Жители бывшей ГДР: СССР нас бросил, а западные немцы ограбили и превратили в колонию

Расскажешь нам потом, какая там жизнь, в Восточной Германии…

Я сижу в берлинской пивной с моими немецкими коллегами, с Питером и Кэт, и не верю своим ушам:
— Вы шутите?! Дрезден от вас в двух часах езды на машине. Вы что, правда никогда не были в бывшей ГДР?

Мои друзья смущенно переглядываются:

- Никогда. Ты знаешь, почему-то не хочется. Мы же типичные «вэсси» (западные немцы), а между «вэсси» и «осси» (восточными немцами) всегда пролегает незримая черта. Мы просто разные.

- Но Берлинская стена разрушена более четверти века назад! — в растерянности восклицаю я.

- Никуда она не делась. Как стояла, так стоит. Просто у людей плохо со зрением.

ВОССТАВШИЕ ИЗ ПЕПЛА

Всю жизнь я уворачивалась от встречи с Дрезденом. Ну, не хотела. «Там, в земле, тонны искрошенных в труху человеческих костей». (Курт Воннегут, «Бойня номер пять».) Моей свекрови, наполовину немке, исполнилось девять лет в 1945 году, и она выжила в ту ночь с 13 на 14 февраля, когда на Дрезден обрушилась вся мощь английской и американской авиации. Выжила только потому, что бабушка успела вытащить ее в кукурузные поля. Она лежала с другими детьми, которые замерли в траве, как кролики, и смотрела на бомбы, падающие на город: «Они казались нам ужасно красивыми и были похожи на рождественские елки. Мы их так и называли. А потом весь город вспыхнул. И мне всю жизнь запрещали говорить о том, что я видела. Просто забыть».

За ночь на город обрушились 650 тысяч зажигательных бомб и 1500 тонн фугасных. Результатом столь массированной бомбардировки стал огненный торнадо, охвативший территорию, в четыре раза превысившую разрушенный Нагасаки. Температура в Дрездене достигла 1500 градусов. Люди вспыхивали живыми факелами, плавились вместе с асфальтом. Совершенно невозможно подсчитать количество погибших. СССР настаивал на 135 тысячах человек, англичане держались за цифру в 30 тысяч. Считали только трупы, вытащенные из-под разрушенных зданий и подвалов. Но кто может взвесить человеческий пепел?

Один из самых роскошных и древних городов Европы, «Флоренция на Эльбе», был почти полностью стерт с лица земли. Целью англичан (а именно они настаивали на том, чтобы разрушить исторический центр Дрездена) было не только моральное уничтожение немцев, но и стремление показать русским, на что способна авиация так называемых «союзников», уже готовивших нападение на истощенный войной СССР (операция «Немыслимое»).

После я много раз слышала, как упрямые, твердолобые немцы упорно собирали древние, обугленные камни, как более сорока лет они вели беспрецедентные строительные работы и восстановили Дрезден, но лишь пожимала плечами. Мне не нужна бутафория. Я не люблю, к примеру, игрушечный центр восстановленной Варшавы, похожий на конструкцию «Лего».

Но Дрезден посрамил мое неверие. Эти немецкие педанты добились невозможного. Дрезден снова стал красивейшим из европейских городов. Два противоречивых чувства владеют мною: восхищение саксонским трудолюбием, их страстной любовью к своей земле и… бешенство при мысли о нашем глупом русском великодушии. СССР, страна, потерявшая 27 миллионов человек при германском нашествии, обескровленная, голодающая (мой отец-ветеран рассказывал, что самый страшный голод был именно после войны), вдруг делает единственный и неповторимый в истории человечества жест благородства — уже через десять лет после великой войны возвращает побежденным врагам 1240 отреставрированных картин, среди которых Тициан, Рубенс, Рембрандт, Рафаэль, Дюрер, Вермеер и 3000 ювелирных изделий, которым цены нет! Рубины, изумруды, бриллианты, жемчуга, сапфиры, килограммы золота и серебра. Это не считая художественной ценности сокровищ! Зеленый бриллиант в 41 карат, белый бриллиант в 48 карат. Не хватает комнат, чтобы выставить все экспонаты!

Меня охватывает нестерпимое чувство тошноты. Мой отец тогда впервые наелся сахара, он носил в дальневосточные морозы парусиновые туфельки и стеганку под пояском, работал в две смены на заводе, его брат вернулся с войны без ног, страна лежала в руинах, а мы, русские дураки, тогда считали, что история не забудет нам нашего благородства!

- Но это правда, мы не забыли! — робко говорит мне мой новый немецкий товарищ. — Благородство остается в веках!

А перед моими глазами стоит постное лицо Меркель, рассуждающей о том, что русские не доросли до европейских ценностей, и их надо наказать санкциями. Какое право она имеет напоминать русским о морали?!

- Где же тогда таблички, которые должны повсеместно напоминать о том, что сокровища Дрездена — это русские трофеи за неслыханные преступления немцев против России, которые моя страна великодушно вернула, простив все? Где благодарность? Почему немецкие гиды в Мюнхене рассказывают, что Дрезден бомбила русская авиация? — говорю я, задыхаясь от злости. — И «Сикстинская мадонна» — шедевр итальянской живописи, могла бы спокойно висеть в «Эрмитаже». А нас оплевывают в Германии, не помня о нашей доброте, ваша пресса сравнивает нас с варварами.

- Так это же «вэсси» (западные немцы), — с презрением говорят мне. — Им постоянно промывают мозги. Мы другие, «гэдээровцы». Ты сама это скоро поймешь.

КАКИЕ ОНИ, ВОСТОЧНЫЕ НЕМЦЫ?

Не ладно скроенные, но крепко сшитые, с твердыми чертами лица и степенными манерами. Люди грубого помола и суровой пряжи. Их губам непросто растянуться в улыбке. Чем-то напоминают русских — им совершенно непонятно, почему нужно расточать улыбки незнакомцам. А вот в общении, если раскрываются, — искренние, открытые люди, говорят именно то, что думают. Женщины плотные, «черноземные», — совсем не похожи на хрупких пастушек и балерин знаменитого дрезденского и мэйсонского фарфора, выставленных в витринах дорогих магазинов.

Собственно, восточные немцы выглядят именно так, как выглядели их предки, что легко объясняется отсутствием свежей крови. Если в западной части Германии только во Франкфурте почти половину населения составляют приезжие, то во всей восточной Германии иностранцев наберется от силы полтора процента. Чужаков здесь не любят, беженцев ненавидят, да и сами беженцы не спешат здесь задерживаться, стремясь попасть в крупные западные мегаполисы. Однажды, рассматривая в Дрезденской галерее портрет какого-то саксонского курфюрста, я сравнила его с лицом музейного охранника и невольно расхохоталась. Ну, просто близнецы: те же розовые пухлые щеки, двойной подбородок, голубые глаза чуть навыкате, надменный вид. Ничего не изменилось за триста лет!
Народу здесь маловато. Даже в Дрездене, где никогда не слышали о дорожных пробках. А уж за Дрезденом, ближе к польской границе, можно проехать десятки километров и не встретить не то что людей, но даже машин. Но чистота везде — как в операционной! Бычок бросить некуда. Все словно вылизано языком. Это вам не заплеванный мигрантами Кельн или тот же Франкфурт. Зеленая геометрия полей, бодрый, высокий хмель, из которого потом делают такое великолепное пиво, колосящаяся пшеница, богатые крестьянские угодья с крепкими хозяйственными постройками, холеная, подстриженная, отмытая земля. Настоящий праздник труда и порядка! Деревья растут как солдаты, цветы воспитаны в строгой дисциплине. Но где же сами эти упорные земледельцы? Где их следы на аккуратных, посыпанных гравием дорожках? Никого! Я даже выработала теорию, что по ночам с неба на прекрасную Саксонию спускаются маленькие зеленые человечки, которые обрабатывают поля, подстригают траву, чистят дороги, а с рассветом исчезают, как призраки. Других объяснений просто нет.

Зато позже я поняла, куда пропадают люди из восточной Германии.

ГДР: СТРАНА, ИСЧЕЗНУВШАЯ С КАРТЫ

Нам хорошо известно, что было ДО падения Берлинской стены, но почти не известно, что было ПОСЛЕ. Мы ничего не знаем о трагедии, которую пережили «социалистические» немцы, с таким энтузиазмом сломавшие стену и распахнувшие объятия своим «капиталистическим братьям». Они и представить себе не могли, что их страна исчезнет уже через год, что не будет никакого равноправного договора об объединении, что они утратят большую часть своих гражданских прав. Произойдет обыкновенный аншлюс: захват Западной Германией Восточной и полное поглощение последней.

- События 1989 года очень напоминали украинский майдан, — вспоминает историк Бригитта Квек. — Мировые СМИ в прямом эфире транслировали, как тысячи молодых немцев ломают стену, и аплодировали им. Но никто не спрашивал, а чего хочет 18-миллионная страна? Жители ГДР мечтали о свободе передвижений и «более хорошем социализме». Они с трудом представляли себе, как выглядит капитализм. Но не было никакого референдума, как например, у вас, в Крыму, а значит, «аншлюс» был абсолютно не легитимным!
— После начала перестройки и прихода Горбачева к власти стало ясно, какой конец ожидает ГДР без поддержки Советского Союза, но похороны могли быть достойными, — утверждает доктор Вольфганг Шелике, председатель Германо-российского института культуры. — Объединенная Германия появилась на свет в результате спешных и неудачных родов. Гельмут Коль, федеральный канцлер ФРГ, не хотел тянуть, боясь, что Горбачева уберут. Его лозунги были: никаких экспериментов, ФРГ более сильная и своей историей доказала, что она ЛУЧШЕ ГДР. Хотя интеллигенция понимала, что если влить все западногерманские законы за одну ночь в другую страну, это вызовет долгосрочный конфликт.

3 октября 1990 года ГДР перестала существовать. ФРГ создала специальное унизительное Управление по опеке над бывшей ГДР, как будто восточные немцы были отсталыми и неразумными детьми. В сущности, Восточная Германия просто капитулировала. Всего лишь за год почти два c половиной миллиона человек потеряли работу при общей численности работающих 8,3 миллиона.

- Первыми выгнали всех государственных чиновников, — рассказывает Петер Штеглих, бывший посол ГДР в Швеции. — Мы, в МИДе, получили письмо: вы свободны, ГДР больше не существует. Меня, безработного, спасла моя жена-испанка, которую оставили работать переводчицей. Мне оставалось несколько лет до пенсии, но для молодых дипломатов, получивших блестящее образование, это стало трагедией. Они написали заявления в МИД ФРГ, но ни одного из них не приняли на работу. Потом уничтожили флот и армию, вторую по мощности в странах Варшавского договора. Все офицеры были уволены, многие с жалкими пенсиями, а то и вовсе без пенсий. Оставили только технических специалистов, которые знали, как обращаться с советским оружием.

С Запада прибыли важные господа-администраторы, целью которых было демонтировать старую систему, внедрить новую, составить «черные» списки неугодных и подозрительных и произвести основательные зачистки. Были созданы специальные «квалификационные комиссии» по выявлению всех «идеологически» неустойчивых работников. «Демократическая» ФРГ решила жестоко расправиться с «тоталитарной ГДР». В политике неправы только побежденные.

1 января 1991 года были уволены все сотрудники берлинских юридических служб, как непригодные для обеспечения демократического порядка. В этот же день в Университете им. Гумбольдта (главном университете ГДР) ликвидировали исторический, юридический, философский и педагогический факультеты и выгнали всех профессоров и преподавателей без сохранения стажа. Кроме того, всем учителям, профессорам, научным, техническим и административным сотрудникам в учебных заведениях бывшей ГДР велели заполнить анкеты и сообщить подробные сведения о своих политических взглядах и партийной принадлежности. В случае отказа или утаивания информации они подлежали немедленному увольнению.

Начались «чистки» в школах. Старые учебники, как «идеологически вредные» выбросили на свалку. А ведь гэдэровская система образования считалась одной из лучших в мире. Ее опыт, к примеру, заимствовала Финляндия.

- В первую очередь уволили директоров, членов правившей в ГДР Социалистической единой партии Германии, — вспоминает доктор Вольфганг Шелике. — Лишились работы многие учителя гуманитарных наук. Остальным надо было выживать, и к ним пришел страх. Преподаватели не ушли в подполье, но перестали дискутировать, высказывать свою точку зрения. А ведь это сказывается на воспитании детей! Уволили также и учителей русского языка. Обязательным иностранным языком стал английский.

Русский, как и чешский или польский, можно теперь выучить по желанию, третьим языком. В результате, восточные немцы забыли русский и не выучили английский. Атмосфера повсюду полностью поменялась. Пришлось работать локтями. Исчезли понятия солидарности и взаимовыручки. На работе ты больше не коллега, а конкурент. Те, у кого есть работа, вкалывают до седьмого пота. Им некогда пойти в кино или в театр, как это было в ГДР. А безработные впали в деградацию.

Немало людей лишились своих жилищ. И вот по какой некрасивой причине. Многие восточные немцы жили в частных домах, сильно разрушенных во время войны (Западная Германия пострадала куда меньше, чем Восточная). Строительные материалы были в большом дефиците. За сорок лет хозяева домов восстановили их, собрали буквально по камешку и могли теперь гордиться своими прекрасными виллами. Но после падения стены с Запада явились любимые родственники, которые раньше посылали открытки к Рождеству, и заявили, что имеют долю в этих домах. Давай, выплачивай! А откуда у бывшего «гэдээровца» накопления? Он получал хорошую зарплату, имел социальные гарантии, но он же не капиталист. Ах, нету денег? Нам плевать. Продавай свой дом и выплачивай нашу долю. Это были настоящие трагедии.

Но самое главное — произошла полная смена элит. С Запада хлынули не слишком успешные там немцы, которые немедленно захватили все высокооплачиваемые посты в бывшей ГДР. Они считались благонадежными. До сих пор в Лейпциге 70 процентов администрации составляют «вэсси». Да, нет милости для бессильного. Фактически весь контроль над бывшей республикой попал в руки новой колониальной администрации.
— СССР бросил ГДР просто так, даже не оставив никакого договора между собственниками ФРГ и ГДР, — с горечью говорит бывший дипломат Петер Штеглих. — Умные, государственные люди предвидели конфликты из-за собственности и аншлюс ГДР вместо объединения двух Германий на равных правах. Но есть высказывание Горбачева: пусть немцы сами разбираются. Это означало: сильный берет то, что хочет. А сильными были западные немцы. Началась настоящая колонизация ГДР. Отстранив от власти местных патриотов, очернив их и унизив, западные колонизаторы приступили к самой «вкусной» части программы: полной приватизации государственных активов ГДР. Одна система намеревалась полностью сожрать другую.

УМЕНИЕ «ЧИСТИТЬ» ЧУЖИЕ КАРМАНЫ

На государственном уровне грабить надо умеючи, изящно, в белых перчатках и очень быстро, пока жертва не опомнилась. ГДР была самой успешной страной Варшавского договора. Такой жирный кусок надо было глотать сразу, не раздумывая.

Сначала надо было показать будущим жертвам жест великодушия, установив обменный курс восточной марки на западную для граждан ГДР один к одному. Об этом громко кричали все западногерманские газеты! На деле оказалось, что обменять можно только 4000 марок. Свыше этого обмен шел по курсу две восточных марки на одну западную. Все государственные предприятия ГДР и малый бизнес могли обменивать свои счета только из расчета два к одному.
Следовательно, они разом потеряли половину своего капитала! При этом их долги пересчитывались по курсу 1:1. Не надо быть бизнесменом, чтобы понять, что подобные меры привели к полному разорению промышленности ГДР! Осенью 1990 года объем производства в ГДР снизился более чем вдвое! Вот теперь западные «братья» могли снисходительно говорить о нежизнеспособности социалистической промышленности и ее немедленной приватизации «на честных и открытых условиях». Но какие, к чертям, честные условия, если у граждан ГДР не было капитала?! Ах, нет денег? Очень жаль. И 85 % всей промышленности страны попало в руки западных немцев, которые активно вели ее к банкротству. Зачем давать шанс конкурентам? 10 % досталось иностранцам. И только 5% смогли купить истинные хозяева земли, восточные немцы.

- Вас ограбили? — спрашиваю я бывшего гендиректора металлургического завода в городе Айзенхюттенштадт профессора Карла Деринга.

- Конечно. У жителей ГДР не было денег, и вся собственность попала в западные руки. И мы не забываем, кто нас продал. Горбачев. Да, были демонстрации за свободу передвижения и только, но никто не требовал, чтобы ГДР исчезла с карты мира. Я это подчеркиваю. Для этого была нужна соответствующая позиция Горбачева, человека, не выдержавшего экзамен истории. Этой «славы» у него никто не отнимет. Что в результате? Восточные немцы гораздо беднее, чем западные. Множество исследований показывает, что мы немцы «второго класса».

Что было важно для западных промышленников? Новый рынок под боком, куда можно сваливать свои товары. Это была принципиальная идея. Они так увлеклись, уничтожая нашу промышленность, что, в конце концов, обнаружили: безработные не могут покупать их товары! Если не сохранить хотя бы остатки промышленности на Востоке, люди просто убегут на Запад в поисках работы, и земли опустеют. Вот тогда мне удалось спасти хотя бы часть нашего завода благодаря русским. Мы увеличили свой экспорт в Россию, продавали 300-350 тысяч тонн холоднокатаного стального листа в 1992-93 годах для вашей автопромышленности, для сельскохозяйственных машин. Потом наши акции захотел купить Череповецкий металлургический комбинат, один из крупнейших в России, но западным политикам эта идея не понравилась. И ее отклонили.

- Да, это похоже на «честную приватизацию», — с иронией замечаю я.
— Сейчас остатки завода достались индийскому миллиардеру-монополисту. Я рад, что завод хотя бы не умер.

Профессор Карл Деринг очень гордится своим маленьким городком сталеваров Айзенхюттенштадт (бывший Сталинштадт), которому всего 60 лет. Первый социалистический город на древней немецкой земле, построенный с нуля с помощью советских специалистов. Мечта о справедливости и равных правах для всех. Образцовая витрина социализма. Создание нового человека: рабочего с лицом интеллигента, читающего после трудовой смены Карла Маркса, Ленина и Толстого.

- Это была новая организация общественной жизни, — с легким волнением рассказывает мне профессор, прогуливаюсь по совершенно пустынным улицам города. — После завода первым построили театр! Представляете? Ведь что было главным? Детские сады, дома культуры, скульптуры и фонтаны, кинотеатры, хорошие поликлиники. Главным был человек.

Мы гуляем по широкому проспекту с отреставрированными домами сталинской архитектуры. Дивно зеленеют аккуратно подстриженные газоны. Но в просторных дворах, где благоухают цветы, не слышно детского смеха. Тихо так, что мы слышим звуки собственных шагов. Пустота действует на меня угнетающе. Как будто всех жителей внезапно унесло ветром прошлого. Вдруг из подъезда выходит семейная пара с собачкой и от неожиданности я кричу: «Смотрите! Люди, люди!»

- Да, людей здесь маловато, — сухо говорит профессор Деринг. — Раньше здесь проживало 53 тысячи человек. Почти половина уехали. Здесь нет детей. Девушки решительнее парней. Как только подрастают, сразу пакуют вещи и на запад. Безработица. Рождаемость низкая. Закрыли четыре школы и три детсада, потому что нет детей. А без детей у этого города нет будущего.
ЖЕНЩИНАМ ПРИШЛОСЬ ТРУДНЕЕ ВСЕГО

С Марианной, официанткой из кафе в Дрездене, мы сначала поругались, а потом подружились. Усталая женщина лет пятидесяти с такой силой швырнула мне на стол тарелку с чудесной свиной коленкой, что жир выплеснулся на скатерть. Я возмутилась сначала по-английски, а потом по-русски. Ее лицо неожиданно просветлело.

- Вы русская?! Извините, — сказала она по-русски с сильным акцентом. — Я раньше преподавала в школе русский язык, а теперь сами видите, чем занимаюсь.

Я пригласила ее на вечернюю чашку кофе. Она пришла в нарядном платье, с помадой на губах, неожиданно помолодевшая.

- Ужасно приятно после стольких лет говорить по-русски, — сказала мне Марианна. Она курила сигарету за сигаретой, рассказывая свою историю, — такую же, как у тысяч женщин из бывшего ГДР.

- Когда пришли «вэсси», меня сразу вышвырнули с работы, как члена партии и учительницу русского. Всех нас подозревали в связях со «Штази». А про «Штази» «вэсси» создали сейчас целую легенду — мол, там работали звери. Как будто ЦРУ лучше! Была бы у нас хорошая разведка, ГДР еще бы существовала. Мужа моего тоже сократили, — он тогда работал на шахте в городке Хойерсверда (мы там жили раньше). Он этого не перенес. Спился, как многие. Для немцев работа — это все. Престиж, статус, самоуважение. Мы развелись, и он уехал на запад. Я осталась одна, с маленькой дочкой. Я еще не знала, что это только начало всех бед. На западе женщины в то время почти не работали. Не из-за лени. У них не было системы детских садов и яслей. Чтобы устроиться на работу, надо было платить дорогой няне, что практически съедало весь заработок. А если сидишь дома с ребенком пять-шесть лет, то теряешь квалификацию. Кому ты нужна после этого?

В ГДР все было устроено прекрасно: можно было выйти на работу уже спустя полгода после беременности. И нам это нравилось. Мы не домоседки. За детьми надежно и ответственно присматривали, занимались их ранним образованием. Пришли «вэсси» и отменили всю систему, закрыли большинство детсадов, а в оставшихся ввели такую плату, что большинству она была не по карману. Меня спасли родители, которых принудительно отправили на пенсию. Они могли сидеть с моей дочкой, а я металась в поисках работы. Но на мне стояло клеймо «неблагонадежной коммунистки». Я со своим университетским образованием работала даже уборщицей.
— Но разве вам не выплачивали пособие по безработице?

- Ха! «Вэсси» тогда ввели новое правило, что пособия нужно выплачивать только тем потерявшим работу женщинам с детьми, которые могут доказать, что в силах обеспечить дневную заботу о детях. А у меня тогда еще родители и муж работали на пол-ставке. Некому было сидеть с ребенком. И пособия я так и не получила. В общем, пошла в официантки. Извините, что швырнула тарелку. Просто жизнь иногда кажется такой безнадежной. Дочка выросла и уехала на запад, работает там медсестрой. Я ее почти не вижу. Впереди одинокая старость. Я ненавижу тех, кто сломал Берлинскую стену! Они были просто дураками.

Почему я не еду за запад? Не хочу. Они пригласили к себе всю эту террористическую шваль. Полтора миллиона бездельников-беженцев, когда в самой Германии полно безработных! Я останусь здесь, потому что мы — настоящая Германия. Люди здесь патриоты. Вы видели? Здесь на всех домиках немецкие флаги. А на западе вы их не увидите. Это, дескать, может оскорбить чувства иностранцев. Я каждый понедельник хожу на митинг «Пегиды» — партии, которая выступает против исламизации Европы.

Приходите, и вы увидите настоящих немцев.

«ПУТИН В МОЕМ СЕРДЦЕ!»

Понедельник. Центр Дрездена, окруженный множеством полицейских машин. Музыканты в народных костюмах играют народные песни, им подпевают немолодые женщины и мужчины, весело притоптывая ногами. Немало и молодых мужчин с вызывающим выражением лица. То, что я вижу, повергает меня в столбняк. Повсюду гордо развеваются русские флаги. Один флаг просто удивителен: наполовину немецкий, наполовину русский. Знаменосец пытается мне объяснить на плохом русском, что его флаг символизирует единство русских и немцев. Множество парней в футболках с портретом Путина. Плакаты с Путиным и рядом Меркель с ушами свиньи. Или Меркель в нацистской форме со знаком евро, напоминающем свастику. Плакаты с мусульманскими женщинами в бурках, перечеркнутые крест-накрест. Призывы к «дружбе с Россией» и «войне с НАТО». Люди, где я? Это Германия?

Многие протестующие несут в руках плюшевых свинок. Хорошая, жирная свинья — символ сытой, христианской Германии. Никакой халяльной пищи! «Да здравствует Россия!» — кричат вокруг меня. Какая-то восторженная пожилая женщина твердит мне: «Путин — в моем сердце». У меня голова идет кругом.

Ситуацию проясняет молодой человек по имени Майкл.

- Почему вы так верите Путину? — удивляюсь я.

- Он — единственный сильный лидер, который борется с терроризмом. А кому верить? Этой проамериканской марионетке Меркель, которая открыла границы чужакам? Они насилуют наших женщин, убивают наших мужчин, едят наш хлеб, ненавидят нашу религию и хотят построить в Германии халифат.

- Но здесь, в Восточной Германии, я почти не вижу иностранцев.
— И мы сделаем все, чтоб вы их не увидели. Мы — не расисты. Но каждый, кто приезжает в эту страну, должен работать и уважать ее законы.

Я рассказываю Майклу о том, что я увидела в январе в Мюнхене. Юные истеричные дурехи, кричащие «Мюнхен должен быть цветным!», «Мы любим вас, беженцы!». Я помню, как пять тысяч либералов рвались избить сотню вменяемых людей, которые вышли с единственным лозунгом «Нет исламизации Германии!» Спасла их от мордобоя только полиция, дубинками расчистившая дорогу «фашистам».

- Так это же «вэсси», — с непередаваемым презрением говорит Майкл. — Они верят всему, что пишут их глупые газеты. А мы родились в ГДР. Мы другие, и нас нелегко обмануть.
ИММУНИТЕТ К ПРОПАГАНДЕ

Вот чем мы похожи! Мы оба сошлись на этом выражении! Я и депутат от партии «Альтернатива для Германии» Йорг Урбан:

- Да, мы недоверчивы, восточные немцы и русские, и ненавидим все, что хоть отдаленно напоминает пропаганду. И это нас спасает от иллюзий. Западная Германия, как витрина идеального капитализма, 50 лет жила без проблем. Они выросли в том духе, что ничего с ними не может случиться. «Вэсси» не реалистичны и не способны разумно взглянуть на то, что происходит.

Люди в ГДР четко знали, что ложь — это необходимая часть жизни, по разным причинам. Им часто врали, и они знали, что им врут. Это, как ни странно, не мешало жить. Я был счастливым молодым человеком, прекрасно учился, получал стипендию и собирался дополнить свое образование за счет государства за границей. У меня была уверенность, что завтра все будет хорошо. А потом все рухнуло. Молодым проще, они гибкие. А теперь представьте взрослых людей, которые работали всю жизнь, а потом им сказали, что вы никому не нужны, ваш социализм был бредом. Они лишились работы и в моральном смысле получили по роже. Это было тяжелое время, крах иллюзий. Но эти люди поднялись, начали свой бизнес с нуля. Они знают, что жизнь — это не рай, успех — не подарок, и любое предприятие может вылететь в трубу прямо сейчас. То, что мы с радостью стали единой Германией, вывешиваем флаги и готовы бороться за свою страну — это не национализм. Это секрет выживания. Легче всего нас могут понять русские, вдруг утратившие идентичность во время перестройки и вновь обретающие ее сейчас.

«Вэсси», западные немцы, столько лет жили в гарантированном раю, что они не способны бороться. Их культура — это Кончита Вурст. Такой человек не способен драться за свою страну. А вот мы можем.

Я тяжело вздыхаю:

- Но вы же понимаете, что Германия — не только часть НАТО, но и еще оккупированная США территория. Секретные договоры…

- Я не хочу о них знать, — с отчетливой ироничной улыбкой говорит господин Йорг Урбан. — Ходят слухи о тайном пакте подчинения Германии США. Да разве мне есть до этого дело? Вся мировая история сотни раз доказывала, что договоры — всего лишь бумажки. Когда поднимается волна народного гнева, она сметает все. На наших глазах происходило крушение СССР, Югославии, ГДР, Варшавского договора. То же самое может случиться с НАТО или ЕС. Когда идея созревает и завладевает умами, любой юридический акт становится ничтожным. Если Германия снова станет сильной самостоятельной державой, защищающей свои интересы, секретные пакты станут лишь архивной пылью.