Как работает машина убийств
http://media4.s-nbcnews.com/j/MSNBC/Components/Slideshows/_production/_archive/News/_International%20News/Caribbean/ss_060801_castro/ss-121012-fidel-castro-01.today-ss-slide-desktop.jpg
Статья Фиделя Кастро об особенностях американской подрывной деятельности направленной на свержение неугодных режимов на примере Кубы.
Как работает машина убийств
Отцы-основатели американской нации не могли себе вообразить, что общество, которое они в свое время создали, таило в себе, как и любое другое общество, зачатки собственного преобразования.
В замечательной Декларации независимости 1776 года, которой в прошлую среду исполнился 231 год, есть утверждение, пленившее многих из нас:
«Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых. В случае если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье».
Эта декларация родилась под влиянием лучших мыслителей и философов Европы, находившихся под гнетом феодализма, аристократии и абсолютных монархий.
Жан-Жак Руссо утверждал в своем знаменитом «Общественном договоре»:
«Самый сильный никогда не бывает достаточно сильным, чтобы быть хозяином, если не преобразует силу в право и покорность в долг… Сила — это физическая мощь; не вижу, какая мораль может проистекать из ее последствий. Уступить силе — акт необходимости, а не воли… Отказаться от свободы — значит отказаться от качества человека, от прав человечества, даже от его обязанностей. Нет возможного вознаграждения для того, кто отказывается от всего». /52/
В 13 американских колониях, добившихся независимости, существовали такие же страшные формы рабства, как и в Древнем мире. Мужчин и женщин продавали на публичных аукционах. Нация рождалась с собственной религией и культурой, а пошлины на чай[1] стали искрой, вызвавшей восстание.
На обширных американских землях рабы продолжали оставаться рабами еще в течение почти 100 лет, и даже по прошествии двух веков их потомки страдают от последствий рабства. В стране существовали индейские общины (естественное население материка), леса, вода, озера, стада из миллионов бизонов, животные и растения, разнообразные продукты питания. В те времена никто не знал ни о каких углеводородах и не умел разбазаривать энергию так, как это делают в современном обществе. Если бы такую же декларацию провозгласили в стране, лежащей в пустыне Сахара, то это не привело бы к появлению рая для европейских эмигрантов. Сегодня мы видим, как миллионы иммигрантов из бедных стран ежегодно переходят или пытаются перейти границы США в поисках работы — эти люди не имеют даже родительских прав на своих детей, если те рождаются на американской территории.
Филадельфийская декларация была составлена в эпоху, когда существовали только мелкие типографии, а письма шли из одной страны в другую месяцами. Можно было пересчитать по пальцам тех немногих, кто умел читать и писать. Сегодня изображения, тексты и идеи доходят из одного угла планеты в другой за доли секунды. Следует говорить не о праве на свободу слова, а о злоупотреблении этим правом и о массовом отчуждении, возникающем в результате. В то же время при помощи маленького электронного аппарата любой человек способен посылать в мир свои идеи, не спрашивая на то разрешения ни у какой Конституции. Борьба должна быть борьбой идей — борьбой массы истин против массы лжи. Истины не нуждаются в коммерческой рекламе. Нет на свете ни одного человека, который бы не согласился с идеями, /53/ изложенными в Филадельфийской декларации и «Общественном договоре» Жан-Жака Руссо. В обоих документах обосновывается право людей бороться против всемирной тирании.
Можем ли мы закрывать глаза на грабительские, кровопролитные войны, которые навязывают бедным народам, составляющим три четверти населения планеты? Эти войны присущи современному миру и его политической системе, не способной удержаться другим способом. Ценой огромных политических, экономических и научных потерь человечество ведут на край пропасти.
Я не собираюсь здесь повторять соображения, изложенные в других «Размышлениях». Отталкиваясь от простых фактов, я готов показать, сколь лицемерны и безнравственны хаотические по своей природе действия правительства США.
В эссе «Машина убийств», опубликованном в прошлое воскресенье, я говорил, что о попытке чиновника кубинского правительства, имевшего доступ в мой кабинет, отравить меня стало известно из рассекреченных документов ЦРУ. Речь шла о человеке, информации о котором у меня не было под рукой, и я попросил прощения у потомков этого человека, если ранил их чувства, виновен упомянутый человек или нет. Затем я проанализировал другие важные темы в документах, рассекреченных ЦРУ.
В первые годы Революции я почти ежедневно бывал в созданном нами Национальном институте аграрных реформ, который находился в здании Министерства революционных вооруженных сил. В те времена еще не было Дворца Революции — на его месте располагался Дворец правосудия. Его строительство оказалось на редкость выгодно сверженному режиму. Главная прибыль заключалась в повышении цены на землю, с которой согнали тысячи людей. Этих людей я, недавно окончивший обучение адвокат, защищал бесплатно в течение многих месяцев перед государственным переворотом Батисты. То же происходило с другими роскошными сооружениями, которые во многих случаях еще не были достроены.
Из кабинетов НИАР 4 марта 1960 года я услышал оглушительный взрыв и увидел столб черного дыма, вставший над портом Гаваны. Я тут же вспомнил о судне «Ля Кубр», груженном противотанковыми и противопехотными гранатами, которые можно было /54/ использовать вместе с винтовками ФАЛ, приобретенными нами в Бельгии — стране, которую никто не заподозрит в коммунизме. Я немедленно спустился вниз и поспешил на место происшествия. По пути из-за шума транспорта я не сумел расслышать второго взрыва. В порту погибло более 100 человек и десятки остались покалеченными. На похоронах этих жертв спонтанно родился лозунг «Родина или смерть».
Известно, что эти взрывы были тщательно спланированы в порту отгрузки агентами ЦРУ. Судно заходило в порты Гавра, Гамбурга и Антверпена. В этом последнем (бельгийском) порту на борт были погружены ящики с гранатами. На судне погибло также несколько французских членов экипажа.
Почему во имя свободы информации не рассекречивается ни единого документа, рассказывающего, как ЦРУ почти полвека назад взорвало судно «Ля Кубр», чтобы не допустить поставок на Кубу бельгийского оружия, — факт, который, как признало само ЦРУ 14 июня 1960 года, очень беспокоил США?
Итак, чему я посвящал свое время в лихорадочные дни, предшествовавшие вторжению на Плайя-Хирон?
Первая большая зачистка в Эскамбрае произошла в последние месяцы 1960 года и начале 1961 года. В ней участвовало более 50 тысяч человек, почти все из бывших провинций Гавана и Лас-Вильяс.
Оружие прибывало на судах из Советского Союза, которые не взрывались по прибытии в порты. Было бесполезно пытаться закупать оружие в других странах — мы не хотели давать США предлог, аналогичный тому, который американцы использовали для вторжения в Гватемалу, и в результате война обошлась этой стране в более чем сто тысяч убитых и пропавших без вести.
Мы приобрели в Чехословакии легкое вооружение и некоторое число зенитных пушек калибра 20 мм с двойным стволом. Танки с орудиями 85-миллиметрового калибра, бронированная артиллерия 100-миллиметрового калибра, противотанковые пушки 75-миллиметрового калибра, минометы, гаубицы и тяжелые пушки калибром до 122 мм, а также легкие и тяжелые зенитные орудия поступали прямо из Советского Союза. /55/
Потребовался бы по меньшей мере год, чтобы подготовить необходимый персонал для обслуживания этих орудий традиционными методами. У нас подготовка заняла всего несколько недель — этой задаче мы посвящали практически целиком все наше время в течение двух лет после победы Революции.
Мы знали о неизбежности нападения на Кубу, но не знали, когда и как оно произойдет. Все вероятные точки высадки противника были укреплены и находились под наблюдением. Руководители были на своих местах: Рауль — в Ориенте, Альмейда — в центре и Че — в Пинар-дель-Рио. Мой командный пункт располагался в столице — в приспособленном для этого старом буржуазном особняке на высоком правом берегу реки Альмендарес, недалеко от места, где она впадает в море.
Уже наступило 15 апреля 1961 года, и я с ночи находился в штабе, получая сообщения из Ориенте, куда прибыло с юга США судно под командованием Нино Диаса с группой контрреволюционеров на борту, одетых в такую же, как наша, оливковую форму. Они должны были высадиться на Кубе в районе Баракоа. Предполагалось, что это будет обманным маневром, чтобы отвлечь внимание от точного пункта главного направления удара, и создаст много путаницы. Судно уже находилось на расстоянии прямого выстрела из противотанкового орудия в ожидании высадки, которая в конце концов так и не произошла.
Одновременно нам сообщили, что 14-го вечером взорвался в воздухе, выполняя разведывательный полет над районом возможной высадки, один из наших трех реактивных истребителей — учебных, но способных сражаться. Это, несомненно, было делом рук американцев, которые сбили самолет с военно-морской базы в Гуантанамо либо из другой точки на море или в воздухе. В те времена не было радаров, чтобы точно определить, что произошло. Так погиб выдающийся кубинский революционный пилот Орестес Акоста.
Со своего командного поста я увидел В-26, которые пролетели над головой почти на бреющем полете, и через несколько секунд услышал взрывы первых ракет, выпущенных по позициям наших артиллеристов, которые в большом числе обучались /56/ на воздушной базе Сьюдад-Либертад. Реакция этих отважных солдат была почти моментальной.
С другой стороны, у меня нет ни малейших сомнений в том, что Хуан Орта был предателем. Соответствующие данные о его образе жизни и поведении находятся там, где и должны находиться: в архивах нашего управления госбезопасности, родившегося в те годы под огнем врага. Забота о госбезопасности была поручена людям с развитым политическим сознанием.
Орта получил таблетки с ядом от Мэхью, Джанканы и Сантоса Траффиканте. Разговор этого последнего с Розелли, выполнявшим роль связного с организованной преступностью, состоялся 14 сентября 1960 года, за несколько месяцев до президентских выборов в США и прихода к власти Кеннеди.
Предатель Орта не имел никаких особых заслуг. Я переписывался с ним, когда мы искали поддержку эмигрантов и изгнанников, живших в США. Его ценили за кажущуюся готовность прийти на помощь и услужливость. К этому у него были определенные способности. Сразу после победы Революции, в самый важный период, он имел доступ ко мне. Исходя из возможностей, которые тогда у него были, его заказчики верили, что он сможет бросить яд в мой прохладительный напиток или апельсиновый сок.
Ранее он получал деньги от преступных организаций — предположительно за помощь в открытии казино. С открытием казино он не имел ничего общего, решение приняли мы. Необдуманный приказ Уррутиа, который был принят в одиночку, относительно закрытия в стране всех казино, создал хаос и вызвал протест тысяч работников туристического и торгового сектора в тот момент, когда безработица была очень высокой. Через некоторое время казино были окончательно закрыты Революцией.
Когда Орте передали яд, то возможностей подбросить его мне стало очень мало. Я был полностью погружен в дела, о которых рассказал выше.
Поэтому, никому ничего не сообщив, 13 апреля 1961 года, за два дня до нападения американцев на наши воздушные базы, Орта попросил убежища в посольстве Венесуэлы, которое тогдашний президент Венесуэлы Ромуло Бетанкур предоставил /57/ в безоговорочное распоряжение Вашингтона. Многочисленным контрреволюционерам, укрывшимся там, не давали разрешения на выезд, пока не ослабли вооруженные нападения США на Кубу.
Нам уже приходилось в Мексике сражаться с последствиями предательства Рафаэля дель Пино Сьеро, который дезертировал за несколько дней до нашего отплытия на Кубу (точной даты которого он не знал) и продал Батисте за 30 000 долл. важные секреты, имевшие отношение к нашему вооружению и судну, перевозившему нас на Кубу. С изощренной хитростью он разделил информацию на части, чтобы завоевать доверие и обеспечить продажу каждой части. Сначала он получил несколько тысяч долларов за сообщение о двух складах оружия, о которых он знал. Неделей позже он должен был выдать самое важное: судно, которое привезет нас на Кубу, и место высадки. Всех нас могли схватить вместе с оружием, но сначала должны были передать ему оставшиеся деньги. Наверняка с ним работал какой-нибудь американский эксперт.
Несмотря на это предательство, мы отбыли из Мексики на яхте «Гранма» в назначенный день. Кое-кто из тех, кто поддерживал нас, верили, что Пино никогда не предаст, что причиной его дезертирства было недовольство дисциплиной и занятиями, присутствия на которых я требовал. Не скажу, как я узнал об операции, задуманной им с Батистой, но узнал об этом с точностью до минуты, и мы приняли соответствующие меры, чтобы сохранить людей и оружие на пути в Тукспан — к месту отплытия. Эта ценная информация не стоила нам ни сентаво.
Когда закончилось последнее наступление тирании в Сьерра-Маэстре, нам также пришлось противостоять дерзким действиям Эваристо Венерео — агента режима, который под видом революционера попытался внедриться в наши ряды в Мексике. Он был связан с тайной полицией этой страны — крайне репрессивным органом — и помогал полицейским допрашивать Кандидо Гонсалеса, которому перед допросом завязали глаза, — этот героический боец погиб после высадки на Кубу. Он ехал в одной машине со мной.
Эваристо затем вернулся на Кубу. Он получил задание /58/ убить меня, когда наши силы уже наступали на Сантьяго-де-Куба, Ольгин, Лас-Вильяс и западную область страны. Об этом стало известно в подробностях, когда были захвачены архивы Службы военной разведки. Все факты подтверждаются документами.
Я пережил множество покушений. Только счастливый случай и привычка тщательно отслеживать каждую мелочь позволили пережить уловки Эутимио Герры в первые и самые драматичные дни Сьерра-Маэстры — и выжить всем, кто затем стал известен как руководители победившей Революции: Камило, Че, Раулю, Альмейде, Гильермо. Мы могли погибнуть, когда враг, которого привел предатель, чуть-чуть не уничтожил нас, окружив наш ничего не подозревавший лагерь. По итогам короткого столкновения мы понесли страшную потерю — погиб Хулио Сенона Акоста, чернокожий рабочий-сахарник, замечательный и активный человек, который во время боя обогнал меня. Позже погибли в бою и другие — Сиро Фриас, прекрасный товарищ и талантливый командир, который пал в Имиас на Втором фронте; Сиро Редондо, который яростно сражался с врагом в составе колонны Че и погиб в Мальверде; Хулито Диас, который стрелял из своего пулемета 30-миллиметрового калибра и был убит в нескольких шагах от нашего командного пункта при атаке на Уверо.
Мы сидели в засаде в хорошо выбранном месте, ожидая врага, ранее заметив, что в тот день у него намечалось передвижение войск. Наше внимание отвлеклось всего на несколько минут, когда вернулось два человека из группы, которых мы послали на разведку за несколько часов до нашего решения о смене места, и они вернулись без какой бы то ни было полезной информации.
Эутимио вел врага, надев белую гуаяберу, заметную издалека в лесу у Альто-де-Эспиноса, где мы его поджидали. Батиста подготовил сообщение о ликвидации нашей группы, и это общение уже цитировалось прессой. Мы оказались слишком доверчивы и в действительности недооценили врага, использовавшего человеческие слабости. В засаде нас было 22 — все закаленные и проверенные бойцы. Рамиро, раненый в ногу, приходил в себя в другом месте.
Благодаря смене дислокации в последний момент в тот день спаслась от сокрушительного разгрома колонна /59/ из более 300 солдат, продвигавшихся гуськом по обрывистым и поросшим лесом склонам.
Как действовала машина убийств в отношении Революции на Кубе?
В апреле 1959 года я посетил США по приглашению вашингтонского пресс-клуба. Никсон удостоил меня приема в своем рабочем кабинете. Позже он утверждал, что я оказался невеждой в экономических вопросах. Впрочем, я сознавал собственное невежество и записался на три университетских курса, чтобы получить стипендию, которая позволила бы мне изучать экономику в Гарвардском университете. Я уже сдал экзамены по правоведению, международному праву и социальным наукам. Мне оставалось сдать только два предмета: историю социальных учений и историю политических учений. Я изучал их особенно тщательно. Однако события на Кубе начали быстро развиваться, и я понял, что момент был неподходящим, чтобы спокойно получить стипендию и изучать экономику.
Я посещал Гарвард в конце 1948 года. Вернувшись в Нью-Йорк, я купил «Капитал» на английском языке, чтобы изучить знаменитое произведение Маркса и попутно углубить познания в английском. Я не был подпольным членом Коммунистической партии, как решил Никсон с его пытливо-плутовским взглядом. В ходе занятий в университете я выяснил, что сначала я был утопическим коммунистом, а затем стал радикально настроенным социалистом, готовым бороться с применением соответствующей стратегии и тактики.
Единственной моей проблемой в беседе с Никсоном было отвращение, мешавшее мне искренне объяснять свои идеи вице-президенту и возможному будущему президенту США — эксперту по экономическим концепциям и имперским методам правления, в которые я уже давно не верил.
В чем была суть той длившейся несколько часов встречи, как рассказывает об этом автор одного рассекреченного документа? Я опираюсь только на собственные воспоминания. /60/ Из этой памятной записки я выбрал несколько абзацев, которые, по моему мнению, наилучшим образом характеризуют идеи Никсона:
«Кастро особенно беспокоился, не раздражил ли он сенатора Смазерса своими комментариями. Я заверил его в самом начале разговора, что встреча с прессой — одно из самых трудных мероприятий, в которых может участвовать государственное должностное лицо, и что он провел ее чрезвычайно хорошо, особенно с учетом факта, что он отважился говорить по-английски без помощи переводчика…
Кроме того, было понятно, что главной целью его поездки в США было не увеличение квот на закупку сахара или получение правительственного займа, а получение поддержки своей политики со стороны американской общественности…
Я пытался представить, каким лидером Кастро станет в будущем, и меня беспокоило не столько его наивная трактовка коммунизма и очевидное отсутствие у него понимания элементарных экономических принципов, сколько его почти рабское подчинение мнению большинства, т. е. толпы. Во время встречи с ним я пытался внушить ему, что задача лидера — не следовать воле толпы, а направлять ее по правильному пути, не давать народу того, что он хочет в моменты эмоционального напряжения, а добиваться, чтобы народ хотел того, чего должен хотеть…
Когда пришел мой черед говорить, я попытался обратить его внимание на тот факт, что, хотя мы оба верим в правительство большинства, это большинство может оказаться тираническим и есть определенные права отдельного человека, которые большинство никогда не должно нарушать…
Я полагаю, что не произвел на него большого впечатления, но он слушал меня и, казалось, понимал, о чем я говорил. Я попытался излагать свои мысли с точки зрения того, что его место в истории будет определяться его талантами как государственного деятеля. Еще я говорил ему, что легче всего следовать за толпой, однако и для народа, и для самого Кастро будет лучше поступать правильно. Как я уже сказал, он был невероятно наивен в отношении коммунистической опасности и, казалось, ничуть не боялся, что коммунисты в конце концов могут прийти к власти на Кубе… /61/
В наших разговорах о коммунизме я снова пытался обратить внимание Кастро на его собственные интересы и указать, что революция, которой он руководит, может в один момент обернуться против него и против кубинского народа, если только он не сохранит контроль над ситуацией и не гарантирует, что коммунисты никогда не придут к власти в стране. Но тут я сомневаюсь, что добился многого…
Я старательно настаивал, что Кастро необходимо перекладывать часть ответственности на других, однако снова сомневаюсь, что он меня понял…
Было очевидно, что, пока я восхвалял свободу слова, прессы и религии, его интересовали экономические программы. Он повторял снова и снова, что человек, три месяца в году работающий на уборке сахарного тростника и голодающий остальной год, больше всего хочет найти работу, чтобы заработать на еду, дом и одежду… Он указал, что было бы очень глупо со стороны Соединенных Штатов поставлять оружие Кубе или любой другой карибской стране. Он добавил: "Все знают, что наши страны не смогут участвовать в защите этого полушария в случае, если вспыхнет мировая война. Оружие, полученное правительствами этого полушария, используется только для подавления народа или, как это делал Батиста, для борьбы с Революцией. Было бы намного лучше, если бы деньги, которые США дает странам Латинской Америки на оружие, поступали бы в виде капиталовложений". Должен признать, что в его аргументах не было ничего, с чем бы я не согласился…
Мы долго обсуждали, как Куба могла бы получить капиталовложения, необходимые для ее экономического развития. Он настаивал, что Куба в основном нуждается не в частном, а в правительственном капитале».
Я имел в виду капитал кубинского правительства. Сам Никсон признает, что я никогда не просил средств у правительства США. Здесь он немного путается, когда говорит:
«Правительственный капитал ограничен вследствие того, что на него имеется много желающих, и вследствие бюджетных проблем, с которыми мы сталкиваемся в настоящее время». /62/
Очевидно, что я ему это объяснил, поскольку он тут же указывает в своей записке:
«Все страны мира борются за доступ к капиталу, но деньги не будут направлены в страну, где есть значительная угроза того, что ее властями будет проводиться дискриминационная политика в отношении частных предприятий.
Тут я снова, полагаю, не сумел добиться многого…
С большим тактом я намекнул Кастро, что губернатор Пуэрто-Рико провел великолепную работу в плане привлечения частного капитала и повышения уровня жизни своего народа в целом и что Кастро мог бы послать в Пуэрто-Рико одного из своих экономических советников, чтобы тот переговорил с Муньосом Мариной. Это предложение не вызвало у Кастро большого энтузиазма, и он сказал, что кубинский народ "настроен очень националистически" и будет смотреть с подозрением на любую программу, созданную в стране, считающейся колонией США.
Я склонен думать, что настоящей причиной такого его поведения было несогласие с твердой позицией Муньоса по защите частного предпринимательства — Кастро не желает слушать советов, которые отвлекают его от задачи по строительству социализма на Кубе.
В Соединенных Штатах не следовало бы столько говорить об опасениях в отношении того, что могли бы сделать коммунисты на Кубе или в любой другой стране Азии, Африки или Латинской Америки.
Я также попытался поставить наше отношение к коммунизму в определенный контекст, сказав ему, что коммунизм — это нечто большее, чем просто теория, и что его агенты обладают опасной способностью захватывать власть и устанавливать диктатуры…
Следует подчеркнуть особо, что Кастро не задал никаких вопросов о квоте на закупки сахара и даже не упомянул об экономической помощи.
Моя оценка его как человека неоднозначна. Тем не менее мы можем быть совершенно уверены в том, что он обладает качествами лидера. Что бы мы о нем ни думали, он сыграет важную роль /63/ в развитии Кубы и, возможно, Латинской Америки в целом. Он или очень искренний человек, или невероятно наивный в отношении коммунизма, или находится под контролем у коммунистов.
Поскольку Кастро обладает силой лидера, единственное, что мы можем сделать — это по крайней мере попытаться сориентировать его в правильном направлении».
Так завершается эта рассекреченная докладная записка Белому дому.
Когда Никсон начинал говорить, его было трудно остановить. Он имел привычку поучать латиноамериканских правителей. Он не делал наброски того, что намеревался сказать, и не записывал того, что говорил. Он отвечал на вопросы, которые ему не задавали, выбирал темы только на основе своего предварительного мнения о собеседнике. Даже ученику начальной школы не приходилось сразу выслушивать столько уроков о демократии, антикоммунизме и остальных предметах, связанных с искусством политики. Никсон был убежденным поборником развитого капитализма и оправдывал его господство над миром принципами естественного права. Он идеализировал эту систему. Других точек зрения он не воспринимал, и не было ни малейшей возможности поддерживать разговор с ним.
Убийства начались при Эйзенхауэре и Никсоне. Однажды Киссинджер воскликнул, что
«пролилась бы кровь, если бы стало известно, например, что генеральный прокурор Роберт Кеннеди лично руководил покушением на Фиделя Кастро».
Кровь проливалась и раньше. Администрации последующих президентов США за несколькими исключениями продолжали ту же политику.
В меморандуме, составленном начальником Отдела западного полушария ЦРУ Дж. С. Кингом от 11 декабря 1959 года, говорится дословно следующее:
«Тщательно проанализировать возможность уничтожить Фиделя Кастро… Многие хорошо информированные лица считают, что устранение Фиделя резко ускорило бы падение правительства…»
Руководством ЦРУ и сенатским комитетом Черча в 1975 году было признано, что планы моего убийства впервые появились /64/ в 1960 году — намерение покончить с Кубинской революцией было отражено в президентской программе в марте того же года. Меморандум, составленный Дж. Кингом, был направлен генеральному директору ЦРУ Аллену Даллесу с припиской, в которой авторы просили оказать поддержку этим действиям. Все они были встречены с благосклонностью — особенно предложение об убийстве Кастро, как видно из следующего примечания к этому документу, подписанного Алленом Даллесом и датированного 12 декабря: «Утверждается рекомендация, содержащаяся в абзаце 3».
Директор Бюро по вопросам истории Государственного совета Кубы Педро Альварес-Табио составил план книги с подробным анализом рассекреченных документов. В этой книге, в частности, сообщается, что
«до 1993 года органы кубинской государственной безопасности раскрыли и обезвредили 627 заговоров с целью покушения на жизнь главнокомандующего Фиделя Кастро. Эта цифра включает как планы, достигшие стадии конкретного исполнения, так и планы, которые были нейтрализованы на начальном этапе, а также другие попытки, о которых различными путями и по различным причинам было сообщено из самих США. Цифра не включает множество сообщений, которые нельзя было проверить, поскольку имеются только свидетельские показания некоторых участников, а также планы, возникшие после 1993 года».
Ранее из доклада полковника Джека Хоукинса, командовавшего военизированными подразделениями ЦРУ во время подготовки к вторжению на Кубу в бухте Кочинос, стало известно, что «штаб военизированных подразделений на всякий случай изучил возможность организации штурма еще большего масштаба…»
Предполагалось, что эти силы высадятся на Кубе после начала активных партизанских действий внутри страны. Следует сказать, что в этот период партизанские силы с успехом действовали в Эскамбрае. Было задумано так, что высадка штурмовых сил после начала всеобщего восстания ускорит его ход и вызовет массовое дезертирство из рядов вооруженных сторонников Кастро, что в конечном итоге приведет к его свержению. /65/
Концепция использования морских и воздушно-десантных штурмовых сил была проанализирована на заседаниях Специальной группы в ноябре-декабре 1960 года. Хотя группа не приняла определенного решения в отношении использования этих сил, она не возражала против того, чтобы их использование оставалось в повестке дня. Президент Эйзенхауэр был проинформирован об этой идее представителями ЦРУ в конце ноября того же года. Президент выразил желание, чтобы все действия, которые проводились соответствующими отделами, энергично продолжались.
Что сообщил Хоукинс о «результатах программы антикубинских тайных операций с сентября 1960 года до апреля 1961 года»?
Не более и не менее как следующее:
Внедрение агентов-боевиков. В страну-объект было внедрено 70 подготовленных военизированных агентов, включая 19 радиооператоров. Семнадцать из них сумели установить сети связи с центральными офисами ЦРУ, хотя некоторые были позже схвачены или потеряли свое оборудование.
Операции по воздушному обеспечению. Эти операции не имели успеха. Из 27 попыток только четыре принесли желаемые результаты. Кубинские летчики быстро доказали, что не имеют нужных способностей для операций такого рода. Специальная группа запретила нанимать для выполнения этих миссий американских летчиков, однако для специальных случаев такой найм летчиков был разрешен.
Операции по морскому обеспечению. Эти операции принесли значительный успех. Суда, совершавшие рейсы из Майами на Кубу, перевезли более 40 тонн оружия, взрывчатых веществ и военного оборудования, внедрили или вывезли большое число агентов. Определенное количество оружия было передано 400 партизанам, которые длительное время действовали в Эскамбрае в провинции Лас-Вильяс. Большинство диверсий, совершенных в Гаване и других местах Кубы, было осуществлено с использованием этих материалов.
Поддержка партизанской деятельности. Агенты, заброшенные на Кубу, сумели создать обширную подпольную организацию /66/ с центром в Гаване, охватывавшую все провинции страны. Однако только в Эскамбрае велась эффективная партизанская деятельность — там насчитывалось от 600 до 1 000 плохо вооруженных партизан, организованных в банды по 50—200 человек, которые успешно действовали более шести месяцев. Координатор подрывных действий в Эскамбрае, обученный ЦРУ, нелегально приехал на Кубу и сумел проникнуть в зону действий повстанцев, но сразу же был схвачен и казнен. Другие мелкие партизанские подразделения действовали в провинциях Пинар-дель-Рио и Ориенте, однако они не добились значительных результатов. Агенты сообщали о большом количестве безоружных людей во всех провинциях, готовых стать партизанами, если бы у них было оружие.
Диверсии.
В период с октября 1960 года по 15 апреля 1961 года диверсионная деятельность имела следующую динамику:
организовано 800 поджогов, в которых погибло примерно 300 000 тонн сахарного тростника;
устроено еще примерно 150 поджогов, включая 42 поджога домов по сушке табака, двух бумажных фабрик, сахарорафинадного завода, двух молочных ферм, четырех складов и 21 дома коммунистов;
подорвано с использованием динамита около 110 объектов, включая помещения комитетов Коммунистической партии, электростанцию в Гаване, два склада, железнодорожный вокзал, автовокзал, общежития ополченцев, железнодорожные пути и др.;
подложено примерно 200 взрывпакетов в провинции Гавана;
спущено с рельсов шесть поездов, разрушена одна радиотрансляционная станция с кабелями, а также многочисленные электротрансформаторы;
диверсионная группа внезапно напала с моря на Сантьяго, в результате чего примерно на неделю был выведен из строя нефтеперерабатывающий завод. /67/
Вот что стало известно благодаря информации Хоукинса. Любому понятно, что двести приведенных в действие взрывных устройств в главной провинции отсталой страны, которая жила исключительно благодаря выращиванию сахарного тростника, полурабскому труду и сахарной квоте, заработанной почти за два столетия надежных поставок, провинции, земли и самые производительные сахарные заводы которой были собственностью крупных американских предприятий, — это зверский акт тирании, направленный против кубинского народа.
Но эти взрывы — еще далеко не все. Больше я ничего не скажу: на сегодня довольно.
https://scepsis.net/library/id_3774.html – цинк
Статья Фиделя Кастро об особенностях американской подрывной деятельности направленной на свержение неугодных режимов на примере Кубы.
Как работает машина убийств
Отцы-основатели американской нации не могли себе вообразить, что общество, которое они в свое время создали, таило в себе, как и любое другое общество, зачатки собственного преобразования.
В замечательной Декларации независимости 1776 года, которой в прошлую среду исполнился 231 год, есть утверждение, пленившее многих из нас:
«Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых. В случае если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье».
Эта декларация родилась под влиянием лучших мыслителей и философов Европы, находившихся под гнетом феодализма, аристократии и абсолютных монархий.
Жан-Жак Руссо утверждал в своем знаменитом «Общественном договоре»:
«Самый сильный никогда не бывает достаточно сильным, чтобы быть хозяином, если не преобразует силу в право и покорность в долг… Сила — это физическая мощь; не вижу, какая мораль может проистекать из ее последствий. Уступить силе — акт необходимости, а не воли… Отказаться от свободы — значит отказаться от качества человека, от прав человечества, даже от его обязанностей. Нет возможного вознаграждения для того, кто отказывается от всего». /52/
В 13 американских колониях, добившихся независимости, существовали такие же страшные формы рабства, как и в Древнем мире. Мужчин и женщин продавали на публичных аукционах. Нация рождалась с собственной религией и культурой, а пошлины на чай[1] стали искрой, вызвавшей восстание.
На обширных американских землях рабы продолжали оставаться рабами еще в течение почти 100 лет, и даже по прошествии двух веков их потомки страдают от последствий рабства. В стране существовали индейские общины (естественное население материка), леса, вода, озера, стада из миллионов бизонов, животные и растения, разнообразные продукты питания. В те времена никто не знал ни о каких углеводородах и не умел разбазаривать энергию так, как это делают в современном обществе. Если бы такую же декларацию провозгласили в стране, лежащей в пустыне Сахара, то это не привело бы к появлению рая для европейских эмигрантов. Сегодня мы видим, как миллионы иммигрантов из бедных стран ежегодно переходят или пытаются перейти границы США в поисках работы — эти люди не имеют даже родительских прав на своих детей, если те рождаются на американской территории.
Филадельфийская декларация была составлена в эпоху, когда существовали только мелкие типографии, а письма шли из одной страны в другую месяцами. Можно было пересчитать по пальцам тех немногих, кто умел читать и писать. Сегодня изображения, тексты и идеи доходят из одного угла планеты в другой за доли секунды. Следует говорить не о праве на свободу слова, а о злоупотреблении этим правом и о массовом отчуждении, возникающем в результате. В то же время при помощи маленького электронного аппарата любой человек способен посылать в мир свои идеи, не спрашивая на то разрешения ни у какой Конституции. Борьба должна быть борьбой идей — борьбой массы истин против массы лжи. Истины не нуждаются в коммерческой рекламе. Нет на свете ни одного человека, который бы не согласился с идеями, /53/ изложенными в Филадельфийской декларации и «Общественном договоре» Жан-Жака Руссо. В обоих документах обосновывается право людей бороться против всемирной тирании.
Можем ли мы закрывать глаза на грабительские, кровопролитные войны, которые навязывают бедным народам, составляющим три четверти населения планеты? Эти войны присущи современному миру и его политической системе, не способной удержаться другим способом. Ценой огромных политических, экономических и научных потерь человечество ведут на край пропасти.
Я не собираюсь здесь повторять соображения, изложенные в других «Размышлениях». Отталкиваясь от простых фактов, я готов показать, сколь лицемерны и безнравственны хаотические по своей природе действия правительства США.
В эссе «Машина убийств», опубликованном в прошлое воскресенье, я говорил, что о попытке чиновника кубинского правительства, имевшего доступ в мой кабинет, отравить меня стало известно из рассекреченных документов ЦРУ. Речь шла о человеке, информации о котором у меня не было под рукой, и я попросил прощения у потомков этого человека, если ранил их чувства, виновен упомянутый человек или нет. Затем я проанализировал другие важные темы в документах, рассекреченных ЦРУ.
В первые годы Революции я почти ежедневно бывал в созданном нами Национальном институте аграрных реформ, который находился в здании Министерства революционных вооруженных сил. В те времена еще не было Дворца Революции — на его месте располагался Дворец правосудия. Его строительство оказалось на редкость выгодно сверженному режиму. Главная прибыль заключалась в повышении цены на землю, с которой согнали тысячи людей. Этих людей я, недавно окончивший обучение адвокат, защищал бесплатно в течение многих месяцев перед государственным переворотом Батисты. То же происходило с другими роскошными сооружениями, которые во многих случаях еще не были достроены.
Из кабинетов НИАР 4 марта 1960 года я услышал оглушительный взрыв и увидел столб черного дыма, вставший над портом Гаваны. Я тут же вспомнил о судне «Ля Кубр», груженном противотанковыми и противопехотными гранатами, которые можно было /54/ использовать вместе с винтовками ФАЛ, приобретенными нами в Бельгии — стране, которую никто не заподозрит в коммунизме. Я немедленно спустился вниз и поспешил на место происшествия. По пути из-за шума транспорта я не сумел расслышать второго взрыва. В порту погибло более 100 человек и десятки остались покалеченными. На похоронах этих жертв спонтанно родился лозунг «Родина или смерть».
Известно, что эти взрывы были тщательно спланированы в порту отгрузки агентами ЦРУ. Судно заходило в порты Гавра, Гамбурга и Антверпена. В этом последнем (бельгийском) порту на борт были погружены ящики с гранатами. На судне погибло также несколько французских членов экипажа.
Почему во имя свободы информации не рассекречивается ни единого документа, рассказывающего, как ЦРУ почти полвека назад взорвало судно «Ля Кубр», чтобы не допустить поставок на Кубу бельгийского оружия, — факт, который, как признало само ЦРУ 14 июня 1960 года, очень беспокоил США?
Итак, чему я посвящал свое время в лихорадочные дни, предшествовавшие вторжению на Плайя-Хирон?
Первая большая зачистка в Эскамбрае произошла в последние месяцы 1960 года и начале 1961 года. В ней участвовало более 50 тысяч человек, почти все из бывших провинций Гавана и Лас-Вильяс.
Оружие прибывало на судах из Советского Союза, которые не взрывались по прибытии в порты. Было бесполезно пытаться закупать оружие в других странах — мы не хотели давать США предлог, аналогичный тому, который американцы использовали для вторжения в Гватемалу, и в результате война обошлась этой стране в более чем сто тысяч убитых и пропавших без вести.
Мы приобрели в Чехословакии легкое вооружение и некоторое число зенитных пушек калибра 20 мм с двойным стволом. Танки с орудиями 85-миллиметрового калибра, бронированная артиллерия 100-миллиметрового калибра, противотанковые пушки 75-миллиметрового калибра, минометы, гаубицы и тяжелые пушки калибром до 122 мм, а также легкие и тяжелые зенитные орудия поступали прямо из Советского Союза. /55/
Потребовался бы по меньшей мере год, чтобы подготовить необходимый персонал для обслуживания этих орудий традиционными методами. У нас подготовка заняла всего несколько недель — этой задаче мы посвящали практически целиком все наше время в течение двух лет после победы Революции.
Мы знали о неизбежности нападения на Кубу, но не знали, когда и как оно произойдет. Все вероятные точки высадки противника были укреплены и находились под наблюдением. Руководители были на своих местах: Рауль — в Ориенте, Альмейда — в центре и Че — в Пинар-дель-Рио. Мой командный пункт располагался в столице — в приспособленном для этого старом буржуазном особняке на высоком правом берегу реки Альмендарес, недалеко от места, где она впадает в море.
Уже наступило 15 апреля 1961 года, и я с ночи находился в штабе, получая сообщения из Ориенте, куда прибыло с юга США судно под командованием Нино Диаса с группой контрреволюционеров на борту, одетых в такую же, как наша, оливковую форму. Они должны были высадиться на Кубе в районе Баракоа. Предполагалось, что это будет обманным маневром, чтобы отвлечь внимание от точного пункта главного направления удара, и создаст много путаницы. Судно уже находилось на расстоянии прямого выстрела из противотанкового орудия в ожидании высадки, которая в конце концов так и не произошла.
Одновременно нам сообщили, что 14-го вечером взорвался в воздухе, выполняя разведывательный полет над районом возможной высадки, один из наших трех реактивных истребителей — учебных, но способных сражаться. Это, несомненно, было делом рук американцев, которые сбили самолет с военно-морской базы в Гуантанамо либо из другой точки на море или в воздухе. В те времена не было радаров, чтобы точно определить, что произошло. Так погиб выдающийся кубинский революционный пилот Орестес Акоста.
Со своего командного поста я увидел В-26, которые пролетели над головой почти на бреющем полете, и через несколько секунд услышал взрывы первых ракет, выпущенных по позициям наших артиллеристов, которые в большом числе обучались /56/ на воздушной базе Сьюдад-Либертад. Реакция этих отважных солдат была почти моментальной.
С другой стороны, у меня нет ни малейших сомнений в том, что Хуан Орта был предателем. Соответствующие данные о его образе жизни и поведении находятся там, где и должны находиться: в архивах нашего управления госбезопасности, родившегося в те годы под огнем врага. Забота о госбезопасности была поручена людям с развитым политическим сознанием.
Орта получил таблетки с ядом от Мэхью, Джанканы и Сантоса Траффиканте. Разговор этого последнего с Розелли, выполнявшим роль связного с организованной преступностью, состоялся 14 сентября 1960 года, за несколько месяцев до президентских выборов в США и прихода к власти Кеннеди.
Предатель Орта не имел никаких особых заслуг. Я переписывался с ним, когда мы искали поддержку эмигрантов и изгнанников, живших в США. Его ценили за кажущуюся готовность прийти на помощь и услужливость. К этому у него были определенные способности. Сразу после победы Революции, в самый важный период, он имел доступ ко мне. Исходя из возможностей, которые тогда у него были, его заказчики верили, что он сможет бросить яд в мой прохладительный напиток или апельсиновый сок.
Ранее он получал деньги от преступных организаций — предположительно за помощь в открытии казино. С открытием казино он не имел ничего общего, решение приняли мы. Необдуманный приказ Уррутиа, который был принят в одиночку, относительно закрытия в стране всех казино, создал хаос и вызвал протест тысяч работников туристического и торгового сектора в тот момент, когда безработица была очень высокой. Через некоторое время казино были окончательно закрыты Революцией.
Когда Орте передали яд, то возможностей подбросить его мне стало очень мало. Я был полностью погружен в дела, о которых рассказал выше.
Поэтому, никому ничего не сообщив, 13 апреля 1961 года, за два дня до нападения американцев на наши воздушные базы, Орта попросил убежища в посольстве Венесуэлы, которое тогдашний президент Венесуэлы Ромуло Бетанкур предоставил /57/ в безоговорочное распоряжение Вашингтона. Многочисленным контрреволюционерам, укрывшимся там, не давали разрешения на выезд, пока не ослабли вооруженные нападения США на Кубу.
Нам уже приходилось в Мексике сражаться с последствиями предательства Рафаэля дель Пино Сьеро, который дезертировал за несколько дней до нашего отплытия на Кубу (точной даты которого он не знал) и продал Батисте за 30 000 долл. важные секреты, имевшие отношение к нашему вооружению и судну, перевозившему нас на Кубу. С изощренной хитростью он разделил информацию на части, чтобы завоевать доверие и обеспечить продажу каждой части. Сначала он получил несколько тысяч долларов за сообщение о двух складах оружия, о которых он знал. Неделей позже он должен был выдать самое важное: судно, которое привезет нас на Кубу, и место высадки. Всех нас могли схватить вместе с оружием, но сначала должны были передать ему оставшиеся деньги. Наверняка с ним работал какой-нибудь американский эксперт.
Несмотря на это предательство, мы отбыли из Мексики на яхте «Гранма» в назначенный день. Кое-кто из тех, кто поддерживал нас, верили, что Пино никогда не предаст, что причиной его дезертирства было недовольство дисциплиной и занятиями, присутствия на которых я требовал. Не скажу, как я узнал об операции, задуманной им с Батистой, но узнал об этом с точностью до минуты, и мы приняли соответствующие меры, чтобы сохранить людей и оружие на пути в Тукспан — к месту отплытия. Эта ценная информация не стоила нам ни сентаво.
Когда закончилось последнее наступление тирании в Сьерра-Маэстре, нам также пришлось противостоять дерзким действиям Эваристо Венерео — агента режима, который под видом революционера попытался внедриться в наши ряды в Мексике. Он был связан с тайной полицией этой страны — крайне репрессивным органом — и помогал полицейским допрашивать Кандидо Гонсалеса, которому перед допросом завязали глаза, — этот героический боец погиб после высадки на Кубу. Он ехал в одной машине со мной.
Эваристо затем вернулся на Кубу. Он получил задание /58/ убить меня, когда наши силы уже наступали на Сантьяго-де-Куба, Ольгин, Лас-Вильяс и западную область страны. Об этом стало известно в подробностях, когда были захвачены архивы Службы военной разведки. Все факты подтверждаются документами.
Я пережил множество покушений. Только счастливый случай и привычка тщательно отслеживать каждую мелочь позволили пережить уловки Эутимио Герры в первые и самые драматичные дни Сьерра-Маэстры — и выжить всем, кто затем стал известен как руководители победившей Революции: Камило, Че, Раулю, Альмейде, Гильермо. Мы могли погибнуть, когда враг, которого привел предатель, чуть-чуть не уничтожил нас, окружив наш ничего не подозревавший лагерь. По итогам короткого столкновения мы понесли страшную потерю — погиб Хулио Сенона Акоста, чернокожий рабочий-сахарник, замечательный и активный человек, который во время боя обогнал меня. Позже погибли в бою и другие — Сиро Фриас, прекрасный товарищ и талантливый командир, который пал в Имиас на Втором фронте; Сиро Редондо, который яростно сражался с врагом в составе колонны Че и погиб в Мальверде; Хулито Диас, который стрелял из своего пулемета 30-миллиметрового калибра и был убит в нескольких шагах от нашего командного пункта при атаке на Уверо.
Мы сидели в засаде в хорошо выбранном месте, ожидая врага, ранее заметив, что в тот день у него намечалось передвижение войск. Наше внимание отвлеклось всего на несколько минут, когда вернулось два человека из группы, которых мы послали на разведку за несколько часов до нашего решения о смене места, и они вернулись без какой бы то ни было полезной информации.
Эутимио вел врага, надев белую гуаяберу, заметную издалека в лесу у Альто-де-Эспиноса, где мы его поджидали. Батиста подготовил сообщение о ликвидации нашей группы, и это общение уже цитировалось прессой. Мы оказались слишком доверчивы и в действительности недооценили врага, использовавшего человеческие слабости. В засаде нас было 22 — все закаленные и проверенные бойцы. Рамиро, раненый в ногу, приходил в себя в другом месте.
Благодаря смене дислокации в последний момент в тот день спаслась от сокрушительного разгрома колонна /59/ из более 300 солдат, продвигавшихся гуськом по обрывистым и поросшим лесом склонам.
Как действовала машина убийств в отношении Революции на Кубе?
В апреле 1959 года я посетил США по приглашению вашингтонского пресс-клуба. Никсон удостоил меня приема в своем рабочем кабинете. Позже он утверждал, что я оказался невеждой в экономических вопросах. Впрочем, я сознавал собственное невежество и записался на три университетских курса, чтобы получить стипендию, которая позволила бы мне изучать экономику в Гарвардском университете. Я уже сдал экзамены по правоведению, международному праву и социальным наукам. Мне оставалось сдать только два предмета: историю социальных учений и историю политических учений. Я изучал их особенно тщательно. Однако события на Кубе начали быстро развиваться, и я понял, что момент был неподходящим, чтобы спокойно получить стипендию и изучать экономику.
Я посещал Гарвард в конце 1948 года. Вернувшись в Нью-Йорк, я купил «Капитал» на английском языке, чтобы изучить знаменитое произведение Маркса и попутно углубить познания в английском. Я не был подпольным членом Коммунистической партии, как решил Никсон с его пытливо-плутовским взглядом. В ходе занятий в университете я выяснил, что сначала я был утопическим коммунистом, а затем стал радикально настроенным социалистом, готовым бороться с применением соответствующей стратегии и тактики.
Единственной моей проблемой в беседе с Никсоном было отвращение, мешавшее мне искренне объяснять свои идеи вице-президенту и возможному будущему президенту США — эксперту по экономическим концепциям и имперским методам правления, в которые я уже давно не верил.
В чем была суть той длившейся несколько часов встречи, как рассказывает об этом автор одного рассекреченного документа? Я опираюсь только на собственные воспоминания. /60/ Из этой памятной записки я выбрал несколько абзацев, которые, по моему мнению, наилучшим образом характеризуют идеи Никсона:
«Кастро особенно беспокоился, не раздражил ли он сенатора Смазерса своими комментариями. Я заверил его в самом начале разговора, что встреча с прессой — одно из самых трудных мероприятий, в которых может участвовать государственное должностное лицо, и что он провел ее чрезвычайно хорошо, особенно с учетом факта, что он отважился говорить по-английски без помощи переводчика…
Кроме того, было понятно, что главной целью его поездки в США было не увеличение квот на закупку сахара или получение правительственного займа, а получение поддержки своей политики со стороны американской общественности…
Я пытался представить, каким лидером Кастро станет в будущем, и меня беспокоило не столько его наивная трактовка коммунизма и очевидное отсутствие у него понимания элементарных экономических принципов, сколько его почти рабское подчинение мнению большинства, т. е. толпы. Во время встречи с ним я пытался внушить ему, что задача лидера — не следовать воле толпы, а направлять ее по правильному пути, не давать народу того, что он хочет в моменты эмоционального напряжения, а добиваться, чтобы народ хотел того, чего должен хотеть…
Когда пришел мой черед говорить, я попытался обратить его внимание на тот факт, что, хотя мы оба верим в правительство большинства, это большинство может оказаться тираническим и есть определенные права отдельного человека, которые большинство никогда не должно нарушать…
Я полагаю, что не произвел на него большого впечатления, но он слушал меня и, казалось, понимал, о чем я говорил. Я попытался излагать свои мысли с точки зрения того, что его место в истории будет определяться его талантами как государственного деятеля. Еще я говорил ему, что легче всего следовать за толпой, однако и для народа, и для самого Кастро будет лучше поступать правильно. Как я уже сказал, он был невероятно наивен в отношении коммунистической опасности и, казалось, ничуть не боялся, что коммунисты в конце концов могут прийти к власти на Кубе… /61/
В наших разговорах о коммунизме я снова пытался обратить внимание Кастро на его собственные интересы и указать, что революция, которой он руководит, может в один момент обернуться против него и против кубинского народа, если только он не сохранит контроль над ситуацией и не гарантирует, что коммунисты никогда не придут к власти в стране. Но тут я сомневаюсь, что добился многого…
Я старательно настаивал, что Кастро необходимо перекладывать часть ответственности на других, однако снова сомневаюсь, что он меня понял…
Было очевидно, что, пока я восхвалял свободу слова, прессы и религии, его интересовали экономические программы. Он повторял снова и снова, что человек, три месяца в году работающий на уборке сахарного тростника и голодающий остальной год, больше всего хочет найти работу, чтобы заработать на еду, дом и одежду… Он указал, что было бы очень глупо со стороны Соединенных Штатов поставлять оружие Кубе или любой другой карибской стране. Он добавил: "Все знают, что наши страны не смогут участвовать в защите этого полушария в случае, если вспыхнет мировая война. Оружие, полученное правительствами этого полушария, используется только для подавления народа или, как это делал Батиста, для борьбы с Революцией. Было бы намного лучше, если бы деньги, которые США дает странам Латинской Америки на оружие, поступали бы в виде капиталовложений". Должен признать, что в его аргументах не было ничего, с чем бы я не согласился…
Мы долго обсуждали, как Куба могла бы получить капиталовложения, необходимые для ее экономического развития. Он настаивал, что Куба в основном нуждается не в частном, а в правительственном капитале».
Я имел в виду капитал кубинского правительства. Сам Никсон признает, что я никогда не просил средств у правительства США. Здесь он немного путается, когда говорит:
«Правительственный капитал ограничен вследствие того, что на него имеется много желающих, и вследствие бюджетных проблем, с которыми мы сталкиваемся в настоящее время». /62/
Очевидно, что я ему это объяснил, поскольку он тут же указывает в своей записке:
«Все страны мира борются за доступ к капиталу, но деньги не будут направлены в страну, где есть значительная угроза того, что ее властями будет проводиться дискриминационная политика в отношении частных предприятий.
Тут я снова, полагаю, не сумел добиться многого…
С большим тактом я намекнул Кастро, что губернатор Пуэрто-Рико провел великолепную работу в плане привлечения частного капитала и повышения уровня жизни своего народа в целом и что Кастро мог бы послать в Пуэрто-Рико одного из своих экономических советников, чтобы тот переговорил с Муньосом Мариной. Это предложение не вызвало у Кастро большого энтузиазма, и он сказал, что кубинский народ "настроен очень националистически" и будет смотреть с подозрением на любую программу, созданную в стране, считающейся колонией США.
Я склонен думать, что настоящей причиной такого его поведения было несогласие с твердой позицией Муньоса по защите частного предпринимательства — Кастро не желает слушать советов, которые отвлекают его от задачи по строительству социализма на Кубе.
В Соединенных Штатах не следовало бы столько говорить об опасениях в отношении того, что могли бы сделать коммунисты на Кубе или в любой другой стране Азии, Африки или Латинской Америки.
Я также попытался поставить наше отношение к коммунизму в определенный контекст, сказав ему, что коммунизм — это нечто большее, чем просто теория, и что его агенты обладают опасной способностью захватывать власть и устанавливать диктатуры…
Следует подчеркнуть особо, что Кастро не задал никаких вопросов о квоте на закупки сахара и даже не упомянул об экономической помощи.
Моя оценка его как человека неоднозначна. Тем не менее мы можем быть совершенно уверены в том, что он обладает качествами лидера. Что бы мы о нем ни думали, он сыграет важную роль /63/ в развитии Кубы и, возможно, Латинской Америки в целом. Он или очень искренний человек, или невероятно наивный в отношении коммунизма, или находится под контролем у коммунистов.
Поскольку Кастро обладает силой лидера, единственное, что мы можем сделать — это по крайней мере попытаться сориентировать его в правильном направлении».
Так завершается эта рассекреченная докладная записка Белому дому.
Когда Никсон начинал говорить, его было трудно остановить. Он имел привычку поучать латиноамериканских правителей. Он не делал наброски того, что намеревался сказать, и не записывал того, что говорил. Он отвечал на вопросы, которые ему не задавали, выбирал темы только на основе своего предварительного мнения о собеседнике. Даже ученику начальной школы не приходилось сразу выслушивать столько уроков о демократии, антикоммунизме и остальных предметах, связанных с искусством политики. Никсон был убежденным поборником развитого капитализма и оправдывал его господство над миром принципами естественного права. Он идеализировал эту систему. Других точек зрения он не воспринимал, и не было ни малейшей возможности поддерживать разговор с ним.
Убийства начались при Эйзенхауэре и Никсоне. Однажды Киссинджер воскликнул, что
«пролилась бы кровь, если бы стало известно, например, что генеральный прокурор Роберт Кеннеди лично руководил покушением на Фиделя Кастро».
Кровь проливалась и раньше. Администрации последующих президентов США за несколькими исключениями продолжали ту же политику.
В меморандуме, составленном начальником Отдела западного полушария ЦРУ Дж. С. Кингом от 11 декабря 1959 года, говорится дословно следующее:
«Тщательно проанализировать возможность уничтожить Фиделя Кастро… Многие хорошо информированные лица считают, что устранение Фиделя резко ускорило бы падение правительства…»
Руководством ЦРУ и сенатским комитетом Черча в 1975 году было признано, что планы моего убийства впервые появились /64/ в 1960 году — намерение покончить с Кубинской революцией было отражено в президентской программе в марте того же года. Меморандум, составленный Дж. Кингом, был направлен генеральному директору ЦРУ Аллену Даллесу с припиской, в которой авторы просили оказать поддержку этим действиям. Все они были встречены с благосклонностью — особенно предложение об убийстве Кастро, как видно из следующего примечания к этому документу, подписанного Алленом Даллесом и датированного 12 декабря: «Утверждается рекомендация, содержащаяся в абзаце 3».
Директор Бюро по вопросам истории Государственного совета Кубы Педро Альварес-Табио составил план книги с подробным анализом рассекреченных документов. В этой книге, в частности, сообщается, что
«до 1993 года органы кубинской государственной безопасности раскрыли и обезвредили 627 заговоров с целью покушения на жизнь главнокомандующего Фиделя Кастро. Эта цифра включает как планы, достигшие стадии конкретного исполнения, так и планы, которые были нейтрализованы на начальном этапе, а также другие попытки, о которых различными путями и по различным причинам было сообщено из самих США. Цифра не включает множество сообщений, которые нельзя было проверить, поскольку имеются только свидетельские показания некоторых участников, а также планы, возникшие после 1993 года».
Ранее из доклада полковника Джека Хоукинса, командовавшего военизированными подразделениями ЦРУ во время подготовки к вторжению на Кубу в бухте Кочинос, стало известно, что «штаб военизированных подразделений на всякий случай изучил возможность организации штурма еще большего масштаба…»
Предполагалось, что эти силы высадятся на Кубе после начала активных партизанских действий внутри страны. Следует сказать, что в этот период партизанские силы с успехом действовали в Эскамбрае. Было задумано так, что высадка штурмовых сил после начала всеобщего восстания ускорит его ход и вызовет массовое дезертирство из рядов вооруженных сторонников Кастро, что в конечном итоге приведет к его свержению. /65/
Концепция использования морских и воздушно-десантных штурмовых сил была проанализирована на заседаниях Специальной группы в ноябре-декабре 1960 года. Хотя группа не приняла определенного решения в отношении использования этих сил, она не возражала против того, чтобы их использование оставалось в повестке дня. Президент Эйзенхауэр был проинформирован об этой идее представителями ЦРУ в конце ноября того же года. Президент выразил желание, чтобы все действия, которые проводились соответствующими отделами, энергично продолжались.
Что сообщил Хоукинс о «результатах программы антикубинских тайных операций с сентября 1960 года до апреля 1961 года»?
Не более и не менее как следующее:
Внедрение агентов-боевиков. В страну-объект было внедрено 70 подготовленных военизированных агентов, включая 19 радиооператоров. Семнадцать из них сумели установить сети связи с центральными офисами ЦРУ, хотя некоторые были позже схвачены или потеряли свое оборудование.
Операции по воздушному обеспечению. Эти операции не имели успеха. Из 27 попыток только четыре принесли желаемые результаты. Кубинские летчики быстро доказали, что не имеют нужных способностей для операций такого рода. Специальная группа запретила нанимать для выполнения этих миссий американских летчиков, однако для специальных случаев такой найм летчиков был разрешен.
Операции по морскому обеспечению. Эти операции принесли значительный успех. Суда, совершавшие рейсы из Майами на Кубу, перевезли более 40 тонн оружия, взрывчатых веществ и военного оборудования, внедрили или вывезли большое число агентов. Определенное количество оружия было передано 400 партизанам, которые длительное время действовали в Эскамбрае в провинции Лас-Вильяс. Большинство диверсий, совершенных в Гаване и других местах Кубы, было осуществлено с использованием этих материалов.
Поддержка партизанской деятельности. Агенты, заброшенные на Кубу, сумели создать обширную подпольную организацию /66/ с центром в Гаване, охватывавшую все провинции страны. Однако только в Эскамбрае велась эффективная партизанская деятельность — там насчитывалось от 600 до 1 000 плохо вооруженных партизан, организованных в банды по 50—200 человек, которые успешно действовали более шести месяцев. Координатор подрывных действий в Эскамбрае, обученный ЦРУ, нелегально приехал на Кубу и сумел проникнуть в зону действий повстанцев, но сразу же был схвачен и казнен. Другие мелкие партизанские подразделения действовали в провинциях Пинар-дель-Рио и Ориенте, однако они не добились значительных результатов. Агенты сообщали о большом количестве безоружных людей во всех провинциях, готовых стать партизанами, если бы у них было оружие.
Диверсии.
В период с октября 1960 года по 15 апреля 1961 года диверсионная деятельность имела следующую динамику:
организовано 800 поджогов, в которых погибло примерно 300 000 тонн сахарного тростника;
устроено еще примерно 150 поджогов, включая 42 поджога домов по сушке табака, двух бумажных фабрик, сахарорафинадного завода, двух молочных ферм, четырех складов и 21 дома коммунистов;
подорвано с использованием динамита около 110 объектов, включая помещения комитетов Коммунистической партии, электростанцию в Гаване, два склада, железнодорожный вокзал, автовокзал, общежития ополченцев, железнодорожные пути и др.;
подложено примерно 200 взрывпакетов в провинции Гавана;
спущено с рельсов шесть поездов, разрушена одна радиотрансляционная станция с кабелями, а также многочисленные электротрансформаторы;
диверсионная группа внезапно напала с моря на Сантьяго, в результате чего примерно на неделю был выведен из строя нефтеперерабатывающий завод. /67/
Вот что стало известно благодаря информации Хоукинса. Любому понятно, что двести приведенных в действие взрывных устройств в главной провинции отсталой страны, которая жила исключительно благодаря выращиванию сахарного тростника, полурабскому труду и сахарной квоте, заработанной почти за два столетия надежных поставок, провинции, земли и самые производительные сахарные заводы которой были собственностью крупных американских предприятий, — это зверский акт тирании, направленный против кубинского народа.
Но эти взрывы — еще далеко не все. Больше я ничего не скажу: на сегодня довольно.
https://scepsis.net/library/id_3774.html – цинк
