Захар Прилепин: о Родине, о Вере, о Любви…
Самая цитируемая и упоминаемая сегодня фигура литературного, публицистического, идеологического фронта – Захар Прилепин.
В нынешних хрониках смутных времен и тревожных сообщений о ситуации в некогда братской части единого государства его позиция кажется какой то четкой, понятной, незыблемой. Захар — личность, которая вызывает диаметрально противоположные отзывы от восхищения и безоговорочной поддержки и готовности встать под такие генетически знакомые и понятные знамена борьбы за правое дело до шипящих и прямо таки зримо брызжущих ядовитой слюной ненависти пожеланий пострадать за свои государственнические и патриотические взгляды и действия.
В таких спорах вряд ли родится истина. Истину лучше искать в первоисточнике. Сайт Захара Прилепина. Личные фотографии. Одна из них вызывает какое то до боли знакомое чувство. Прилепин с сыном. Обзор с бугра. Знакомые с детства места. Село Каликино. Материнская часть моей прародины. Место называется Березки. Несколько пригорков, которые после Великой отечественной жители села засадили кустами разноцветной сирени. И в майские памятные дни – это место походов за душистыми охапками цветов, место поклонения великому прошлому. В Березках еще остались уже полузатянувшиеся и заросшие следы окопов. Враг до этих мест не дошел, но к обороне готовились. Вид с бугра изумительный – в перспективе в одну сторону открывается вид на обжитые Становой бугор и Заречье, в другую — на приток Воронежа – речку Слободку (название то какое говорящее!) и темнеющую вдали полоску добровского леса, который в Петровские времена так же сослужил свою государеву службу – по Воронежу сплавлялись дубовые струги – материал для строительства петровского флота, на дне реки, как память, до сих пор покоится драгоценная древесина – мореный дуб…
Я родился, когда главная держательница клана моих предков – моя прабабушка Маня, Мария Сергеевна — уже покоилась на другом каликинском пригорке, там же где и предки Захара Прилепина. Я знаю о прабабушке только из рассказов родных. О ее потрясающем чувстве юмора, которое любой рассказ о сценках из деревенской жизни превращало в моноспектакль, о доброте и житейской мудрости, к которым односельчане не раз обращались и в радостных хлопотах, и в трудные минуты, о трудолюбии и многотерпимости, которые помогли пережить детство под патронатом суровой мачехи, военные годы, послевоенный голод, о том, что без капли вина была самой веселой на праздниках, звонкоголосой запевалой на клановых посиделках у костра в честь завершения огородных работ, о том, что любила песню «Летят утки…»
Поездки в родовое гнездо с уходом главного центра притяжения стали нечастыми, но каждая воспринималась мной как праздник. Повзрослев, мечтал отправиться сюда один, чтобы утолить странническою тягу к дальним одиночным прогулкам, которые умиротворяют кипящий юношеский разум …
В таких корневых местах, где истоки нашего детства, именно здесь и можно найти настоящие ответы — откуда эта прилепинская «пацанская» неуспокоенность, что за чувство заставляло моего отца и тысячи и тысячи представителей его поколения проситься в Афганистан, какая глубинная сопричастность с памятью предков побуждала меня в раннем детстве раз за разом переглядывать черно-белого Александра Невского, сжимая выточенный отцом из деревяшки макет меча (отнюдь не от бедности, из любви к рукотворным «живым» игрушкам). «Эх, коротка кальчужка-то»…
Каликино – село с богатейшей и противоречивой историей. О его размерах в частности может свидетельствовать тот факт, что до революции в селе было две церкви – два престольных праздника в разных концах села. Взорвали оба храма. Из обломков одного сложили ферму, из обломков другого – школу. К слову, в одном из ближних сел — Гудово — жители в глубоко советские времена спасли уже обложенную взрывчаткой церковь, закрывшись в ней добровольными заложниками… В Каликино, значится, победили бунтари, охочие до строительства нового мира… Лет десять назад, правда, один из бывших односельчан выбившийся в большие, по областным меркам, люди построил здесь церквушку. Родина тянет…
В советские времена в Каликино — знаменитый на всю страну свиноводческий комплекс «Каликинский» и особая порода вислоухих черно-пестрых поросят, о которых сохранились лишь упоминания в спецлитературе. У комплекса была аббревиатура МХП, настоящую расшифровку сегодня не помнят даже старожилы, а народная – мяса хрен получишь – хорошо характеризует специфику советских времен, когда жителям села от этого хозяйства доставались лишь тяжелые рабочие места, специфические неистребимые ароматы и потоки свиного навоза в прилезающих оврагах. Не один журналист в те времена был вызван на ковер в комсомольские и партийные органы за попытку написать правду о вандальных хозяйственных методах и феодализме тогдашнего руководителя МХП… Подростком, вдохновившись сталкерскими мечтами, я облазил останки сооружений комплекса — был разочарован, как, впрочем, и находящимися неподалеку развалинами некогда мощной МТС. О богатейшем колхозном прошлом в Каликино остались лишь воспоминания. Но до сих пор вполне зримо можно представить, как в период ломки монументального прошлого именно в таких местах могли появиться и жить герои пацанской прилепинской прозы. Именно здесь на стыке времен последнего отцветания развитого социализма и рождения новой буржуазной России и ковался в том числе характер самого писателя, который часто гостил у родственников на малой родине.
Лучше самого человека о себе не скажет никто. Передо мной – несколько пожелтевших номеров Добровской районной газеты «Знамя Октября», в которой известная в области журналистка Александра Сметанина с искренним и сердечным родственным чувством по отношению к известному земляку опубликовала целый цикл статей-бесед с Захаром Прилепиным. Позволю себе процитировать ряд основных моментов, которые, на мой взгляд, наиболее четко характеризую мировоззрение и мироощущение писателя, публициста, воина…
О родовых корнях
…Мои предки по отцовской линии происходят из села Каликино Добровского района Липецкой области. В Каликине очень много Прилепиных, в основном они моя родня, троюродные и далее дядьки и братья.
В деревенском каменном доме села Каликино жили мои дедушка и бабушка по отцовой линии — Семён Захарович и Мария Павловна. Они держали свиней, коз и уток. Напротив дома, с одной стороны, высаживали подсолнухи (с другой — картофель и арбузы). Каликинская свинина и каликинские подсолнухи были известны на всю страну.
Каликино очень красиво, там есть такие холмы, за деревней, куда я забирался и проводил там целые дни, совсем ребёнком и потом подростком. Читал вслух, на память, чужие стихи, попутно изводя собаку, охранявшую дом на соседнем холме. Собака видела меня и целыми днями лаяла. Выходила хозяйка и ругалась: «Да кто ж там сидит целый день!».
На этом холме, озирая многие километры калининских полей, ещё в детстве я вспомнил, что есть такое слово «лепота», то есть красота. И то, что в чудесном Каликине живёт половина деревни Прилепиных, означает, что когда-то моя родня поселилась при лепоте. И прозвали их Прилепины. Так мне нравится думать и по сей день.
Невзирая на то, что у меня написано в паспорте, я считаю себя каликинским. Там мой корень, там могилы Прилепиных…
Что бы я делал без них?
Человек поднимает фонарь, ходит в темноте, — ищет смысл.
Он может сказать, что нёс людям свет, но в конечном итоге правдой останется то, что он освещал себя.
Разве можно жить, если у тебя нет легчайшего и радостного осознания того, что вот за этого человека ты отдал бы свою жизнь? Кажется, что только чувство своей малости, своей растворённости, мимолётности — делает тебя человеком.
Иногда я оглядываюсь вокруг и понимаю, как мне повезло. Не нужно искать смысл — смысл сам ходит за мной по пятам. Мне не обязательно держать фонарь над своей головой. Меня и так освещает с четырёх сторон.
Теперь дети крепят и строят нашу любовь.
…Я не думаю о бренности бытия, я не плакал … ровно с той минуты, как моя единственная сказала мне, что любит, любит меня и будет моей женой.
С тех пор я не нашёл ни одной причины для слёз, а смеюсь очень часто и ещё чаще улыбаюсь посередь улицы — своим мыслям, любимым…
…За окном снег и весна, снег и зима, снег и осень. Это моя Родина…
Соответствуй
…Человеческое благополучие во многом зависит от жизни как таковой. Даже писательский успех определяется не только качеством текстов. Тебе воздаётся и за твой дар, и за жизнь в целом, за твою последовательность, честность. За всё, что получил доброго, я платил жизнью. Когда получаю от жизни втык — тоже, как правило, понимаю, за что. Это касается всего — отношения к женщинам, деньгам, зависти, алкоголю. Чем больше себя контролируешь, чем строже к себе относишься, тем больше тебе воздаётся. Применительно ко мне это работает безотказно.
…Я говорю им (своим детям): читать книги не только удовольствие и развлечение. Миром правят люди, которые умеют понимать чужой текст и воспроизводить свой. Читайте больше, и вы обыграете всех. Я не был самым сильным бойцом, не прибегал первым в кроссах, но очень быстро стал командиром отделения и замкомвзвода. Помню, как в Чечне моим сослуживцам указывали: «Вот вы всё девочек в журналах разглядываете, а Прилепин-то у вас Чехова читает». Так что даже не сомневайтесь, у человека читающего гораздо больше шансов построить для себя то будущее, которое он хочет. Он более конкурентоспособный и рентабельный, и так будет всегда. Помните: Пушкин, Есенин, Чайковский, Свиридов — часть нашего кровотока. Лермонтов, Дмитрий Донской, Чехов, Сергий Радонежский — родня. Они говорят на нашем языке. Мы их слышим и понимаем…
Национальная идея
Ближайшие десятилетия — а Россия в нынешнем её положении на большее чем десятилетия и не может рассчитывать — так вот, ближайшие даже годы мы должны поставить на то, что нам необходимо вырастить поколение новых людей.
Школы и университеты, детская медицина, детский спорт, кружки и секции, детские научные журналы, детские телеканалы, детские радиостанции — это должно быть сделано лучшими умами страны и обладать всеми необходимыми качествами: отсутствием государственного догматизма, сверхинтересностью, высоким интеллектуальным уровнем.
Каждого ребёнка мы должны воспринимать как национальное достояние.
Через шестнадцать лет после своего рождения ребёнок должен получить то, чего никогда не получали дети ни одной нации мира.
Он должен говорить как минимум на трёх языках. Владеть как минимум одним ремеслом. Играть как минимум на одном музыкальном инструменте. Быть профи как минимум в одном виде спорта. Знать алгебру и физику, анатомию и астрономию.
Увидеть и покорить географию всей страны, от края до края. Ориентироваться в тайге и в экономических школах. Подшивать воротнички и вязать носки. Помнить наизусть как минимум по одному стихотворению ста поэтов и уметь разыграть как минимум сто самых известных партий в шахматы. Представления его о чести и совести должны быть определённы, а не бесконечно расплывчаты, как у нас. Образцами его поведения должны стать святые и подвижники, образцами его речи — поэты и пророки. Он должен уметь стрелять, петь, танцевать двадцать разных танцев, молиться, управлять любым видом транспорта, включая летательные аппараты, плавать под водой, создавать и взламывать компьютерные системы, оказывать первую медицинскую и последнюю психологическую помощь, принимать роды и знать поминальные причты.
Интеллигенция должна пойти к детям, как народники уходили в народ. К детям надо плыть, как Колумб поплыл в Америку. В отличие от Колумба у нас есть шанс найти сразу и Америку, и Индию, и даже Россию.
То, что мы через двадцать лет не узнаем своей страны, едва такие дети войдут в жизнь, — это полдела.
То, что мы сами захотим стать хотя бы слабым подобием своих детей, — другие полдела.
Самое важное, что никаких шансов у нас просто нет. Мы отработанный материал, надо честно себе в этом признаться. Каждый из нас, может быть, и хорош, в целом мы — годимся только на то, чтоб уступить дорогу тем, кто даст нам право добраться до своего предела и не заголосить от ужаса, оглянувшись назад.
Национальная идея есть, осталось заставить работать на неё всё это государство и всю нацию целиком — на все его и наши оставшиеся мощности…
Света в мире больше
Социалисты конца XIX — начала ХХ века пытались повенчать социализм с христианством. Да, атеисты пришли к власти, и атеизм стал государственной идеологией, но это не значит, что все революционеры были атеистами. Там сложная история. Там такой клубок самых разнородных воззрений, в том числе и фанатически религиозных.
В моих текстах — мысли и о том, что сопереживание, вера в то, что жизнь — чудесный дар и стоит им дорожить. Что наши печали не стоят печали, что наше раздражение смешно, что света в мире больше, чем сумрака. Не то что я хотел бы убедить в этом читателя — я, в первую очередь, себя бы хотел убедить. Я для себя пишу — я сам с собой разбираюсь. Потому что сам по себе я рефлексировать не люблю. А написал строку — и начинаешь для себя формулировать какие-то вещи: вот к этому я так отношусь, на это я так смотрю, вот женщина, вот мужчина, вот почва, вот небо. И в этих категориях начинаешь барахтаться и что-то начинаешь для себя решать.
Надо верить и быть счастливым
…Если человек мрачен и мрачно смотрит на жизнь — жизнь в нём так и отражается. Поэтому в моей позиции есть элемент игры, провокации. Я иногда нарочито раздражаю людей. Мне многие говорят: «Убери свои счастливые морды, где ты со своими детьми, со своего сайта! Ты не понимаешь, что люди раздражаются, что у тебя так всё хорошо!».
А я выбрал это своей стратегией. Во времена, когда всякий жаждет описать своё страдание, свою муку и свою неудачу, мне хотелось сделать всё наоборот. Хотя всякая жизнь, в том числе и моя, далеко не безоблачна. Но я думаю, что иногда стоит показать человеку, что счастье возможно, Бог есть, Родина прекрасна…
Отвечать перед Богом и людьми
…Говорить, что мы абсолютно свободные люди, — это не так. Это касается не только литературы, это касается социума как такового. По сути, главная идеология новейшего поколения в России — что ты ничего никому не должен. Не должен земле, не должен родителям, не должен будущему, не должен прошлому, ты существуешь сам по себе, как такой воздушный шарик, который трепещется на ветру.
Для меня это страшнее, чем порнография, национализм, либерализм, коммунизм. Это вообще страшнее всего, когда человек живёт вне понятия долга, вне представления о том, что он не есть венец природы, а он есть звено между прошлым и будущим, он какие-то вещи элементарные должен сделать, должен соблюдать, должен понимать. То же самое — в литературе.
Я чувствую ответственность за то, чтоб я делал своё дело максимально честно и максимально хорошо. И дай Бог, чтоб мои задачи, которые стоят передо мной, были благими. И сейчас мне человеческая фактура куда важнее политических взглядов…
Этим статьям не один год, но они абсолютно актуальны и сегодня. Об искренности автора свидетельствует то, что его жизненная позиция не изменилась. Она уточняется, обрастает деталями, но основные представления о Родине, о Вере, о Любви остаются незыблемыми. Абсолютно логичным в этой связи выглядит и самый обсуждаемый Поступок Захара Прилепина – поездка на Донбасс.
В конце февраля на Интернет-сайте саратовского журнала «Общественное мнение» опубликованы стенограммы творческих вечеров известного российского писателя в Саратове и Вольске, где Захар Прилепин представил свою новую книгу «Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы» и пообщался со своими читателями.
В комментарии ко второй части стенограммы «Захар Прилепин: «На Донбассе я словно погружен в роман «Тихий Дон» читатель с красноречивым ником КАЛАШНИКОВ БОРИС четко и конкретно сформулировал значение исторической мисси писателя:
«Прилепин — гражданин и человек поступка. Натура не позволяет ему писать о личностях, которые кровью своей доказывали любовь к Отчизне, а самому оставаться на обочине и с безопасного расстояния наблюдать за тем, что происходит в Донбассе. Захар Прилепин – явление в российской литературе. Он может нравиться кому-то, может не нравиться, но его читают сотни тысяч. Назвать его бездарным, может только завистник. Скорее всего, это говорит тоже писатель, исходящий ядовитой слюной, поскольку считает себя талантом, который никак не могут разглядеть «бездарные читатели»… «Сашко, це ты?» – откопал в окопе моего раненого отца – украинца по крайней мере наполовину, и вынес с поля боя – «чистый» украинец. Если бы этого не случилось, меня бы не было, как не было бы миллионов других детей фронтовиков – русских, которых заслонили от пуль украинцы, как не было бы миллионов украинцев, которых на поле боя заслонили своими телами русские, армяне, татары, грузины, узбеки, казахи и так далее. Нет в природе «чистых» наций по определению. Тем более нет русских «чистых» от украинцев, нет украинцев «чистых» от русских. Весь юг России: Ростов, Краснодар, Ставрополь и т.д. – «тереть» никого не надо, чтобы увидеть — практически в каждом русском украинская кровь или наоборот на востоке Украины. Любая война безумие, а это безумие вдвойне, поскольку братья убивают братьев. За распад великой державы, которой, несомненно, был Советский Союз, мы заплатили кровью русского, чеченского, армянского, азербайджанского, молдавского, грузинского и других народов и продолжаем платить кровью в том числе и тех украинских ребят, – сыновей и внуков моих друзей-сослуживцев, которым вдолбили в голову ненависть и погнали на эту войну. Конечно, в Донбассе «Тихий дон» в том смысле, что там идет братоубийственная война и все до крайности обнажено. Война идет. Люди страдают, люди гибнут. Те, кто воюет, много не наживают, но кто-то радуется, потирает руки и складывает евро к евро, а доллар к доллару. Они добились своего – братья убивают братьев. Как любая война и эта война закончится. Мы обречены жить вместе и будем жить вместе. Нам нечего делить. У нас одна земля и она общая».
Источник: news-front.info
