Козьма Прутков и ХХI век: глядя на мир, нельзя не удивляться-2
ОПУСЫ АФОРИСТИЧЕСКИЕ
https://www.planet-kob.ru/ob/pics/padm/ed5de2a00d4729cfbec1894b3d109af3.png
«Весёлое лукавство ума, насмешливость и живописный способ выражаться» А.С. Пушкин, как известно, считал неотъемлемыми качествами русского характера. Эти свойства, конечно, отразились и в творчестве Пруткова.
Юмор — вот та отличительная черта, которая прежде всего связана в нашем сознании с образом Козьмы Пруткова.
Любой жанр окрашивается под его пером в юмористические тона. Пьесы, подражания известным (а ныне иногда и забытым) поэтам, басни, мнимые переводы, афоризмы, «гисторические материалы», проекты — всё-всё вызывает у нас улыбку, а порой и восхищение отточенностью, иронией, доходящей до абсурда алогичностью авторского мышления.
Вообще уникальный способ выражаться в сочетании с государственническим мышлением — это очень важная штука. И в творчестве Пруткова абсолютно чётко воспроизведен косноязычный стиль, когда из афоризма возникает мысль, ясно формулирующая то, что происходит в стране.
https://www.planet-kob.ru/ob/pics/padm/b101160a8b11779d014e803fa4c61128.png
Без сомнения, мысли и афоризмы стали самым знаменитым разделом творчества Козьмы Пруткова, прославившим его без преувеличения на века.
Именно здесь, в форме кратких изречений, его пародийность и потешный алогизм воплотились со всей лаконичной полнотой. 160 основных и 102 дополнительных афоризма составили золотой фонд прутковской мысли.
Первая их часть была напечатана в «Современнике» (№ 2, 6) в 1854 году, а затем последовали публикации в «Искре» (№ 26, 28) в 1860 году. Многие изречения впервые увидели свет лишь в собрании сочинений 1884 года.
Особенность этого жанра у Козьмы Пруткова состоит в том, что его афоризмы далеки от западноевропейских в духе Ларошфуко, Паскаля или Лабрюйера. Перед нами рассуждает не бесстрастный учёный муж, не рафинированный эстет, не великий мыслитель.
Нет, размышлениям предается директор Пробирной Палатки, кавалер ордена Святого Станислава I степени, чиновник с большим стажем любоначалия и беспорочной службы, семьянин — самовлюблённый и самодовольный, добродушный и комичный, большой любитель банальностей и наряду с тем автор оригинальных метафор, весёлого абсурда.
Мы наслаждаемся игрой, в которую вовлекает нас автор, — сам же он сохраняет серьёзность и даже важность, солидную философичность.
«Жизнь нашу удобно сравнивать со своенравною рекою, на поверхности которой плавает челн, иногда укачиваемый тихоструйною волною, нередко же задержанный в своём движении мелью и разбиваемый о подводный камень. — Нужно ли упоминать, что сей утлый челн на рынке скоропреходящего времени есть не кто иной, как сам человек?»
Какое одновременно и яркое и тонкое отражение управленческих принципов. Управление любым процессом, действительно, можно представить как реку:
- область нормального течения процесса можно уподобить фарватеру на реке — лодка в его пределах может плыть безбоязненно и спокойно,
- области допустимых отклонений можно уподобить тем зонам, что простираются от границы фарватера до берегов — тут можно встретить мели, рифы и прочие неприятности, которые усиливаются по мере отдаления от фарватера,
- области краха управления можно уподобить берегам — когда лодку выносит на берег, происходит выпадение её из процессе движения по реке.
Если «перевести» эти понятия на язык богословия, то окажется:
- фарватер — это то, что называют Промыслом Божиим,
- области допустимых отклонений — это Попущение,
- берега — выход за пределы Попущения.
Так что, действительно, если не видеть фарватера, то человека будут сдерживать «мелью» или он будет «разбиваемым о подводный камень».
https://www.planet-kob.ru/ob/pics/padm/238cafd30954449ba6e2c6ad01010282.png
В собрании мыслей и афоризмов Козьмы Пруткова масса изречений-сравнений:
- Слабеющая память подобна потухающему светильнику.
- Воображение поэта, удручённого горем, подобно ноге, заключённой в новый сапог.
- Умные речи подобны строкам, напечатанным курсивом.
- Перо, пишущее для денег, смело уподоблю шарманке в руках скитающегося иностранца.
- Болтун подобен маятнику: того и другой надо остановить.
- Есть приметы жизненного опыта: Что имеем — не храним; потерявши — плачем.
- Лучше скажи мало, но хорошо
- Страждущему предлагай бальзам
- И при железных дорогах лучше сохранить двуколку.
- А вот итог: тщетность честолюбивых стремлений, переданная со щемящей выразительностью:
- Чиновник умирает, и ордена его остаются на лице земли.
Вообще, ходячее представление о Козьме Пруткове как о неком до тупости ограниченном ретрограде с амбициями гения; представление, отчасти внедрявшееся в сознание читателей его опекунами, соответствует лишь намеренно карикатурной составляющей образа. Таковая, конечно, имеется — и играет далеко не последнюю роль.
Однако в действительности Прутков гораздо интереснее, содержательнее, богаче той маски, которую задумали и воплощали опекуны, потому что сами его создатели много интереснее нарисованных ими схематичных карикатурных изломов.
https://www.planet-kob.ru/ob/pics/padm/f07b47f0ff5c342b42428461890428c5.png
Прутков кричит на каждом углу, что он умён и талантлив, и одновременно делает всё для того, чтобы казаться глупым и бездарным; а мы с удивлением обнаруживаем, что он и вправду остроумен и даровит. В нём заключен редкостный комический дар. Он — командир короткого, как выстрел, афоризма: «Бди!». И сановный автор пережившего века антигосударственного наказа:
«Если хочешь быть покоен, не принимай горя и неприятностей на свой счёт, но всегда относи их на казённый».
Он уверен, что «эгоист подобен давно сидящему в колодце».
Он удивляется:
«Не совсем понимаю, почему многие называют судьбу индейкою, а не какою-либо другою, более на судьбу похожею птицею?»
Наконец, по его наблюдению, «камергер редко наслаждается природой», а «из всех плодов наилучшие приносит хорошее воспитание».
Философ Владимир Соловьев в своей статье, написанной для Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, говорит о Козьме Пруткове как о «единственном в своём роде литературном явлении», уникальном случае в истории мировой литературы, ибо:
«…все остальные мистифицированные авторы слишком элементарны и однообразны в сравнении с ним.
Два талантливых поэта, гр. А.К. Толстой и Алексей Михайлович Жемчужников, вместе с Владимиром М. Жемчужниковым и при некотором участии третьего брата Жемчужникова — Александра М. — создали тип полного самодовольства и самоуверенности петербургского чиновника (директора Пробирной Палатки), из тщеславия упражняющегося в разных родах литературы.
Но сила Пруткова не в этом общем определении, а в той индивидуальной и законченной своеобразности, которую авторы сумели придать этому типическому лицу и воплотить в приписанных ему произведениях».
В чём же состоит этот «прутковский элемент»? Что в творчестве Козьмы Петровича особенно прутковское?
На взгляд Соловьева, это три комедии: «Фантазия», «Блонды», «Опрометчивый турка», все басни и два стихотворения: «Мой портрет» и «Предсмертное». Но прежде всего «Мысли и афоризмы». Они — самое прутковское во всём Пруткове.
Действительно, в изречениях пародийность, образность безошибочно работают на создание типа петербургского чиновника. Здесь вымышленный автор лепит вымышленный образ из самого себя — да такой, который встаёт в ряд с главными персонажами классической русской литературы и становится нарицательным.
Интересно было бы сопоставить прутковские афоризмы с западноевропейской классикой жанра. Здесь уместно спросить себя: чем Прутков-афорист отличается от авторов классических? Или он их только тиражирует под своим именем, как это, скажем, произошло с афоризмом: «Философ легко торжествует над будущею и минувшею скорбями, но он же легко побеждается настоящею» — который является близким к тексту переводом высказывания Ларошфуко:
«Философия торжествует над горестями прошлого и будущего, но горести настоящего торжествуют над философией»?
https://www.planet-kob.ru/ob/pics/padm/fe985a94c37b8bd307e1fc6a531bc677.png
Итак, Ларошфуко:
- Тому, кто не доверяет себе, разумнее всего молчать.
- Старики потому так любят давать хорошие советы, что уже не способны подавать дурные примеры.
- Хитрость и предательство свидетельствуют лишь о недостатке ловкости.
- В людях не так смешны те качества, которыми они обладают, как те, на которые они претендуют.
- Порядочные люди уважают нас за наши достоинства, а толпа — за благосклонность судьбы.
- Порою человек так же мало похож на себя, как и на других.
- Уклонение от похвалы — это просьба повторить её.
Максимы Ларошфуко основываются на жизненном опыте автора, в его афоризмах поражают удивительная зоркость наблюдений и способность спрессовывать их в чеканную словесную формулу.
Ничего комического в них нет. Они не смешат, а, напротив, вызывают почтение своей проницательностью.
В целом, наблюдения Ларошфуко в высшей мере серьёзны. Нашу радость вызывает их оригинальность, а улыбку — острая игра ума.
https://www.planet-kob.ru/ob/pics/padm/074d5d4810f6daea0191ce92c8cbf49e.png
Теперь возвращаемся к герою настоящего жизнеописания.
Козьма Прутков:
- Что скажут о тебе другие, если сам ты о себе ничего сказать не можешь?
- Иного прогуливающегося старца смело уподоблю песочным часам.
- Говоря с хитрецом, взвешивай ответ свой.
- Никто не обнимет необъятного.
- Не будь цветов, все ходили бы в одноцветных одеяниях!
- Добрая сигара подобна земному шару: она вертится для удовольствия человека.
- Поощрение столь же необходимо гениальному писателю, сколь необходима канифоль смычку виртуоза.
Первый афоризм пытается спровоцировать молчуна; автор пребывает в уверенности, что о людях судят исключительно по их собственному мнению о себе.
Второй афоризм — всего лишь производная от метафоры о старике: из него песок сыплется.
Третий и четвертый — утверждение самого очевидного.
Пятый — производная от образа: «серая толпа». И снова то, что разумеется само собой.
Шестой афоризм — сравнение. При этом остается за кадром: каким образом кружение земного шара может вызвать удовольствие у человека, если он этого кружения даже не замечает? Непонятно, зато смешно. А смешно, потому что смешано.
Седьмой афоризм — напрашивание на похвалу; при этом, естественно, под «гениальным писателем» Козьма без всякой ложной скромности имеет в виду себя самого.
В отличие от классических образцов афоризмы Пруткова, как правило, привлекают внимание вовсе не проницательностью или положительным остроумием. Их новизна в том, что они забавны главным образом тем глубокомыслием, с которым высказывается очередная банальность. Прутков неистощим — любую жизненную ситуацию он готов объяснять с помощью избитых формулировок.
Улыбку читателя вызывает не тупоумие его выражений (как казалось опекунам), но претензии на глубину и серьёзность. А, согласно Ларошфуко, в людях особенно потешны как раз их притязания на то, чего они не способны достичь.
Говоря о Пруткове — сочинителе басен, приходишь к выводу, что если классический баснописец (Крылов) высмеивает человеческие пороки, то Козьма подвергает осмеянию морализирующую басню как устаревший литературный жанр и заодно шутит над самим баснописцем. Он пишет пародию, придавая неожиданную свежесть тому, что казалось архаикой.
https://www.planet-kob.ru/ob/pics/padm/7b9a3da3f6bca42fe6fcbbb7fae5b2ce.png
То же и с афоризмами. Если классический афорист (Ларошфуко) кристаллизует в своих максимах человеческую мудрость, то Козьма под маской кристаллизации мудрости потешается над афористом и над сентенциями как модным литературным жанром. Он пишет не афоризмы, а пародии на афоризмы.
Исследователь В. Сквозников справедливо замечает:
«Всё дело в том, что предметом вышучивания является не «тупость» как таковая, а именно самая, с позволения сказать, «мудрость», точнее, та безапелляционность и то беспредельное самодовольство рассудка, с которым он, торжествуя, накидывает свою сетку на неуловимо разнообразную живую жизнь».
Такова реакция XIX века на век XVII, декларировавший победу разума и просвещения.
«Беспредельное самодовольство рассудка» свойственно и нашему времени. А если иметь в виду, что, помимо великих мыслителей и остроумцев, в афористическом жанре подвизались и подвизаются поныне люди с необоснованной претензией на мысль, с желанием казаться во что бы то ни стало остроумными, то прутковские пародии продолжают сохранять свою актуальность.
«Будучи гибкими от пропитывающей их внутренней иронии, они не старятся в разных условиях и случаях жизни — и потому они долговечнее неподвижно абсолютной «мудрости».
За глубокомысленным тоном и формальной строгостью афоризмов Козьмы Пруткова, как правило, скрывается такая непроходимая, такая дремучая тривиальность, нечто настолько самоочевидное, что вот уже полтора столетия они невольно вызывают улыбки читателей.
Когда афористика и пародирование входили в моду, в этот жанр устремилось множество подражателей, которые бросились осмеивать всё подряд — и хорошее, и дурное, — под маской мудрости или веселья плодя пошлые глупости. Это их пытался урезонить Ларошфуко, говоря:
«Копии хороши лишь тогда, когда они открывают нам смешные стороны дурных оригиналов».
Таким «копированием» и занимался в основном Козьма Прутков. Он пародировал не столько конкретных авторов, сколько определённое свойство человеческой души — страсть к изречению глубокомысленных банальностей.
https://www.planet-kob.ru/ob/pics/padm/24d5cdaf404d57c637ac1a4b475a0321.png
Помимо афоризмов гражданских Козьма Петрович не забыл и про афоризмы военные, накапливавшиеся, очевидно, с середины 1860-х годов до начала 1870-х. Они также не были напечатаны при жизни авторов; опубликованы они только в 1922 году.
«Военные афоризмы» — жестокое издевательство над тупостью и «казённостью» офицеров «скалозубовского склада», над страшным воровством, при котором солдат оказывается «голоден и наг»; над увлечением маршировкой и парадами; над засильем немцев в армии; над жадностью и склочничеством полковых попов и т. д.
В них отражаются и события 60-х годов, преимущественно усмирение польского восстания с последующим «обрусением» края, состоящим прежде всего в конфискации имений польских помещиков, чьи земли переходят отнюдь не к крестьянам, о защите которых от панов произносятся демагогические речи, — а к самим «обрусителям»:
«Начнём с того обрусение,
Что каждый выберет себе имение.
Конечно, осуждение дано в форме простодушного одобрения со стороны псевдоавтора. Штатский Козьма Прутков дублирован на этот раз военным: «Военные афоризмы» приписаны сыну Козьмы Пруткова поручику Фаддею Козьмичу Пруткову, подобно тому как «Гисторические материалы» приписаны деду, а «Черепослов» — отцу Козьмы Пруткова. При этом образ тупого солдафона ещё удвоен подстрочными примечаниями командира полка, в котором служил поручик Прутков.
Тут же, однако, находим нападки на «нигилистов» и на противо-дворянские идеи и действия; эта направленность сатиры в противоположные стороны придаёт «Военным афоризмам» дух аристократического фрондерства, вовсе не свойственный Козьме Пруткову, но присущий сатирам А. К. Толстого, который, по-видимому, и является автором или по крайней мере участником «Военных афоризмов».
Козьма Прутков печатается в 60-е годы в органах революционной демократии — «Современнике» и «Искре». Авторы Пруткова отдают его произведения в «Современник» в то время, когда из «Современника» уходит весь круг либеральных писателей, окончательно порывающих с демократами, занявшими доминирующее положение в журнале. Произведения Пруткова появляются со вступительными редакционными заметками Добролюбова.
КАК МИРОВОЗЗРЕНИЕ АВТОРОВ СКАЗАЛОСЬ НА ИХ ТВОРЧЕСТВЕ
Если присмотреться к произведениям авторов Козьмы Пруткова, надо отметить, что и во «внепрутковском» их творчестве сказывается в 1860-е годы усиление оппозиционных настроений. Алексей Толстой начинает создавать резкие сатиры против правительства и реакционеров. Творчество Алексея Жемчужникова приобретает характерный облик «гражданской» поэзии.
Любопытно, что все три «опекуна» Козьмы Пруткова уходят с правительственных и придворных служб, на которых исключительные связи создавали им блестящее положение. В. Жемчужников покинул службу в 1857 году, Алексей Жемчужников — в 1858-м, Алексей Толстой — в 1861-м.
Вероятно, у трёх участников Козьмы Пруткова должно было вызывать досаду появление в 1861 и 1862 годах в «Искре» и преимущественно в третьестепенном юмористическом журнале «Развлечение» ряда произведений, подписанных именем Кузьмы Пруткова и не принадлежащих ни одному из них.
Эти произведения доводили до абсурда ту манеру беспритязательного балагурства, «галиматьи», к которой относятся некоторые ранние произведения Козьмы Пруткова.
Из этой серии «душеприказчик» Козьмы Пруткова В. Жемчужников впоследствии только в комедии «Любовь и Силин» признал «кое-что действительно прутковское» (она была несколько обработана Алексеем Жемчужниковым), но и эту комедию не включил в собрание сочинений, остальные же произведения он отбросил как не принадлежащие Козьме Пруткову.
По-видимому, автор всех этих произведений — Александр Жемчужников, который когда-то написал вместе с братом Алексеем несколько басен и участвовал в сочинении комедии «Блонды»; на этом основании он счёл себя теперь вправе отдавать в печать свои произведения под прославившимся именем Козьмы Пруткова.
В «Развлечении» эти произведения появлялись в окружении слабых вещей А. Н. Аммосова, подписывавшегося «Последователь Козьмы Пруткова». Одно произведение Александра Жемчужникова («Выдержки из моего дневника в деревне») появилось в «Развлечении» с подписью «Асон Апполинович де Соколов» и пояснением — «Это вновь открытый автор, имеющий гораздо менее таланта Пруткова, но сильно ему подражающий».
А потом эти же стихи были перепечатаны в «Искре» уже с подписью «Козьма Прутков». Но тем же псевдонимом «Асон Апполинович де Соколов» подписаны в «Развлечении» ещё какие-то совсем нелепые и бездарные сцены под заглавием «Артишоки».
Таким образом, публикации Александра Жемчужникова в 1861 и 1862 годах мутили и путали уже достаточно четкий образ Козьмы Пруткова. Быть может, в этом была одна из причин того, что «опекуны» Пруткова в 1863 году формально объявили его литературную деятельность законченной.
Для чего, в самом деле, нужно было оборвать жизнь поэта менее чем через десять лет после начала его гласной литературной деятельности? В. Жемчужников в письме к Пыпину дал впоследствии такое объяснение:
«Затем Косьма Прутков должен был умереть, потому что мы, три его присных или клевретов, проживали в разных местах, уже не были такими молодыми и веселыми и соединялись воедино лишь изредка».
Но само по себе оскудение творчества Козьмы Пруткова ещё не обязывало его «опекунов» объявить о его кончине, тем более что кое- что прутковское написано и после 1863 года. Быть может, бедного поэта, так наслаждавшегося своей поздней славой, поторопили покинуть земное поприще потому, что только смерть могла избавить его от постороннего вмешательства в его судьбу и деятельность.
Тем более настоятельной становилась задача — очистив от подделок, собрать воедино всё творческое наследие поэта и мыслителя, завершившего цикл своей разносторонней литературной деятельности.
С 1870-х годов памятный понаслышке и не используемый больше его авторами псевдоним «Козьма Прутков» начинает привлекать посторонних юмористов, которые подписывают свои однодневки этим именем.
Такому использованию псевдонима способствует неопределённость авторских прав на него. Создатели Козьмы Пруткова вряд ли имели в виду когда-либо разоблачить собственную мистификацию, и в обществе циркулировали, попадали и в печать, слухи о том, что псевдоним «Козьма Прутков» редакция «Современника» ставила под шутливыми произведениями любых своих сотрудников: Некрасова, Панаева, Добролюбова, Лонгинова, Аммосова — и поэтому он никому персонально не принадлежит. Алексею и Владимиру Жемчужниковым приходится для защиты подлинного Козьмы Пруткова в нескольких письмах в редакции газет раскрыть тайну его происхождения.
В значительной мере под влиянием того же стремления защитить память Козьмы Пруткова они решаются наконец издать полное собрание его сочинений. За издание берётся М. М. Стасюлевич, издатель либерального «Вестника Европы», с которым сотрудничал Алексей Жемчужников. Готовит издание, как и раньше, Владимир Жемчужников; рукописи просматриваются и санкционируются Алексеем Жемчужниковым (А.К. Толстой умер в 1875 году).
На основе давнего «некролога» В. Жемчужников написал для «Полного собрания сочинений» биографический очерк, включающий блестящую характеристику личности и деятельности Козьмы Пруткова. Козьма Прутков раскрылся во всём блеске своих литературных и служебных дарований.
Он показан и как самоуверенный, славолюбивый и бесконечно ограниченный литератор, и как фанатически усердный, тупой и самодовольный чиновник.
«Будучи умственно ограниченным, — пишет В. Жемчужников, — он давал советы мудрости; не будучи поэтом, он писал стихи и драматические сочинения; полагая быть историком, он рассказывал анекдоты; не имея ни образования, ни хотя бы малейшего понимания потребностей отечества, он сочинял для него проекты управления».
Козьма Прутков понят как типичный представитель эпохи Николая I, как «сын своего времени, отличавшегося самоуверенностью и неуважением препятствий».
В конце очерка раскрываются имена трёх создателей Козьмы Пруткова и скромное место случайного сотрудника отводится Александру Жемчужникову, как «принимавшему участие в сочинении» трёх басен и двух комедий.
«Полное собрание сочинений» имело неожиданный для авторов и издателя успех. Выпущенное небольшим тиражом в 600 экземпляров, оно сразу разошлось и в следующем году было переиздано в 2000 экземпляров.
С тех пор оно постоянно переиздавалось. В 1916 году вышло 12-е издание. В советские годы много раз издавались собрания сочинений Козьмы Пруткова, дополненные материалами, не входившими в дореволюционные издания.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
https://www.planet-kob.ru/ob/pics/padm/654435c6dfe5409264a2b336ad75bbca.png
Со времени первого собрания сочинений слава Козьмы Пруткова стала нерушимой. Козьма Прутков вошёл в обиход русского читателя, завоевал репутацию классика без всякой критической указки, ибо ни один сколько-нибудь значительный русский критик не писал о нём. Особенно популярны афоризмы Козьмы Пруткова.
Они постоянно цитируются, и многие употребляются как пословицы. К Пруткову часто обращаются публицисты. Из марксистских публицистов нередко цитировал афоризмы и стихи Козьмы Пруткова Плеханов. В статьях и речах Ленина нет цитат из Пруткова; тем не менее мы знаем, что Владимир Ильич знал и любил Козьму Пруткова.
«В.И. Ленин, — пишет В. Д. Бонч-Бруевич, — очень любил произведения Пруткова как меткие выражения и суждения и очень часто, между прочим, повторял известные его слова, что «нельзя объять необъятного», применяя их тогда, когда к нему приходили со всевозможными проектами особо огромных построек и пр. Книжку Пруткова он нередко брал в руки, прочитывал ту или другую его страницу, и она нередко лежала у него на столе».
Безусловно, и каждый из нас когда-либо слышал какой-нибудь из афоризмов Козьмы Пруткова. Его произведения и сам образ по-прежнему популярны в России, поскольку многие его изречения остаются удивительно актуальными.
«Многие вещи нам непонятны не потому, что наши понятия слабы, а потому что сии вещи не входят в круг наших понятий» — так написал Козьма Прутков в своих «Плодах раздумья».
Разделяя это его мнение, мы убеждены, что необходимо постоянно заниматься самообразованием и просветительской работой, способствуя самообразованию других.
Читайте Козьму Пруткова, и «если хотите быть счастливыми, будьте ими».
ИАЦ
***
