“В этой войне победы не будет”

— Меня очень интересует внутриполитическая ситуация в ЛНР, потому что война — это все же цветочки, а ягодки – это послевоенное госстроительство. Насколько я понимаю, именно в Луганской республике наиболее ярко проявились сложности в этом процессе.

— Что касается послевоенного строительства, об этом рано еще говорить. То, что есть перемирие, это еще не значит, что есть мир. Практически все внимание все равно обращено на линию фронта.

— Но, насколько я понимаю, у многих недавних героев ЛНР, знаменитых полевых командиров возникли сложности с руководством республики.

— Не с руководством возникли сложности, а с той политикой, которую проводит руководство.

— И что же это за политика?

— Ну, скажем так, она не совсем соответствует тем требованиям, которые когда-то выдвигались людьми в марте, в апреле прошлого года на митингах. Все громко заявляют, что для нас самое главное благополучие народа. А что мы видим по факту? Всей народности осталось — это буква "Н" в названии ЛНР.

На мой взгляд, если мы строим что-то новое, а тем более строим, скажем так, часть новой России, Новой Руси, Новороссии, то мы просто обязаны были отойти от всех прежних способов правления, прежнего отношения к человеку, и создавать что-то новое. Изначально, на мой взгляд, должна быть прозрачность во всем. Прозрачность и доходчивость для каждого жителя. Сделал чиновник шаг, он должен быть понятным. Принимается решение какое-либо, и если это не выносится на обсуждение народа, то хотя бы это решение тоже должно приниматься прозрачно. Чтобы было понятно — нужно это народу или только чиновникам.

— А что в действительности имеет место быть?

— В действительности имеет место быть возвращение к старому. Коррупция просто зашкаливает. Использование административного ресурса главой республики то же, что и при главе Луганской области. ТВ и пресса работает только на то, чтобы показывать, как мы любим нашего вождя. Все как раньше.

— А есть ли проблемы у вашего военного подразделения в отношениях с командованием?

— Изначально нас пытались развалить. Вот что нам говорили: "Мы вас примем в армию ЛНР, но только как пополнение сформированных на тот момент бригад". То есть задача была разогнать нас, заставить просто влиться в другие подразделения, чтобы мы прекратили свое существование.

— Но теперь вы будете включены в состав формирующегося корпуса?

— Мы включены. Существуем как бригада. Подчиняемся главнокомандующему войск ЛНР. Но хочу еще сказать о полном перекрытии гуманитарной помощи, которую получало именно наше подразделение. Мы ею кормили местное население, у нас было здесь четыре столовые, несколько столовых были выездные: на шахтах, на предприятиях, в небольших поселках, детских садах, школах. Мы этим всем делились с гражданским населением. Это все тоже перекрыли.

— Что значит перекрыли?

— Невозможно теперь провезти гуманитарную помощь.

— Позвольте, ведь собиралось это в России, грузилось, привозилось вам. Где препоны возникли?

— Да везде. И на таможне Российской Федерации в том числе. Про последний груз слышали, наверное. В Екатеринбурге целое подразделение добровольцев собралось, и с ними шел груз, гуманитарный груз, в том числе и для гражданского населения. Они везли свое имущество, везли продукты питания, везли медикаменты и оборудование для больниц. Груз не пропустили через таможню в связи с тем, что он превышает какой-то там тоннаж. Все пять тонн оказалось невозможно провести через таможню, через границу. А кто может вообще устанавливать тоннаж гуманитарной помощи, если она гуманитарная? В общем, отрезая нас от снабжения, нас делают зависимыми. Это один из рычагов управления.

— А централизованная поставка гуманитарных грузов? Оттуда вам что-то попадает?

— Мы видим каждый раз в СМИ, как эти конвои заходят, видим, как все это помпезно и шикарно, но я не видел ни разу, как это все раздается. Почему это не сделать под те же видеокамеры, как раздается эта гуманитарная помощь в отдаленных поселках.

— А она достигает этих отдаленных поселков?

— Я не знаю. Я же ее не перевожу. Были вот недавно в поселке Фрунзе, разговаривали с дедушкой, который отработал 40 лет на железной дороге, он за 9 месяцев ничего не получил.

— Вы связываете это с бюрократической неразберихой или просто с коррупцией?

— Война такая интересная штука: одни погибают, другие получают огромные барыши. Гуманитарная помощь — один из источников получения таких доходов. Чем больше ее будет, тем больше будут воровать.

— А вы понимаете, кто оседлал эти потоки и наживается на этом?

— Расследованием не занимался и поэтому утверждать ничего не могу. Голословно кого-то обвинить, значит пустить гулять слухи и сплетни. Но, хотя я и не могу назвать конкретную фамилию, ответственность за все должна нести администрация нашего главы и правительство.

— А какую бы вы схему предложили поставки гуманитарной помощи?

— Как мы и начинали — адресно. Детская больница или другое учреждение дает нам список того, что им нужно. Мы этот список передавали гуманитарной организации, они присылали помощь по этому списку, и мы груз передавали под видеофиксацию тем, кто в нем нуждается.

— Вы хотите, чтобы частные фонды могли с вами работать непосредственно?

— Да я ничего не хочу и тем более не требую. Я просто вижу разницу между государственными поставками, которые по сути никто не контролирует, и частными поставщиками, которые не допустят, чтобы их груз куда-то исчез.

— У вас на территории достаточно много крупных предприятий. Вы сторонник их национализации?

— Национализация не должна быть бездумной. Вот большая часть акций Алчевского металлургического комбината и сейчас принадлежит одному из московских банков, другая часть людям из Днепропетровска, не только Коломойскому. Но трогать комбинат нельзя сейчас, он завязан на Европу. Если мы рубанем шашкой, комбинат останется без потребителей своей продукции. Снова занять ту же нишу, что он сейчас имеет, будет очень тяжело. А на нем работают 15 тысяч человек. Его уже кое-кто хотел отжать, но мы объяснили, что так делать нельзя. Можно национализировать, но кому он потом нужен будет без внешнего рынка? А нам на шаг веред надо смотреть.

— Верховная рада приняла закон об оккупированных территориях. Ваше отношение к этому закону?

— Если честно, я не вникал в него даже. Я не могу серьезно относиться к тем документам, которые принимаются нынешней Радой и правительством Киева.

— Можете ли вы допустить ситуацию, чтобы выборы здесь у вас прошли по украинским законам?

— Так мы и живем сейчас по старым украинским законам, ничего не изменилось, поэтому ничему не удивлюсь. Многие старые служащие, милиционеры возвращаются на свои места без всякой проверки. Я понимаю, что нужны специалисты, но вот так принимать всех подряд, кто вчера служил в Северодонецке (там сейчас находится областная администрация — прим.авт.), а сегодня он уже служит у нас…

— К себе в Алчевск вы впускаете таких людей?

— Да мы не вникаем в это дело, мы войсковое подразделение. Я всегда говорил, что управлять гражданской жизнью должен человек в гражданской одежде.

— На высокие должности они попадают?

— Ну, если говорить о военных должностях, то кое-кто, кому и сержантских лычек много, сегодня полковники.

— Выборы у вас в Алчевске будут проходить?

— Планируются. Есть положение, принятое нашим правительством. Там пункт есть, который меня просто в тупик ставит. Оказывается, дата выборов может быть объявлена главой республики буквально накануне, чуть ли не за несколько часов до самих выборов. Кто успеет к ним подготовиться?

— Вы планируете остаться военным или будете участвовать в политической жизни?

— Конечно, буду.

— И как?

— Секрет. Пускай помучаются!

— Что для вас победа в этой гражданской войне?

— В этой войне победы не будет.

— Когда хотя бы можно будет остановиться?

— Остановимся мы тогда, когда большинство людей поймет, что их использовали для "заработка". Как с одной стороны, так и с другой. Ничего нового нет. Война всегда была и будет бизнесом. Самая главная победа — если мы создадим власть, которая будет думать о людях. Не победа в войне, а победа над самими собой, над своим сознанием.

— А люди уже чувствуют, что все идет как-то не так?

— Что-то не то, да. Не так, как хотелось бы. Но рано или поздно две противоборствующие стороны найдут общий язык, и вот тогда поговорим немножко по-другому и с одними, и с другими. Только тогда можно будет создать что-то действительно народное. А пока люди отвлечены на "самоубийство", ничего мы здесь не построим. Как за нашими спинами творились черные дела, так и будет все продолжаться.

Беседовал Орхан Джемаль, Алчевск