И снова о Нём, или жизнь простого инженера в 1952—60 годах

Документальная зарисовка советской жизни с её бытом и отношениями, законами и моралью, очередями и ресторанами, сталинизмом и десталинизацией и прочими штрихами, которыми принято описывать ту эпоху.

Текст публикуется с сохранением авторской стилистики и орфографии.

Я — коренной москвич, безотцовщина, мать — старший техник, окончил институт весной 1952г. и БЕЗ всякого блата получил распределение в одно из престижных конструкторских бюро в Москве. (Пояснение для молодых: в СССР специалист после окончания обучения должен был по распределению отработать три года на одном из предприятий. Вас могли послать работать в любой уголок страны, но обязаны были трудоустроить по специальности).

Кроме меня на эту фирму взяли ещё такого же бедного выпускника. Мне, как и всем моим однокурсникам, трудоустроенным не так удачно, как я, положили оклад 1100 р в месяц. Много это или мало? Как известно, всякий человек доволен своим умом и не доволен своими доходами.

Государственные цены на тот период:

Хлеб чёрный — 1,60 р.

Хлеб белый — 2,8 р.

Мясо — 12 р.

Масло слив. — 22—23 р.

Молоко 3 р/литр.

Костюм самый дорогой из отечественных материалов «метро», «ударник» — 1500 р.

Туфли импортные, самые дорогие — 500 р.

Ботинки отечественные верх — кожзаменитель, подошва — резина — 80 р.

Приличных дешёвых мужских костюмов не было. Появились через несколько лет венгерские, из шерсти с синтетиком по 700—800 р.

Отступление. Очереди. В Москве были очереди за мукой. Стоял часа два, давали по два кг. Всюду рекламировались крабы «снатка», в гастрономе № 2 на Смоленской в кадушках лежала красная икра по 36 р/кг и чёрная по 85 р/кг. Кофе в зёрнах стоил 50 р/кг. Растворимого не было. Народ был слишком беден для этих продуктов, да и побаивался брать «снатку».

Нельзя не сказать о налогах в то время. Подоходный налог помню приблизительно. С первых 800 р — примерно 8%, с суммы от 801 до 1000 р — примерно 10%, от 1001 до 1500 — примерно 12%, от 1501 и выше — 13%. Налог на бездетность. Граждане старше 25 и моложе 50 лет, могущие иметь и не имеющие детей платили налог 6%.

Ежегодно состоялась добровольно-принудительная подписка на заём (позднее эти деньги были возвращены). Моя категория граждан подписывалась на оклад — 1100 р. Эти деньги выплачивались нами в течение 10-ти месяцев. Комсомольские взносы — 3%, профвзносы — 1%. Таким образом, общие вычеты достигали 30%.

Отступление. Динамика налогов: В 60-х гг. отменили налог на бездетность, перестали брать заём, заморозив его возврат на 20 лет, уменьшились комсомольские и партийные взносы. Средняя зарплата в то время составляла 500—600 р., так что инженерам платили существенно больше среднего.

Каковы были мои жилищные условия? Я жил в одной из коммунальных квартир в шестиэтажном доме на Плющихе. Дом известен тем, что в нём на первом этаже жила с сыном знаменитая ныне Анна Васильевна Тимирева, гражданская жена адмирала Колчака. Я знал её лично, но ни чай, ни водку с ней не пил. Здоровался до её посадок, в промежутке между посадками, и после реабилитации. Она умерла в 60-х г.г., а я подружился с её рано погибшим племянником Ильёй.

Я с мамой занимал комнату 11,25 кв.м. За стенкой в комнате 24 кв.м. жила семьи из отца, матери и трёх сыновей. Напротив меня в комнате 14 кв.м. жили отец-сапожник, мать-уборщица и две дочери. И в двух комнатах по 11 кв.м. жила семья Исакович из трёх человек. Так жили тогда все (прошло всего семь лет после страшной войны!). Семья уборщицы ежедневно молилась за советскую власть, потому, что в доме был водопровод, газ и ватерклозет. В переулках вокруг Плющихи (сегодня — центр Москвы) были водоразборные колонки.

Конечно, между соседями происходили ссоры, но ни во что неприличное они не выливались. Никто не сыпал сор в суп, и не делал других гадостей, описываемых сегодня в литературе.

Небольшое отступление: Мой двоюродный брат дружил в то время с сыном управляющего делами ЦК КПСС, и я пару раз бывал у них дома. Шестиэтажный дом 30-х годов в переулке Сивцев Вражек. Трёхкомнатная квартира общей площадью 60—70 кв.м. Примерно в такой я живу сейчас. Кухня метров 8—9. Кабинет 18—20 кв.м.

Управделами ЦК ведал всеми деньгами партии. И не имел яхты Абрамовича! Нонсенс.

И так, я стал инженером-конструктором.

Технология работы была такова: Каждый конструктор сидел за кульманом и делал конструкцию узла в карандаше на пергамине. Он же делал деталировку своего узла. Девочка обводила размерные стрелки и размерные числа тушью. Начальник бригады подписывал чертёж, практически не глядя. Чертёж размножался на синьке и спускался в цеха. Далее я имел дело и втыки непосредственно от рабочих.

Распорядок дня на фирме был достаточно жёсткий. В то время была 48-часовая рабочая неделя.

За пять минут до начала работы я должен был быть на рабочем месте и ровно в момент начала начинать работать. До обеда я не имел права разговаривать по телефону даже на рабочие темы, не имел права согласовывать свой узел с узлами других подразделений. Я должен был конструировать.

В институте я сачковал и не приучился работать. Распорядок дня приучил меня к труду. Уже через полгода я начинал ровно в девять автоматически думать о работе.

Уход с работы по личным делам, даже на один час, оформлялся как отпуск за свой счёт и, кроме того, начальство читало мне мораль. В конце каждого месяца собиралось производственное совещание бригады. Начальник подводил итоги месяца, давал оценку каждому работнику и задание на следующий месяц. Совещание было вполне демократичным, каждый мог отстаивать свою точку зрения.

Я был и остался до сих пор романтиком. В институте я не обращал внимания на технологические предметы. В результате, когда я сделал свою первую конструкцию, бригада собралась и хохотала полчаса. Но я был молодым специалистом, и меня нельзя было уволить в течение трёх лет. Видимо, я не совсем дурак, потому, что через два года я получил повышение — 1250 р/месяц, а ещё через два года стал инженером-конструктором второй категории с окладом 1500 р/месяц.

Это было время научно-технической революции, которую в институте я не застал. Появились красивые слова: теория автоматического управления, кибернетика и т.п. И прошёл слух, что на фирму прибывают математические машины (так тогда называли компы). Я загорелся. Пишу и вспоминаю: ни я, ни мои товарищи не думали об окладе, о деньгах. Думали об интересной работе.

Моему товарищу доверили вычислительную лабораторию, и он взял меня к себе. Пришли аналоговые машины (кто из пожилых помнит этот тип машин?). Ни он, ни я в то время никакого представления о выч. технике не имели, в институтах её не преподавали. Пришла машина МН-7. Это была настольная машина для решения обыкновенных дифференциальных уравнений до шестого порядка включительно. Я включил питание. Пошёл дым, машина сгорела.

Машина была на электронных лампах, ламповую электронику я более или менее знал. Взял паяльник, паял месяц, но восстановил машину! Она заработала.

Пришли другие аналогичные машины: ИПТ-5, МПТ-9 и др. Я быстро освоил их эксплуатацию, научился составлять необходимые для работы на них схемы. НО машины были предназначены для решения дифуров, а я, сачок, в институте решать дифуры не научился. Приходили математики из других подразделений и работали, а я не понимал их работу. Этого я стерпеть не мог. И, хотя за освоение новой техники мне полагалось повышение оклада, я ушёл в очную аспирантуру. Ушёл, не надеясь защититься, так как мне было уже 30.

Для аспирантуры я выбрал специальность «Системы автоматического управления», в которых тогда не разбирался. Готовился у тётки в Тарусе всё лето 1957 г. Доходило до абсурда. Над понятием «динамические системы» сидел неделю. Не понимаю и всё! Что-то аналогичное было со мной на первом курсе. Не мог освоить понятие бесконечно малые величины.

Готовлюсь я, а в Москве — международный фестиваль молодёжи!

Началась сдача экзаменов. Сдавать нужно: марксистко-ленинскую философию, язык и спецпредмет. На философии поспорил с экзаменатором. Дело было после ХХ съезда, и я не мог поверить Хрущёву, что Сталин руководил военными операциями по глобусу. Но 5 поставили. Язык хорошо знал с детства и сдавал своей вузовской преподавательнице. Прекрасный человек. Погрозила пальчиком, что я забываю язык и поставила 5. По спецпредмету получил 4. Приняли.

Как человек с производства, получил стипендию 1000 р., с которой налоги не вычитались. Т.е. в деньгах потерял очень мало. И, женился!

Я жил с мамой в комнате 11,25 кв.м., у жены в двухкомнатной квартире пять человек. Где жить? Если бы я работал и родил ребёнка, глядишь года через два дали бы жильё от работы. Не обязательно квартиру, но жильё. А аспиранту шиш дадут.

Жена пришла ко мне и стали жить втроём. Мама в 8, как все порядочные люди, идёт на работу, жена — препод в школе, работает по расписанию, я — свободный аспирант. Интим только днём, когда мать на работе. Это длилось около года. Потом матери дали от работы комнату 8 кв.м. в районе Измайловского парка и жить стало лучше (я подчёркиваю: это 1960 г.)

А с диссером дело плохо. Руководитель предлагает мне темы, а я смотрю на него как на сумасшедшего. Я с производства. Я знаю, что каждую такую тему разрабатывают десятки предприятий, сотни, а то и тысячи людей. А мне — одному? Сейчас бы взялся и что-нибудь сделал. Тогда не понимал.

Но зато он устроил меня на полставки в один из НИИ. Дело пошло лучше. И денег больше (вместе со стипендией 1800 грязными) и около живого дела…

<>

И так, весной 1952 г. я окончил факультет вооружения самолётов Московского ордена Ленина Авиационного института им. С.Орджоникидзе, получил диплом инженера-электромеханика по вооружению самолётов и по распределению пришёл работать инженером-конструктором без категории в бригаду стрелково-пушечного вооружения Опытного Конструкторского Бюро № 240 Министерства авиационной промышленности СССР. Генеральный конструктор — С.В. Илюшин. Ракетного вооружения ещё не было. Я проработал в этой бригаде до 1956 г.

Не следует думать, что мы конструировали авиационные пушки. Этим занимались другие специальные КБ. Наша задача была установить пушку на самолёт, сконструировать патронные ящики, подводы ленты, вывод гильз. Но бригада, ещё до моего прихода сконструировала кормовую электро-гидравлическую турель дистанционного управления для одного из ИЛовских штурмовиков.

Конструкторы в бригаде были блестящие, хотя, как правило, имели среднее, а некоторые даже начальное образование. Начальник моей бригады, В. А. Фёдоров, не имея никакого образования, начинал мальчиком на побегушках в одном из существовавших во время НЭПа немецких конструкторских бюро.

Без всякого блата он совершенно заслуженно вырос до заместителя Главного конструктора по вооружению. У него, как и у В.Ф. Сидорова, Михаила Гавриловича (не помню), и других был божий дар и сумасшедшая любовь к своему делу. Отсутствие образования сказывалось в том, что они, опираясь только на свой личный опыт, плохо воспринимали новое. Даже в 60х гг. они не воспринимали автоматику и электронику в авиации.

Один конструктор, хотя бы и ведущий, делал и узел и его деталировку, поэтому не было разделения на белую и чёрную кость, всё зависело от твоего умения и работоспособности. Чертежи делались на пергамине, одна девочка на всю бригаду обводила тушью только размерные стрелки и сами размеры, и без всякой проверки они отправлялись в светокопию и на производство. Контролёрами служили рабочие. Они также были первоклассными специалистами, понимавшими конструктора с полуслова, а часто и учившими молодых инженеров.

Примерно в 1955 Правительство СССР решило развивать гражданскую авиацию. До этого народ летал на ИЛ-12 и американских Дугласах. (вчера прочёл в инете: в ближайшие годы Россия закупит 1000 Боингов для своей гражданской авиации). Несколько ответственных работников основных КБ (Туполева, Илюшина, Антонова, Яковлева и др.) были командированы в Европу и летали там на пассажирских самолётах в качестве рядовых пассажиров. От нашего КБ летал Гл.конструктор В.Ф. Бугайский, который после командировки проинформировал коллектив о западной гражданской авиации.

Нашему КБ было поручено сконструировать самолёт, который известен как ИЛ-18.

Бригада стрелково-пушечного вооружения должна была сделать интерьер пассажирского салона и кресла для экипажа (дизайнеров в Союзе не было). В помещение бригады были доставлены пассажирские кресла с нескольких западных самолётов и конструкторы (некоторым больше 40 лет) стали их осваивать, прыгая на них, рассматривая и изучая. В результате был сделан ОРИГИНАЛЬНЫЙ интерьер и кресла легче западных (авиация, вес важен). Лично я, насколько помню, сделал кресло штурмана.

Я подчёркиваю увлечённость, даже пожилых, любой порученной работой.

Насчёт блата в КБ. С моего потока взяли двух из самых бедных семей. Пока я сидел за доской, я не был знаком с молодёжью других подразделений. Но ЭВМ! Пожилые конструкторы подсматривали в окно, что это мы там делаем. И я познакомился с молодёжью. Блатных среди них НЕ БЫЛО (дело надо было, делать).

Может быть интересен эпизод, характеризующий работу в КБ.

Я уже добился работы на ЭВМ. Но пока их не привезли, меня направили в бригаду аэродинамического расчёта. Тогда я в этом ничего не понимал и начальник бригады, Николай Петрович, усадил меня проводить численный расчёт траектории самолёта-снаряда на логарифмической линейке..

Бригада была привилегированной, каждый день в первой половине в неё приходил сам Сергей Владимирович. В своём генерал-полковничьем мундире он здоровался за руку со всеми сотрудниками, зорко наблюдая, чем они занимаются.

В бригаде работала женщина, ведущий конструктор, специалист по аэродинамическому расчёту. В один из приходов С.В. увидел, что она в рабочее время читает только что вышедшую тогда книгу И.В. Остославского «Аэродинамика самолёта». Ни слова не сказав ей, С. В. вызвал начальника бригады в коридор и там сделал ему взбучку: что вашим людям делать нечего, почему они в рабочее время читают?

Перехожу к другой теме.

Один из гайдпаркеров просил осветить мои ощущения того времени. Что нравилось и что не нравилось.

Главное ощущение 1945—1965г.г. — жизнь становится всё лучше и так будет всегда. Основная причина, конечно, в том, что я был молод. Но была и объективная составляющая.

Судите сами. В 1942 я голодал, ел лебеду, ботву моркови и редиски (сами овощи шли раненым), носил матерчатые ботинки на деревянной подошве и мечтал устроиться продавцом в булочную. Лебеду мама собирала по задворьям, отваривала, если с постным маслом, это вкусно. В 1946 (голодном) г. я уже получал стипендию (около 230 сталинских р) и мы с мамой могли позволить себе прикупать в коммерческом магазине помимо пайка 150 г. сахарного песку в неделю (Москва, всё-таки). В 1952 я пошёл работать и приоделся.

Что бы ни говорили антисоветчики, тот факт, что при жизни Сталина ежегодно существенно снижали цены на самые важные в то время продукты: хлеб, крупы, муку, масло и т.п. тоже влиял на мироощущение. И весь народ тоже с каждым годом жил хоть немного, но получше, чем в предыдущем. Вместе с тем я и мои товарищи, как всякая молодёжь, критиковали власть, т. е. Сталина. Но лично я критиковал его слева.

Здесь нужно припомнить внутреннюю политику власти в тридцатые годы. В их первой половине преобладало классовое мировоззрение. Считалось, что сам факт Советской власти поможет победить в будущей войне (что война будет, никто не сомневался).

Предполагалось, что в случае войны рабочий класс Европы восстанет и в ней произойдёт социалистическая революция.

Со второй половины тридцатых (известные письма Сталина, Кирова и Жданова о преподавании истории в школе) упор был сделан на патриотическое воспитание. Появились фильмы «Суворов», «Александр Невский» и др. Появились патриотические романы, например, «Порт-Артур».

Я родился в 1927г. и первые четыре-пять лет своей сознательной жизни (в 1935 мне было 8 и я умел писать и читал газеты) жил под влиянием именно классовых взглядов (при том, что мой отец — колчаковский офицер, а мать — из зажиточной до революции семьи). Отсюда критика (детская) слева. Не нравилось, что ввели погоны. Не нравилось восстановление слова «офицер» и т.п.

К Сталину относился критически со времён ВОВ и до 80-х г.г ХХ века (надо сказать, часто несправедливо). Сейчас, после Брежнева, Горбачёва и Ельцина, очень уважаю.

Как известно, при Советской власти каждый год 6 ноября состоялось торжественное заседание в Большом театре, посвящённое очередной годовщине Октябрьской революции. На нём с докладом выступал один из членов Политбюро. Во время ВОВ всегда выступал Сталин. 6 ноября 1942, когда немцы были на Кавказе и в Сталинграде, он сказал «Будет и на нашей улице праздник». Я издевался две недели, а 19 ноября началось наступление под Сталинградом.

Такие примеры можно продолжить. В 1945 культ Сталина возрос до гигантских размеров. Он уже был маршалом, и мы гадали, какой чин ему дадут в связи с Победой. Предполагали «коннетабль Советского Союза». Дали генералиссимуса.

Критика происходила, в частности, так: после занятий мы с товарищем располагались на двух диванах и в полный голос (не меньше 20 децибел) хаяли вождя народов. Как, видите, НКВД меня не съел.

Последние годы жизни Сталина запомнились морально как совершенно беспросветные: Всё изобрели русские, все дураки, кроме нас. Сегодня, после знакомства с источниками, я понимаю, что в борьбе с космополитизмом было разумное зерно.

С 1949, с года семидесятилетия Сталина, и до его смерти все музеи Москвы были превращены в выставки огромного количества подарков вождю. Это возмущало, хотя подарки (ни одного из них он не присвоил) были поразительные:

Из Индии: большая надпись на рисовом зерне (что именно, не помню);

Из Франции: мать погибшего партизана из Маки прислала детскую шапочку сына.

Из Китая: четыре ажурных шарика из слоновой кости, один в другом, как матрёшки. Их не собирали, а вырезали сразу один в другом.

6 марта 1953 (я уже работал) нас собрали в актовом зале и объявили о смерти Сталина. Мои старшие товарищи по работе плакали.

Сразу после смерти Сталина, началась неафишируемая десталинизация, и это тоже коробило, как пример непорядочности руководства, ещё вчера, лизавшего задницу вождю (не понимал, что это просто политика, где порядочность недопустима).

Расстрел Берии все приняли положительно (сегодня он, по крайней мере, вызывает вопросы). Но жизнь продолжалась и становилась всё лучше. Году в 1956 перешли на 44-часовую рабочую неделю (в субботу работали до обеда). Мама влюбилась в Хрущёва, когда в 1955 он дал приличные пенсии (при Сталине максимальная пенсия составляла 160 сталинских рублей, цена белого хлеба 2 р 80, мяса 12 р).

Началось строительство хрущоб — отдельных квартир для каждой семьи. Меня это не коснулось, но мой сегодняшний тесть (моложе меня на год), простой рабочий, получал от Советской власти в Твери квартиры два раза. Моя двоюродная сестра (сама библиотекарь, муж — ассистент ВУЗа тоже получала в Москве квартиры два раза).

Доклад Хрущёва на ХХ съезде произвёл впечатление разорвавшейся бомбы. Сегодня известно, что в нём было очень много вранья. Но мы не могли себе представить, чтобы глава государства врал. (Кстати, Сталин и говорил и врал мало. Утверждаю это, прочитав уже теперь много томов произведений вождя). Но и тогда не верилось, что Сталин решал оперативные задачи на глобусе. Все ещё помнили ВОВ.

Хочу коснуться ещё двух вопросов: морали и «стиляг».

Мораль.

Расхожее мнение, что при социализме все были «несунами», кстати, высказанное впервые Брежневым — грубая ложь. Во-первых, что могли уносить работники тяжёлой и машиностроительной промышленности? Я, авиационный инженер, должен был воровать шасси самолёта? Во- вторых, была всё-таки мораль.

Пример: в 1942 я работал учеником на катере. ОРС (отдел рабочего снабжения. В войну на каждом предприятии были организованы такие ОРСы для снабжения своих сотрудников ненормируемыми продуктами) прицепил к нам баржу и отправил в подмосковный город Яхрому за картофелем. Команда катера — три человека. Обратно мы везли пять тонн картофеля.

Грешен, эту картошку мы ели (сам чистил три раза в день по ведру картофеля. Т.е. каждый съедал по ведру картошки в день!). Но с собой никто из нас ни грамма не взял. А ведь я был голодный, у остальных были голодающие семьи. Я обменял последний мамин отрез на мешок картофеля, который и привёз домой.

Воровали все в продуктовых магазинах. Это-то точно. Мы все были тощие, а продавщицы продуктовых магазинов лоснились от жира.

Мораль половая. Я женился на девушке. Так же женились все мои товарищи. Я конечно добивался от своей девушки интима, но до свадьбы неудачно. Кстати, через 20 лет она упрекала меня в этом!

Естественно, было достаточное количество не столь строгих молодых вдов (война) и женщин, соглашавшихся на интим по симпатии. Это были отнюдь не проститутки. Проституции было очень мало.

Говорят (я с этим не сталкивался), были проститутки от КГБ для иностранцев. Но простые проститутки (человек 50 на всю Москву) собирались в центре около кинотеатра «Метрополь». Цен не знаю. Их пасло одно из отделений милиции.

Ещё один вопрос: взятки в ВУЗах.

Преподаватели НЕ БРАЛИ. Если бы я, часто получавший двойки, предложил преподу деньги, в милицию он бы меня не отвёл, но по морде бы надавал.

У меня был дядя 1904 г.р. профессор, доктор. Разговор в 70-х (и он, и я — преподы ВУЗа).

Он: Володя, тебе взятки предлагали?

Я: Ну, что ты, много раз.

Он: Я не знаю, что бы я сделал, если бы мне предложили взятку!

Так что, мораль БЫЛА.

Наконец, о «стилягах».

В середине 50-х появилась молодёжь, резко отличающаяся своим внешним видом и поведением от нас. Это были люди лет на 5—7 моложе меня.

Ещё раз, как одевались мы и старшее поколение, из прилично зарабатывающих.

Костюм из «метро» или «ударника», строгий, двубортный, ширина брюк внизу 32 см. Сорочка, галстук. Носки, возможны шёлковые, на подвязках (через неделю рвались). Шляпа, пальто зимнее и деми. (народ ходил ещё в телогрейках и кирзовых сапогах).

Стиляги носили очень узкие, до 18 см брюки, обувь на толстой каучуковой подошве и невиданные тогда причёски. Как правило, они были из зажиточных семей, в отличие от нас, потомков интеллигентов, рабочих, служащих. Они слушали рок, что тогда не поощрялось.

Лично я был очень далёк от них, хотя бы потому, что туп к любой музыке. Моя любовь — литература. Старшее поколение (народа, а не начальства) относилось к ним отрицательно, и это можно понять. Люди ещё помнили голод и холод войны и послевоенного времени. Только-только жизнь как-то наладилась. А эти протестуют. Что им надо? Сегодня бывшие стиляги считают себя диссидентами. Больше о стилягах писать не буду, в силу своей некомпетентности.

Продолжаю о себе, любимом.

И так, я в аспирантуре и работаю на полставки в НИИ. Женат первый раз, живу в комнате 11,25 кв. метра в коммуналке. Срок аспирантуры кончается, а нет даже темы. В 1960 кончилась аспирантура, и меня оставили в НИИ старшим инженером с окладом 1650 сталинских.

Явное понижение! Собралась группа молодёжи из НИИ, также довольных своим умом и недовольных заработком. У одного был мопед. Он сел за руль, я, подобрав ноги (рост 188), сел сзади, и поехали по всем ВУЗам Москвы предлагать свои услуги.

Всесоюзный заочный машиностроительный институт. Стоит зав. кафедрой, расставив руки, в одной руке программа, — «Математические машины», — говорит, — пришла программа, а читать некому». Посмотрели. Аналоговые машины знаем, цифровые не знаем, — «Берёмся читать».

В этом ВУЗе я преподавал на полставки 19 лет. Теперь это Московский Государственный Университет Приборостроения и Информатики.

Стали читать, выпросили на производстве некондиционные аналоговые машины, организовали учебную лабораторию. Прибавка к зарплате! Цифровые ЭВМ конечно освоили, но несколько позднее.

НИИ занимался математическим и полунатурным моделированием человеко-машинных систем (самолёт + лётчик). И в этот НИИ прибывает первая цифровая ЭВМ БЭСМ-2 (Большая электронная счётная машина, разработанная коллективом под руководством академика Лебедева).

ЭВМ занимала площадь 70—80 кв.м. Ламповая оперативная память 2048 48-миразрядных ячеек (байты ещё не придуманы). Каждая ячейка имеет объём 15х15х25 см. (примерно). Внешняя память даже не на магнитных лентах, а на ртутных линиях задержки (что это такое, не знаю до сих пор). Ввод — перфоленты, вывод — быстрая печать. Это набор чисел без расшифровки.

Если считать, что 48 разрядов = шесть байт, то общая память оперативки 6х2048=12288 байт. А сейчас передо мной лежит подаренный дочкой флеш. Размер 5х1х0,5 см. Ёмкость 8 гига!

Начинаем работать на БЭСМ-2. Вырезать и вклеивать куски перфолент — мучение. Они махрятся и не воспринимаются компьютером. Работаем и днём и ночью, кому как повезёт. Ночью провожаем домой своих женщин программисток.

Работа организована следующим образом: я пишу алгоритм. Программистка пишет на бумаге программу в кодах. Это значит: она берёт лист миллиметровки и делит его на зоны. Одна зона ячеек — для программы, вторая для промежуточных результатов, третья — для входных данных, четвёртая — для выходных данных. Программа пишется в десятичной системе счисления и имеет примерный вид: + 245 675 340. Это означает: сложить число, расположенное в ячейке 245 с числом, расположенным в ячейке 675, Результат поместить в ячейку 340 (трёхадресная команда).

Две девочки независимо одна от другой пробивают перфоленту. Перфоленты сверяются сначала глазом на просвет, потом появились машинки для сравнения.

Программистка несёт перфоленту на ЭВМ. Программа не идёт. Начинается спор, кто виноват, программа или электроника.

Наконец, программа отлажена. С ЭВМ приносят распечатку — ленту чисел, и ещё одна девочка рисует мне графики. Я вижу недостатки алгоритма, исправляю его, и всё начинается сначала.

Сейчас сижу за столом, у меня ноутбук, принтер, сканер и интернет, и я в пакете Маткад решаю задачи, непосильные в то время целому коллективу. Я узнаю новости, смотрю фильмы по компу. Такая фантастика и не снилась в те годы.

Потом были ЭВМ М-20, М220, М222. Примерно всё то же, хотя ввод перфокарточный, что удобнее, появилось АЦПУ — автоматическое цифропечатающее устройство. Прогресс шёл. Появился Алгол, потом Фортран, программистам стало легче.

Но и в это время каждый вариант считался дважды, так как была большая вероятность сбоев.

Из малых машин приходилось работать на «Промине». «Наири» с операторами «введём», «кончаем» и т.п.

Это всё 60-е годы. Серия ЕС ЭВМ — это 80-е, и я их не касаюсь. Но диссера то нету!

И вот вызывает начальник трёх человек, в том числе меня, и говорит; «Ребята, Артём Микоян придумал такую штуку. Туполев делает самолёт-матку, которая на высоте 20 км развивает скорость три-четыре звука. Вторая ступень — чисто ракетная, а третья — аппарат с крылом (воздушно-космический летательный аппарат — ВКЛА), в аппарате пилот. Один пусть посмотрит (промоделирует) подъём ВКЛА, второй — спуск, а ты (я ) его полёт на орбите». Это был прообраз «Бурана».

Я начал рыть землю. С притяжением Земли всё более или менее ясно: геоид Красовского, непонятно, сколько членов ряда брать, но это пустяк. А вот атмосфера? Она на орбите есть, но мы её не знаем. Нашёл докторшу, лауреата Ленинской премии, которая изучала атмосферу, пуская вертикально ракеты. Соблазнил: ведь этот аппарат будет на орбите, за один виток узнаете атмосферу по всей Земле. Уговорил. Взамен она дала мне атмосферу.

Работу выполнил. Докладывался и вешал лапшу будущему создателю «Бурана» Лозино-Лозинскому.

Но появилась идея. Ведь есть крыло. А что, если с его помощью проводить стабилизацию на орбите? Может, будет экономия энергии? Провёл исследование. Экономии большой не обнаружил, но для диссера сошло.

Наверное, нужно сказать несколько слов о наших развлечениях

Многокилометровые прогулки компанией по Москве и пригородам. Летом пешком, зимой на лыжах. Прогулки с таким трёпом! Трёп обо всём. О Сталине и коммунизме, о сексе и науке. В первую половину моей жизни произошло несколько эпохальных открытий. Реактивный двигатель — 1944 (мне 17), атомная бомба 1945 (мне 18), спутник 1956 (мне 29), Гагарин — 1961 (мне 34).Все эти открытия ожидались, начиная с 30-х годов.

В отпуск: Первый вариант — дикарями на Юг или в Прибалтику. Прибалтику знаю вдоль и поперёк, бывал более десяти раз. Второй вариант: в поход дикарём или по турпутёвкам. Полная стоимость путёвки 50—60 хрущёвских р. на 20 дней (жена поравила меня: большинство приобретало путёвки через профсоюз с значительной скидкой. Я не покупал)…

Поход пеший или пеше-водный. За плечами 28—30 кг. Ночёвка в палатках. У многих появилась машина (москвич 101 или копейка). Те — на ней по Союзу. За границу никто не ездил. Мы — невыездные, засекреченные.

Собирались небольшой компашкой, сначала с девушками, потом с жёнами. Пили только сухое и полусухое. В те годы Москва была завалена грузинскими винами, которые стоили недорого (25—28 сталинских). Пили Цинандали, Гурджаани, Тетру, Твиши, Напареули, Мукузани и многое другое. И опять трёп! Позже я пристрастился к коньяку. И теперь могу за вечер выпить 0.5.

Кино. В Сталинское время каждую неделю на всех экранах Москвы (предполагаю и Союза) появлялся один новый фильм. Цена билета смешная. После войны было много трофейных фильмов. «Девушка моей мечты», Тарзаны, Индийская гробница и многое другое. Это не обязательно немецкие фильмы. Американский фильм, захваченный в Германии, считался трофеем.

Музеи, выставки. Третьяковка и Музей изобразительных искусств. Долго стояли около Марке, Дега, Пикассо и Модильяни. Выстаивали многочасовые очереди на выставки, например, на Дрезденскую галерею…

ЛИТЕРАТУРА! Был записан в четырёх библиотеках. В Ленинку ходил со школьных лет до Интернета. Библиотеки работали, не переставая, всю ВОВ. Во время войны, учебников не было, занимались в библиотеках. Холодно, мы в ватниках. Электричества нет, стоят коптилки — пузырьки с керосином и фитилём.

Позднее стали стоять в очередях на подписку. Книги стоили дёшево, издавались миллионными тиражами, но были страшным дефицитом. (Стоит у меня 12-титомник Чехова Тираж — 1.000.000, цена тома 1 р — хрущёвский.). Издавалась русская и зарубежная классика. НО! Хемингуэя издали только в 1960, Булгакова ещё позже. Из современных иностранцев Говард Фаст и подобные ему.

И сегодня читаю 1—2 часа ежедневно.

В конце Сталина цензура свирепствовала. Из библиотек изъяли даже «Золотого телёнка». Вернули при Хрущёве.

Начав прилично зарабатывать, полюбил кафе и рестораны. В 50-х — 60-х цены в ресторанах были невысокие, подорожание началось в 70-х. В лучших кабаках Москвы не было блюда дороже 10 Сталинских рублей (1 р. Хрущёвский).

Примерные цены в хрущёвских рублях:

Котлета по-киевски 0.78 р.

Порция чёрной икры (в магазинах нет), примерно со спичечный коробок — 1 р.

Выше я писал, что икра стояла свободно в магазинах. Это было в конце сороковых. Позже исчезла.

Порция осетрины по-монастырски (тогда называлось по-московски) — 1 р.

Водка — 28 коп — 100 гр. Коньяк 1.20 — 100 г.

В кафе водку не подавали, только вино и коньяк.

Ещё до защиты я зарабатывал с учётом приработка в ВУЗе больше 250 р грязными, А после защиты — 400—500. Детей не было, с первой женой развёлся в 1962..

В конце концов полюбил кафе «Националь», в самом центре Москвы. Кафе недорогое, но престижное. Рядом старое здание МГУ. Студенты забирались туда с утра, брали кофейник кофе и фирменное блюдо — пирог пай (цены не помню, но всё очень дёшево), и сидели часами. К вечеру собирались фарцовщики со всей Москвы и известные интеллигенты. Пил там с композитором Тухмановым (для него не нашлось столика, сел с дамой ко мне).

Одно время в 18 приходил рассекреченный Рудольф Иванович Абель, заказывал ужин, читал газету на заграничном языке, всегда один. Среди фарцовщиков были очень образованные, поговорить с ними было интересно. Сам фарцовкой никогда не занимался.

Ну, и с девочками там был порядок.

Более подробно со статьей Владимира Янькова можете ознакомиться здесь http://maxpark.com/community/R…  

***

Источник.