Священники шутят

http://ic.pics.livejournal.com/matveychev_oleg/27303223/4949472/4949472_900.jpg

Подборка трогательных и забавных историй из жизни священников, собранная на просторах интернета.

17 глава от Марка

Однажды, закончив службу, священник сказал: «В следующее воскресенье я буду беседовать с вами на тему лжи. Чтобы вам легче было понять, о чём пойдёт речь, прочитайте перед этим дома семнадцатую главу Евангелия от Марка». В следующее воскресенье священник перед началом своей проповеди объявил: «Прошу тех, кто выполнил задание и прочёл семнадцатую главу, поднять руки». Почти все прихожане подняли руки. «Вот именно с вами я и хотел поговорить о лжи, — сказал батюшка. — В Евангелии от Марка нет семнадцатой главы».

Сказочное паломничество

Однажды, во время паломничества в Оптину пустынь, знаменитый мужской монастырь, послушники наблюдали следующую картину. К отцу Венедикту, игумену Оптиной, подходит маленький мальчик: он приехал с семьей и хочет взять благословение у отца игумена. Между ними происходит такой диалог:

— Здравствуйте, отец Вени… Вини… (не может выговорить имя).

А тот его ласково хлопает по плечу и говорит:

— Привет, Пятачок!


«Горько!»

Однажды в университетском домовом храме проходило венчание молодой пары. Как и положено, после венчания была организована трапеза, куда пригласили настоятеля, прихожан храма и друзей-однокурсников новобрачных.

Невеста очень волновалась и, краснея, заранее предупредила всех друзей: ни в коем случае не кричать во время праздничного обеда «Горько!». Уговаривала, увещевала, заклинала — мол, неприлично в храме целоваться. Друзья в ответ смеялись, подтрунивали, но в итоге согласились.

И вот, настал момент, когда началось праздничное застолье. Первый тост поднял настоятель. Пожелав счастливой паре многая и благая лета, громогласно выдал: «Го-о-орько!». Последовал взрыв смеха, пунцовой невесте ничего не оставалось, как поцеловать своего еле сдерживающего смех мужа. Над этой историей еще долго по-доброму смеялись.

На прием к Архангелу

Из рассказа священника: Был в моей церковной жизни такой случай. Однажды, в мою бытность диаконом в иконную лавку нашего монастыря, который расположился неподалеку от епархии, обратился мужчина в строгом костюме с кожаной папкой в руках. Продавщица, завидев меня, указала на солидного господина, который, по всей видимости, пришел с важной миссией.

— Извините, как я могу попасть на прием к архангелу Гавриилу? — спросил визитер, не моргнув глазом.

Только представьте мое состояние! Еле сдерживая смех, я думал как бы поделикатнее ответить высокопоставленному человеку, что при жизни архангел являлся немногим, поэтому простому смертному, чтобы попасть к нему на прием, требуется как минимум умереть. Но, справившись с соблазном, проводил его к дверям управляющего Благовещенской епархии — архиепископа Гавриила.

Мне сразу стало понятно, что у бедного чиновника, по всей видимости, смиксовались регалии и имя владыки с надписью на церкви «Храм в честь святого Архангела Гавриила и прочих Сил Небесных».

Благословение «Медведя»

Однажды, в зимнюю пору молодые послушники одного из благовещенских приходов потянулись в трапезную на ужин. Смеркалось. Вдруг один из них услышал подозрительный скрип снега под забором. Тяжелые шаги кого-то очень большого медленно приближались.

Послушник насторожился, поскольку в число его послушаний входили и охранные функции. Смотрит, а над верхним краем глухого забора показалась большая мохнатая шапка и поравнялась с калиткой, запертой на замок. Кто-то с той стороны с силой рванул калитку, но она не поддалась.

— Что там за медведь такой ломится?! — для острастки прикрикнул испуганный послушник. В ответ из-под большой мохнатой шапки кто-то натужно крякнул и отправился восвояси, поскрипывая огромными ногами по свежевыпавшему снегу.

Спустя короткое время в храме прихода приключилась архиерейская служба. На Всенощном бдении в положенное время все священники и алтарники двинулись вереницей на благословение правящего архиерея. Подошел к нему, не забыв сложить ладошки лодочкой, и тот послушник, выдавив: «Благословите, владыка».

Архиепископ Гаврил сурово взглянул на него из-под насупленных бровей и сквозь водопадообразные усы бросил: «Медведь тебя благословит!».

Многая лета

Многолетие, начинающееся со слов «Многая лета» — это торжественное песнопение в православной Церкви, форма пожелания долгих лет жизни и благополучия, очень часто поется во время трапезы с целью поздравить кого-либо с праздничным событием. Один иностранец, присутствуя при подобном поздравлении, спросил батюшку:

«Откройте мне секрет, почему когда вы наливаете бокал, встаете и поете «Много ли это?».

Короткая исповедь

Из рассказа одной прихожанки: Бабушка перед исповедью протискивается : «Пропустите меня без очереди, у меня всего 2 греха».

Православные атеисты

Из рассказа священника: Забуксовала машина. Зима. Смотрю: мужички неподалеку стоят. Выхожу, прошу помочь. Они: «Нет, батюшка, не поможем. Мы же атеисты». «А какие, — говорю, — атеисты? Ведь атеисты разные бывают. Есть атеисты-буддисты, есть атеисты-мусульмане». Они в ответ: «Нет, что вы, батюшка, мы православные атеисты!». В результате помогли, конечно.

Поп-звезда

Один знакомый батюшка рассказал: «Знаете, как у нас называют священников, которые активно раздают интервью, ведут блоги, показываются на ТВ? Поп-звезда!»

Монастырская собака Баскервилей

Поехал как-то отец Андрей в Оптину пустынь. Первый раз. Добрался до Калуги, оттуда — до Козельска, перешел по мосту через речку Жиздру и пешочком через лес направился к монастырю. Неожиданно быстро стемнело. Дорога шла в горку, по обочинам — высокий сосновый лес, сверху звездное небо. Идет он по сумеречному тоннелю, дивясь красоте Божией.

Темнота постепенно сгущалась, и стал нападать на него страх. И вдруг видит: летит ему навстречу то ли небольшая лошадь, то ли огромная собака с горящими очами. От ужаса отец Андрей остолбенел и потерял дар речи! Броситься ли в кювет? Так ведь все равно загрызет, вон какая! Залезть на дерево? Не успею (отец Андрей очень высокий и грузный).

Расстояние катастрофически сокращалось, и времени на раздумья больше не было. Повинуясь какому-то животному инстинкту самосохранения, отец Андрей раскинул руки в стороны и с диким криком «А-а-а!» в огромной развевающейся черной рясе сам кинулся на приближающееся чудище…

Мимо него на огромной скорости с выпученными от ужаса глазами промчался велосипедист.

«Батя, помолись!»

Когда батюшка Никифор был еще начинающим священником, поставили его на сорокоуст («курс молодого бойца» для новоявленных пастырей — 40 богослужений в ежедневном режиме). Руководителем «практики» был назначен отец Вениамин (назовем его так). Седовласый пастырь, принявший благодать священства еще в те времена, когда за это если не убивали, то создавали множество проблем — от сумы и до тюрьмы.

Прихожане батюшку величали знатным церковным неологизмом «сурово-добрый». Непримиримо суровый ко греху и бесконечно добрый к грешнику. И даже когда на исповеди отец Вениамин, качая головой, стучал по шее или лбу заплутавшего чада, глаза его светились подлинной любовью и добротой.

Промысел Божий управил так, что, как только отец Никифор заступил на «пастырскую вахту», его матушка отправилась в роддом пополнять и без того многочисленное семейство.

Батюшка Вениамин неспешно, с чувством полного благоговения, правил службу. Сослужащий отец Никифор был крайне рассеян. Мысли налетали одна на другую: «Как там роды? Как ребенок? Как матушка?».

В конце Литургии оглашенных (одна из составных частей Божественной Литургии) пришло смс от супруги: «С малышом очень плохо, унесли в реанимацию. Может не выжить. Молись!».

В панике иерей Никифор ухватился за рясу отца Вениамина и начал трясти: «Батя, помолись, ребенок умирает! Батя!!!». Митра на голове уважаемого пастыря зашаталась. Батюшка Вениамин, не поведя и глазом, выбрался из медвежьих лап отца Никифора, поправил митру и спокойно произнес: «Никифор, не паникуй! Сейчас помолимся».

И в нарушение всех церковных канонов остановил Литургию, отлистал назад служебник и возгласил молитву на всякое прошение, помянув своего подопечного, его матушку и родившееся чадо. На последних словах молитвы мобильник отца Никифора снова завибрировал: «Малыша принесли обратно. Полностью здоров. Что с ним было, врачи не знают».

Отец Вениамин с улыбкой посмотрел на остолбеневшего собрата и пошел по второму кругу заканчивать Литургию оглашенных. Надо сказать, что я не знаю в епархии более строгого блюстителя Устава, чем отец Вениамин. Вы спросите: как же так, такой строгий — и так легко каноны нарушает? В ответ лишь напомню слова Господа: «суббота для человека, а не человек для субботы» (Мк 2:27).

Точно пить не будешь?

Один батюшка затеял ремонт в своей, пережившей немало суровых годин церкви. Поставили леса под самый потолок. Оставшись в храме один, залез батюшка на самый верх, осматривать чудотворения местных реставраторов. Вдруг видит: отворилась дверь, и в церковь чуть не на коленях влез изрядно выпивший мужичонка. Заламывая руки, он начал громко причитать:

«Господи, если Ты есть, спаси Ты меня от этой заразы, не могу больше пить. Ну сделай же что-нибудь, Господи! »

Батюшка сверху и грянул громовым голосом (а голос у него, скажу я вам действительно такой): «Точно пить не будешь?!»

Мужичонка рухнул на колени: «Не буду, Господи, не буду!!!»

«Ну тогда ступай с миром», — последовал ответ.

Чем закончилась эта история неизвестно, но батюшка, рассказывая ее мне, сделал вывод, что Промысел Божий, так крепко за мужика взявшийся, вряд ли его оставил.

Восточный гуру и колбаса

Любят русские люди что-нибудь экзотическое. Признак ли это вселенской широты души нашей, о которой писал Федор Михалыч, или же нашей несусветной дури, о которой писали все великие писатели — не знаю. Знаю, что тянет нас постоянно неизвестно куда и неизвестно зачем, но уж точно на свою голову. Вот я всегда удивляюсь, зачем русские люди едут куда-нибудь в Индию, платят тысячи долларов, чтобы на полтора часа припасть в каком-нибудь сомнительном ашраме к ногам какого-нибудь сомнительного гуру.

Архангелогородцы тому не исключение, и маемся мы с сектами всех мастей вот уж как третий десяток лет. А казалось, чего бы проще: хочешь суровой аскезы, духовной мудрости и благодатных состояний — садись на машину или бери билет на поезд и будет тебе вскоре и первое, и второе, и третье. 8 часов колки дров на морозе и 10 часов мытья посуды на монастырской трапезной — и собственным телом прочувствуешь подвиги великих отцов древности. Мудрости на пару лет наберешься, если не в тысячетомной библиотеке обители, то из разговоров с многоопытной братией.

Отстояв 6 часов на уставном богослужении, исповедовавшись и причастившись Христовых Тайн, обретешь благодать, какой до Пришествия Господа в мир не ведало человечество.

Но это все присказка, а теперь и сама байка.

Мой старый приятель N. учился в свое время в одном из престижных столичных вузов. И, как свойственно молодой, талантливой и мятущейся натуре, находился в непрестанном духовном поиске. На этих виражах занесло его ни куда-нибудь, а в одну из многочисленных псевдоиндуистских сект. Ну а так как друг мой больше всего на свете терпеть не мог лицемерия, то отдался он новому увлечению со всей головой. Стал жестким вегетарианцем, отказался от всех видов психоактивных веществ (включая безобидные чай и кофе), забыл даже про дружбу с девушками и ежедневно вычитывал по четкам 2,5 тысячи мантр, благоговейно взирая на портрет любимого гуру над своей кроватью в университетской общаге.

Сокурсники, избравшие жизненным кредо триаду «пиво, дамы, рок-н-ролл», смотрели на увлечение моего приятеля с порцией доброй иронии: мол, каждый сходит с ума по-своему.

Как же совмещались в одной крохотной комнатушке индуистский ашрам с храмом Вакха и Венеры, могут знать лишь студенты легендарных 90-х годов — поколение, которое удивить чем-нибудь невозможно в принципе.

Стипендия у гранитогрызов была еще более крохотная, чем комната в общежитии. Хватало ее ровно на два дня загула, а дальше начинались суровые будни поисков «пропитания и пропивания». Друг мой в силу абсолютной трезвости и скудости рациона умудрялся растягивать стипендию на неделю, но неотвратимый вопрос: «и как же теперь жить дальше?» — вскоре поднимался со всей своей пугающей прямотой.

Однажды наступил предел. Есть было нечего, занять было не у кого, а индуисткий бог игнорировал и чтение мантр, и усиленную медитацию, бросив верного последователя на произвол судьбы. В помраченном состоянии сознания брел мой приятель по Москве и вдруг, подняв глаза к небу, внутренне завопил:

«Господи, если Ты есть, яви Себя. Ну невозможно так больше, сколько можно мучаться!? Мне теперь нужно бросить вуз, куда я с таким трудом поступил!! Да и вообще с голода могу помереть, если сейчас деньги не найду!!!». Хлынули слезы, и на душе сразу стало легче.

Вдалеке засиял куполами храм Христа Спасителя. Мало осознавая происходящее, N. направился туда. На улице перед самим храмом на удивление никого не было. Удивление сменилось шоком, когда на тротуаре под ногами друг мой обнаружил две аккуратно сложенные 500-рублевые купюры (средняя двухмесячная зарплата по тем временам). Шок перешел в радость, когда N. вспомнил слова своей первой отчаянной молитвы к Богу христианскому. Подняв деньги, приятель забежал в храм, поставил свечу; затем пошел в магазин купил вина, колбасы, сыра.

Когда он выкладывал покупки на стол в общаге, оголодавшие и ошалевшие сокурсники задали лишь один вопрос: «Что с тобой случилось?!!». N. ответил: «Друзья мои, сегодня я наконец обрел истинную веру, отметим это!» Затем подошел к своей кровати и снял со стены портрет великого гуру. Присутствующим показалось, что взор восточного учителя в этот момент стал особенно грозным.

Молитва о женихах

К одному батюшке в храм ходило много молодых незамужних девушек. Почти всех батюшка благополучно перенаправлял на клирос, ибо петь в церкви было некому, а служить Господу своими талантами — дело не только благодатное, но и душеспасительное. Клирос, говорят, потом гремел на всю епархию. Оплачивать этот прекрасный хор настоятелю было не из чего. Храм считался настолько бедным, что ни один из архангельских архиереев не решался обложить его епархиальным налогом. Не зная, как отблагодарить своих тружениц, батюшка пообещал выдать их всех замуж.

У некоторых клирошан заявление духовного отца вызвало надежду, у некоторых — иронию, у большинства — твердое убеждение: «батюшка просто хочет нас утешить». Мол, отродясь в наш храм молодые люди не заглядывали, а в кипящем страстями мире пойди и отыщи достойного кандидата в супруги. Но батюшка, обладая упертым характером (по слухам, самым упертым в епархии), начал после каждой литургии читать молитву о ниспослании женихов (говорят, есть такая в требнике).

Другие отцы посмеивались: вон, отче-то у нас, приворотами занялся, женихов вымаливает. Но батюшка упорно продолжал свое дело.

Прошло три года, в храм потянулись молодые люди. Совершили одно венчание, потом три, потом семь, потом за год то ли 12, то ли 15. Клирос опустел. Отец сокрушался: вот, домолились, теперь и петь-то некому! В храм молодых людей стало ходить больше, чем девушек.

Другие батюшки мнение свое переменили и уже наставляли своих алтарников: ты, давай, дурью не майся, гоголем не ходи, а бегом к отцу, который в своем храме «ярмарку невест» организовал. Слышал, что уже пять матушек (жен священников) из того храма вышло.

Батюшка-Пушкиновед

У одного батюшки никогда не было машины. И когда другие наши отцы пересаживались с отечественных на иномарки и меняли оные, батюшка так и продолжал ходить по бренной земле пешком и ездить в общественном транспорте, приводя в ступор видавших виды кондукторш: «надо же — поп — а на автобус полез».

Пешелюбие батюшки приносило постоянную головную боль его благоверной супруге. Батюшка, мало того, что проходил от 2 до 10 километров день, так и делал это в крайне непрактичной обуви. Не сказать, что отец по каким-то патриотическим причинам не признавал ральф-рингеров или рейкеров, он просто считал, что негоже настоятелю бедного храма щеголять в дорогих ботинках. А дешевая обувь быстро приходила в негодность…

Помню как-то забрел батюшка ко мне: — Миша, можно я погреюсь? А то, что-то ноги замерзли. Посмотрели ботинки — а там дыра величиной с пятак. — Батюшка, и долго ли вы так ходите? — Да неделю вторую. Думаю, вот старый стал: мороза нет, а ногам холодно.

Бывало, сердобольные члены общины, зная, что батюшка не любит дорогих подарков, просто покупали ему новую качественную обувь, не называя, конечно, цену. В очередной раз не выдержало матушкино сердце: «Отец, пойди в конце концов на рынок и купи себе нормальную кожаную обувь на меховой основе. Околеешь ведь скоро! Знаю, из церковной кружки не возьмешь — так вот тебе из моей пенсии!» Делать нечего. Понурив голову, батюшка отправился на архангельский рынок (рынков, надо сказать, священник не переваривал полностью, видимо в силу своей устремленности к горнему).

Навстречу ему попался подвыпивший мужик средних лет вида интеллигентного, хорошо одетого антиклерикала. Взглянув на сгорбленную фигуру батюшки, он самодовольно улыбнулся и громко, чтобы слышали все продавцы и покупатели в округе, рявкнул:

— Пошел поп по базару Посмотреть кой-какого товару!

Повисла неловкая пауза. Все-таки уважение к священникам — все еще отличительная черта нашего многострадального народа. Батюшка не растерялся и среагировал мгновенно (во весь голос, конечно):

— А навстречу ему Балда. Идет, сам не зная куда!

Тут весь рынок грохнул, люди просто рыдали.

Интеллигент испуганно покосился на батюшку: — Ты чего это, чего? — Да я ничего. Я Пушкина всего лишь процитировал!

Материальные беды у батюшки продолжаются до сих пор: то куртка порвется, то ботинки сойдут на нет, то и вовсе сумку в автобусе забудет. Но вот нрав остается прежним: столь же веселым, сколь и ревностным по Бозе.