Рассказ о настоящем человеке государственной важности

Есть люди, которые сами куют свои судьбы. Об одном из таких героев, имени которого мы не знаем, написал один из читателей блога nstarikov.ru .

В жизни всегда есть место подвигу. Вот уж воистину…

«О настоящем человеке государственной важности

Для начала скажу, что все, что я написал ниже – сплошь иносказания. Мне пришлось сильно постараться, чтобы рассказать историю моего друга никого не назвав и не подставив. Мест службы было несколько, хотя и все рядом, многие «углы» в этой истории и биографии героя сглажены, в некоторых местах есть «склейки». Долго я думал, стоит ли вообще писать об этом, но потом понял: должен. В общем, я вас предупредил: все совпадения случайны, все имена вымышлены.

Помните историю о начальнике небольшого аэропорта, который совсем забыли и уже почти было сократили? А этот упрямец все поддерживал дряхлеющее оборудование, чистил полосу. Много лет он ухаживал за никому не нужным аэропортом, а потом вдруг… Ту-134. Без двигателя. С неработающей авионикой. Сейчас прикидываю, что делал бы я за штурвалом этого самолета: не дай Бог! Аж передергивает. Он сел. И все плакали. И героя узнала страна. Столько лет веры и терпения! На грани отчаяния и запоя, если он, конечно, пил. Семьдесят спасенных душ. И ещё человек триста теперь всю жизнь будут молиться на него и на двух пилотов-волшебников. Орден как признание.

Вспомнили историю? Сейчас я вам расскажу нечто покруче. По сути то же, но уверен, молиться после моего рассказа за здоровье этого человека и пару десятков его офицеров будет намного больше народу, чем триста человек.

Начнем…

Зовут его, допустим, Николай, хотя на самом деле, совсем по-другому. Выпустился он в далеком 1991 году молодым лейтенантом. Все мы, однокурсники, птенцы лучшей в стране Академии, однокашники Кутузова (и ещё с пару десятков не менее громких фамилий) были тогда молоды, честолюбивы, полны сил. Как истребители на исполнительном. Или нет. Как новейшая по тем временам 11К77, та, что по четыре с боков «Энергии».

Только со страной было что-то не так. Умирала. Кто говорит – сама, кто – враги помогли. В общем, все помнят. Тонна литературы и заключения «аналитиков» из каждого утюга до сих пор.

Николаю повезло. Распределился в Крым. Советский, украинский, русский, азербайджанский, еврейский, далее по списку: Крым. Да не куда-нибудь, а в Севастополь, город союзного подчинения, к УССР имеющий весьма касательное отношение. Город русских моряков, гордость и красота флота. Служить ему пришлось на станции «Днепр», на самом берегу теплого Черного моря. Есть части секретные, есть совершенно секретные, есть – государственной важности. Прикиньте сами, к какой категории относился (и относится!) севастопольский «Днепр», который «светит» на все Средиземноморье, Ближний Восток и пол-Африки.

Вот фото другой подобной станции. Как выглядит та самая – додумайте сами. В ворота сбоку проходит технологический «Камаз».

Что такое Станция Предупреждения о Ракетном Нападении (СПРН – все с больших букв)? Бесконечные пустые полутемные коридоры.

Центральный пост. «Товарищ полковник! За время моего дежурства происшествий не случилось! Оперативный дежурный майор Иванов!» Да, они все там Ивановы. Невысокий, седой, в песочной форме и такого же цвета берцах, с кабурой на непривычных длинных ремешках.

Огромное табло на стене перед пультами дежурных офицеров. На нем ряды данных с параметрами самых важных целей. Когда цель идет на нас, а это обязательно вражеская боеголовка или крылатая ракета, зеленый цвет параметров цели сменяется на оранжевый. И всей-то службы у тебя – сиди, смотри, анализируй и докладывай. Рутина зеленых цифр из года в год или… война и они поменяют свой цвет. Значит – эта цель к тебе, по твою душу. Оранжевые цифры на табло меняются. А пара из них, обратным отсчетом, показывает дальность от тебя до цели. Числа все меньше и меньше. Хоть ремнями себя привяжи: докладывай и жди, когда другие офицеры прекратят этот бег цифр, утопив приближающуюся к тебе (лично к тебе!) термоядерную смерть в Черном море. Или…

За дверью центрального поста, несколько метров вдоль по коридору — темные машинные залы с мощнейшими, по тем временам ЭВМ (не «компьютеры»!). Именно отсюда цифры попадают на экраны центрального пульта. Затемненный пульт ещё пары дежурных офицеров. Программисты и электронщики. Смотрят, чтоб не зависло. Ага.

Напротив, через коридор — передатчики. Большие такие шкафы. Из каждого выходит кабель, толщиной с канализационную трубу. Постепенно кабель раздувается в трубу-волновод квадратного сечения. Поначалу квадратные трубы ещё не поражают воображение. Просто толстые квадратные короба вдоль стен, на манер воздуховодов, внутри которых любят лазить голливудские супермены. В следующем зале они становятся шире: с холодильник, внутри можно не ползти, а идти в рост. Дальше – переходят в циклопическую «улитку», раструбом упирающуюся в огромную стену. Дверь с надписью: «СВЧ излучение! Опасно!». И вот, за стеной – главная антенна. Одна из двух. Пусть будет «правая». Короб четырехугольного сечения, внутри которого можно устраивать автогонки. Громадина, длиной в четверть километра. Две огромные наклонные плоскости – раструб щелевой антенны. Между ними – такой же циклопический «язык».

Когда работает – чайки, пролетающие мимо, поджариваются прямо на лету. До земли долетает только обугленная тушка. Крайний десяток лет в помещении антенны поселились… лисы. Не выведешь никак. Пока не включат. Когда включают – тоже жарятся. Жалко, но как с ними бороться? Умнее крыс, твари, да и все поприятнее, чем крысы.

В общем, служба не самая пыльная. Культурная служба досталась моему другу.

Потом был президент (с маленькой буквы), который за бесплатно город Севастополь отдал новоиспеченной, ну, очень незалежной державе. Ну, а чо! У нас этих Кемских волостей и не сосчитать! Наливай, друг мой как там тебя… Буль-буль… А! Бурбулис! Чтобы офицеры не напрягались, был издан специальный указ – Россия вас, товарищи офицеры, отпускает. Служите дружественной и незалежной спокойно. Только с нами не воюйте. И потянулась бодяга на пару десятков долгих лет. Девяностые они такие. Какое предупреждение? Какое ракетное нападение? У нас дружба и жвачка. И зачем вашу «дурру» кормить дорогим незалежным электричеством. Она же жрет как пол – Севастополя! В общем, штат вам порежем в два раза, станцию включаем за деньги, как кляти моска… нет, пока ещё русские братья, заплатят. По праздникам. Ну, и денежным содержанием вас, нафиг никому не нужных, не обидим, канеш. Долларов по пятнадцать, нет, шалишь, по шестнадцать в месяц отвалим! Чтоб ваша «дурра» полукилометровая сама развалилась. Когда вы уже передохните там на этой станции? Ремонт, градирни ржавеют? Ну, вас в пень! Служите и радуйтесь, что не на Тюратаме (он же Байконур, если че).

Семью не прокормить. Квартиры съемные. Мелкий бизнес как у всех. Когда не на службе – барахолишь, таксуешь. Мой друг в «лучшие» времена даже магазин держать умудрялся в компании с парой других офицеров. И кто его за это осудит? Даже если бы просто на службу ходил и за пультом сидел: и то спасибо, но… В промежутках между добыванием хлеба насущного он, вместе коллегами, поддерживал работоспособность станции. Без денег. Без запчастей (ЗИП – называется). Снимая электронные лампы со старого оборудования. С паяльником внутри стареющих ЭВМ. Смежники помогали. За водку, ага. С другими частями, такими же бедолагами, менялись.

И станция… работала! Работала, «дурра» гигантская. Как русские братья захотят посмотреть, че там до середины Африки творится, денег заплатят за электричество. Включают ее, свет в Севастополе притухает. И… дает родимая! Вот они цифры зелененькие на каждом табло. Каждый, Фэ-пятнадцать, как на ладони. Не чихнешь, чтобы мы не заметили.

Оценили работенку?! Сравнили с тем мужиком на аэродроме? Что значит поддерживать небольшой аэродром по сравнению со Станцией. Двадцать человек при штате в сто. При неработающих градирнях охлаждения в севастопольскую жару. В старых защитных костюмах, в которых в эту гипермикроволновку и лезть-то страшно.

И так десять лет от лейтенанта до майора. Без квартиры. В начале двухтысячных переделали сауну под пару квартир. Ему одна досталась. Двухкомнатная. Я к этой квартирке ещё вернусь.

Потом бул первый майдан. Не «был», а «бул»! Тот самый, что рифмуется с «шит». По результату его – президент Ющенко. Красавец с маленькой буквы. Денег не стало совсем. Переодели нашу несгибаемую двадцатку в гражданку и передали незалежному, совершенно гражданскому, украинскому космическому центру. Или как там его. Ну, а все документы по станции, естественно, сразу друзьям – американцам слили. Прямо из Киева.

Денег, запчастей и электричества на станцию американцы посоветовали пану Ющенко вовсе не выделять. Ибо нечего москалям (теперь уже «москалям», но пока ещё «братьям») смотреть, как демократические томагавки Ирак бомбят.

В общем, настала ситуация, в армии именуемая полной «Ж». Простите мой французский. Именно так. С большой «Ж». Радиопрозрачные панели перед главными антеннами начали разрушаться и обваливаться. Нежные они. Материал секретный, простой фанерой не заменишь. Офицеры их собирали и аккуратно под навес складывали. Антенна стала ржаветь. Нежная она тоже, хоть и гигантская. Внутри серебром покрытая, чтобы СВЧ-излучению приятнее было по волноводам бежать. Стоит на самом краю, на обрыве. Ветер прямо в ха… ну то есть: в лицо. Соленый ветер, морской. В Севастополе летом тепло, а зимой и снега бывают и ветер злой. В общем, совсем тоскливо стало. К концу правления всяких ющенков проржавели тросы, на которых висит один из четвертькилометровых «языков» и он упал вниз. Еще раз представьте – Двести Пятьдесят Метров Железа. Со сверхточной настройкой. Ошибешься на миллиметр и все – антенна слепая и глухая. То-то, небось, ющенки обрадовались: «Разваливаешься, дура клята! Сдохни швыдчее!».

Мой друг к тому времени был уже подполковником. Замкомандира части. И его подчиненные, двадцать человек в гражданке, как и он сам. Половина – женщины. Насколько я понимаю, все, что было дальше, делалось из безысходности. Из обреченности, когда говоришь сам себе: «Хрен вы нас возьмете, гады!». Они купили тросы за свои деньги и подвесили «язык» на место. Вручную. С подручными средствами, поднимая огромную железную полосу на автомобильных лебедках. Они подали сигналы настройки на калибровочные директоры и, по миллиметру, подкручивая отвертками бесконечную череду винтов, вывесили язык. Оценили ещё раз работенку?!

Потом пришел Янукович. Полегчало немного. Снова пошли торги киевлян за каждую копейку и за каждый мегаватт электричества. Только вот Россия, устав от братских торгов, стала строить новые станции. «Воронеж» называются. Ест меньше, эффективность выше. По телевизору вы их все видели: такие белые наклонные стены. Много сделали, но вот в Севастополе «дыра» в радиолокационном покрытии так и оставалась. На месте нашего старого «Днепра», где продолжал тянуть службу наш друг. Станцию стали забывать. Включали только в тестовом режиме. А несгибаемая двадцатка так и служила…

Я каждый год ездил в Крым с семьей, тогда ещё на машине. Был и в 2013-м. Встретились небольшой компанией крымчан и отдыхающих, как обычно. Почти все уже в отставке. Служат пару человек с курса. Николай приехал на старой Дэу-Ланос запорожского автозавода. Уже полковник, как по должности и положено командиру.

Ну что сказать? Ходим по гражданке. Станцию хотят совсем закрыть. Старая уже. Да и электричество дорогое. Оклад, да, хороший, но маленький. Семь тысяч на ваши, на рубли, то есть. Вот, дом строят. Наконец, квартиру получу (на минутку, это полковник, через двадцать два года службы!), пока живу в той же бывшей бане. Получу квартиру, станцию закроют – и на дембель. А пока служу…

Потом грянул март 2014. Мы с ребятами – отставниками почти каждый день собирались у меня в кабинете и сидели с ним в Скайпе. Вежливые люди к ним не заходили – делать там было нечего, станция обесточена. Его офицеры были в растерянности – это сказано очень и очень мягко. Половина из них закончили Житомирское радиотехническое. Родные там – на материковой Украине.

Он принял решение.

Представьте: до отставки меньше года, дом с квартирой, которую ждал столько лет, достраивается, из окон кабинета видно. Ничего ещё не решено. Ему по телефону из Киева уже сказали, что мол, если стульями отбиваться не будете, объявим «зрадныками» и отправим под трибунал.

Три недели тягостного ожидания и убеждения колеблющихся. Тех самых несгибаемых упрямцев, что прошли с ним большую часть из этих долгих двадцати лет с хвостиком и, несмотря ни на что, поддерживали эту гигантскую, сложнейшую и ценнейшую конструкцию. А если бы не убедил? А если бы кто-то решил от отчаяния или по глубокому убеждению взять и въехать на штатном Камазе на эту двухсотпятидесятиметровку? В зал с огромной, такой могучей и такой хрупкой антенной, сшибая укрепленным бампером тонкие стойки, на которых держится огромный короб из тоненького металла.

Потом он повеселел. Оказывается, из центра приехала комиссия принимать станцию. Во главе – наш однокашник с параллельного курса. Еще через пару дней он уже сидел перед камерой в форме полковника Российской армии и сиял как начищенный пятак…

В этом июне мы встретились на двадцатипятилетие выпуска из Академии в милом сердцу Питере. Он тоже был. Ну как живешь? Квартиру дали? Нет, дом у части забрали. Предлагают подписать контакт ещё на пять лет и перевестись в Среднюю полосу.

Как-то посерело мне на душе после этих слов.

Сразу после Питера мы с семьей, как всегда — в Крым. Едем с женой и сынишкой в Севастополь. Везет нас ещё один однокашник, давно уволившийся в отставку, но с такой же достойной биографией. Вечером собираемся все вместе есть барабульку в ресторане «Баркас». Я говорю жене, что мол, вот как получилось, так и не дали ему квартиру, куда-то переводят в менее теплые места. Грустно мне, обманула его, выходит, Красная армия. Супруга говорит, что бы я «не булькал» раньше времени, может там все не так плохо. Она у меня вообще очень трезвый человек, неизвестно кому из нас погоны больше подходят.

Он приехал на новеньком тойотовском джипе. Форма с иголочки. Бравый полковник ВКС. «Папа, а что это у дяди Николая за цифра «2» с крылышками?» «Это, сынок значит: «полковник второго сорта». Ха-ха. Сели, заказали. И он все рассказал…

Та комиссия, два года назад, приехала принимать станцию в полной уверенности, что застанет металлолом. Претензий к личному составу и быть не могло. Запчастей не было уже несколько лет. Система охлаждения – самотеком, градирни проржавели …надцать лет назад. Антенна стоит голая на соленом морском ветру. Из положенных по штату сотни человек персонала, осталось меньше двадцати, из них мужчин — офицеров всего десять. Электричества украинский олигарх Ахметов не давал уже давненько. В общем: принять по описи, списать, народу дать обещанные квартиры, уволить и построить на этом месте новый «Воронеж».

Правда, когда вошли на территорию, слегка удивились. Офицеры как с иголочки, часть вылизана как у кота… усы. Даже обвалившиеся радиопрозрачные панели аккуратно сложены в нехилую стопку. Челюсти у комиссии отвалились немного позже, когда на станцию подали электричество. Станция работала. Работала родимая! Каждый Фэ-пятнадцать как на ладони, на пол-Африки! Теперь американские друзья и партнеры, размещая ПРО в бывшей братской Румынии знают, что наши полукилометровые, узкие щелевидные глаза за ними внимательно смотрят. Старые, но зрение – «единица», мимо белкиного глаза не промажут.

После этого в его кабинете побывали почти все военачальники, которых вы видели по телевизору, начиная с… дальше сами додумайте. Смотрели: работает станция как часы. Одобряли, восхищались. Да, что там. Оху… в общем охали. И благодарили, перед стоящим навытяжку маленьким строем из двадцати гвардейцев, точно как в песне Визбора.

Ему теперь действительно перебираться в центральную Россию. На генеральскую должность. Квартира у него будет совсем другая. Вот такой финал долгих-долгих двадцати пяти лет веры, чистой, до безнадежности веры… и правды, и службы. Он ещё молод, в генералах лет десять точно походит. И дай Бог!

Вот такая простая история о настоящем человеке, государственной важности.

Игорь Ольвин».