Лживый миф о растерянности Сталина в первые дни войны

Пишет историк А.Б. Мартиросян.

*

Со времен нелегкой памяти вражины России — Н. С. Хрущева — в отечественной историографии завелась, мягко выражаясь, наиподлейшая мода утверждать, что-де в начале войны Сталин растерялся, испугался и даже скрылся от своих соратников, пребывая в прострации и не принимая никакого участия в организации обороны в тот момент.

Со всей ответственностью и серьезностью (сожалея лишь о том, что обязан использовать только цензурные выражения) совершенно открыто заявляю, что это не просто наглая, хамская, наиподлейшая ложь взбесившегося от безнаказанности подонка, положившего начало разрушению величайшей Державы Мира.

И это не просто лживые утверждения очумевших от бесконечного потока иудиных сребреников т. н. «историков» от конъюнктурного антисталинизма.

Это прежде всего особо злобное, особо злостное, особо злоумышленное преступление против России, великая честь возглавлять которую в тяжелейшую годину выпала именно ему, Иосифу Виссарионовичу Сталину.

Божий Промысел тем и велик да величав, что по-мирски суетливые исторические дебет с кредитом божественно сводит один к одному!

Когда-то Великая Православная Россия спасла маленькую, но тоже православную Грузию от мрачной в своей, казалось бы, безысходной реальности перспективы кануть в историческую неизвестного и быть порабощенной на века.

Прошло без малого полтора века, и выдающийся сын маленького грузинского народа возглавил смертельную борьбу Великой России за свое право на жизнь и счастливое будущее

Именно под его, Иосифа Виссарионовича Сталина, руководством была одержана Величайшая в истории человечества Победа, сделавшая Россию действительно величайшей Державой Мира. И именно благодаря этому Сталин стал действительно Великим Политическим и Государственным Деятелем Всемирного масштаба.

Он не стремился именно к этому, но, оказавшись вынужденным пройти, как гласит древняя китайская пословица, тяжеленную дорогу в тысячу ли, мужественно прошел ее от начала и да конца — прошел честно и с честью, как и подобает Мужчине-Воину, тем более горцу-кавказцу.

И с первых же мгновений войны это был хладнокровный, но яростный воин, который защищал свою Родину, не щадя живота своего, как говаривали еще во времена Петра Великого.

Да, он не бегал с винтовкой наперевес в атаку, на каждое его действие, каждое его слово, письменное или устное, были равносильны всей огневой мощи нашей армии.

Поскольку современникам чрезвычайно важно знать подлинную правду о Сталине в первые мгновения войны, автору очень хотелось самому написать об этом и уже были готовы черновики на эту тему.

Но тут — о, великий Божий Промысел — на глаза попалась статья Г. Горяченкова «Десять дней из жизни Сталина: 22 июни — 2 июля», опубликованная в «Досье гласности» № 4 за 2004 г.

Решение пришло мгновенно: не тратить время, а привести эту статью на страницах этой книги

Единственное, чем хотелось бы предварить цитирование этой статьи, так это упоминанием того факта, что уважаемый коллега Г. Горяченков опирался прежде всего на архивные данные — на Архив Президента Российской Федерации (быв. «Особая папка» Политбюро ЦК КПСС) Ф. 45 Оп. 1. В. 412. П. 153—190. Л.1—76; Д. 414. Л. 5—12; Л. 2—85 об.; Д. 415. Л. 84 — 96 об.; Д. 116. Л. 12—104; Д. 417 Л. 1—2 об.

Итак, вот содержание этой статьи

ДЕСЯТЬ ДНЕЙ ИЗ ЖИЗНИ СТАЛИНА: 22 ИЮНЯ — 2 ИЮЛЯ

Несмотря на то, что в заголовок этих заметок вынесено имя человека, возглавлявшего в годы Великой Отечественной войны Красную Армию и рабату тыла, Коммунистическую партию большевиков, которая стала организатором побед» советского народа в смертельной схватке с фашизмом, они — не о И. В. Сталине.

Эти заметки — о правде и лжи, вероятно, о беспримерной в мировой истории кампании клеветы. Клеветники, отечественные и зарубежные, списывают в биографию И. В. Сталина любые измышления — было бы только погрязнее, позловещее. Одна из самых любимых их тем — И. В. Сталин в первые дни войны. На рубеже 90-х годов ушедшего века неисчислимая свора антисоветчиков, в которой выделялись голоса бывших пропагандистских работников КПСС, день и ночь, если принять во внимание радиопередачи, обрабатывала массовое сознание.

Миллионы людей оказались даже не в состоянии задать себе вопрос: а такое могло быть? Бесспорно, эта антисоветская акция, а она именно антисоветская, а не антисталинская, как это представляется на первый взгляд, дала ее организаторам столь блестящий для них результат потому, что началась еще в советское время, в условиях, когда ее инициаторов, уважаемых в обществе людей, мало кому приходило в голову заподозрить в заурядной подлости.

Комментаторы сборника документов «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне», подготовленного к печати Федеральной службой безопасности РФ и Академией ФСБ РФ, считают, что «зеленый сват» безудержному потоку антисталинских измышлений положил Хрущев в своих воспоминаниях.

Вероятно, «ученые» типа генерала Волкогонова ориентировались по нему. Писатель Чаковский в самом конце 60-х годов опубликовал растиражированный затем в нескольких миллионах экземпляров роман «Блокада». Он так описал душевное состояние И. В. Сталина и его поведение.

Сообщение Молотова после встречи с послом фон Шуленбургом о том, что Германия объявила Советскому Союзу войну, застала Сталина на его пути в дальний угол комнаты… он круто повернулся… Казалось, что Сталин сбился с пути, заблудился, потерял зрение. Он сделал несколько неуверенных шагов. Патом все так же, будто ничего не видя перед собой, подошел к столу и медленно, точно ощупью, опустился на свободный стул. Он сидел ссутулившись, опустив голову, положив на стол набитую, но так и не зажженную трубку.

…Потом, ни на кого не глядя, поникший, ссутулившийся вышел из здания, сел в машину и уехал и свой кунцевский дом.

Никто не знал, о чем думал Сталин в течение последующих нескольких десятков часов. Его никто не видел. Он не появлялся в Кремле. Никто не слышал его голоса в телефонных трубках. Он никого не звал… Что же делал, о чем думал этот, казалось, всесильный и всезнающий человек в те долгие, странные часы? Об этом можно только гадать».

К сожалению, мы и сегодня не знаем в полном объеме о том, чем занимался И. В. Сталин в те дни (уважаемый коллега Горяченков слегка «погорячился» — знаем, и немало, и то, что знаем, выше уже было показана, не говоря уже о беспрецедентно напряженной работе Сталина в первые десять дней войны, что подтверждается данными архивов — А. М.) Но гадать, что делал и о чем думал И. В. Сталин «в те долгие, странные часы», то есть в часы якобы самозаточения на кунцевской даче, не стоит. Таких часов просто не было. Все эти дни И. В. Сталин непременно работал — на даче и главным образом в Кремле. А о чем он думал? А о чем думаем мы все, когда перед нами встают какие-то вопросы? О том, как их решить.

Источником для этих измышлений стали обвинения И. В. Сталина «коммунистом № 1», как иногда называл себя Хрущев. В Советском Союзе его мемуары были впервые опубликованы в девятом номере журнала «Вопросы истории» за 1990 год. В них, в частности, есть такие строки: «Война началась. Но каких-нибудь заявлений Советского правительства или же лично Сталина не было… Сейчас-то я знаю, почему Сталин тогда не выступил. Он был совершенно парализован в своих действиях и не собрался с мыслями… Он находился в состоянии шока». Несомненно, для антисоветской поросли 90-х годов «воспоминания» Хрущева также стали источником клеветы.

Хрущев впервые выступил со своими обвинениями сразу же после окончания рабаты ХХ съезда КПСС. Это его выступление обычно называют — с умыслом или по неведению — докладом на закрытом заседании ХХ съезда КПСС. Это не так. Хрущев выступил на следующий день после закрытия съезда, когда был избран ЦК, а последний избрал его Первым секретарем. Если бы Хрущев осмелился выступить с этим докладом на самом съезде, перед выборами членов ЦК, то о дальнейшей судьбе докладчика да, пожалуй, и Советского Союза можно — воспользуюсь выражением писателя А. Чаковского — только гадать.

Доклад Хрущева был опубликован в СССР в 1989 году в третьем номере «Известий ЦК КПСС». Так что познакомиться сейчас с обвинениями Н. Хрущева, подчас просто вздорными, нетрудно. Но выступление содержало «много запальчивых отступлений, не вошедших в распространенный впоследствии… текст». Это воспоминание принадлежат консультанту, затем заместителю заведующего Отделом культуры ЦК КПСС И. Черноуцану: запальчиво и захлебываясь читал Хрущев…

С особой ненавистью и ожесточением говорил Хрущев о Сталине. Он объявил его, впавшего в состояние глубокой депрессии, прямым и главным виновником поражения на фронтах в первый период войны… Никита с яростью кричал: «Он трус и паникер. Он ни разу за всю войну не выехал на фронт» (это абсолютная ложь: Сталин неоднократно выезжал на фронты и в 1941, и в 1942, и в 1943 гг., но в отличие от лысого троцкиста-кукурузника не делал из этого пропагандистские спектакли, к тому же «окопный телеграф» и так мгновенно разносил эту весть в войсках, и охранники Сталина, и его личный шофер, и сын Берии — Серго однозначно засвидетельствовали эти факты в своих книгах, см, например: Рыбин А. Сталин на фронте. М., 1992; Берия С. Мой отец — Лаврентий Берия. М., 1994; кстати, об этом же неоднократно говорил автору и его визави — Константин Мефодиевич. — А. М.).

По существу. Хрущев, не произнося этих слов, обвинил главу правительства И. В. Сталина в преступном бездействии, приведшем к тяжелейшим последствиям для страны. Сегодня многие из обвинений, с которыми Хрущев обрушился на И. В. Сталина в феврале 1956 года, а затем повторил в своих мемуарах, разоблачены как откровенная ложь.

Первый серьезный удар по хрущевским измышлениям нанес более 30 лет назад маршал Г. К. Жуков (ах, если бы это было действительно так — ведь сначала-то, еще в 1956 г., Жуков так облил грязью своего Великою Верховного, что Хрущев от зависти лопался; ниже будут приведены документальные факты на сей счет, и читатели смогут узнать, как Жуков вовсю поливал Сталина грязной клеветой в секретном послании Хрущеву; а то, что впоследствии Жуков взял иной тон, так это вполне «естественно» — после свержения Хрущева столь нагло брехать грязную клевету на Сталина уже было невозможно. Вот и подделался Жуков под конъюнктуру тогдашнего момента, а в приватных беседах по-прежнему лгал и клеветал, правда, уже значительно осторожней, нежели при Хрущеве! — А. М.).

И все-таки клеветникам неймется. Есть такой историк Г. Куманев — фигура в нынешней российской исторической науке далеко не последняя: он академик Российской Академии наук. В изданной им в 2001 году книге «Рядом со Сталиным» опубликованы беседы с человеком, прожившим жизнь «от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича» — А. И. Микояном, состоявшиеся в 70-е годы. А. Микоян у академика Г. Куманева вспоминает: «В субботу, 21 июня 1941 г., поздно вечером мы, члены Политбюро ЦК партии, собрались у Сталина на его кремлевской квартире.

Обменялись мнениями по внутренним и международным вопросам. Сталин по-прежнему считал, что в ближайшее время Гитлер не начнет войну против СССР (нагло врал Анастас Микоян — 21-го июня с раннего утра Сталин был в Кремле и принимал все необходимые меры для отпора агрессии, о чем говорилось в гл. 1.— А. М.)… Мы разошлись около трех часов ночи, а уже через час меня разбудили: война! Сразу же члены Политбюро ЦК собрались в Кремлевском кабинете у Сталина. Он выглядел очень подавленным, потрясенным. «Обманул-таки подлец Риббентроп», — несколько раз повторил Сталин. Все пришли к выводу, что необходимо выступить по радио.

Предложили это сделать Сталину. Но он сразу же наотрез отказался. Сталин был в таком подавленном состоянии, что действительно не знал, что сказать народу… На следующий день Молотов предложил ехать к Сталину, чтобы решить все эти вопросы. Молотов, правда, сказал, что у Сталина такая прострация, что он ничем не интересуется… Увидев нас, он буквально окаменел. Голова ушла в плечи, в расширенных глазах явный испуг (Сталин, конечно, решил, что мы пришли его арестовывать)…»

«Эластичный» Микоян, ненавидевший Сталина и пресмыкавшийся перед ним, так мог говорить. Но в книге Г. Куманева нечто подобное говорит и В. М. Молотов: «Ведь Сталин был живой человек, и на какое-то время неожиданные события его буквально потрясли и ошеломили. Он в самом деле не верил, что война так близка». Молотов этого не говорил Г. Куманеву.

В противном случае надо допустить, что в многочисленных беседах с писателем Ф. Чуевым он говорил неправду. А Молотов свидетельствовал, что И. В. Сталин «не был наивным человеком, не был таким простодушным простаком что его всякий мог…» что они конечно, «знали, что к этой войне надо быть готовым в любой момент, а как это обеспечить на практике?», что «все эти дни и ночи, он, как всегда, работал, некогда ему было теряться или дар речи терять».

Отсчет военного времени обычно ведется с вечера 21 июня — с того часа, когда в кабинете И. В. Сталина было решено дать директиву военным советам пяти западных военных округов. Незадолго до совещания — за полчаса, за час? — Г. К. Жукову позвонил начальник штаба Киевского военного округа Пуркаев и доложил о перебежчике, сообщившем о немецком наступлении утром 22 июня. Жуков немедленно сообщил о звонке И. В. Сталину. Последний вызвал его и наркома С. К. Тимошенко в Кремль…

Согласно записям в тетрадях дежурных секретарей они вошли в кабинет И. В. Сталина в 20 час. 50 мин. 0 Тимошенко можно сказать, что он вернулся: нарком находился у председателя СНК с 19 час. 05 мин. до 20 час. 15 мин. У И. В. Сталина уже собрались Молотов, Ворошилов, Берия, Маленков. До военных И. В. Сталин принял Вознесенского, Кузнецова и Сафонова. Сафонов — это начальник мобилизационно-планового отдела Комитет Обороны при СНК СССР, Кузнецов — зам. начальника ГРУ. Одновременно с Тимошенко и Жуковым пришел Буденный, а около 10 вечера — Мехлис.

А что было до этих часов? Днем И. В. Сталин принял московских руководителей Щербакова и Пронина и приказал не задержать секретарей райкомов на рабочих местах. «Возможно нападение немцев», — объяснил он, об этом пишет адмирал Н. Г. Кузнецов со слов Пронина. 0 том, что И. В. Сталин на встрече с Щербаковым и Прониным предупредил их о возможном нападении немцев, свидетельствует и управляющий делами СНК Чадаев, который вел также протоколы заседаний Политбюро. Около 7 вечера ему об этом рассказал Поскребышев.

Он же сказал Чадаеву, что «хозяин… только что разговаривал с Тюленевым. Спрашивал у него, что сделано для приведения в боевую готовность противовоздушной обороны. Адмирал Кузнецов также пишет, что Тюленев, бывший в те дни командующим Московским военным округом, сообщил ему об этом разговоре. А днем было принято постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о создании группы резервных армий, передислоцированных в мае — июне в западные районы из внутренних регионов в порядке подготовки к отражению немецкой агрессии.

На Политбюро было также заслушано сообщение НКО СССР о состоянии противовоздушной обороны. На заседание вызывались и некоторые руководители наркоматов оборонных отраслей промышленности. Все они получили указание о принятии дополнительных мер по выпуску военной продукции. Запись посетителей кабинета И. В. Сталина 21 июня заканчивается Фразой: «Последние вышли — 23.00».

Определить с большой точностью, когда И. В. Сталину сообщили о начале войны, пока невозможно. Жуков пишет, что позвонил ему в 3 час. 30 мин, и сообщил о нападения немцев. Молотов говорил, что известие поступило раньше, около двух часов ночи. Водитель И. В. Сталина Митрюхин вспоминал: «В 3.30 22 июня я подал машину Сталина к подъезду дачи в Кунцеве». А в тетради первая запись сделана в 5.45: в кабинет вошел Молотов.

Но сообщение о просьбе посла Шуленбурга принять его застало Молотова в кабинете И. В. Сталина, а принял нарком посла в 5 час. 30 мин. Между тем, это известно, члены Политбюро находились у И. В. Сталина еще до звонка от посла… Молотов по поводу попыток Ф. Чуева внести полную ясность в этот вопрос сказал: «Что вы держитесь за пустяковую часть этого дела? Все, конечно, интересно, и эти детали можно уточнить, но они не имеют значения».

Молотов, конечно, прав, хотя эту неопределенность некоторые «историки» используют для того, чтобы навести тень на те рассветные часы. Они начались, разумеется, с обсуждения сложившейся ситуации. Из воспоминаний Жукова можно понять, что первое решение было принято по его инициативе: дать войскам директиву задержать противника. С 5 час. 45 мин. до 16 час. 45 мин. в кабинете И. В. Сталина побывало 29 посетителей. Некоторые из них — Молотов, Жуков, Маленков, Микоян, Вышинский, Тимошенко приходили к И. В. Сталину дважды, а Берию, Ворошилова и Кузнецова он принял даже трижды. Кроме них, И. В. Сталин принял Мехлиса, Кагановича, Димитрова, Мануильского, Шапошникова, Ватутина, Кулика.

В 12 часов дня по радио выступил Молотов. Как и все руководители того времени, выступление он готовил сам. Однако в его редактировании принимали участие другие члены Политбюро. Приложил руку к молотовскому выступлению и И. В. Сталин. В тот же день было объявлено о введении военного положения в Украинской, Белорусской, Карело-Финской, Литовской, Латвийской и Эстонской ССР и в северных, центральных и южных областях РСФСР.

Этот Указ — всего лишь перечисление регионов. Но стоит ли сомневаться, что их перечень согласовывался с И. В. Сталиным. Однако в тот день Президиум Верховного Совета СССР принял еще один Указ — «О военном положении». Это был очень серьезный правовой документ, он затрагивал некоторые конституционные права граждан. Такой Указ без обсуждения с И. В. Сталиным принят быть не мог. Что это так, подтверждает и Микоян.

Каганович говорил о той ночи Ф. Чуеву: «Сталин каждому из нас сразу же дал задание — мне по транспорту. Микояну по снабжению». А какие задания он дал другим? Ясно, что они получили задания, связанные с их прямыми обязанностями.

Нетрудно заметить, что И. В. Сталин принимал в этот день высших партийных, государственных и военных деятелей. Но он сделал одно исключение, приняв двух человек, не занимавших никаких государственных постов, а один из которых даже не являлся членом ВКП(б). Утром, в 6 час. 40 мин. он встретился с Г. Димитровым и Д. Мануильским. С 1935 года Г. Димитров являлся Генеральным секретарем Коминтерна, а Д. Мануильский в июне 1941 года был представителем ВКП(б) в Коминтерне и секретарем его Исполкома. Можно предположить, что И. В. Сталин говорил с ними о том, что может сделать Коминтерн, т. е. мировое «коммунистическое движение и коммунисты-эмигранты, находящиеся в СССР, для борьбы с фашизмом.

Что еще точно известно о том, чем занимался И. В. Сталин днем 22 июня? Днем он дал Чадаеву поручение подобрать «группу расторопных работников», которые должны была разработать предложения по эвакуации населения, предприятий и другого имущества на восток. В течение дня разговаривал по телефону с наркомом обороны, с начальником Генерального штаба, с командующим Западным фронтом Д. Павловым, дважды звонил Первому секретарю ЦК КП(б) Белоруссии П. Пономаренко, первый раз — в 7 утра, второй раз — около 12 дня. Разговор шел о перестройке республиканской партийной организации, всей Белоруссии на военный лад.

Днем И. В. Сталин сразу же спросил П. Пономаренко: «Что вы можете сказать о военной обстановке? Что делает и как себя чувствует товарищ Павлов?» Пономаренко ответил, что «командующий загружен до отказа и, пытаясь решить сотни вопросов и дел, …не сосредоточивается на главных вопросах руководства». Он попросил И. В. Сталина «прислать в штаб фронта одного из авторитетных Маршалов Советского Союза». И. В. Сталин ответил, что он уже думал об этом, и сегодня к ним выезжает Маршал Шапошников. А около 13 часов И. В. Сталин позвонил Жукову и приказал ему вылететь с такой же, как у Шапошникова, задачей — оказать помощь командованию — на Юго-Западный фронт.

В Киеве, как пишет Жуков, его ждал Хрущев. И тут уместно задаться вопросом, даже двумя. Кто это в Москве приказал члену Политбюро ЦК ВКП(б) Хрущеву ждать начальника Генерального штаба, а потом лететь вместе с ним в Тернополь? Кто, кроме И. В. Сталина? И если И. В. Сталин 22 — 23 июня трижды разговаривал с руководителем Белорусской партийной организации, то мог ли он за все первые дин войны ни разу не позвонить руководителю Украинской организации? Мог ли этот руководитель ни разу не позвонить Генеральному секретарю ЦК ВКП(б), чтобы доложить об обстановке на Украине? Так что знал этот самый высокопоставленный клеветник, что И. В. Сталин был в Кремле, работал.

23 июня рабочий день И. В. Сталина начался около трех часов утра. Во всяком случае в 3 час. 20 мин. к нему уже зашел Молотов. Утром он также принял Ворошилова, Берию, Тимошенко, Ватутина, Кузнецова, Кагановича. В половине пятого — Жигарева, командующего ВВС Красной Армии.

Вечером и ночью И. В. Сталин опять встречается с Молотовым, Жигаревым, Тимошенко (дважды), Ворошиловым, Мехлисом, Кагановичем, Ватутиным, Кузнецовым (наркомом ВМФ), Берией. Из новых посетителей — Вознесенский, первый заместитель председателя СНК и председатель Госплана, который утром 22 июня провел совещание со своими заместителями и наркомами и предложил им «в течение суток разработать план максимального увеличения производства вооружения для армии, учитывая, что мобилизационные планы, подправленные заранее, всем известны». И. В. Сталин принял Вознесенского около 9 вечера, когда наркомы и работники Госплана уже представили его руководителю свои предложения. Конечно, они и обсуждались на встрече. Последние посетители этого рабочего дня покинули сталинский кабинет 24 июня в 1 час. 25 мин.

В последующие июньское дни И. В. Сталин по-прежнему продолжает принимать военных и высших партийных и государственных деятелей. Но среди посетителей — все новые и новые лица. Круг посетителей опять даст нам возможность представить, какие вопросы решал И. В. Сталин. Первым 24 июня, в 16 час. 20 мин. он принял Малышева, своего заместителя по СНК, курировавшего тяжелое машиностроение.

В одно и то же время с ним он принимает ленинградцев — второго секретаря Ленинградского обкома Кузнецова, директора Кировского машиностроительного завода Зальцмана, директора Ижорского завода Попова и наркома тяжелого машиностроения Казакова. Позже встречается с наркомом авиационной промышленности Шахуриным, начальником НИИ ВВС Красной Армии Петровым, начальником Транспортного управления Наркомата заготовок Супруновым.

Более часа в кабинете И. В. Сталина находился Голиков, начальник Главного разведывательного управления, заместитель начальника Генерального штаба РККА. Последний, в 9 часов вечера, посетитель — первый секретарь Ленинградского обкома Жданов. Известие о начале войны застало его на отдыхе. По пути в Ленинград он, конечно, не мог не встретиться с И. В. Сталиным. Следующая запись в «тетрадях» за 25 июня: в час ночи к И. В. Сталину пришел Молотов.

Получается, что после встречи с Ждановым до прихода Молотова И. В. Сталин отдыхал не более двух с половиной часов. Хозяин покинул свой кабинет, вероятно, около 6 часов утра. Хотя правильнее сказать, что около этого часа ушли последние посетители. И. В. Сталин мог работать в Кремле и один. Вторая запись от 25 июня сделана в 19 час. 40 мин. К И. В. Сталину вновь пришел Молотов. Всего у И. В. Сталина состоялось в тот день 29 встреч. 26 июня — 28 встреч, 27 июня — 30, 28 июня — 21 встреча. У него в кабинете в эти дни, как правило, — все те же, с кем он встречался 22 — 23 июня.

Помимо них он принимает наркома связи Пересыпкина, «т. Соколова», вероятно, начальника Главного управления Пограничных войск, начальника Главного автобронетанкового управления Красной Армян Федоренко, начальника Управления военных сообщений Красной Армии Ковалева, начальника Главного артиллерийского управления Красной Армии Яковлева.

Вероятно, заместителя начальника ВВС по тылу Н. Соколова-Соколенка (фамилия написана неразборчиво), начальника управления заказов Главного управления ВВС Жарова, заместителя начальника управления запасных авиаполков по боевой подготовке Никитина, заместителя начальника 1-го управления Главного управления ВВС по летной подготовке Титова, первого заместителя наркома авиационной промышленности Дементьева, летчика-испытателя Стефановского, командира 401-го истребительного авиаполка особого назначения Супруна.

28 июня И. В. Сталин принял также председателя Госбанка СССР Булганина и наркома вооружения Устинова. Последним он принял в 24 часа наркома государственной безопасности СССР Меркулова, беседа продолжалась недолго — 15 минут. Но кто-то, видимо, работники аппарата Совета Народных Комиссаров, еще заходили в «кабинет И. В. Сталина. Запись в «тетради» за 28 июня заканчивается словами: «Последние вышли в 00.50», то есть 29 июня.

Архив Президента Российской Федерации (быв. «Особая папка» Политбюро ЦК КПСС) Ф. 45 Оп. 1. В. 412. П. 153—190. Л.1—76; Д. 414. Л. 5—12; Л. 2—85 об.; Д. 415. Л. 84 — 96 об.; Д. 116. Л. 12—104; Д. 417 Л. 1—2 об.

На этой дате временно, на два дня обрываются записи в «тетради посетителей сталинского кабинета. Этот перерыв вдохновил клеветников на новые инсинуации. Вероятно, первым эту клеветническую жилу стал разрабатывать доктор двух наук — философии и истории, трехзвездный генерал Волкогонов, который 38 лет прослужил в Советской Армии, от лейтенанта дослужился до генерал-полковника. После окончания военного училища он получил должность инструктора по комсомольской работе политуправления Приволжского военного округа.

И с 1954 года по 1988 год занимался «коммунистическим воспитанием солдат и офицеров Советской Армии, ни одного дня за эти годы не прослужив на должностях, связанных непосредственно с работой с личным составом. И писал. И как писал! «…самые великие герои в человеческой истории — вожди мирового пролетариата». Это в 1985 году. А в 1987 году, в книге «Оружие истины»: «Подлинными Прометеями разума стали классики научного социализма К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин. Зарница их мысли открыла и высветила… пути освобождения трудящихся от социальной несправедливости…» Разве обычный философ мог написать такие строчки? Это поэт среди философов!

Года через три доктор философии и истории объявил, что принялся писать «честную книгу» о В. И. Ленине. И написал, даже в двух томах. В одном из которых признался читателям, что его всегда поражала способность Ленина к бездумному экспериментированию, имея на руках как предмет бредовых идей классы, государство, народы, армию».

О том, как в двух томах этот приспособленец «разоблачал» В. И. Ленина, можно написать два тома, разоблачающие методы и способы клеветы, которой Волкогонов занимается на протяжении сотен страниц. И хотя это выходит за тему заметок, однако дать несколько штрихов к портрету сего «исследователя» деятельности И. В. Сталина мне показалось необходимым.

Надо сказать, что клеветой на И. В. Сталина Волкогонов промышлял и в годы советской власти. Перед самым разрушением СССР он в Академии общественных наук защитил докторскую диссертацию «Сталинизм: сущность, генезис и эволюция». Видимо, «открытия», которые философ сделал на ниве истории, стали основой для его вышедшей а 1989 году книге о И. В. Сталине «Триумф и трагедия». Однако ни книга, ни тем более диссертация не имели широкой аудитории. Ее он получил, став научным комментатором фильма «Монстр», показанного по российскому телевидению в декабре 1992 гада. Тогда не один десяток миллионов граждан России и ближнего зарубежья узнали новые подробности якобы постыдного поведения вождя в первые дни войны.

Но ученый генерал принял в расчет, что после публикации в «Известиях ЦК КПСС» тетрадей посетителей» морочить головы баснями о том, как И. В. Сталин скрылся на Кунцевской даче, узнав о начале войны, доктору двух наук нельзя. Это ложь легко разоблачалась. Однако за 29 я 30 июня записей в них не было. Этим обстоятельством Волкогонов и воспользовался.

Он объявил, что И. В. Сталин, узнав о сдаче 28 июня немцам Минска, устроил разгон высшему военному руководству, а затем скрылся на даче: впал в прострацию. И «очнулся» — в этом месте Волкогонов сослался на рассказ неназванного им члена Политбюро — только 30 июня, когда к нему пришли члены Политбюро с просьбой занять пост председателя Государственного комитета обороны. Волкогонов, со слов этого неизвестного члена Политбюро, рассказал телезрителям, что соратники застали И. В. Сталина подавленным, растерявшимся, решающим, что они приехали его арестовывать.

Составители уже упоминавшегося «Сборника документов» отметили, что Волкогонов не счел нужным сообщить, откуда он почерпнул эти сведения, кто этот таинственный член Политбюро? Действительно, дважды ученый умалчивает об источнике крайне важной информации. Почему бы это?

Есть два члена Политбюро, которые якобы были свидетелями растерянности и страха И. В. Сталина и рассказали потом об этом другим: все тот же Хрущев и Берия — вроде бы он сообщил Хрущеву о поведении И. В. Сталина. Конечно, для Хрущева, по инициативе которого Берию быстренько отправили на тот свет, бывший приятель был надежным источником. В том смысле, что опровергнуть с того света ничего не мог.

У Хрущева этот эпизод хронологически изложен неопределенно. «Когда началась война, Сталин был совершенно подавлен… Он сказал: «Я отказываюсь от руководства». В какой-то момент, по словам Л. Берии, «ушел, сел в машину и уехал на ближнюю дачу». «Мы посовещались с Молотовым, Кагановичем, Ворошиловым, — пересказывает Хрущев Берию, — и решили поехать к Сталину и вернуть его к деятельности с тем, чтобы использовать его имя и его способности в организации обороны страны».

И. В. Сталин при виде соратников испугался, вероятно, «подумал, не приехали ли мы его арестовывать…» Соратники стали убеждать вождя, что еще не все потеряно, что еще есть возможность поднять народ на борьбу с Гитлером, «…тогда Сталин вроде опять пришел в себя» (эго опять-таки абсолютная ложь Хрущева, которая разоблачается в мгновение ока: этот, к сожалению, недобитый троцкист в начале войны находился на Украине и ничего о том, что происходило в Кремле, не знал и знать не мог!

Зато на Украине в начале войны сделал все, чтобы и без того страдающее от войны мирное население погибло бы еще до оккупации гитлеровцами, за что получил очень резкий разнос со стороны Сталина; мы еще вернемся к этому — А. М.).

Практически невероятно, чтобы Берия мог рассказать Хрущеву эту байку. Такой разговор мог произойти лишь в марте — июне 1953 г., а до беспредельной, безнаказанной и выгодной для лжецов клеветы на И. В. Сталина еще несколько лет. Берия, может быть, и организовал убийство И. В. Сталина, но как он мог его порочить? Ведь в те месяцы он все еще вождь не только для Молотова или Кагановича, но и для Хрущева (уважаемый коллега Горяченков, к сожалению, и тут погорячился — к убийству Сталина Берия отношения не имел, но имел прямое отношение к расследованию этого преступления и уже на ранних его стадиях явно знал, что убийство организовал именно Хрущев при помощи министра госбезопасности Игнатьева, сразу же после запроса санкции на арест которого 25 июня 1953 г., Берия сам был застрелен в своем же доме днем 26 июня 1953 г. военными во главе с Жуковым, устроившим под общим руководством Хрущева государственный переворот. — А. М.).

Независимо от того, продумал ли Хрущев разговор с Берией, у Волкогонова на него сослаться возможности уже не было. «Когда началась война», И. В. Сталин никуда не уезжал, после публикаций «тетрадей посетителей» так врать было опрометчиво. Поэтому-то он и сослался на безымянного члена Политбюро.

*

Чем же в действительности он занимался 29 и 30 июня? Прежде всего надо сказать, что И. В. Сталин «не исчезал», как это пытаются внушить Волкогонов, Радзинский в прочие «борцы со сталинским злом». 29 июня, это есть и в воспоминаниях Микояна, И. В. Сталин и несколько членов Политбюро посетили Наркомат обороны. Жуков к этой информации добавляет, что И. В. Сталин в тот день приезжал и в Ставку Главного командования (м. «Кировская»). А 30 июня на даче у И. В. Сталина члены Политбюро обсуждали состав Государственного Комитета обороны.

Но 29 июня И. В. Сталин еще работал над проектом Директивы Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей. Этот документ — программа борьбы советского народа в Великой Отечественной войне. Сегодня даже самые наглые антисоветчики не осмеливаются отрицать авторство И. В. Сталина. Но ему надо было работать над еще более сложным, важным документом — своей речью, с которой он выступил ранним углом 3 июля. Над речью он работал и 30 июня.

Такова правда и ложь о десяти днях из жизни И. В. Сталина, последних июньских днях 1941 г. Не вся правда, потому что неизвестно и никогда уже не узнать, чем еще занимался он в те дни.

Г. Горяченков