“Голубые” в Гражданской войне
http://pics.livejournal.com/neofakty74/pic/00010hhb
К истории флага "Голубой армии", который конечно же связан в первую очередь не с "Армией Халлера", а с "Голубой" армией "зеленых" действовавшей на Урале в период Гражданской войны.
Почему все беспартийные граждане России должны стать «голубыми»?
«Белые», «красные», «зелёные» – этими цветами радуга Гражданской войны в России не ограничилась. Разочарованные во всём и вся уральцы, суровые челябинские мужики, попытались дать свой ответ на то, по какому пути идти стране – по голубому!
В апреле 1920 года из советского плена бежал казачий сотник Евгений Лукич Мировицкий, служивший до этого в армии Колчака, вроде даже полковником (хотя, может, просто повысил сам себя в звании для солидности). У станицы Еткульской Челябинского уезда он встретил сотоварищей по службе, а также благодатную почву для борьбы с «красными»: разрушенная экономика, прячущиеся по лесам дезертиры как из Белой, так и Красной армии, свирепствующие бандиты, всеобщая деморализация от продолжительной смуты и отсутствие света в конце тоннеля. Мировицкий быстро сориентировался и поднял народ на правое дело, озарив путь голубым светом.
К делу Мировицкий подошёл с размахом. Его штыки и сабли получили звучное название: Голубая национальная армия Всероссийского Учредительного собрания (по другим данным, Особая национальная Голубая армия Всероссийского Учредительного собрания). У армии был свой устав и своя идеология. Все по-серьёзному, не то, что у «зелёных». «Голубые» выступали за беспартийность, уничтожение Красной армии и созыв Учредительного собрания.
Штаб «Голубой армии» некоторое время находился на заимке Николая Егоровича Кочнева, где и состоялся съезд с участием представителей из Троицка и Челябинска. Сын Кочнева Иван Николаевич вырезал из дерева типографские шрифты, а сноха Анна Яковлевна сшила голубое знамя. К слову, в публикациях уральских историков и краеведов, посвящённых Голубой армии, никогда не приводится точного описания знамени. Поэтому рад, что могу всем заинтересованным в теме людям сообщить, что, вероятно, именно оно теперь хранится в Центральном музее Вооружённых Сил Российской Федерации в Москве.
В типографии же, оборудованной на Челябинских копях (теперь это город Копейск), печатали прокламации и листовки. Некоторые прокламации сочинялись в стихах. Оцените, например, вирши, опубликованные в прокламации, найденной чекистами в посёлке Шеломенцевском Еткульской станицы:
Но это всё лирика. Гораздо интереснее манифест Голубой армии, найденный в посёлке Ключевском Еманжелинской станицы:
Как видим, амбиции у войска были большие. Сила «голубых» росла, агентура Мировицкого успешно действовала в штабах «красных», а местное население, что интересно, охотно пополняло ряды новой силы. Костяк войска составляли оренбургские казаки, а вообще на пике славы численность «голубоармейцев» превышала 50 тысяч человек! Однако просуществовала Голубая армия не больше года.
Ответственный секретарь (председатель) Челябинского губкома РКП(б) Роберт Индрикович Эйхе (тот самый, который потом станет зачинателем Большого террора 1937-1938 годов, став его же жертвой) развернул энергичную борьбу против «голубых». Первым делом в круг Мировницкого была внедрена агентура большевиков, чтобы добыть необходимые разведданные.
Одним из таких разведчиков был двадцатитрёхлетний чекист-комсомолец Григорий Зимнох. Ему удалось составить списки повстанцев, а также выкрасть в штабе Мировицкого документы. Однако Зимнох погиб при попытке пробиться к своим. Его потом торжественно похоронили на мемориале на площади Революции (бывшей Южной) в центре Челябинска, но, удивительно, в ходе перезахоронения в 1950-м году на Митрофановское кладбище города его имя с памятных плит, почему-то, пропало…
А чоновцы – бойцы ЧОН, частей особого назначения – развернули боевые действия против Голубой армии. Сражения были кровопролитными и отчаянными. Как никак, уже шесть лет, как многие суровые челябинские мужики и казаки воевали, опыт был у всех. Тем не менее, «красные» победили. Потрёпанные «голубые» пробились в Троицкий уезд, где их разбили уже окончательно в решающем сражении в Кичигинском бору. Пленных «голубых» судили, кого-то расстреляли. Кому-то удалось присоединиться к «зелёным». Мировицкого же не нашли ни среди убитых, ни среди пленных, ни среди спасшихся…
PS. В 1991 году большинство осужденных по делу «Голубой армии» были реабилитированы.
https://rzhavin77.livejournal.com/47390.html – цинк
Более подробно предыстория создания "голубых", описана в статье ниже, на примере одного села, через которое несколько раз прокатилась гражданская война и где побывали и красные, и белые, и зеленые, и голубые…
Печальная радуга гражданской войны
Жаль, что в Еманжелинке нет собственной киностудии. Мог бы получиться отличный боевик, реши кто-нибудь экранизировать события, происходившие в станице и окрестностях в 1917 – 1921 годах. До той поры Еманжелинка неоднократно посылала воинов в сражения от Парижа до Порт-Артура, но сама оставалась в стороне от больших битв. Не считая приграничных стычек в первые годы после основания крепости, она не видела ни осад, ни штурмов. Даже Пугачев со своими сторонниками прошел чуть западнее поселения на речке Яманзельге. Даже казаки, самовольно вернувшиеся с фронтов I мировой, ехали сюда с надеждой на отдых и покой. Гром грянул в конце 1917, уже после октябрьского переворота. Осенью к казакам с воззванием обратился атаман Дутов[1], настаивая на поддержке Временного правительства и призывая бороться с большевиками, которые, по его словам, осуществили «преступный захват власти». Еманжелинцы отнеслись к воззванию довольно апатично. Люди, не видевшие семьей с 1914-го, а кое-кто из ушедших на очередную службу – и с 1910-го, хотели пахать землю и восстанавливать хозяйство, а не воевать за временщиков. Тем не менее, в станицу вошли для отдыха и пополнения первые отряды дутовцев под началом хорунжего Потапова. На улицах замелькали васильковые лампасы и околышки оренбуржской казачьей формы, а над штабом, наверное, поднялся бело-сине-красный флаг, доставшийся новой республике от царской России. Местные гостей встретили мирно, хотя записываться в добровольцы не спешили.
Покой нарушил командир Северного летучего отряда мичман Павлов[2], который на бронепоезде прибыл на железнодорожную станцию в трех километрах от станицы. По официальной версии, он завязал бой с дутовцами и 23 декабря 1917 г. выбил их из станицы, установив здесь Советскую власть. Однако старожилы упорно рассказывают, что матросы только потребовали от казаков продукты, а после отказа обстреляли Еманжелинку из корабельных орудий, установленных на платформах, и убыли восвояси. Тогда еманжелинцы отделались испугом: снаряды до изб не долетели. Но война уже приближалась к станице. В марте 1918 года казаки, наконец, раскачались и решили обсудить призыв Дутова. В Еманжелинке объявили казачий съезд. Собирались в школе. Вел заседание станичный атаман Н[иколай] Я[ковлевич] Потапов, помогали ему местный священник, отец Александр Павлович Дроздов, прапорщик, бывший фронтовик, Шиховцев и два вахмистра. До чего бы договорились казаки, неизвестно, потому что вечером того же дня Еманжелинку занял один из отрядов Блюхера[3], и противники большевиков вынуждены были бежать.
Вскоре даже маленькие дети выучили слова «белые» и «красные». Жизнь стала разноцветной, но невеселой. Постоянные митинги и собрания, агитаторы неизвестно от кого и за что – это ясности не добавляло. Сначала люди наслаждались вседозволенностью. Первым делом разграбили магазин Абрама Яковлевича Бруслевского. Тащили все. Кому не достался товар, принялись выламывать полки, двери и крушить стены. У Марии Васильевны Катковой отец, Василий Яковлевич Казанцев, служил у Бруслевского помощником. Василий Яковлевич говорил, что от магазина по улицам потянулся след из брошенных в спешке вещей, кирпичей и досок.
Кто-то из новых начальников приказал прекратить безобразия. Мария Васильевна утверждала, что распоряжение пришло от самого Ленина. От Ленина или нет, но приказ на какое-то время возымел действие. Вообще, в те годы властью становился всякий, у кого было оружие. И всякий стремился поживиться за счет крестьян и казаков. Так со слов родителей говорила Гиль Анастасия Александровна, кстати, двоюродная сестра Марии Васильевны. Ее отец, Александр Яковлевич Казанцев, в отличие от брата, открыто симпатизировал коммунистам. Но даже он постоянно рассказывал о беспорядках, происходивших в станице. Беззакония были вынуждены признать и сами большевики. Челябинская газета «Советская правда» за эти годы полна жалобами с мест. К примеру, в 16-м номере от 11 декабря 1919 г. некая Скворцова из с. Белоярского[4] пишет заметку «Самозванцы». «В наше село приехали однажды две какие-то полупьяные личности, побуянили и удрали, прежде чем их успели задержать. Недавно они явились снова, пьяные, с револьверами, безобразничали и грозили револьверами всякому, кто пробовал на них подействовать. Один из них кричал, что он командир Н-го полка, а другой – его адъютант. После некоторого колебания военком задержал «грозных незнакомцев», и они оказались просто дезертирами. Они уже отправлены в Губчека».
Равнодушие, с которым в Оренбургском войске многие встретили первые революционные события, вскоре сменилось озлоблением. Недалеко от Еманжелинской водокачки стояли казармы, место сбора казачьих частей. Весной 1918 г. военных там не было, зато пряталось шестеро таяндинцев[5]. Не выдержав преследований большевиков, они бежали в леса и задумали отомстить обидчикам. План был простой, но действенный – раскрутить гайки на железнодорожных путях. Задумано – сделано. Вот только одного не учли мстители: пока они бегали по лесам и болотам, власть успела смениться, и в поезде ехали белые громить красных под Троицком. Эту историю сохранила уникальная память Варвары Ивановны Куликовой, главного «осведомителя» еманжелинских краеведов. О происшествии Варвара Ивановна знала не понаслышке. В поезде должен был находиться зять ее отчима, Ивана Блюденова, Левонтий, и вся семья уже оплакивала его смерть. Но он вскоре прибыл живой и здоровый: задержался в Челябинске, покупал гостинцы детишкам и опоздал к отправке. А незадачливых террористов расстреляли на главной площади у церкви и даже их сыновей выселили из Таяндов: слишком много было погибших и раненых, чтобы простить ошибку.
Известна примерная дата катастрофы. Советская власть в Челябинске была ликвидирована 27 мая 1918 г. в результате чехословацкого мятежа. Значит, аварию местные казаки устроили в конце весны – в начале лета. Но ни могилы жертв, ни захоронения диверсантов неизвестны. Впрочем, хоронить в 1918 г. стали слишком часто. Ни антибольшевистские власти Челябинска при поддержке чехов, ни, чуть позже, колчаковцы мира обеспечить не смогли. В станице и окрестностях остались убежденные сторонники советской власти, люди предприимчивые и смелые. Тут и начался настоящий детектив. Жили в Еманжелинке выходцы из крестьян Вятской губернии, братья Воробьевы. Своей земли не имели: кругом только казачьи наделы, – но не бедствовали. Сами братья, Николай Иванович и Яков Иванович, слыли отличными скорняками, их мать держала лавку, сестра вышла замуж за местного казака – в общем, еманжелинцы их пришлыми уже не считали. В марте 1918-го, когда создавался первый Совет, Воробьевы горячо поддержали большевиков. Однако после разгона коммунистов казаки «красные» настроения братьям простили.
Пошло все, как и прежде: Николай с Иваном шкуры выделывают, шубы с шапками шьют, мать в лавке торгует, сестра в гости бегает. И покупатели заходят – как же без них. Издалека приезжают: из Троицка, Челябинска, даже Верхнеуральска[6]. И не догадываются белые власти, что под носом у них действует настоящая большевистская явка, братья налаживают связь с партизанами и ведут разведку. Где есть подпольщики, там найдется и провокатор. Осенью 1918 года кто-то сообщил о тайной деятельности Воробьевых в штаб колчаковской части. Интрига вышла на новый виток. Среди колчаковцев в свою очередь нашлись «засланные казачки», и братьев предупредили о готовящемся аресте. Им бы бежать, а они то ли улики прятали, то ли передавали важные сведения, но выскочить из дома успел только один из них, и того схватили на пути к железнодорожной станции. Николая и Якова допросили в Еманжелинке и отправили в Троицкую тюрьму.
Туда несколько раз приезжала их мать, на последнее свидание даже взяла с собой внучку, дочь Николая. Маша, так звали девочку, пообещала отцу, что его скоро освободят: ведь в станице все больше слухов о приближении красных. Однако всех арестованных по железной дороге отправили в Омск. Когда проезжали через станцию Еманжелинскую, братья сумели выбросить записку. Родные ее получили. Но это было прощальное известие от Николая и Якова. В Омске их расстреляли. Вместе с Воробьевыми в подполье входили Вениамин Егорович Белоусов, Синеглазов (имя и отчество забылось) и еще трое бедняков. Они вернулись из тюрьмы избитые, но живые.
Белоусов сразу ушел к красным партизанам, а остальные предпочли уехать из станицы. В большевистском партизанском отряде числились и жители Таяндов. Удивительно, но в этом поселке, оплоте местных староверов, тоже нашлись сторонники перемен. Тринадцать казаков из Таяндов и Скутино[7] прятались в лесу вместе с семьями. Повод опасаться за свою жизнь у них был: они принимали участие в аресте и расстреле земляков, жителей Таяндов и Долговки[8], ранней весной 1918 года взорвавших железнодорожный мост, чтобы задержать продвижение красных. Что ж, рельсовая война – примета не только Великой Отечественной. Неизвестно, вели местные большевики бои или просто отсиживались в глуши, но крестьяне есть крестьяне, и Алексей Ефимович Миронов вместе с женой Матреной Егоровной пришел в Таянды проведать подворье. Там его и схватили. Били, чтобы узнать, где скрываются остальные. Он никого не выдал. Однако все тринадцать беглецов были пойманы и убиты. Кроме Миронова, известны имена еще двух: Путилова Павла Ивановича и Мальцева Кузьмы. Их братская могила до сих пор сохранилась на Таяндинском кладбище. А воспоминания о партизанах записаны со слов дочери и сына Мироновых, Натальи Алексеевны и Егора Алексеевича, краеведами из г. Еманжелинска В. Ефановой и П. Ефимовым.
Стоит начать убивать – и остановиться уже трудно. Идейные, преданные сторонники были и у Ленина, и у Верховного правителя Колчака[9]. Ученики и учителя Шумаковской[10] поселковой школы Еманжелинской станицы шлют в 6-й Оренбургский казачий полк 23 рубля, собранные на литературно-вокальном вечере. Это пасхальный подарок детей своим родственникам, сражающимся с «красной заразой».[11] В тех же Шумаках 19 апреля 1919 г. проходят торжественные похороны урядника Матвея Ивановича Иноземцева, убитого «безумными кустанайскими мятежниками». Если верить выспренному слогу автора заметки, раненый в ногу Иноземцев отказался покидать строй и ринулся в бой со словами: «Нет! Я еще силен! Еще могу отомстить красным предателям и за Родину, и за свою рану!»[12]
А 6 мая 1919 г. в честь Дня Георгия Победоносца в Еткуле[13] собирается элита местных казачьих частей, там проходит торжественный молебен о здравии Всероссийского и Войскового правительства, чести и славе казачества.[14] Впрочем, были и те, для кого красные и белые смешались, как в калейдоскопе. Георгий Андреевич Овсянников – коренной еманжелинец. Он рано остался без отца. Его воспитывал отчим, Карпей Петрович Томин, сам лихой казак. И стал Георгий отличным наездником, одним из лучших в станице. Знал толк в лошадях, выигрывал соревнования по джигитовке. Своей младшей дочери, Прасковье Георгиевне, он потом рассказывал, как в боях много раз укрывался от пуль и ударов шашек, на полном скаку соскользнув лошади на бок. В 1918 г. по своей ли воле или по приказу попал в одну из колчаковских частей. На службе в Троицке Георгий Андреевич заболел тифом. Отлеживался дома. Когда выздоровел, оказалось, власть уже у большевиков. И снова призыв, на этот раз в Красную армию. Так послужил казак и Верховному правителю, и коммунистам, а погиб уже в Великую Отечественную, в 1943-ем.
А в Еманжелинке, в Еткуле, в Коелге[15] было неспокойно. Новый 1919 г. мира не принес. Ползли слухи, газеты без устали писали о зверствах красных. В Коельской станице[16] появились подметные письма с описанием конца света. Многие верили. Старый казак Прокопий Анфимович Попов, человек для своего времени грамотный и начитанный, под впечатлением от писем и газет решил бежать. А как же? Сыновья у Колчака, порядок рушится – хоть бы что-то спасти. Погрузил все имущество на телеги, скотину за рога… Даже выходные юбки у жены и снох отобрал! Повез прятать. Вернулся через пару дней гол, бос и без поясу. Кто ограбил – белые, красные – сам не знает.
В это время его сын, Логин Прокопьевич Попов, вместе со своей частью через Среднюю Азию шел в Афганистан. На границе офицеры обратились к рядовым: «Все, ребята, кто хочет, пусть возвращается. Вас простят, а нас – нет». Логин Прокопьевич вернулся. Судьба тех, кто перешел границу, неизвестна, а его ждало разрушенное хозяйство и голодная семья. Летом 1919 г., наверное, многим на Южном Урале казалось, что конец света все-таки наступил. Бои повсюду. Белые собирают последние силы. Предположительно в это время в Еткуле формируется 4-й Эткульский (Еткульский) пеший казачий полк под командованием сотника Болотова, куда призывают казаков 45 – 55 лет, прежде считавшихся нестроевыми. По линии «Коркино – Еманжелинка» на отряды V армии красных под командованием Тухачевского[17] ведут наступление части генерала Каппеля[18] в составе III армии белых. 25 июля 3-я Симбирская стрелковая дивизия во главе с генерал-майором Подрядчиком[19] и Волжская кавалерийская бригада полковника Нечаева[20] занимают Таянды. 27 – 28 июля каппелевцам удается потеснить красных из Еманжелинки. Берут станицу отряды полковников Нечаева и Сотникова.
События далеких лет и фамилии их участников остались в памяти старожилов. По воспоминаниям очевидцев, станица несколько раз переходит из рук в руки (называют цифры от 3 до 7). Многие женщины и дети укрываются от пуль и снарядов на водокачке. Противники стараются ее не обстреливать, ведь отсюда снабжается водой железная дорога. Об этом известно из рассказов Анны Дмитриевны Овсянниковой, которая и сама неоднократно спасалась в доме смотрителя. В северо-восточной и северной части Еманжелинки (территория старого кладбища и берег реки) вырыты окопы. Гильзы от винтовок-трехлинеек до сих пор находят на огородах жители заречной стороны. В станице появляется «расстрельная дорога»: по ней то ли красные, то ли белые увели в сторону станции с десяток пленных и убили где-то в лесу. Еще года два после гражданской войны ребятишки пугают друг друга покойниками, будто бы поджидающими на ней неосторожного путника.
ом здании на площади со своими командирами совещается Кузьма Тимофеевич Подрядчик. Кажется, отбились. Но уже 30 июля – 3 августа здесь снова сраженье. Вдоль железной дороги в Троицком направлении наступают части 26-ой стрелковой дивизии красных под командованием Эйхе[21]. 2 – 3 августа белые покидают станицу. Уже 4 августа большевики занимают Троицк. Бои 1919 года своими глазами видела Мария Васильевна Каткова (Казанцева). Тогда ей было всего 4 года, но, видимо, впечатления оказались яркими. В доме Казанцевых квартировали белые офицеры. Имя одного из них Маша запомнила – Иван Петрович. Он подкармливал ребятишек консервами. В голод о такой еде нельзя было и мечтать. С началом боев дом опустел: офицеры ушли, а сами хозяева отсиживались в погребе. Старшая сестра Сима во время одной из передышек не выдержала и выбралась наверх: очень хотела узнать о судьбе родных, живущих на соседней улице. С собой она взяла Машу. Едва девочки вышли со двора, снова начали стрелять. Маше показалось, что целятся прямо в них. Серафима кричала и просила прекратить, однако ее никто не слушал. Как они вновь оказались в укрытии, Мария Васильевна не знает. Похоже, она потеряла сознание, а старшая сестра унесла ее на руках.
С частями красных в станицу вошло национальное подразделение. Бойцов Мария Васильевна называет татарами. Может, и не татары, но рубаки были лихие. Мирные жители просили их никого не трогать, а те пугали, говорили, что зарубят всех. Ещё девочке запомнились «студенты». Скорее всего, так называли городскую молодёжь. Бойцы-студенты произвели на еманжелинцев впечатление своей грамотностью, но были оборванными и голодными. Незваные постояльцы выгребали последнее из уже опустевших амбаров. С войной пришли голод, тиф, малярия, холера, оспа. Население станицы всего за 4 года уменьшилось на треть. С 1918 по 1921 г. в Еманжелинке стоят тифозные бараки. Когда-то побеленные известкой, они вылиняли до грязно-серого цвета. Такой же беспросветной видится и жизнь.
В 20-м году случается неурожай, ситуацию ухудшает продразверстка. Люди едят кору и лебеду, ослабев, падают и умирают прямо на улицах. Недовольные уходят в леса. Теперь уже белые партизанские отряды нападают на регулярные части красных. Мятежникам нужен только вожак. И он появляется. Весной 1920 г. из лагеря военнопленных под Челябинском бежит Евгений Лукич Мировицкий (в некоторых документах: Мировницкий), донской казак и колчаковский офицер. В разных источниках его называют сотником или полковником. В Еткуле с помощью своих бывших сослуживцев, урядников Петрова, Калугина, есаула Шундеева и священника отца Иоанна он формирует Особую Национальную Голубую Армию Всероссийского Учредительного Собрания[22]. Туда принимают и бывших колчаковцев, и дезертиров-красноармейцев, и убежденных монархистов. Численность армии в период наиболее активной борьбы достигает 50 тысяч бойцов. Ее главная задача – уничтожение коммунистов.
Доставать оружие повстанцам сначала помогает местный казак Яков Алексеевич Дружинин. Он наводит их на склад, где ревкомовцы хранят изъятые у белых винтовки и патроны. В дальнейшем все нужное для себя армейцы берут в бою или получают от сочувствующих в казачьих станицах. Евгений Мировицкий ведет свои отряды под голубыми знаменами: небесный, васильковый, цвет – это в одно и то же время отличительный знак Оренбургского казачьего войска и символ чистоты намерений. К делу Мировицкий подходит серьезно. У армии есть собственная типография, постоянно выпускаются воззвания, обращения к населению и прокламации.
Мироницкий формулирует политическую платформу Голубой армии. Вот ее основные положения: «Все для народа и все через народ, но не через жидовских ставленников". "Русские люди – истинные хозяева страны, а не какая-нибудь партия или класс". Главный штаб мятежников находится в Назаровском[24] бору. Известно даже точное место – 22-й квартал. Организованы два резервных пункта, в Еткульском и Копытовском[25] борах. Уже к августу 1920 г. в зону влияния армии входит весь Троицкий уезд. Здесь преимущественно казачье население, много глухих необжитых мест. У повстанцев хорошо налажена разведка, есть представители в Троицке и Челябинске, сочувствующие – буквально в каждой станице. Отряды Голубой армии мобильны, в случае значительной опасности ее бойцы легко рассеиваются по хуторам и поселкам, ведь в основном здесь сражаются местные жители. Много казаков из еткульского станичного юрта, в том числе из Еманжелинки.
В сводках ВЧК Голубая армия рассматривается как подпольная контрреволюционная организация, ей уделяется самое пристальное внимание. Постановлением ЧК в Еткульской станице объявлено военное положение, в близлежащих поселках усилены воинские гарнизоны. На борьбу мобилизованы красные активисты. В Еткуле отряд самообороны возглавляет А. Стекумов, в Потапово[26] – военком Мозин. И снова на южноуральской земле закручивается детективный сюжет.
По заданию губчека в августе 1920 года в Голубую армию внедряется 23-летний чекист-комсомолец Григорий Зимнох. Ему помогает секретарь Потаповской партячейки Михаил Шундеев. Он называет Григорию своих земляков, сочувствующих Мировицкому. Григорий тайно пробирается в поселок, выдает себя за казака, бежавшего из того же лагеря, что и командир Голубой армии. Потаповцы приводят Зимноха в лес, и полковник с радостью принимает товарища по несчастью. Вскоре Зимнох выкрадывает списки соратников и осведомителей Мировицкого в ближайших станицах. Но сам чекист тоже на подозрении: за ним следят. Он возвращается в Потапово и оставляет списки в условленном месте, а потом бежит в Белые Глинки.[27] Там его настигают и убивают преследователи. Его тело соратники-большевики перевозят в Челябинск и торжественно хоронят на площади Революции, где Зимнох вместе с другими героями гражданской войны и покоится до 50-х гг. XX века. Потом некрополь ликвидируют и переносят гробы на Митрофановское кладбище.
А в это время под Еткулем разворачивается тщательно подготовленная операция. Для нее выбран день, когда почти все мятежники расходятся по домам проведать семьи и попариться в баньках. ЧОНовцы, прибывшие из Челябинска части ВЧК, отряды местной милиции и активисты из числа большевиков берут их по одному, многих пьяными и почти без сопротивления. На штаб восставших красных наводит лесничий Прохор Шеломенцев. В лесу захвачены типография, знаменитое голубое знамя, в плен взято 47 человек, 34 из которых вскоре расстреляны. Однако бежал сам Мировицкий, уйти с оружием удалось и некоторым из его отрядов. 40 человек с винтовками и пулеметом какое-то время партизанят в районе Белоусова.[28]
Мировицкий объявляется в Кичигинском бору, к нему стекаются сторонники из Кичигинской[29], Нижне-Увельской[30] и Хомутиниской[31] станиц. Но вскоре их разбивают силы ЧОНовцев из Троицка. Дальнейшая судьба Мировицкого неизвестна, а оставшиеся бойцы вливаются в Зеленую армию и становятся настоящими бандитами. Зеленый цвет в невеселую палитру гражданской войны добавился году в восемнадцатом, если не раньше. Именно тогда начала формироваться Сибирская армия, в которую входил Уральский корпус под командованием генерал-лейтенанта Ханжина[32] со штабом в Челябинске. Отличительными знаками Сибирской армии были бело-зеленые шевроны и нашивки. Но уже в 1919 – 1920 гг. выражение «уйти в зеленые» означало «сбежать», «дезертировать», «присоединиться к партизанам».
Отряды «зеленых» в Челябинском и Троицком уездах были многочисленны, но разобщены. Часто там оказывались идейные противники. Так, в станице Карагайской[33] действовал отряд «красноармейцев-башкир», которые носили зеленые значки и были за Ленина, но против коммунистов.[34] В Еткульском станичном юрте, в том числе и в окрестностях Еманжелинки, в основном в отряды «зеленых» входили бывшие колчаковцы. Жительница Еманжелинки, Варвара Ивановна Куликова, вспоминала: многие тогда боялись ложиться спать. Ночью то и дело стучали в дверь, и на вопрос «кто там» можно было услышать самый неожиданный ответ: «Свои, зелёные (или голубые)».
Это «радужное» разнообразие не радовало. Все требовали продукты и, в лучшем случае, уговаривали мужчин снова идти воевать, а чаще грозили забрать их силой. Похоже, что от всей идеологии у местных «зеленых» остался только лозунг «Грабь награбленное!» Они нападали и на продотряды, и на простых крестьян, везущих зерно на мельницу, не гнушались кражей скота. Действовали нагло. Стычки с ними случались в лесу между Еманжелинкой и станцией Еманжелинской, а разделяют эти поселки километра три. Однако основные базы «зеленых» были в глухих лесах за Еткулем и за Коелгой.
Считается, что оттуда их выкурили к 1921 г., однако та же В. И. Куликова утверждала, что налеты продолжались и при колхозах, т. е. до 30-х гг. прошлого века. Ее слова подтверждает рассказ Анастасии Александровны Гиль (Казанцевой). Летом 1935 г. она работала пионервожатой в Кичигино. В бывшем доме кулака, где размещался лагерь, пионеры нашли схрон с оружием. Более того, ночью оружие пытался кто-то забрать. Неслучайно в те годы ходила по Еманжелинке удалая частушка: У Ивана-старика Три сынка-молодчика: Младший коммунар-дурак, Старшие – налетчики!
Печальная радуга гражданской войны «выцвела» в наших местах только к сороковым годам. А, может, и не выцвела – просто ее затмило горе новой напасти. Во всяком случае, события столетней давности живут в памяти, передаются в рассказах от детей к внукам и, как знать, вдруг да сохранятся до тех времен, когда какой-нибудь режиссер возьмется снимать фильм про необычную историю обычного уральского села.
http://emanzelinkalib.ucoz.ru/news/pechalnaja_raduga_grazhdanskoj_vojny/2012-12-01-1 – цинк (по ссылке список источников)
По сути, несмотря на "голубое" название, это скорее была еще одна разновидность "зеленых", которые зачастую имели весьма пеструю цветовую палитру и борьба с которыми велась зачастую уже после разгрома "белых" и изгнания иностранных интервентов. Подобные движения являлись по-сути, частью элементов распада старого государства (безотносительно того, пробольшевистски или антибольшевистски они были настроены) и естественно, что по мере укрепления нового государства, такая анархическая и полубандитская деятельность довольно скоро разошлась с новыми реалиями связанными с задачами развития СССР.
По нынешним временам, название "Голубая Армия" конечно вряд ли может принести этой разновидности "зеленых" широкую популярность.
К истории флага "Голубой армии", который конечно же связан в первую очередь не с "Армией Халлера", а с "Голубой" армией "зеленых" действовавшей на Урале в период Гражданской войны.
Почему все беспартийные граждане России должны стать «голубыми»?
«Белые», «красные», «зелёные» – этими цветами радуга Гражданской войны в России не ограничилась. Разочарованные во всём и вся уральцы, суровые челябинские мужики, попытались дать свой ответ на то, по какому пути идти стране – по голубому!
Знамя Голубой армии. Центральный музей Вооружённых Сил Российской Федерации, Москва.
В апреле 1920 года из советского плена бежал казачий сотник Евгений Лукич Мировицкий, служивший до этого в армии Колчака, вроде даже полковником (хотя, может, просто повысил сам себя в звании для солидности). У станицы Еткульской Челябинского уезда он встретил сотоварищей по службе, а также благодатную почву для борьбы с «красными»: разрушенная экономика, прячущиеся по лесам дезертиры как из Белой, так и Красной армии, свирепствующие бандиты, всеобщая деморализация от продолжительной смуты и отсутствие света в конце тоннеля. Мировицкий быстро сориентировался и поднял народ на правое дело, озарив путь голубым светом.
К делу Мировицкий подошёл с размахом. Его штыки и сабли получили звучное название: Голубая национальная армия Всероссийского Учредительного собрания (по другим данным, Особая национальная Голубая армия Всероссийского Учредительного собрания). У армии был свой устав и своя идеология. Все по-серьёзному, не то, что у «зелёных». «Голубые» выступали за беспартийность, уничтожение Красной армии и созыв Учредительного собрания.
Штаб «Голубой армии» некоторое время находился на заимке Николая Егоровича Кочнева, где и состоялся съезд с участием представителей из Троицка и Челябинска. Сын Кочнева Иван Николаевич вырезал из дерева типографские шрифты, а сноха Анна Яковлевна сшила голубое знамя. К слову, в публикациях уральских историков и краеведов, посвящённых Голубой армии, никогда не приводится точного описания знамени. Поэтому рад, что могу всем заинтересованным в теме людям сообщить, что, вероятно, именно оно теперь хранится в Центральном музее Вооружённых Сил Российской Федерации в Москве.
В типографии же, оборудованной на Челябинских копях (теперь это город Копейск), печатали прокламации и листовки. Некоторые прокламации сочинялись в стихах. Оцените, например, вирши, опубликованные в прокламации, найденной чекистами в посёлке Шеломенцевском Еткульской станицы:
Ну и времечко настало,
Я вам, братцы, расскажу.
Ничего у нас не стало,
Все распродали жиду…
Был у нас и чай и сахар,
Был и ситец, и кумач,
Был хороший лекарь-знахарь,
Был и беленький калач,
Были спички и посуда,
Были нитки и иглы,
Было нам житье не худо,
Были в лавке сапоги.
А теперь что стало, братья,
Посмотрите, каково!
Собрался всюду шатья,
И пошло лишь баловство.
Где сидел царь Николашка,
Где везде порядок был,
Там расселся жид Абрашка
И цигарку закурил.
Ленин с Троцким власть забрали,
Разорили весь народ,
Хлеб дочиста отобрали,
До скота дошел черед…
От советской власти стонет
Вся Россия, весь народ.
В грязь она все глубже тонет,
Торжествует всякий сброд…
Я вам, братцы, расскажу.
Ничего у нас не стало,
Все распродали жиду…
Был у нас и чай и сахар,
Был и ситец, и кумач,
Был хороший лекарь-знахарь,
Был и беленький калач,
Были спички и посуда,
Были нитки и иглы,
Было нам житье не худо,
Были в лавке сапоги.
А теперь что стало, братья,
Посмотрите, каково!
Собрался всюду шатья,
И пошло лишь баловство.
Где сидел царь Николашка,
Где везде порядок был,
Там расселся жид Абрашка
И цигарку закурил.
Ленин с Троцким власть забрали,
Разорили весь народ,
Хлеб дочиста отобрали,
До скота дошел черед…
От советской власти стонет
Вся Россия, весь народ.
В грязь она все глубже тонет,
Торжествует всякий сброд…
Но это всё лирика. Гораздо интереснее манифест Голубой армии, найденный в посёлке Ключевском Еманжелинской станицы:
Братья! Крестьяне и казаки…
Обратите винтовки против коммуны и советской власти, присоединяйтесь к беспартийным голубым. Да здравствует голубая армия. ГРАЖДАНЕ ГОЛУБЫЕ ИДУТ!
Что такое голубая армия? В настоящее бедственное время, во время господства грабительской коммуны и советской власти явилась новая противобольшевистская беспартийная организация, опирающаяся на новую Голубую армию, в состав которой входят все беспартийные всего русского народа.
Голубая армия не является оружием в руках какой-либо партии или класса, а оружием большинства русского народа, на который она опирается и волю которого она исполняет. Голубая армия борется за немедленный созыв Учредительного собрания, отстаивает свои национальные интересы, а потому официально и именуется так: «Голубая Национальная Армия Всероссийского Учредительного Собрания».
Голубая армия никого насильно не мобилизует, но считает, что каждый беспартийный гражданин должен считать себя голубым и пополнить собой ряды Голубой армии, которая идет рука об руку с народом.
Голубая армия, высоко вздымая свое голубое знамя, выставляет следующий лозунг: «Все для народа и все через народ, но не через жидовских ставленников и их приспешников…»
Голубые объявляют тех, кто идет против учредительного собрания, изменниками всего русского народа, а потому будут бороться с ними до полного их уничтожения; такими изменниками народа и христовой веры голубые считают коммунистов и приверженцев советской власти, которые будут сметены с лица земли, если не уступят.
Голубые считают, что не должно быть никакого братоубийства и напрасного кровопролития, а потому обращаются ко всем беспартийным красноармейцам бросить службу в красной армии и стать в ряды голубой армии, которая борется за право и волю народа, а потому не может быть ни сомнения, ни колебания, и пусть каждый воскликнет: «Да здравствует Голубая армия. Да здравствуют беспартийные. Да здравствует спасение и возрождение народа!..»
Обратите винтовки против коммуны и советской власти, присоединяйтесь к беспартийным голубым. Да здравствует голубая армия. ГРАЖДАНЕ ГОЛУБЫЕ ИДУТ!
Что такое голубая армия? В настоящее бедственное время, во время господства грабительской коммуны и советской власти явилась новая противобольшевистская беспартийная организация, опирающаяся на новую Голубую армию, в состав которой входят все беспартийные всего русского народа.
Голубая армия не является оружием в руках какой-либо партии или класса, а оружием большинства русского народа, на который она опирается и волю которого она исполняет. Голубая армия борется за немедленный созыв Учредительного собрания, отстаивает свои национальные интересы, а потому официально и именуется так: «Голубая Национальная Армия Всероссийского Учредительного Собрания».
Голубая армия никого насильно не мобилизует, но считает, что каждый беспартийный гражданин должен считать себя голубым и пополнить собой ряды Голубой армии, которая идет рука об руку с народом.
Голубая армия, высоко вздымая свое голубое знамя, выставляет следующий лозунг: «Все для народа и все через народ, но не через жидовских ставленников и их приспешников…»
Голубые объявляют тех, кто идет против учредительного собрания, изменниками всего русского народа, а потому будут бороться с ними до полного их уничтожения; такими изменниками народа и христовой веры голубые считают коммунистов и приверженцев советской власти, которые будут сметены с лица земли, если не уступят.
Голубые считают, что не должно быть никакого братоубийства и напрасного кровопролития, а потому обращаются ко всем беспартийным красноармейцам бросить службу в красной армии и стать в ряды голубой армии, которая борется за право и волю народа, а потому не может быть ни сомнения, ни колебания, и пусть каждый воскликнет: «Да здравствует Голубая армия. Да здравствуют беспартийные. Да здравствует спасение и возрождение народа!..»
Как видим, амбиции у войска были большие. Сила «голубых» росла, агентура Мировицкого успешно действовала в штабах «красных», а местное население, что интересно, охотно пополняло ряды новой силы. Костяк войска составляли оренбургские казаки, а вообще на пике славы численность «голубоармейцев» превышала 50 тысяч человек! Однако просуществовала Голубая армия не больше года.
Ответственный секретарь (председатель) Челябинского губкома РКП(б) Роберт Индрикович Эйхе (тот самый, который потом станет зачинателем Большого террора 1937-1938 годов, став его же жертвой) развернул энергичную борьбу против «голубых». Первым делом в круг Мировницкого была внедрена агентура большевиков, чтобы добыть необходимые разведданные.
Одним из таких разведчиков был двадцатитрёхлетний чекист-комсомолец Григорий Зимнох. Ему удалось составить списки повстанцев, а также выкрасть в штабе Мировицкого документы. Однако Зимнох погиб при попытке пробиться к своим. Его потом торжественно похоронили на мемориале на площади Революции (бывшей Южной) в центре Челябинска, но, удивительно, в ходе перезахоронения в 1950-м году на Митрофановское кладбище города его имя с памятных плит, почему-то, пропало…
А чоновцы – бойцы ЧОН, частей особого назначения – развернули боевые действия против Голубой армии. Сражения были кровопролитными и отчаянными. Как никак, уже шесть лет, как многие суровые челябинские мужики и казаки воевали, опыт был у всех. Тем не менее, «красные» победили. Потрёпанные «голубые» пробились в Троицкий уезд, где их разбили уже окончательно в решающем сражении в Кичигинском бору. Пленных «голубых» судили, кого-то расстреляли. Кому-то удалось присоединиться к «зелёным». Мировицкого же не нашли ни среди убитых, ни среди пленных, ни среди спасшихся…
PS. В 1991 году большинство осужденных по делу «Голубой армии» были реабилитированы.
https://rzhavin77.livejournal.com/47390.html – цинк
Более подробно предыстория создания "голубых", описана в статье ниже, на примере одного села, через которое несколько раз прокатилась гражданская война и где побывали и красные, и белые, и зеленые, и голубые…
Печальная радуга гражданской войны
Жаль, что в Еманжелинке нет собственной киностудии. Мог бы получиться отличный боевик, реши кто-нибудь экранизировать события, происходившие в станице и окрестностях в 1917 – 1921 годах. До той поры Еманжелинка неоднократно посылала воинов в сражения от Парижа до Порт-Артура, но сама оставалась в стороне от больших битв. Не считая приграничных стычек в первые годы после основания крепости, она не видела ни осад, ни штурмов. Даже Пугачев со своими сторонниками прошел чуть западнее поселения на речке Яманзельге. Даже казаки, самовольно вернувшиеся с фронтов I мировой, ехали сюда с надеждой на отдых и покой. Гром грянул в конце 1917, уже после октябрьского переворота. Осенью к казакам с воззванием обратился атаман Дутов[1], настаивая на поддержке Временного правительства и призывая бороться с большевиками, которые, по его словам, осуществили «преступный захват власти». Еманжелинцы отнеслись к воззванию довольно апатично. Люди, не видевшие семьей с 1914-го, а кое-кто из ушедших на очередную службу – и с 1910-го, хотели пахать землю и восстанавливать хозяйство, а не воевать за временщиков. Тем не менее, в станицу вошли для отдыха и пополнения первые отряды дутовцев под началом хорунжего Потапова. На улицах замелькали васильковые лампасы и околышки оренбуржской казачьей формы, а над штабом, наверное, поднялся бело-сине-красный флаг, доставшийся новой республике от царской России. Местные гостей встретили мирно, хотя записываться в добровольцы не спешили.
Покой нарушил командир Северного летучего отряда мичман Павлов[2], который на бронепоезде прибыл на железнодорожную станцию в трех километрах от станицы. По официальной версии, он завязал бой с дутовцами и 23 декабря 1917 г. выбил их из станицы, установив здесь Советскую власть. Однако старожилы упорно рассказывают, что матросы только потребовали от казаков продукты, а после отказа обстреляли Еманжелинку из корабельных орудий, установленных на платформах, и убыли восвояси. Тогда еманжелинцы отделались испугом: снаряды до изб не долетели. Но война уже приближалась к станице. В марте 1918 года казаки, наконец, раскачались и решили обсудить призыв Дутова. В Еманжелинке объявили казачий съезд. Собирались в школе. Вел заседание станичный атаман Н[иколай] Я[ковлевич] Потапов, помогали ему местный священник, отец Александр Павлович Дроздов, прапорщик, бывший фронтовик, Шиховцев и два вахмистра. До чего бы договорились казаки, неизвестно, потому что вечером того же дня Еманжелинку занял один из отрядов Блюхера[3], и противники большевиков вынуждены были бежать.
Вскоре даже маленькие дети выучили слова «белые» и «красные». Жизнь стала разноцветной, но невеселой. Постоянные митинги и собрания, агитаторы неизвестно от кого и за что – это ясности не добавляло. Сначала люди наслаждались вседозволенностью. Первым делом разграбили магазин Абрама Яковлевича Бруслевского. Тащили все. Кому не достался товар, принялись выламывать полки, двери и крушить стены. У Марии Васильевны Катковой отец, Василий Яковлевич Казанцев, служил у Бруслевского помощником. Василий Яковлевич говорил, что от магазина по улицам потянулся след из брошенных в спешке вещей, кирпичей и досок.
Кто-то из новых начальников приказал прекратить безобразия. Мария Васильевна утверждала, что распоряжение пришло от самого Ленина. От Ленина или нет, но приказ на какое-то время возымел действие. Вообще, в те годы властью становился всякий, у кого было оружие. И всякий стремился поживиться за счет крестьян и казаков. Так со слов родителей говорила Гиль Анастасия Александровна, кстати, двоюродная сестра Марии Васильевны. Ее отец, Александр Яковлевич Казанцев, в отличие от брата, открыто симпатизировал коммунистам. Но даже он постоянно рассказывал о беспорядках, происходивших в станице. Беззакония были вынуждены признать и сами большевики. Челябинская газета «Советская правда» за эти годы полна жалобами с мест. К примеру, в 16-м номере от 11 декабря 1919 г. некая Скворцова из с. Белоярского[4] пишет заметку «Самозванцы». «В наше село приехали однажды две какие-то полупьяные личности, побуянили и удрали, прежде чем их успели задержать. Недавно они явились снова, пьяные, с револьверами, безобразничали и грозили револьверами всякому, кто пробовал на них подействовать. Один из них кричал, что он командир Н-го полка, а другой – его адъютант. После некоторого колебания военком задержал «грозных незнакомцев», и они оказались просто дезертирами. Они уже отправлены в Губчека».
Равнодушие, с которым в Оренбургском войске многие встретили первые революционные события, вскоре сменилось озлоблением. Недалеко от Еманжелинской водокачки стояли казармы, место сбора казачьих частей. Весной 1918 г. военных там не было, зато пряталось шестеро таяндинцев[5]. Не выдержав преследований большевиков, они бежали в леса и задумали отомстить обидчикам. План был простой, но действенный – раскрутить гайки на железнодорожных путях. Задумано – сделано. Вот только одного не учли мстители: пока они бегали по лесам и болотам, власть успела смениться, и в поезде ехали белые громить красных под Троицком. Эту историю сохранила уникальная память Варвары Ивановны Куликовой, главного «осведомителя» еманжелинских краеведов. О происшествии Варвара Ивановна знала не понаслышке. В поезде должен был находиться зять ее отчима, Ивана Блюденова, Левонтий, и вся семья уже оплакивала его смерть. Но он вскоре прибыл живой и здоровый: задержался в Челябинске, покупал гостинцы детишкам и опоздал к отправке. А незадачливых террористов расстреляли на главной площади у церкви и даже их сыновей выселили из Таяндов: слишком много было погибших и раненых, чтобы простить ошибку.
Известна примерная дата катастрофы. Советская власть в Челябинске была ликвидирована 27 мая 1918 г. в результате чехословацкого мятежа. Значит, аварию местные казаки устроили в конце весны – в начале лета. Но ни могилы жертв, ни захоронения диверсантов неизвестны. Впрочем, хоронить в 1918 г. стали слишком часто. Ни антибольшевистские власти Челябинска при поддержке чехов, ни, чуть позже, колчаковцы мира обеспечить не смогли. В станице и окрестностях остались убежденные сторонники советской власти, люди предприимчивые и смелые. Тут и начался настоящий детектив. Жили в Еманжелинке выходцы из крестьян Вятской губернии, братья Воробьевы. Своей земли не имели: кругом только казачьи наделы, – но не бедствовали. Сами братья, Николай Иванович и Яков Иванович, слыли отличными скорняками, их мать держала лавку, сестра вышла замуж за местного казака – в общем, еманжелинцы их пришлыми уже не считали. В марте 1918-го, когда создавался первый Совет, Воробьевы горячо поддержали большевиков. Однако после разгона коммунистов казаки «красные» настроения братьям простили.
Пошло все, как и прежде: Николай с Иваном шкуры выделывают, шубы с шапками шьют, мать в лавке торгует, сестра в гости бегает. И покупатели заходят – как же без них. Издалека приезжают: из Троицка, Челябинска, даже Верхнеуральска[6]. И не догадываются белые власти, что под носом у них действует настоящая большевистская явка, братья налаживают связь с партизанами и ведут разведку. Где есть подпольщики, там найдется и провокатор. Осенью 1918 года кто-то сообщил о тайной деятельности Воробьевых в штаб колчаковской части. Интрига вышла на новый виток. Среди колчаковцев в свою очередь нашлись «засланные казачки», и братьев предупредили о готовящемся аресте. Им бы бежать, а они то ли улики прятали, то ли передавали важные сведения, но выскочить из дома успел только один из них, и того схватили на пути к железнодорожной станции. Николая и Якова допросили в Еманжелинке и отправили в Троицкую тюрьму.
Туда несколько раз приезжала их мать, на последнее свидание даже взяла с собой внучку, дочь Николая. Маша, так звали девочку, пообещала отцу, что его скоро освободят: ведь в станице все больше слухов о приближении красных. Однако всех арестованных по железной дороге отправили в Омск. Когда проезжали через станцию Еманжелинскую, братья сумели выбросить записку. Родные ее получили. Но это было прощальное известие от Николая и Якова. В Омске их расстреляли. Вместе с Воробьевыми в подполье входили Вениамин Егорович Белоусов, Синеглазов (имя и отчество забылось) и еще трое бедняков. Они вернулись из тюрьмы избитые, но живые.
Белоусов сразу ушел к красным партизанам, а остальные предпочли уехать из станицы. В большевистском партизанском отряде числились и жители Таяндов. Удивительно, но в этом поселке, оплоте местных староверов, тоже нашлись сторонники перемен. Тринадцать казаков из Таяндов и Скутино[7] прятались в лесу вместе с семьями. Повод опасаться за свою жизнь у них был: они принимали участие в аресте и расстреле земляков, жителей Таяндов и Долговки[8], ранней весной 1918 года взорвавших железнодорожный мост, чтобы задержать продвижение красных. Что ж, рельсовая война – примета не только Великой Отечественной. Неизвестно, вели местные большевики бои или просто отсиживались в глуши, но крестьяне есть крестьяне, и Алексей Ефимович Миронов вместе с женой Матреной Егоровной пришел в Таянды проведать подворье. Там его и схватили. Били, чтобы узнать, где скрываются остальные. Он никого не выдал. Однако все тринадцать беглецов были пойманы и убиты. Кроме Миронова, известны имена еще двух: Путилова Павла Ивановича и Мальцева Кузьмы. Их братская могила до сих пор сохранилась на Таяндинском кладбище. А воспоминания о партизанах записаны со слов дочери и сына Мироновых, Натальи Алексеевны и Егора Алексеевича, краеведами из г. Еманжелинска В. Ефановой и П. Ефимовым.
Стоит начать убивать – и остановиться уже трудно. Идейные, преданные сторонники были и у Ленина, и у Верховного правителя Колчака[9]. Ученики и учителя Шумаковской[10] поселковой школы Еманжелинской станицы шлют в 6-й Оренбургский казачий полк 23 рубля, собранные на литературно-вокальном вечере. Это пасхальный подарок детей своим родственникам, сражающимся с «красной заразой».[11] В тех же Шумаках 19 апреля 1919 г. проходят торжественные похороны урядника Матвея Ивановича Иноземцева, убитого «безумными кустанайскими мятежниками». Если верить выспренному слогу автора заметки, раненый в ногу Иноземцев отказался покидать строй и ринулся в бой со словами: «Нет! Я еще силен! Еще могу отомстить красным предателям и за Родину, и за свою рану!»[12]
А 6 мая 1919 г. в честь Дня Георгия Победоносца в Еткуле[13] собирается элита местных казачьих частей, там проходит торжественный молебен о здравии Всероссийского и Войскового правительства, чести и славе казачества.[14] Впрочем, были и те, для кого красные и белые смешались, как в калейдоскопе. Георгий Андреевич Овсянников – коренной еманжелинец. Он рано остался без отца. Его воспитывал отчим, Карпей Петрович Томин, сам лихой казак. И стал Георгий отличным наездником, одним из лучших в станице. Знал толк в лошадях, выигрывал соревнования по джигитовке. Своей младшей дочери, Прасковье Георгиевне, он потом рассказывал, как в боях много раз укрывался от пуль и ударов шашек, на полном скаку соскользнув лошади на бок. В 1918 г. по своей ли воле или по приказу попал в одну из колчаковских частей. На службе в Троицке Георгий Андреевич заболел тифом. Отлеживался дома. Когда выздоровел, оказалось, власть уже у большевиков. И снова призыв, на этот раз в Красную армию. Так послужил казак и Верховному правителю, и коммунистам, а погиб уже в Великую Отечественную, в 1943-ем.
А в Еманжелинке, в Еткуле, в Коелге[15] было неспокойно. Новый 1919 г. мира не принес. Ползли слухи, газеты без устали писали о зверствах красных. В Коельской станице[16] появились подметные письма с описанием конца света. Многие верили. Старый казак Прокопий Анфимович Попов, человек для своего времени грамотный и начитанный, под впечатлением от писем и газет решил бежать. А как же? Сыновья у Колчака, порядок рушится – хоть бы что-то спасти. Погрузил все имущество на телеги, скотину за рога… Даже выходные юбки у жены и снох отобрал! Повез прятать. Вернулся через пару дней гол, бос и без поясу. Кто ограбил – белые, красные – сам не знает.
В это время его сын, Логин Прокопьевич Попов, вместе со своей частью через Среднюю Азию шел в Афганистан. На границе офицеры обратились к рядовым: «Все, ребята, кто хочет, пусть возвращается. Вас простят, а нас – нет». Логин Прокопьевич вернулся. Судьба тех, кто перешел границу, неизвестна, а его ждало разрушенное хозяйство и голодная семья. Летом 1919 г., наверное, многим на Южном Урале казалось, что конец света все-таки наступил. Бои повсюду. Белые собирают последние силы. Предположительно в это время в Еткуле формируется 4-й Эткульский (Еткульский) пеший казачий полк под командованием сотника Болотова, куда призывают казаков 45 – 55 лет, прежде считавшихся нестроевыми. По линии «Коркино – Еманжелинка» на отряды V армии красных под командованием Тухачевского[17] ведут наступление части генерала Каппеля[18] в составе III армии белых. 25 июля 3-я Симбирская стрелковая дивизия во главе с генерал-майором Подрядчиком[19] и Волжская кавалерийская бригада полковника Нечаева[20] занимают Таянды. 27 – 28 июля каппелевцам удается потеснить красных из Еманжелинки. Берут станицу отряды полковников Нечаева и Сотникова.
События далеких лет и фамилии их участников остались в памяти старожилов. По воспоминаниям очевидцев, станица несколько раз переходит из рук в руки (называют цифры от 3 до 7). Многие женщины и дети укрываются от пуль и снарядов на водокачке. Противники стараются ее не обстреливать, ведь отсюда снабжается водой железная дорога. Об этом известно из рассказов Анны Дмитриевны Овсянниковой, которая и сама неоднократно спасалась в доме смотрителя. В северо-восточной и северной части Еманжелинки (территория старого кладбища и берег реки) вырыты окопы. Гильзы от винтовок-трехлинеек до сих пор находят на огородах жители заречной стороны. В станице появляется «расстрельная дорога»: по ней то ли красные, то ли белые увели в сторону станции с десяток пленных и убили где-то в лесу. Еще года два после гражданской войны ребятишки пугают друг друга покойниками, будто бы поджидающими на ней неосторожного путника.
ом здании на площади со своими командирами совещается Кузьма Тимофеевич Подрядчик. Кажется, отбились. Но уже 30 июля – 3 августа здесь снова сраженье. Вдоль железной дороги в Троицком направлении наступают части 26-ой стрелковой дивизии красных под командованием Эйхе[21]. 2 – 3 августа белые покидают станицу. Уже 4 августа большевики занимают Троицк. Бои 1919 года своими глазами видела Мария Васильевна Каткова (Казанцева). Тогда ей было всего 4 года, но, видимо, впечатления оказались яркими. В доме Казанцевых квартировали белые офицеры. Имя одного из них Маша запомнила – Иван Петрович. Он подкармливал ребятишек консервами. В голод о такой еде нельзя было и мечтать. С началом боев дом опустел: офицеры ушли, а сами хозяева отсиживались в погребе. Старшая сестра Сима во время одной из передышек не выдержала и выбралась наверх: очень хотела узнать о судьбе родных, живущих на соседней улице. С собой она взяла Машу. Едва девочки вышли со двора, снова начали стрелять. Маше показалось, что целятся прямо в них. Серафима кричала и просила прекратить, однако ее никто не слушал. Как они вновь оказались в укрытии, Мария Васильевна не знает. Похоже, она потеряла сознание, а старшая сестра унесла ее на руках.
С частями красных в станицу вошло национальное подразделение. Бойцов Мария Васильевна называет татарами. Может, и не татары, но рубаки были лихие. Мирные жители просили их никого не трогать, а те пугали, говорили, что зарубят всех. Ещё девочке запомнились «студенты». Скорее всего, так называли городскую молодёжь. Бойцы-студенты произвели на еманжелинцев впечатление своей грамотностью, но были оборванными и голодными. Незваные постояльцы выгребали последнее из уже опустевших амбаров. С войной пришли голод, тиф, малярия, холера, оспа. Население станицы всего за 4 года уменьшилось на треть. С 1918 по 1921 г. в Еманжелинке стоят тифозные бараки. Когда-то побеленные известкой, они вылиняли до грязно-серого цвета. Такой же беспросветной видится и жизнь.
В 20-м году случается неурожай, ситуацию ухудшает продразверстка. Люди едят кору и лебеду, ослабев, падают и умирают прямо на улицах. Недовольные уходят в леса. Теперь уже белые партизанские отряды нападают на регулярные части красных. Мятежникам нужен только вожак. И он появляется. Весной 1920 г. из лагеря военнопленных под Челябинском бежит Евгений Лукич Мировицкий (в некоторых документах: Мировницкий), донской казак и колчаковский офицер. В разных источниках его называют сотником или полковником. В Еткуле с помощью своих бывших сослуживцев, урядников Петрова, Калугина, есаула Шундеева и священника отца Иоанна он формирует Особую Национальную Голубую Армию Всероссийского Учредительного Собрания[22]. Туда принимают и бывших колчаковцев, и дезертиров-красноармейцев, и убежденных монархистов. Численность армии в период наиболее активной борьбы достигает 50 тысяч бойцов. Ее главная задача – уничтожение коммунистов.
Доставать оружие повстанцам сначала помогает местный казак Яков Алексеевич Дружинин. Он наводит их на склад, где ревкомовцы хранят изъятые у белых винтовки и патроны. В дальнейшем все нужное для себя армейцы берут в бою или получают от сочувствующих в казачьих станицах. Евгений Мировицкий ведет свои отряды под голубыми знаменами: небесный, васильковый, цвет – это в одно и то же время отличительный знак Оренбургского казачьего войска и символ чистоты намерений. К делу Мировицкий подходит серьезно. У армии есть собственная типография, постоянно выпускаются воззвания, обращения к населению и прокламации.
Мироницкий формулирует политическую платформу Голубой армии. Вот ее основные положения: «Все для народа и все через народ, но не через жидовских ставленников". "Русские люди – истинные хозяева страны, а не какая-нибудь партия или класс". Главный штаб мятежников находится в Назаровском[24] бору. Известно даже точное место – 22-й квартал. Организованы два резервных пункта, в Еткульском и Копытовском[25] борах. Уже к августу 1920 г. в зону влияния армии входит весь Троицкий уезд. Здесь преимущественно казачье население, много глухих необжитых мест. У повстанцев хорошо налажена разведка, есть представители в Троицке и Челябинске, сочувствующие – буквально в каждой станице. Отряды Голубой армии мобильны, в случае значительной опасности ее бойцы легко рассеиваются по хуторам и поселкам, ведь в основном здесь сражаются местные жители. Много казаков из еткульского станичного юрта, в том числе из Еманжелинки.
В сводках ВЧК Голубая армия рассматривается как подпольная контрреволюционная организация, ей уделяется самое пристальное внимание. Постановлением ЧК в Еткульской станице объявлено военное положение, в близлежащих поселках усилены воинские гарнизоны. На борьбу мобилизованы красные активисты. В Еткуле отряд самообороны возглавляет А. Стекумов, в Потапово[26] – военком Мозин. И снова на южноуральской земле закручивается детективный сюжет.
По заданию губчека в августе 1920 года в Голубую армию внедряется 23-летний чекист-комсомолец Григорий Зимнох. Ему помогает секретарь Потаповской партячейки Михаил Шундеев. Он называет Григорию своих земляков, сочувствующих Мировицкому. Григорий тайно пробирается в поселок, выдает себя за казака, бежавшего из того же лагеря, что и командир Голубой армии. Потаповцы приводят Зимноха в лес, и полковник с радостью принимает товарища по несчастью. Вскоре Зимнох выкрадывает списки соратников и осведомителей Мировицкого в ближайших станицах. Но сам чекист тоже на подозрении: за ним следят. Он возвращается в Потапово и оставляет списки в условленном месте, а потом бежит в Белые Глинки.[27] Там его настигают и убивают преследователи. Его тело соратники-большевики перевозят в Челябинск и торжественно хоронят на площади Революции, где Зимнох вместе с другими героями гражданской войны и покоится до 50-х гг. XX века. Потом некрополь ликвидируют и переносят гробы на Митрофановское кладбище.
А в это время под Еткулем разворачивается тщательно подготовленная операция. Для нее выбран день, когда почти все мятежники расходятся по домам проведать семьи и попариться в баньках. ЧОНовцы, прибывшие из Челябинска части ВЧК, отряды местной милиции и активисты из числа большевиков берут их по одному, многих пьяными и почти без сопротивления. На штаб восставших красных наводит лесничий Прохор Шеломенцев. В лесу захвачены типография, знаменитое голубое знамя, в плен взято 47 человек, 34 из которых вскоре расстреляны. Однако бежал сам Мировицкий, уйти с оружием удалось и некоторым из его отрядов. 40 человек с винтовками и пулеметом какое-то время партизанят в районе Белоусова.[28]
Мировицкий объявляется в Кичигинском бору, к нему стекаются сторонники из Кичигинской[29], Нижне-Увельской[30] и Хомутиниской[31] станиц. Но вскоре их разбивают силы ЧОНовцев из Троицка. Дальнейшая судьба Мировицкого неизвестна, а оставшиеся бойцы вливаются в Зеленую армию и становятся настоящими бандитами. Зеленый цвет в невеселую палитру гражданской войны добавился году в восемнадцатом, если не раньше. Именно тогда начала формироваться Сибирская армия, в которую входил Уральский корпус под командованием генерал-лейтенанта Ханжина[32] со штабом в Челябинске. Отличительными знаками Сибирской армии были бело-зеленые шевроны и нашивки. Но уже в 1919 – 1920 гг. выражение «уйти в зеленые» означало «сбежать», «дезертировать», «присоединиться к партизанам».
Отряды «зеленых» в Челябинском и Троицком уездах были многочисленны, но разобщены. Часто там оказывались идейные противники. Так, в станице Карагайской[33] действовал отряд «красноармейцев-башкир», которые носили зеленые значки и были за Ленина, но против коммунистов.[34] В Еткульском станичном юрте, в том числе и в окрестностях Еманжелинки, в основном в отряды «зеленых» входили бывшие колчаковцы. Жительница Еманжелинки, Варвара Ивановна Куликова, вспоминала: многие тогда боялись ложиться спать. Ночью то и дело стучали в дверь, и на вопрос «кто там» можно было услышать самый неожиданный ответ: «Свои, зелёные (или голубые)».
Это «радужное» разнообразие не радовало. Все требовали продукты и, в лучшем случае, уговаривали мужчин снова идти воевать, а чаще грозили забрать их силой. Похоже, что от всей идеологии у местных «зеленых» остался только лозунг «Грабь награбленное!» Они нападали и на продотряды, и на простых крестьян, везущих зерно на мельницу, не гнушались кражей скота. Действовали нагло. Стычки с ними случались в лесу между Еманжелинкой и станцией Еманжелинской, а разделяют эти поселки километра три. Однако основные базы «зеленых» были в глухих лесах за Еткулем и за Коелгой.
Считается, что оттуда их выкурили к 1921 г., однако та же В. И. Куликова утверждала, что налеты продолжались и при колхозах, т. е. до 30-х гг. прошлого века. Ее слова подтверждает рассказ Анастасии Александровны Гиль (Казанцевой). Летом 1935 г. она работала пионервожатой в Кичигино. В бывшем доме кулака, где размещался лагерь, пионеры нашли схрон с оружием. Более того, ночью оружие пытался кто-то забрать. Неслучайно в те годы ходила по Еманжелинке удалая частушка: У Ивана-старика Три сынка-молодчика: Младший коммунар-дурак, Старшие – налетчики!
Печальная радуга гражданской войны «выцвела» в наших местах только к сороковым годам. А, может, и не выцвела – просто ее затмило горе новой напасти. Во всяком случае, события столетней давности живут в памяти, передаются в рассказах от детей к внукам и, как знать, вдруг да сохранятся до тех времен, когда какой-нибудь режиссер возьмется снимать фильм про необычную историю обычного уральского села.
http://emanzelinkalib.ucoz.ru/news/pechalnaja_raduga_grazhdanskoj_vojny/2012-12-01-1 – цинк (по ссылке список источников)
По сути, несмотря на "голубое" название, это скорее была еще одна разновидность "зеленых", которые зачастую имели весьма пеструю цветовую палитру и борьба с которыми велась зачастую уже после разгрома "белых" и изгнания иностранных интервентов. Подобные движения являлись по-сути, частью элементов распада старого государства (безотносительно того, пробольшевистски или антибольшевистски они были настроены) и естественно, что по мере укрепления нового государства, такая анархическая и полубандитская деятельность довольно скоро разошлась с новыми реалиями связанными с задачами развития СССР.
По нынешним временам, название "Голубая Армия" конечно вряд ли может принести этой разновидности "зеленых" широкую популярность.
