Рана распри .

Очередная Государственная дума начинает свою работу в очередную годовщину событий, без которых ее бы не было.

4 октября 1993 года, когда горело и чернело здание парламента с остановившимися часами, в том пожаре родилась реальность, которая длится, как долгое и гулкое эхо танкового залпа.

Маленькая гражданская война в центре Москвы — ключевая для всей нашей новой истории и отчасти табуированная тема.

93-й год по-прежнему кровоточит.

Рана распри.

Мне кажется, одна из возможностей уврачевать ее — назвать всех жертв по именам вне зависимости от того, с чьей стороны они оказались (большинство — случайные мирные люди) и как погибли: раздавлен танком или застрелен снайпером, — и помочь их близким.

…Вспоминаю себя, 13-летнего, сбежавшего из дома на баррикады. Белое здание в серой мороси зависло, словно огромное беспомощное привидение. Проникаю сквозь заслоны оцепления. Много бедных простых людей. Улыбчивый казак Морозов с золотистой бородой и серебряными эполетами (его потом прошьет пулеметная очередь). Насупленные мужчины из Приднестровья греются у костров. Крестный ход с песнопениями. Котенок среди желтой листвы играется своим хвостиком, пока кто-то кричит в микрофон. Начинаю кричать со всеми. «Не простудись», — тревожится незнакомая библиотечного вида старушка. И на всем этом — призрачная печать гибели, невероятной и неправдоподобной, но все же сбывшейся. Некоторые лица я потом узнал на фотографиях убитых. Какие-то вспышки памяти вклеил потом в роман «1993» — про то, как мужа и жену поставил друг против друга безумный вихрь времени.

Наверное, из-за возраста образ тогдашних «мятежников» навсегда остался для меня подростково-романтическим, но при этом, хочу сознаться, взгляды и принципы определяются именно теми впечатлениями и ощущениями.

У трагедии 93-го есть несколько аспектов.

Есть идейное восприятие, слабое тогда, а теперь, по соцопросам, близкое большинству.

В то время слово «патриот» было ругательным и проигрышным. Совсем немногие могли называть девяностые лихими не с безопасной дистанции, а изнутри эпохи. Я понимал вызывающую линию парламента: остановить грабительскую приватизацию и шоковую терапию, поддержать соотечественников за пределами страны («Вернем Крым, Севастополь — наш», — формулировал Верховный Совет). На одной стороне — телевизор, силовые структуры и глобальный Запад, в который стремилась интегрироваться постсоветская «элита», на другой стороне — русские «чудики»: от Егора Летова до Валентина Распутина.

Есть и другой ракурс, пожалуй, более существенный, — правовой. Каким бы ни был парламент, его разгон означал попрание Основного закона, что установил Конституционный суд. Нулевой вариант (одновременных перевыборов) был предпочтительнее пулевого. Для всего последующего бытия страны. А ей, стране, дали понять: перестроечные слова о демократии и законности ничего не весят, побеждает право сильного. Тогда об этом ясно и печально заявили недавние диссиденты-эмигранты, писатели Владимир Максимов и Андрей Синявский.

Дальнейшее — кровавая баня первой чеченской войны и вплоть до разнообразного беспредела наших дней — заставило значительную часть тех, кто считал целесообразным разгром «неправильного парламента», переосмыслить свою позицию.

Да, о тех событиях спорили и спорят, но в горечи по поводу их поворотного значения для России сходятся абсолютные оппоненты.

Среди нынешней нетерпимости и вражды как было бы важно попробовать хоть в чем-то примириться, проявить благородство и милость, пока не накрыла нас с головой смутная волна.

Изо дня в день слева и справа звучат волшебные заклинания — о единении общества, о морали, о смягчении нравов, об уважении к закону, об укреплении легитимности государственных институтов…

Все это правильно. И желая, чтобы все эти пожелания начали хоть немного сбываться, как депутат 7-й Государственной думы в первый день ее работы в годовщину трагедии 1993-го я внес свой первый законопроект.

Сквозная мысль проста: сколькие осиротели и овдовели, были на всю жизнь изувечены! Почему государству не отнестись к ним как к жертвам и близким жертв стихийного бедствия или теракта?

Кто-то упрекнет документ в примиренчестве, но смысл не в пылких декларациях, а в том, чтобы помочь конкретным людям, обреченным на многолетнюю нищету и инвалидность, а значит, и символически поклониться памяти всех тех, кого не вернешь.

Я вношу проект Федерального закона «О компенсации причиненного вреда и мерах социальной реабилитации граждан, пострадавших в ходе гражданского конфликта, происходившего с 21 сентября по 5 октября 1993 года в городе Москве», чтобы защитить права и законные интересы всех без исключения, кого опалило тогда огнем. Надеюсь, что меня поддержат депутаты из всех думских фракций. Знаю, за этим законом — боль и правда. Отношение к нему сейчас — тест на гражданственность и человечность.

Цитирую: «Пострадавшими в ходе гражданского конфликта, происходившего с 21 сентября по 5 октября 1993 года в городе Москве, признаются раненые в ходе гражданского конфликта, а также дети, супруга (супруг), родители, иные лица, находившиеся на иждивении погибшего или умершего от увечий, телесных повреждений. Государство осуществляет выплаты в денежном выражении гражданам на основании судебных актов по искам о компенсации вреда, независимо от наличия причинителя этого ущерба и его вины. Иски граждан предъявляются и рассматриваются в порядке гражданского судопроизводства. Принятие законопроекта не потребует дополнительных ассигнований из федерального бюджета».

Деньги в государственном масштабе крошечные (суммы назначит суд исходя из обстоятельств и прецедентов) — важна историческая справедливость. Пусть не будет больше в России братоубийственного пожара.

Трое защитников Белого дома, погибшие в 1991 году, стали последними Героями Советского Союза. Спустя два года, при новом противостоянии вокруг все того же здания того же самого парламента, погибли только по официальным данным 158 человек (348 человек были ранены, многие — тяжело).

Кто знает их имена и судьбы, кроме родных и близких?

От родни убитых я получил скорбный список. Вот лишь несколько историй. Почитайте.

Александр Солоха, 54 года. Из Макеевки Донецкой области. Кандидат физико-математических наук, доцент. Опубликовал 96 научных и методических работ. 29 сентября расклеивал листовки в поддержку Конституции, был задержан, избит на допросе. От полученных побоев скончался 7 октября в больнице № 15.

Андрей Вураки, 21 год. Студент 2-го Медицинского института Москвы. Сын космонавта Егорова. Убит 3 октября 1993 года у телецентра «Останкино».

После начала расстрела оказывал раненым медицинскую помощь с друзьямиЕвгением Марковым (погиб) и Павлом Рощиным (ранен). Множественные пулевые ранения груди, живота и предплечий. Остались мать и сестра.

Евгений Краюшкин, 50 лет. Депутат райсовета. Убит у «Останкино». Множественные пулевые ранения в правое плечо, грудь, левый бок и голень.

Сергей Кузьмин, 17 лет. Работал поваром в столовой. Очень любил и хорошо знал Москву, собирал о ней книги. Заботился о бездомных кошках и собаках. В сентябре 93-го по вечерам после работы ездил к осажденному Белому дому. Убит 3 октября у «Останкино». Множественные ранения из крупнокалиберного пулемета БТР по всему телу. Единственный ребенок в семье.

А это — пара. Наташа Петухова, 19, и Алексей Шумский, 26.

Наташа — автор более 200 стихотворений и 50 песен о родине, о вере, грустных и веселых, в том числе написанных задолго до событий 93-го, но пророчески точных. С группой ребят под руководством своего жениха Алексея ходила в пещеры. Эти же спелеологи во главе с Шумским под землей доставляли в Белый дом медикаменты, продовольствие, свечи, выводили больных из блокированного здания. 3 октября у телецентра «Останкино» находилась в группе с журналистами. Множественные огнестрельные ранения в ногу, в грудь, в затылок.

Алексей политикой не интересовался. В парламент пришел как спасатель. 3 октября у «Останкино» получил множественные пулевые ранения в шею, грудь, живот, бедро и руку. Скончался на операционном столе. Остались отец и мать.

Константин Дмитриевич Чижиков, 75 лет. Ветеран Великой Отечественной войны. Несколько раз был ранен, перенес контузию, частично потерял слух. Награжден орденом Отечественной войны 1-й степени, медалями «За отвагу» и «За победу над Германией». По словам родных, обладал обостренным чувством справедливости. Много читал, любил произведения Льва Толстого. 3 октября у «Останкино» получил многочисленные пулевые ранения и умер в Институте Склифосовского.

Александр Шабалин, 31 год. Окончил филологическое отделение МГУ. 3 октября у «Останкино» расстрелян в упор. Остались мать-инвалид I группы, вдова и сирота-ребенок.

Марина Курышева, 16 лет. 4 октября с подругой зашла в дом по улице 1905 года, где жила бабушка подруги. Выглянула в окно и увидела снайпера, засевшего на крыше дома на противоположной стороне улицы. Он тоже увидел Марину и выстрелил. Она была смертельно ранена в шею. Единственная дочь родителей.

Сергей Альенков, 18 лет. Студент. Убит 4 октября в районе Белого дома. Ранение в спину из крупнокалиберного пулемета БТР.

Роман Веревкин, 16 лет. Учащийся техникума. 4 октября там же расстрелян в спину: множественные пулевые ранения в затылок, спину, шею, руку.

Роман Денисов, 15 лет. Школьник. Член совета школы. Посещал археологический и краеведческий кружки при Государственном историческом музее. Мечтал поступить в Свято-Тихоновский богословский институт. Стремился быть свидетелем и хроникером современной истории России. В роли наблюдателя и историка посещал все митинги и противостояния. Ушел утром 4 октября к Белому дому, взяв блокнот и ручку: «Я должен все увидеть сам!». Убит в Капрановском переулке: пулевое ранение в бок со смещенным центром тяжести (выстрел снайпера), перебит позвоночник.

Владимир Ермаков, 44 года. Военный летчик, затем пилот гражданской авиации. 4 октября вместе с женой-врачом оказывал помощь раненым. Был ранен в бедро, избит, в лобной и скуловой частях головы имеются ссадины от ударов тупым предметом. Добит выстрелом в голову сзади.

Игорь Лившиц, 60 лет. Убит на баррикадах: пулевые ранения головы и бедра.

Павел Алферов, 24 года. Окончил Радиотехнический институт. Работал над кандидатской. В годы перестройки начал интересоваться политикой, ходил на все демократические митинги. В августе 1991 года защищал Белый дом. Как утверждается, сгорел заживо на 13-м этаже парламента. Осталась сестра.

Игорь Остапенко, 27 лет. Выпускник Киевского военно-морского училища. Служил в Подмосковье. Капитан-лейтенант, зам. командира части по работе с личным составом. В ночь на 4 октября во главе добровольцев части выехал в Москву. Попал в засаду. Остались вдова и дочь.

Имен и судеб — несметное множество…

Часто говорят, что учтены не все убитые, тела некоторых были уничтожены. Так это или не так — собираюсь выяснить. Для прояснения зловещих загадок осени 93-го я собираюсь создать открытую общественную комиссию из писателей, журналистов, юристов, священнослужителей. Кто знает что-то о пропавших тогда бесследно, приходите ко мне на прием, пишите на мой ящик shargunov@list.ru.

…Помню разбудивший гул орудий, от которого мелко дрожали стекла квартиры. А потом вечером, в густевших сумерках, наш опустевший двор пересекал пьяный. Я глядел из окна, как его мотает во все стороны, но он не падал. Он двигался, хватаясь за карусели, качели и полуголые деревья, как утопающий. Почему-то этот человек стал для меня воплощением всей той беды.

Помню сороковины, панихиду на разметанном танками стадионе возле черного здания, где уже стучали как бы гробовые молотки турецких ремонтных рабочих, и траурная женщина с поминальным блином в кулаке, глотая слова, обращалась к ветру… Осталась с двумя сыновьями и без любимого кормильца…

Страшно прозвучало: кормилец любимый.

«Горе строящему город на крови» — это из Библии.

Законопроект можно уточнять в деталях и нюансах по надлежащей процедуре, можно от него досадливо отмахнуться, но хотелось бы напомнить о том, без чего шатко государство, с чем обычно зачем-то тянут и что нельзя откладывать никогда.

Мудрость милосердия.

Сергей Шаргунов.

http://svpressa.ru/society/article/157779/