Россия – родина света. Электрического

Свет электричества из опытных лабораторий на городские улицы первым принес не Томас Эдисон, как принято считать во всем мире, а наш гениальный соотечественник Павел Яблочков, родившийся 170 лет назад.

Созданные им дуговые свечи, совершившие триумфальное шествие по планете, оказались впоследствии заменены лампами накаливания. Тогда же ушла в глубокую тень и слава настоящего первопроходца, а это несправедливо. Ведь русский изобретатель подарил цивилизации еще и трансформатор, открыл эру использования переменного тока.

Всемирная выставка 1878 года в Париже на Марсовом поле шумела многими тысячами голосов, благоухала дорогими духами и сигарами, искрилась морем огней. Среди технических диковинок главным магнитом служил, по общему мнению, павильон электросвета. Ну а коронным экспонатом — свечи Яблочкова, заливавшие ярким сиянием не только выставку, но и площадь Оперы с прилегающими бульварами.

Грузный, под два метра ростом господин с гривой темных волос вокруг большой головы, с высоким лбом и окладистой бородой — все называли его здесь monsieur Paul Yablochkoff — был, кажется, на пике успеха. Еще полтора года назад, после выставки в Лондоне, мировая пресса пестрела заголовками вроде «Свет приходит к нам с Севера — из России»; «Россия — родина электричества». Его дуговые лампы были признаны главной технической сенсацией. Предприимчивые французы основали компанию и освоили ежедневный выпуск 8000 свечей, разлетавшихся, как горячие пирожки.


«Русский свет», а светит и продается в Париже», — горько усмехался Яблочков, раскланиваясь с коммерсантами, интересовавшимися себестоимостью изделия. Сведения не секретные: всего-то двадцать копеек на русские деньги; два параллельных угольных стерженька, связанных тонкой металлической ниткой, а между ними каолиновый изолятор, испарявшийся по мере выгорания электродов. Подводишь ток от динамо-машины и полтора часа видишь яркое голубоватое свечение.

В голове у него уже выстроена схема автоматической замены сгоревших элементов и добавки солей в каолин, дабы окрасить лучи в разные тона. Он ведь не только электрик, но и неплохой химик.

Парижский предприниматель Денейруз вновь образованную компанию называет его именем. У Павла Николаевича — весомый пакет акций, хорошее жалованье, все возможности вести опыты. Его свечи известны и в России. Вот только несут на себе иностранное торговое клеймо, и от этой мысли он снова и снова морщится…



Потом было товарищество на паях, созданное совместно с Николаем Глуховым, штабс-капитаном артиллерии в отставке, столь же одержимым по части изобретательства человеком. Заказы? Они, обусловленные огромным любопытством столичной публики, поступали, но кредиты, набранные на исследования, перевесили прибыль и завалили все дело. Пришлось бежать в Париж, чтобы не оказаться в долговой яме. Кем-кем, а коммерсантом Яблочков точно не являлся. Не стал им и за границей, хотя с домашними долгами расплатился сполна. Спасибо академику Луи Бреге, поверившему в талант беглого русского, обеспечившему лабораторию и денежное содержание.

Здесь, во французской столице, в ресторане, его однажды осенило: совершенно машинально он выложил на скатерть рядом два карандаша, и — эврика! Два параллельных электрода, разделенных дешевым диэлектриком, отныне будут светить без всякой регулировки.





Теперь, когда его la lumiere russe торжественно загорается от Нью-Йорка до Бомбея, ему опять нужно большего. Не денег или славы (пускай об этом хлопочут французские коммивояжеры) — двигаться дальше, и прежде всего осветить Россию. Он был готов еще год назад подарить свою свечу русскому Военно-морскому ведомству. Не заинтересовались. А теперь гости с Родины зовут вернуться, закончить с эпохой газовых фонарей в городах и лучин в селах. На выставке в Париже к нему подошел великий князь Константин Николаевич в компании со знаменитым пианистом Николаем Рубинштейном, обещая покровительство и помощь.

Связанный по рукам и ногам контрактом, Яблочков вдруг твердо решает: он выкупит лицензию на самостоятельную работу в России — ценой продажи всех своих акций на миллион франков, гори они огнем. В конце концов, кроме электросвечей, в его багаже есть патенты на генератор переменного тока, способы «дробления света» с помощью лейденских банок, прекрасные задумки в электрохимии.

Он ясно увидел, как это будет: изумление на лицах французов (этот сумасшедший русский отказывается от целого состояния!), триумфальное возвращение в Петербург, торжественные собрания и приемы. Первые фонари с его свечами засияют в Кронштадте, Зимнем дворце, на военных судах «Петр Великий» и «Вице-адмирал Попов». А после состоится грандиозная иллюминация на короновании Александра III. Свечи Яблочкова разлетятся по стране: Москва, Нижний, Полтава, Краснодар…

Прогресс не стоит на месте. Лампочка накаливания Александра Лодыгина, идею которой «позаимствовал» и довел до ума ушлый заокеанский делец Эдисон, медленно, но верно вытесняла дуговые электросвечи. Она и горит неизмеримо дольше, пусть и тусклее, и не дает такого жара — то есть более пригодна для небольших помещений.

Взяв на работу к себе прямого конкурента Лодыгина, находившегося в бедственном положении, Павел Николаевич будет еще несколько лет усовершенствовать собственное детище, в то же время давая ход разработке коллеги и называя в печати Эдисона вором.

Однако поток заказов тает на глазах, прежние покровители уже говорят с ним через губу, а поклонники — молятся уже другим богам. Закат «свечи Яблочкова» ближе к концу века все очевиднее. На Всемирной парижской выставке 1889 года сто его фонарей будут сиять в последний раз, уже как исторический раритет. Лампочка Лодыгина — Эдисона с тонкой вольфрамовой ниткой в вакуумной колбе окончательно победит.

Развенчанному герою предстоят денежные и бытовые проблемы. Потерпев фиаско, он не впадет в отчаяние, станет упорно работать над генераторами и трансформаторами, мотаясь между Петербургом и Парижем. Примется тратить последние средства на опыты по электролизу. Проводя эксперименты с хлором, сожжет слизистую оболочку легких, а во время другого опыта — чудом не сгорит сам.



Патенты посыплются как из рога изобилия, но не принесут денег даже на исследования. Отягченный долгами, со второй женой и сыном Платоном, Яблочков переберется на малую родину, в Саратов, где, страдая водянкой и уже не вставая с постели, в номере заштатной гостиницы продолжит работать за придвинутым столом. До последнего дня своей недолгой жизни. Ему было всего сорок шесть.

Родина не забыла его после смерти. В честь Яблочкова названы улицы в Москве, Санкт-Петербурге, Саратове, Перми, Астрахани, Владимире, Рязани и других городах страны; Саратовский электромеханический техникум (ныне Колледж радиоэлектроники); премия за лучшую работу по электротехнике, учрежденная в 1947 году; наконец, кратер на обратной стороне Луны и технопарк в Пензе — это ли не признание заслуг. Примечательно, что общенациональная слава к выдающемуся изобретателю и ученому пришла уже при советской власти.

На могильном памятнике, восстановленном в 1952-м в селе Сапожок Саратовской области по инициативе президента АН СССР Сергея Вавилова, выбиты слова Павла Николаевича Яблочкова: «Электрический ток будет подаваться в дома, как газ или вода».






Автор Андрей САМОХИН, газета “Культура”