Мычание ягнят

http://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/999662/999662_300.jpgДобро является УТВЕРЖДЕНИЕМ. Совокупность безоговорочных утверждений, за которые человек готов умирать и убивать – составляет идеологию.

Например, возьмём утверждение «нельзя убивать детей!». Оно предполагает модель поведения, которая запрещает определённое действие.

Запрещает безусловно: начинается запрет уговорами и убеждением, завершается – если оппонент не внял – смертной казнью.

И ведь совершенно понятно, что ИНАЧЕ БЫТЬ НЕ МОЖЕТ! Нельзя в вопросе о запрете убивать детей ограничится уговорами и проповедями.

Нельзя СМИРИТЬСЯ – если оппонент упорен и настроен решительно. Нужно идти в своём утверждении до конца, когда вопрос встанет ребром: «Или я, или он!».

Иначе злодей сможет с помощью упорства, упрямства, одержимости во грехе – пересилить тебя, и навязать своё – как норму[1].

И что же получается, читатель-друг? Нет утверждения – нет и добра. Нет никаких представлений о Добре, если нет никаких неоспоримых утверждений. Если всё можно обсуждать и обо всём можно спорить – тогда нет ни добра, ни зла…

Практика всегда показывает одно и то же: вначале в Европе, вопреки своим традициям и предкам, разрешают носить хиджабы – а потом запретят их НЕ носить. Вначале разрешают ходить ветеранам SS в Прибалтике[2] – а потом запрещают ходить с георгиевской ленточкой, и т.п.

Равновесие между противоположностями не может быть долгим: что разрешил – то вскоре получишь как обязательное. Объявив патологию нормой – неизбежно придёшь к тому, что прежняя норма будет объявлена патологией…

Именно на этом и основана сатанинская технология «Окон Овертона»: она снимает понятие о добре, как об утверждении. Давайте, говорит, обсудим… Через обсуждение зло легализуется, через легализацию становится обыденным.

Но ведь популярный у либералов лозунг «деидеологизации» – просто ещё одно имя для технологии «Окно Овертона». Что окно Овертона, что деидеологизация, одно и то же, по сути.

Будем обсуждать всё. Обсуждая всё – легализуем всё. Легализовав всё – сживём друг друга со свету, потому что человек не может жить без разумных запретов.

Но разумный запрет основан на разуме. Разум – то, что производит теоремы. Теоремы – то, что выводится из аксиом. Убираем аксиомы (догмы). Рушится доказательство теорем. Вслед за этим рушится и сам Разум, который уже ни для чего не нужен, и ничего не может. А если нет разума – то нет и разумных запретов. Разум – дитя веры. Нет веры – нет и производных от неё рассуждений разума. Остаётся одно сплошное безумие…

+++

Приговором либерализму выступает тот факт, что нельзя сделать всё необходимое приятным, и нельзя сделать труды – досугом. А они пытаются… А нельзя…

Например, когда мы говорим о наследии учёного – мы же не говорим «Отдыхи Мыслителя». Мы говорим – «Труды Мыслителя», на уровне языка признавая ПРЕОДОЛЕНИЕ человеком собственного удовольствия – как средство человеческого восхождения.

Попытки сделать всё своё время досугом, а все свои занятия – только и исключительно приятными, только в своё удовольствие – предпринимались всегда. Они подразделяются на паразитические и утопические.

Паразитическое хочет аннулировать ПРЕОДОЛЕНИЕ СЕБЯ, не отменяя общего закона. На паразитическом строится рабовладение, феодализм, буржуазные рантье – когда всё неприятное для него человек перекладывает на чужие плечи: раба, крепостного, шантажируемого бедняка и т.п.

Такой человек – циничный реалист. Он понимает, что не всё необходимое приятно, и кроме досуга – необходим труд, основанный на ломке человеческих удовольствий, на принуждении и самопринуждении. Но понимая – он ЛИЧНО избавляется от всего неприятного и неудобного, оставляя ЛИЧНО себе только удовольствия и удобства.

Конечно, в итоге любой рантье или феодал вырождается в элоя, описанного Уэллсом. Непривычка в чём-либо наступать на горло своей песне делает человека слабым, глупым, заставляет деградировать во всё более примитивные удовольствия, и низводит к животному – откуда выводила человека цивилизация.

Однако какое-то время закон о расхождении необходимого и приятного снимается. Есть, на кого свалить всё неприятное, и можно жить исключительно в своё удовольствие.

Для цивилизации циничный реализм угнетательского, паразитарного либерализма – бесплоден. Это уход человека в сторону от лестницы человеческого развития, это «пикник на обочине» дороги цивилизации.

Всё великое и значимое, что создано человеком – уже на уровне языка называется «трудами», а не «досугом». И развиваясь, всякий человек отказывается от паразитарного самоублажения; ибо помещик, который начал писать книги – конечно, мог бы их не писать, как основная масса помещиков. Мог бы вполне – но он ОТКАЗЫВАЕТСЯ ПОТАКАТЬ ПРАЗДНОСТИ СВОЕГО ВНУТРЕННЕГО ПАРАЗИТА.

Гораздо страшнее паразитарного элитарного либерализма (в котором «свободный человек» – тот, кто владеет рабами, потому что иначе свободы вообразить невозможно) – демократический, утопический либерализм.

Если латифундист или рантье – просто пиявка, присосавшаяся к цивилизации в мутной реке времени, то демократический либерал-утопист пытается придать ПРАЗДНОСТИ ВНУТРЕННЕГО ПАРАЗИТА характер МАССОВОСТИ.

Оттого демократический либерал производит самое страшное из возможных растлений личности, народа: он растлевает в людях ЧУВСТВО НЕОБХОДИМОСТИ, предлагая отбрасывать всё НЕЖЕЛАТЕЛЬНОЕ, даже если известно, что оно остро необходимо.

Если паразитарный угнетательский либерализм плодит помещиков и рантье, то демократический либерализм плодит асоциальное растленное отребье, люмпениат, мародёров, дезертиров, уклонистов, нищенствующих побирушек, «майданных активистов», грантожоров и т.п.

Растлевая народ сладостью свободы ВНУТРЕННЕГО ПАРАЗИТА – такой либерализм превращает нацию в нежизнеспособное, слабое и жалкое скопище наркоманов (не только химических, но и духовных) – которые гоняются за удовольствиями, отлынивают от всякого общественно-полезного дела.

Эти наркоманы тела и духа, погрязшие в гедонизме потреблядства – неспособны ни созидать, ни защищать созданное прежде них. Они способны только к одному (что, увы, стало визиткой нашего поколения): к хихикающей растащиловке.

Они всё глубже погружаются в онанизм (в широком смысле слова) – половой, потребительский, досуговый, культурный, мыслительный, и вся их жизнь проходит «под кайфом» – то есть в нетрезвом и невменяемом состоянии, неспособном оценить ни вызовов, ни потребностей, ни угроз времени и окружения.

Это недочеловеческое население бывшего СССР, Европы, США – будет убито ИГИЛом (в широком смысле слова), причем скорее всего в момент непрекращающейся мастурбации физиологических центров удовольствия.

Никакой иной судьбы у них быть в принципе не может – потому что мы говорим про ИГИЛ в широком смысле слова, не как о конкретной организации, а как о всякой наступательной группе фанатиков, одержимых некоей общей (пусть даже очень примитивной) идеей – на скопище ни к чему не способных ополоумевших онанистов.

На самом деле жизнь, планета, судьба – устроены так, что ЖИТЬ – ЭТО ВЗНУЗДАТЬ СЕБЯ, вопреки всем собственным зоологическим мотивациям, ВЗНУЗДАТЬ во имя высшей цели и общего для группы идеала. И чем жёстче люди себя взнуздают – тем больше у них шансов выжить.

Мы знаем, что все истории успеха, кем бы ни писались – всегда говорят об одном и том же: успешный человек сконцентрировался, напрягся, преодолел свои слабость и лень.

Победу в Олимпиаде не выигрывают в лотерею: её добиваются жесточайшими тренировками, колоссальным насилием над всем биологическим в человек – в пользу идеи Победы.

Победу в войне тоже не разыгрывают по жребию: её одерживает наиболее самоотверженная армия, которая не погнушалась никаким, даже самым тяжким, ратным трудом.

Стойкость – это смысловая противоположность капризной распущенности личности, и если распущенность неразрывно связана с желаниями, «хотелками» – то стойкость столь же неразрывно связана с жертвованием мелкими желаниями личности ради великой цели коллектива.

Почему же, когда мы говорим о напряжении – как залоге личного успеха, мы не переносим это на общество? Разве общество не есть всего лишь собрание личностей? Собрание сильных и мудрых личностей станет сильным обществом, а слабых и глупых – слабым обществом.

Потому подсаживать человека на его «хотелки», на его зоологические, низшие желания – значит, растлевать человека. Растлевать в прямом смысле, т.е. превращать в гниль, в распадающуюся ткань.

Оттого цивилизация неразрывно связана с религией и её подвигами аскезы, подвижничества, самоистязания плоти, за которым – великая историческая школа САМОПРЕОДОЛЕНИЯ.

Не пройти школы самопреодоления – значит, не выжить. Мир жесток и в нём шуток никто шутить не будет: слабого уничтожат и превратят в навоз для произрастания сильных. Рабощённых победят сплочённые, ленивых – трудолюбивые, пацифистов – воинствующие. Общество фанатиков всегда в итоге восторжествует над обществом раздолбаев, потому что вперёд идут только колоннами, но не толпами. Толпа – разбредается в разные стороны, и в итоге никуда перейти не может.