ЕСЛИ БЫ Я БЫЛ МИХЕЛЕМ ТРАУБЕ…

С детства я был горд и счастлив тем, что родился в первой в мире стране победившего социализма, которая вот-вот построит коммунистическое общество. И что принадлежу к самой большой нации Советского Союза, на языке которой говорит вся страна и который понимают далеко за ее пределами. Жил себе, поживал, мечтал стать первым президентом СССР (в пору, когда даже мечтать об учреждении подобного поста было чревато), осуждая в душе антисоветские высказывания своего властного, отсидевшего своё при Сталине отца, взрослел… Прозрение наступило не сразу – с первой публикацией в «Роман-газете» «Одного дня Ивана Денисовича», с горбачёвской «оттепелью», с осознанием всей тяжести цены, уплаченной за преобразование Российской империи в «Союз нерушимый», – но, слава Богу, оно у меня таки наступило, в отличие от миллионов моих одногодков, так и оставшихся одной ногой в милом советском прошлом, наполовину сотканном из мифов.
Сколько помню своего батю, он постоянно удивлял окружающих не только открытой антисоветчиной, но и неподдельным уважением к немцам, с которыми в шестьдесят четвёртом монтировал оборудование на Елецком сахарном заводе. Уважал прежде всего за знаменитое германское качество («умеют делать!», «немецкое – значит, надёжное!») и умение работать ровно, без раскачек и перекуров. А ведь в далёком сорок первом он видел немецких автоматчиков на улицах родного Ельца и в ту пору люто их ненавидел…
Ненависть, презрение и национальная рознь прорастали сквозь года. В детстве мы с пацанами чаще всего играли не в прятки или салки, а в войну русских с немцами. Когда подросли, узнали иронический речевой штамп «наши друзья немцы» (подразумевалось, что гэдээровцы, конечно, сателлиты и младшие братья, но вину своих отцов никоим образом не искупили и нам по гроб жизни обязаны). А на склоне лет довелось вот подивиться на превращение Победы в государственную религию – в основном потому, что больше новой России похвалиться особо и нечем…
Мы не выбираем ни места, ни времени своего рождения и в том, что родились тут, а не там, никакой нашей заслуги нет. Ни заслуги, ни вины. Поэтому шутами гороховыми выглядят рвущие жопу «за Расеюшку» и брызжущие слюной на весь «нерусский» мир. Порой приходит в голову мысль: а что, если бы мне довелось родиться не в СССР пятидесятых годов, а в Германии двадцатых? Прозываться не Михаилом Трубицыным, а, скажем, Михелем Траубе и не успеть слинять от мобилизации, когда Германия сошла с ума, в Швейцарию или Южную Африку? Скорее всего, Восточный фронт я бы всё же предпочёл верной смерти в концлагере. Наверно, не обижал бы славян и евреев, стрелял поверх голов и поднял руки с воплем «Гитлер капут!» при первой же возможности, чтобы потом годами искупать свою вину добросовестным трудом под конвоем советских вертухаев в условиях, далёких от санаторных. Но, повторяю, вины Михеля Траубе в том, что он родился там, где родился, нет. Ни в том, что родился, ни в том, что стал жертвой геббельсовской пропагандистской машины, ни в том, что попал в лопасти жуткого маховика, перемалывающего миллионы жизней… Или всё-таки вина есть?
В сороковые-роковые школьники учили такой стишок: «Для чего фашисту голова? Чтоб носить стальную каску или газовую маску, чтоб не думать ничего: фюрер мыслит за него!». Так вот, если бы Михель Траубе думал своей головой, он бы не проголосовал за Национал-социалистическую рабочую партию, вышел бы на демонстрацию протеста против назначения Гитлера канцлером и уж, во всяком случае, успел бы покинуть пределы фатерлянда, пока это было возможно. И, может быть, главная заслуга Нюрнбергского трибунала состоит в том, что он ввёл понятие личной вины за исполнение преступных приказов – что сегодня, похоже, кому-то очень не нравится. Печальнее всего, что затаённые мыслишки этих «кого-то» на весь мир озвучил русский гимназист из благополучного Нового Уренгоя.
А ещё печалит то, что немцы смогли пережить горечь поражения, отречься от нацизма, восстановить страну отцов из руин и построить «жизнь совсем хорошую» - мы же не устаём оплакивать закат империи, грезим «призраком коммунизма», злобно косимся на четырнадцать вчерашних «сестёр» (ну, может, не на все четырнадцать, но на большинство) и считаем работающих на наших стройках таджиков-узбеков унтерменшами. Прав был старина Солженицын: России надо отвернуться от внешнего мира и сосредоточиться на освоении собственных несметных природных богатств, с которыми можно построить жизнь получше, чем в Неметчине. А пока такую жизнь не построили – что ж, извольте, соотечественники, кушать то, что подано: слушать приторно льстивые и угодливые словеса наших детишек в немецком парламенте…

Михаил ТРУБИЦЫН,
Елец,
ул. 220-й Стрелковой Дивизии