомольца требуется. Так нажимайте, дружочки!..
Учитесь... Думайте...
