Как в перестройку общество потеряло здравый смысл
А.Бовин („Иного не дано”)
http://cont.ws/uploads/pic/2016/9/%D0%A1%D0%BB%D0%B0%D0%B9%D0%B42%20%281%29.JPGОдним из благ, которым нас соблазняли сладкоголосые сирены перестройки, была „интеллектуализация" общественной жизни.
Эпитеты интеллигентный , компетентный , научный стали высшей похвалой.
Уж как потешались над Брежневым и всей „геронтократией" за их примитивные силлогизмы, а тезис о том, что „кухарка может управлять государством" вызывал просто хохот.
На политической трибуне прочно утвердились академики – Примакова сменял Велихов, Сахарова Лихачев, и так бесконечной вереницей (Примечание 1)
В дальнейшем на смену им пришли „компетентные" кандидаты наук типа Явлинского и Шахрая, но делу это помогло мало. Тесный альянс обществоведов (типа Г.Попова и Т.Заславской), партийных идеологов (типа Г.Бурбулиса и А.Яковлева) и ученых-естественников (типа А.Мурашева и C.Ковалева) выработал совершенно небывалый стиль политических дебатов. Благодаря мощным средствам массовой информации он был навязан общественному сознанию и стал инструментом для разрушения этого сознания, его шизофренизации .
Рассуждения стали настолько бессвязными и внутренне противоречивыми, что все больше людей верит, будто жителей крупных городов кто-то облучал неведомыми „психотропными" лучами. Трудно представить, чтобы когда либо еще в нашей истории был период такого массового оглупления, такого резкого падения уровня умственной работы.
Вспомним, как бывший многолетний декан экономического факультета МГУ Г.Попов убеждал народ, что приватизация торговли приведет к изобилию товаров. И ладно бы только жулик-экономист говорил такое. То же самое повторял человек с явно научным образованием на одном митинге. Когда я спросил его, на чем основана его убежденность – ведь продукты не производятся в магазине – он без тени сомнения ответил: „На Западе магазины частные – и там все есть!".
Массовая утрата здравого смысла, способности критически оценивать утверждения, доверие к самым абсурдным обещаниям – все это подтверждается множеством фактов. Вот видный деятель пишет в респектабельном журнале „Международная жизнь" о необходимости „реально оценить наш рубль, его покупательную способность на сегодняшний день" (в начале 1991 г.).
Предлагаемый им метод до предела прост и столь же абсурден: „Если за него (рубль) дают 5 центов в Нью-Йорке, значит он и стоит 5 центов. Другого пути нет, ведь должен же быть какой-то реальный критерий". Ясно, что сознание этого деятеля иррационально.
Почему „другого пути нет", кроме как попытаться продать рублевую бумажку в Нью-Йорке? Кому нужен рубль в Нью-Йорке? А реальная ценность рубля на той территории, где он выполняет функции денег, была известна – 20 поездок на метро. То есть, рубль был эквивалентом количества стройматериалов, энергии, машин, рабочей силы и других реальныхсредств, достаточного чтобы построить и содержать „частицу" московского метро, „производящую" 20 поездок. В Нью-Йорке потребная для обеспечения такого числа поездок сумма ресурсов стоит 30 долларов (Примечание 2)
Все это знали, и тем не менее политики и массы их почитателей рассуждали так же. Более того, даже критики правительства не могли внятно объяснить абсурдность продажи 140 млрд. руб. И.Силаевым. Ведь во всех основных сферах производства и потребления обмен такой огромной суммы в 1990 году по цене 18 руб за доллар приводил к потерям в десятки, а в ряде сфер и в сотни раз больше эквивалента. Этот случай сам по себе войдет в историю как пример массового психоза (Примечание 3)
Поражала логика, с которой принимались важнейшие метафоры. Вспомним, как сторонники радикального перехода к капитализму взывали: „Нельзя перепрыгнуть пропасть в два прыжка!". При этом все были уверены, что в один прыжок эту пропасть перепрыгнуть не удастся. Но предложения „консерваторов" не прыгать вообще, а построить мост - отвергались с возмущением. Интеллигенция звала людей просто прыгнуть в пропасть.
О состоянии умов „читающей публики" красноречиво говорят те образы, которые старались создать для себя ведущие политики перестройки. Огромной интуицией и чутьем обладает Ельцин.
И вот в „Исповеди на заданную тему" он рассказывает, как потерял пальцы: „Я взялся проникнуть в церковь (там находился склад военных). Ночью пролез через три полосы колючей проволоки, и пока часовой находился на другой стороне, пропилил решетку в окне, забрался внутрь, взял две гранаты РГД-33 с запалами и, к счастью, благополучно (часовой стрелял бы без предупреждения) выбрался обратно. Уехали километров за 60 в лес, решили гранаты разобрать. Ребят все же догадался уговорить отойти метров за 100: бил молотком, стоя на коленях, а гранату положил на камень. А вот запал не вынул, не знал. Взрыв… и пальцев нет. Ребят не тронуло".
Скорее всего, этот рассказ не следует понимать буквально, это возвышающий „великого человека" миф. Уж слишком много странностей: трудно перепилить решетку, пока часовой обходит церковь, гранаты не хранятся с запалами, взорвавшаяся в руках граната кроме двух пальцев отрывает кое-что еще и т.д. Но главное для нас не это, а та структура мышления читателя, на которую ориентируется автор.
При нормальном состоянии ума читателей никогда политик не написал бы таких вещей в автобиографии, ведь он изображает себя поразительно безответственным и безжалостным – любой подросток во время войны понимал, что означает для часового перепиленная решетка и похищение боеприпасов (а ведь в книге нет и позднего раскаяния). Но главное, что мы видим четырнадцатилетнего подростка – взрослого по тем тяжелым временам человека, – который, положив на камень гранату, бьет по ней молотком! Не распиливает тем же напильником, а бьет молотком.
На какой же эффект мог при этом рассчитывать здравомыслящий человек? И если он в отрочестве бьет молотком по гранате, то каких действий можно ждать от него, если он станет президентом? Отсюда и вытекает характеристика читателей: хитрый политик Ельцин, зная состояние умов читателей, предложил им как раз такой образ, который должен был бы привести в ужас разумного человека и оттолкнуть разумного избирателя – но восхитить и привлечь тех, кто в безумии мечтал лишь о сокрушении „начиненной взрывчаткой" советской империи .
Вот случай помягче. Вспомним один из фундаментальных лозунгов перестройки, который противоречит и здравому смыслу, и элементарной логике, но был с восторгом воспринят интеллигенцией. А.Н.Яковлев выкинул его в августе 1988 г.: „Нужен поистине тектонический сдвиг в сторону производства предметов потребления.
Решение этой проблемы может быть только парадоксальным: провести масштабную переориентацию экономики в пользу потребителя… Мы можем это сделать, наша экономика, культура, образование, все общество давно уже вышли на необходимый исходный уровень". Да, парадоксально (хотя не любой „парадоксов друг" – гений).
Этот лозунг сразу стал претворяться в резкое сокращение инвестиций в тяжелую промышленность и энергетику. Была остановлена наполовину выполненная Энергетическая программа, которая надежно выводила СССР на уровень самых развитых стран по энергооснащенности. А ведь простейшие выкладки показали бы неразумный характер лозунга. Человек со здравым сознанием спросил бы себя: каково назначение экономики?
И ответил бы: создать надежное производство основных условий жизнеобеспечения, а затем уже наращивать производство „приятных" вещей. Что касается жизнеобеспечения , то, например, в производстве стройматериалов (для жилищ) или энергии (для тепла) у нас не только не было избыточных мощностей, но надвигался острейший голод.
Да и вся теплосеть страны была в ужасном состоянии, а это – металл. Проблема продовольствия прежде всего была связана с большими потерями из-за бездорожья и острой нехватки мощностей для хранения и переработки. Закрыть эту дыру – значило бросить в нее массу металла, стройматериалов и машин. Транспорт захлебывался, героическим трудом железнодорожники в СССР обеспечивали провоз через километр пути в шесть раз больше грузов, чем в США и в 25 раз больше, чем в Италии.
Но близился срыв – не было металла даже для замены изношенных рельсов и костылей. И на этом фоне „архитектор" призывал не к тщательной структурной реформе, а к „тектоническому" изъятию ресурсов из базовых отраслей, гарантирующих и выживание, и возможность производства товаров потребления.
А что касается „ приятных " вещей, то еще надо было спросить у людей, что нужно им раньше: телефон (производство кабеля и АТС, т.е. группа А) или модный магнитофон (группа Б); лекарства (химическая промышленность) или элегантное кресло; мини-трактор и автобус (группа А) или автомобиль „форд-фиеста". А главное, при резкой перекачке ресурсов выбирать и не придется, рухнет вся экономика.
Еще поразительнее та легкость, с которой был проглочен совсем уж нелепый тезис: надо сократить производство стали, ибо СССР производит ее намного больше, чем США.
Конечно, идеологически интеллигенция была предрасположена к восприятию бредового тезиса („плановая экономика работает не на человека, а на себя"), но удивительна интеллектуальная неразборчивость. Ну причем здесь „производство в США" как критерий для наших решений? Ведь никто из идеологов не осмелился сказать: сократим производство стали, ибо нам столько не надо ! Не могли этого сказать, так как всем известно, какой голод на металл испытывала наша экономика.
Но даже если имитировать США, утверждение вопиюще нелогично. Разве критерием может служить производство ? Мировое хозяйство интегрировано, и огромные металлургические мощности вывезены в страны „третьего мира" (например, в Мексику и Бразилию), откуда США получают металл. На производстве хорошей стали специализируются ФРГ и Япония – а там стали производилось на душу населения намного больше, чем в СССР. США могли сталь, суда и автомобили покупать, а мы – нет.
Кроме того, США сократили производство стали лишь после того, как осуществили массированные металлоемкие строительные программы (дороги, здания, мосты), к которым мы только приступали. Мы же нарастили производство стали недавно (а за послевоенные годы США произвели стали почти на 1 млрд. тонн больше, чем СССР).
В целом в США уже „вложено" стали почти в 2,5 раз больше, чем в СССР – когда же мы сократили бы этот разрыв? Да и вообще говорить отдельно о стали глупо, она лишь один из элементов всего комплекса конструкционных материалов. Большую часть стали США заместили новыми композитными материалами, пластиками и т.д., а мы выпускали их еще очень мало. Это – печальная технологическая реальность. И решить эту проблему предлагалось просто сократив производство стали! Вот тебе и перешли к опоре на интеллект (Примечание 4)
Совершенно некритически, как будто потеряв способность к простейшим логическим операциям, стала интеллигенция заглатывать абсурдные (или чудовищные) утверждения идеологов. Вот философ Григорий Померанц пишет в „Огоньке" (1992 г.): „По данным опроса, примерно четверть населения предпочитает жить впроголодь, но работать спустя рукава.
Я думаю, что даже больше, и каждый шаг к цивилизации сбрасывает с дороги миллионы люмпенов, развращенных сталинской системой и уже не способных жить ни при какой другой". Как должно восприниматься это утверждение примерно 50 миллионами жителей России?
Если следовать нормальной логике, то единственным образом:
1) Новый режим предполагает так изменить социальный уклад, что при новом укладе мы жить не сможем. 2) Обратно, в „казарменный социализм", режим не пустит, а по пути к новому укладу будет нас „сбрасывать с дороги".
3) У нас один выбор: безропотно умереть – или готовиться к тотальной борьбе с режимом.
Но важно не мышление Померанца (мало ли у кого какие мечты), а послушное, как у загипнотизированных, восприятие читателей „Огонька".
А вспомним первые выборы народных депутатов СССР! Однажды целой группе конкурентов был задан один вопрос: „Считаете ли вы, что гласность должна иметь какие-то пределы?". И с телеэкрана все они до одного (а это были весьма почтенные интеллигентные люди) заявили совершенно безумную вещь: гласность должна быть абсолютной, никаких ее ограничений они, будучи депутатами, не допустят.
И это – вопреки здравому смыслу, вопреки всем антиутопиям Набокова, Замятина, Оруэлла, которых они уже начитались. Ведь полная „прозрачность" (а слово гласность так и переводится на западные языки) и означает тоталитаризм. И о каких правах человека может идти речь при „неограниченной гласности", когда не может укрыться ни одно твое движение, ни одна мысль? Заметим, что эта болезнь демократической интеллигенции – расщепление логики – вызревала довольно давно (Примечание 5)
Не лучше и мышление „прагматиков". Так получилось, что с 1990 г. меня неоднократно привлекали к экспертизе важных законопроектов. Каждый раз ознакомление с документом вызывало шок. И даже не тем, что всегда в законопроекте содержались, в более или менее явном виде, идеи с людоедским оскалом. Шок вызывала иррациональность утверждений, явная шизофреничность логики.
И когда видишь авторов этих документов – образованных людей в пиджаках и галстуках, имеющих семьи, – охватывает ощущение чего-то нереального. В каком мы театре находимся? Когда же такое бывало!
Вот проект Закона о предпринимательстве (1990 г.). Подготовлен научно-промышленной группой депутатов, стоят подписи Владиславлева, Велихова, других представителей элиты. И совершенно несовместимые друг с другом бредовые утверждения и заклинания. „В нашем обществе практически отсутствует инновационная активность!".
Ну подумали бы, может ли в принципе существовать такое общество. Инновационная активность пронизывает жизнь буквально каждого человека, это – его биологическое свойство. Посмотрели бы на ребенка в песочнице. Да если говорить об экономике: сами же утверждают, что она в основном работала на оборону, но в производстве вооружений инновационный потенциал был безусловно и вне всяких сомнений исключительно высок.
То есть, наша экономика в основной своей части была высоко инновационной. Или еще тезис: „Государство не должно юридически запрещать никаких форм собственности!" – и это после стольких веков борьбы за запрет рабства или крепостного права (а ведь возрождение рабства – реальность конца ХХ века). „Государство должно воздействовать на хозяйственных субъектов только экономическими методами!" – во всем мире „хозяйственные субъекты" весьма часто оказываются в тюрьме, а у нас, значит, бей его только рублем.
„Основным критерием и мерой общественного признания общественной полезности деятельности является прибыль!" – но тогда да здравствует наркобизнес, норма прибыли у него наивысшая. Ну не бред ли за подписью академиков? В какую цивилизацию ведут они Россию?
Cтранные утверждения политиков, которые ставят в тупик обычного человека, воспринимаются интеллигентом совершенно спокойно. Хотя задай вопрос, никто не сможет внятно ответить. Вот Ландсбергис заявил, что Литва из СССР вовсе не выходит, ибо она никогда в нем не состояла, она продолжает свою государственность 1939 года.
Я в это время был на Западе и наблюдал восприятие европейцев. В газетах были напечатаны карты Литвы 1939 г., никто не сомневался, что согласно заявлению Ландсбергиса Виленский край отходит к России, и гадали лишь о том, что будет с Клайпедой и побережьем, которые в 1939 г. были под юрисдикцией Германии. И вдруг возникает Литва в границах Литовской ССР – и хоть бы у кого из демократов возникли малейшие сомнения. Да разве мог Ландсбергис претендовать на такую аннексию? Эти земли его режиму просто навязали – ну не абсурд ли!
Выступления идеологов, особенно из ученых, потрясают не просто каким-то принципиальным, абсолютным (как бы наивным) отрицанием накопленного человечеством и научного, и обыденного знания. В этих выступлениях обнаруживается чуть ли не мистическая тяга сказать нечто прямо противоположное знанию и опыту – причем сказать в связи с очень важным положением, на котором они и выстраивают всю свою идеологию.
Вот передача „Момент истины". На экране Святослав Федоров требует „полной свободы" предпринимателям и доказывает, что частная собственность – естественное право человека. Что питекантроп превратился в человека именно тогда, когда получил собственность, а без нее человек превращается обратно в питекантропа. И при этом наш знаток „естественной истории" постоянно обращает внимание на то, что он – профессор.
А надо бы профессору вспомнить, что при общинном строе люди (похожие на питекантропов не больше, чем самый цивилизованный предприниматель) жили в 2 тысячи раз дольше, чем при частной собственности. В русской общине или артели жили еще деды многих из нас. Что же касается частной собственности, то даже кумиры демократов отцы-основатели США подчеркивали, что она не есть естественное право, она предмет общественного договора .
И потому не может не регулироваться обществом. Надо все-таки Томаса Джефферсона почитывать. Но кульминацией рассуждений С.Федорова был убийственный аргумент против вмешательства государства в хозяйственную деятельность. „Экономика, – говорит С.Федоров, – это организм. А в организм вмешиваться нельзя – он сам знает, что ему лучше.
Мы вот сидим, разговариваем, а печень себе работает, как надо". От кого же мы это слышим? От профессора медицины! Да не просто врача, а хирурга! Он всю свою жизнь только и делает, что вмешивается в деятельность организма, да не с лекарствами (хотя и это – очень сильное вмешательство), а со скальпелем, и прямо в глаз.
Каким же расщепленным должно быть сознание человека, чтобы выбрать именно ту аналогию, которая действует прямо против его собственного тезиса. И каков уровень логического мышления А.Караулова (да боюсь, и большинства зрителей), которые никакой аномалии в аргументации Федорова не замечают.
Красноречиво то, что происходит с Гайдаром. Что-то сломалось в его мозгу – он постоянно стал придумывать афоризмы и метафоры, которые не только делают его смешным, но и прямо работают против него. Вот он дает такую трактовку „реформы": „Мы выпрыгнули с третьего этажа горящего дома. Мы сильно поранились. Нам очень больно!". Добросердечные русские тут должны были зарыдать. Гайдару больно! Реформы сделали ему бо-бо! Но никто не прослезился, в уме возникли естественные вопросы. Отчего загорелся дом? Кого в нем оставил во-время выпрыгнувший Гайдар? Почему ему больно? Сразу возникает картина:
Гайдар и его команда поджигают дом, и пока жильцы мечутся с ведрами, они лихорадочно увязывают в скатерть все столовое серебро и выпрыгивают в окно. В огне остаются старики, дети, кое-кто из пожарных. А Гайдару больно – ему узел с ложками намял плечо.
Как же не заметил бывший редактор „Правды", что метафора пожара давно уже стала общепринятым обвинением против „демократов"? Вспомним хоть вопль Льва Аннинского. Позиция Гайдара уникальна – он и поджигатель, он и интеллигент. Сам себе „находит слова". Теперь насчет того, что „ему больно". Бывает, что палач, вышибая табуретку, ушибет ногу. Ему больно – но жаловаться жертве? Мы видим зрелище распада мышления.
Каким-то образом у интеллигенции удалось отключить способность к структурному анализу сообщений и явлений – он сразу заменяется моральной (идеологической) оценкой. Отсюда – кажущаяся чудовищной аморальность, двойные стандарты. На деле же, по-моему, болезнь опаснее: люди неспособны именно анализировать.
Со стороны даже кажется, что демократы специально создают скандально странные ситуации, чтобы объединить своих подданных узами абсурда („верую, ибо абсурдно"). Отвезли в суд Хонеккера, поскольку во время его правления солдат заставляли выполнять Закон о границе. Сомневался ли кто-нибудь в легитимности этого закона? Нет, закон вполне нормальный.
Сомневался ли кто-нибудь в легитимности самого Хонеккера как руководителя государства? Нет, никто не сомневался – везде его принимали как суверена, воздавая во всех столицах установленные почести. Также никто не сомневался, что юноши, рискующие жизнью на берлинской стене вместо того, чтобы идти уговоренным негласно путем через Болгарию, Югославию и Австрию, делали это исключительно из политических соображений и меняли свою жизнь на идеологические выигрыши Запада.
Вытащили Хонеккера из чилийского посольства в Москве (политическое убежище – для „чистых"). Судили Хонеккера по законам другой страны (ФРГ), что никто даже не попытался объяснить. Приложите это к любому другому случаю (например, Клинтон изменил жене в США, и его похищают спецслужбы Саудовской Аравии, где ему на площади отрубают голову – так там наказывается адюльтер)! Но это еще не самое странное.
Главное, что говорят, будто стрелять в людей, которые пересекают границу в неустановленном месте без документов, – преступление. И если это случается, то демократия обязана захватить руководителя (или экс-руководителя) такого государства, где бы он ни находился, и отправить его в тюрьму. Ах, так? И когда же поведут в тюрьму мадам Тэтчер? Во время ее мандата на границе Гибралтара застрелили сотни человек, которые хотели абсолютно того же – пересечь границу без документов.
Когда начнется суд над г-ном Бушем? Ради соблюдения священных законов о границе США каждую осень вдоль Рио Гранде звучат выстрелы и, получив законную пулю, тонут „мокрые спины". Чего желали эти люди, кроме как незаконно пересечь границу ради чего-то привлекательного, что было за ней?
В чем разница между делом Хонеккера и делом Буша? На берлинской стене за сорок лет погибло 49 человек, а на Рио Гранде только за 80-е годы застрелены две тысячи мексиканцев. Структурно – разницы никакой. Разница в том, что сегодня сила в руках Буша и Тэтчер – но неужели поэтому к ним тянется душой русский интеллигент?.
Элементарный акт мышления всегда связан с диалогом , с оппозицией утверждений. Мы же наблюдаем сегодня полный разрыв с диалогичностью, полный отказ демократической интеллигенции от ответа оппонентам с помощью самых тупых приемов – молчания или идеологических штампов (вроде „мы это уже проходили").
Все помнят, как писатель Юрий Бондарев задал Горбачеву вопрос: „Вы подняли в воздух самолет, а куда садиться-то будете?". Что здесь обидного или реакционного? Вполне естественный вопрос разумного человека. Об ответе и речи не было, но какую же ненависть вызвал Ю.Бондарев у всей либеральной интеллигенции! И ведь эта ненависть нисколько на утихла сегодня, когда мы все убедились, насколько прозорлив был вопрошающий.
А вот сессия Верховного совета в конце 1992 г. Гайдар превзошел себя, нарисовав благостную картину „временного спада" в экономике (при катастрофических показателях). Выходит на трибуну президент Союза товаропроизводителей Гехт, знающий реальность, и в простых и понятных терминах показывает, что механизм реформы построен так, что любое производство становится убыточным. Что удушаются не плохие и отсталые предприятия, а любое предприятие.
То есть, продолжение действия этого механизма и этого курса неминуемо ведет к параличу всего производства в России. Затем выходит депутат Челноков и объясняет то же самое в обобщенном, но понятном для любого образованного человека виде: правительство создало в реформе механизм с положительной обратной связью , при котором любое разумное само по себе действие ухудшает положение.
А Гайдар подводит итог обсуждению: была, мол, резкая критика реформы со стороны депутатов, но мы ее ожидали. И все! Ему были сказаны вещи, которые он, как специалист, не имел права оставить без ответа. Ведь уже падение производства за год на 40 проц. – катастрофа, но он даже не отрицает, что запущен еще новый виток спада. При здравом рассудке общества Гайдар как должностное лицо был бы обязан ответить на утверждения оппонентов, которые абсолютно не вдавались в политические, правовые или моральные аспекты. Речь шла о механизме .
Премьер должен был доказать (или хотя бы сказать ) одно из трех: 1) что оппоненты не правы в принципе; 2) что заколдованный круг положительной обратной связи – явление временное и у него есть план разрыва этого фатального цикла; 3) что он готов обсудить варианты смены механизма реформы. Гайдар не связал себя ни одним из этих утверждений – он просто проигнорировал положения, которые по своей важности и силе не давали на это права.
Но дело не в Гайдаре, а в том типе дискурса, типе обсуждения даже самых важных вопросов, который создала интеллигенция. Она как будто забыла все профессиональные стандарты и нормы. Вот, вводя монетаризм и организуя „кризис неплатежей", Гайдар целый год потрясал какими-то „кривыми Филлипса" как неотразимым аргументом. И ни один депутат, среди которых было множество ученых и инженеров, не задал простого вопроса: „Что это за „кривые"? Какое они имеют отношение к нашим делам? Насколько они надежны?" – самые естественные для инженера и ученого вопросы. Ни один! А история стоит того, чтобы на ней остановиться.
Мне пришлось вникнуть в это дело, когда я много лет назад занялся изучением истории взаимоотношений между естественными науками и политэкономией. В этой истории „кривые Филлипса" занимали особое место, им посвящена целая глава в изданной в Оксфорде „Истории эконометрии" – как изложение поучительного примера крупной научной мистификации.
Инженер-электрик из Лондона Филлипс занялся экономикой и построил аналоговую машину: три прозрачных резервуара („производство", „запасы" и „потребительский спрос"), соединенных трубками, по которым прокачивалась подкрашенная вода.
Задача была – найти способ стабилизации этой „экономики", контролировать инфляцию. В лучших традициях механистического мышления Филлипс рассчитал, что стабилизировать эту систему надо через уменьшение потребительского спроса. Как? Сняв социальные гарантии и отказавшись от идеи полной занятости – через безработицу.
Это понравилось политикам, хотя первый же министр, предложивший отказаться от принципа полной занятости (в 1957 г.), вынужден был подать в отставку. Но затем, хотя экономисты доказывали, что причиной инфляции является прежде всего рост себестоимости производства, а не избыточное благосостояние людей, правительство соблазнилось и попросило „доказать" выводы статистикой.
Филлипс, по его собственному признанию, выполнил „ударную работу" и путем множества упрощений (критики говорят о „подгонках") вывел, что рост безработицы якобы ведет к снижению инфляции.
Дебаты в парламенте, для которых были нужны данные, обещали быть долгими, а Филлипс получил выгодное место в Австралии, хотел уехать и посчитал, что „лучше было сделать расчеты попроще, чем долго ждать результатов", а потом добавил скромно, что руководитель работ „задал эти результаты заранее" – ну прямо как у нас в ЦЭМИ (руководитель, проф. А.Браун, впрочем, от этого открещивается).
Вывод, который Филлипс сделал из своих липовых кривых, был чисто политическим: „При некотором заданном темпе роста производительности труда уменьшить инфляцию можно только за счет роста безработицы". Этим выводом и размахивал Гайдар, хотя и он сам, и его советники из МВФ прекрасно знали, что кривые Филлипса на практике не выполняются, что в ходе кризиса 80-х годов в США инфляция росла параллельно с безработицей (не говоря о том, что к нашей экономике все это вообще не имело никакого отношения). Но одурачить целый Съезд народных депутатов было нетрудно – они от рационального мышления отключились (Примечание 6)
Как шел процесс иррационализации, навязанный „архитекторами"? Не будем лезть в дебри логики и теории доказательства. Рассмотрим структуру простых логических построений, которую используют политики и средства массовой информации. Аристотель называл их энтимемами (риторическими силлогизмами) – неполно выраженными рассуждениями, пропущенные элементы которых подразумеваются. Вот схема разумного рассуждения:
Данные (Д) ———– Квалификация (К) ———– Заключение (З)
| |
Поскольку (Г) ——- Оговорки (О)
|
Ведь (П)
В популярной книге А.Моля читаем: „Аргументация определяется как движение мысли от принятых исходных данных (Д) через посредство основания, гарантии (Г) к некоторому тезису, составляющему заключение (З)".
Подкрепление (П) служит для усиления „гарантии" и содержит обычно хорошо известные факты или надежные аналогии.
Квалификация (К) служит количественной мерой заключения (типа „в 9 случаях из 10").
Оговорки (О) очерчивают условия, при которых справедливо заключение („если только не…").
В митинговых, крайне упрощенных рассуждениях обычно остаются лишь главные три элемента: Д-Г-З. Но это – абсолютный минимум. Аргументация ответственных политических дебатов намного сложнее, в них требуется, например, отдельно обосновывать и выбор данных, и надежность гарантии, и методы квалификации.
Примечания
Возврат в основной текст
2 Вбитое в головы всей силой телевидения понятие „наш деревянный рубль" было одним из важнейших средств шизофренизации. Помню, как впервые резануло мне слух это слово лет пятнадцать назад, на бензоколонке. Два молодых человека вылезли из машины и, продолжая разговор, проклинали наши „деревянные". При этом один из них сунул в окошечко три рубля и наполнил бак бензином (тогда он стоил 9,5 коп. за литр). И я подумал: какая неведомая сила сделала этих интеллигентных людей идиотами и как эта сила поведет себя дальше?
Возврат в основной текст
3 Таких примеров можно привести множество в связи с самыми разными событиями. Вот мой коллега, профессор, видный обозреватель, излагает в прессе версию об идиотизме членов ГКЧП: они „ввели в Москву тысячи танков, но не сумели взять власть". Спрашиваю: „Ты представляешь, сколько места занимает танк? Могли ли в центре Москвы разместиться тысячи?". „Не спорь, – говорит. – Я сам видел, да и по телевизору показывали".
Я по-другому: „В дивизии 80 танков. Ты утверждаешь, что в Москву ввели десятки танковых дивизий. Подумай, может ли такое быть!". Бесполезно. И когда опубликовали официальные данные о том, что было 55 танков, он эту цифру принял, но одновременно продолжал верить в свои тысячи танков. Московская шпана, которая в августе 1992 г. на празднике „Виват, Россия" показывала вместо гордого знака „V" (виктория) „козу", обладает более здравым умом.
Возврат в основной текст
4 Эта „антиметаллургическая" кампания – лишь частный случай. В основу множества рассуждений положили общий принцип: „Лучшее средство от перхоти – гильотина". Ах, очереди унижают достоинство? Вздуем цены так, чтобы вы ничего купить не могли – и очередей не будет. Наши лекарства хуже швейцарских? Прекратить немедленно выпуск наших плохих лекарств! Пионерлагеря сушат духовное развитие ребенка? Ликвидировать пионерлагеря, пусть детки торгуют порнографией! И так – все, чего ни коснулся горящий взгляд демократов.
Возврат в основной текст
5 Вот известный фильм о декабристах. Их вешают, да неудачно, веревка рвется. И говорит герой: „Бедная Россия, вешать – и то не умеют". Но ведь это нелепо! Почему же страна, где не умеют вешать, достойна жалости? Разве не наоборот? В те же годы в Англии вешали даже детей, если они в лавке украли что-то на сумму более 5 фунтов – можно ли было представить такое в России? Конечно, там палачи поднаторели. И за это уважать?
Возврат в основной текст
6 Это отключение от рациональных критериев стало в среде интеллигенции общим явлением. Так, в общем, интеллигенция поддержала удушение колхозов как якобы неэффективной формы производства. И ей не показалось странным: в 1992 г. правительство Гайдара купило у российского села 21 млн т. зерна по 12 тыс руб (около 10 долл) за тонну, а у западных фермеров 24,3 млн т. по 100 долл за тонну. Почему же „неэффективен" хозяин, поставляющий тебе товар в десять раз дешевле „эффективного"? То же с молоком. Себестоимость его в колхозах была 330 руб за тонну, а у фермеров США 331 долл – при фантастических дотациях на фуражное зерно, 8,8 млрд долл в год (136 долл на каждую тонну молока)!
С.Г. Кара-Мурза
„Интеллигенция на пепелище родной страны”.
***
Окончание следует.
“Постулат пятый. Революция означает переход к более высоким интеллектуальным стандартам общественной жизни”
Revolvo (лат) – вращение, возвращение назад. Что мы и наблюдаем. Функцию одурманивания, затуманивания и т.п. прекрасно выполняют логические диверсии в различных комбинациях и далее можно не продолжать.