Украину, грубо говоря, прёт. В гробу они видали нашу снисходительность. Мира не будет

Ставки свидомых  не просто высоки — они абсолютны: Украина либо должна родиться, либо роды не состоятся...

Тот, в котором надо угадать себя…

Глупо недооценивать: украинский народ, или серьезная часть украинского народа, переживает то, что называется «пассионарный взрыв».

Когда мы говорим о патриотическом чувстве русских людей, о десятках тысяч ополченцев, о гуманитарных поставках, в которых принимают участие многие и многие россияне, — надо отдавать себе отчет, что на Украине имеет место то же самое, но в гораздо более радикальных и масштабных формах.

Украину, грубо говоря, прёт.

И основная причина — вовсе не пресловутое стремление в Европу, к цивилизованным ценностям, комфорту и разнообразной свободе. Основная причина — это четкое и яростное осознание борьбы с той силой, что, как кажется украинцам, всегда довлела над Украиной.

Сила эта: Россия, русские.

Они почувствовали, что не просто страстно хотят, но наконец и могут победить пресловутого «старшего брата» и назначить «старшим братом» себя. Хотя бы в лице Новороссии. Тогда вековая мечта исполнится: они посмотрят на это уродливое, огромное, тяжелое образование сверху вниз. И, быть может, даже поспособствуют распаду этого подлого государства, тысячу лет присваивающего их славу, их государственность, их культуру и чего еще там они себе напридумывали в кипяченом полубреду.

Ради такого дела можно пожертвовать многим и многим.

Украина слишком долго ждала этого. Страна, никогда не имевшая собственной государственности, с мифологизированной до веселого абсурда историей, — она, по сути, именно сегодня отвоевывает свой вожделенный суверенитет, создает свою новейшую мифологию. Украинцы чувствуют себя древними греками, они зачастую ведут себя почти так, как вели себя русские в самые страшные моменты нашей истории.

Все эти четыре, или шесть, или восемь русско-украинских войн, которые они там ретиво преподают в школах и университетах и о которых не знают только в России (и в остальном мире тоже), именно сегодня должны увенчаться решительным сражением.

Ставки их не просто высоки — они абсолютны: Украина либо должна родиться, либо роды не состоятся.

Поэтому ощущения от массового поведения самостийствующих украинцев иной раз хочется описывать в терминах медицинских. Порой такое случается: человека охватывает невиданная ярость, когда он перестает ощущать страх, боль, усталость — и становится на некоторое время неостановим. Он может с разбегу пробить стену головой, схватить в руки раскаленный предмет, получить ножевое, осколочное, колото-резаное, рваное ранение, а то и потерять на бегу целый орган — и это его не напугает. У него есть страшная обида и — цель. Он несется к этой цели.

Блаженное отупение чувственности настолько велико там, что, вот увидите, даже потерю Крыма и в той или иной форме отчуждение части Донецкой и Луганской областей они воспримут как победу: ну и что, скажут они, это всего лишь шесть, или восемь, или сколько там процентов нашей территории, а вы хотели захватить Киев, а не захватили, ла-ла-ла. В итоге они на чистом глазу объявят, что девятую русско-украинскую войну они тоже почти выиграли. Отстояли свою независимость в борьбе со страшным врагом.

Никакого разумного и рационального выхода из этой ситуации нет и не предвидится.

Всё, что русские могут противопоставить этому, — здравый смысл и отсутствие шапкозакидательства.

Это только наши прогрессивные деятели подрагивают на тему того, что в России ужасный «патриотический угар» и завтра тут наступят фашизм, погром и воронок поедет к «Жан-Жаку» ловить на выходе клиентуру.

Патриотический подъем на Украине по отношению к нашему (и даже к новоросскому) на десять баллов, на тысячу децибел и на две тысячи ватт мощней.

На каждую нашу гуманитарную поставку они делают вдесятеро больше, копилки для сборов на ВСУ стоят в каждом магазине, на каждом почтовом пункте и наполняются ежечасно.

На каждого врача, поехавшего из России или из бывших республик СССР лечить и спасать дончан и луганчан, у них есть пять своих врачей, спасающих бойцов ВСУ.

На каждого добровольца — десять добрых молодцев пана Яроша, который, как мы видим, вообще не собирается прекращать войну.

На каждого Остапа — свой Анд­рий, а батька Тарас вообще не просматривается.

На каждого Моторолу — свои «полевые командиры», пусть иной раз и не столь удачливые, зато они всегда могут сказать самим себе, что при взятии аэропорта потери были: 1 киборг к 10 ватникам, и на этом нехитром вранье успокоятся, киборги ведь всё равно непобедимы, даром, что на Украине вообще никто не знает, сколько киборгов они уже похоронили, а главное — и знать не хотят.

А украинские женщины? За этот год на просторах Сети мне встречались сотни и сотни воинственных, жаждущих чужой смерти киевлянок и одесситок с высшим образованием, глубоко взрослых, более чем приличных на вид — известнейшие журналистки, певицы и телеведущие произносят там вслух такое, что в России не посмеет сказать ни одна их местная коллега. На этом фоне все феминистские рассказы о том, что если бы во главе государств стояли женщины, не было бы войн, кажутся чудовищным бредом, чудовищнейшим.

И, главное, имеет место быть не просто мужество, а определенное остервенение украинской власти. Вспомните, как начиналась АТО: одно за другим воинские подразделения переходили на сторону ополченцев, первые атаки были легко отбиты, несколько раз ополчение накрывало «Градами» целые украинские батальоны — жертвы были ужасающие. Риск того, что страна расползется, казался огромным: Харьков, теперь мы знаем про это, просто не получил 200 автоматов, никто не собирался им их передавать — иначе фронт сейчас был бы далеко не под Донецком.

Прямо говоря, лидеры Украины оказались не Временным правительством февраля 17-го, а истинными большевиками, даром что они Ленина валят по всей стране: хватка за власть у них — не скажу про интеллект и идейность — именно что ленинская.

Сколько угодно можно кричать про то, что скоро вся Украина будет сидеть на шестке подо Львовом, а Порошенко повесят свои же, — Украину это только смешит: боли она не чувствует, страха не имеет, бедности не пугается.

Снимите хоть сто репортажей о том, что из деревень и сел Украины мужики массово бегут в Европу и в Россию прочь от военкомов, — свои 50 тысяч нового войска они всё равно соберут.

И это будут, да, необстрелянные юнцы — но это, признаем, той же самой породы юнцы, что и русские призывники на любой нашей войне. Собственно, они русские и есть. Были.

Поэтому украинский солдат, как мы видели в аэропорту и видим под Дебальцево, воюет даже тогда, когда перебита четверть его подразделения, а потом и половина, а потом и две трети. Он воюет, когда у него нет питания, нет связи и когда все офицеры оказались дураками, а иные еще и разбежались.

Они делают ровно то, что делали русские солдаты последнее тысячелетие.

То, что украинцы были в Отечественную вторыми среди всех народов России по количеству Героев Советского Союза на душу населения, — надо помнить, надо забить себе в память молотком. Это дети и внуки тех же героев и бесстрашных солдат — прямые их потомки. Мало того, и среди бандеровцев героев было не меньше, иначе чем объяснишь, что самая сильная армия в мире — Советская, послевоенная, армию японскую просто смела, а бандеровцев ловила в лесах западенщины года два еще как минимум — и так и не переловила до конца.

Но тогда к тому же никакой Обама не обещал бандеровцам поставок вооружений, инструкторы НАТО не бродили за ними по пятам с дельными советами и никакие послы доброй воли не приезжали к ним с печеньем и морковкой.

Русские люди должны во всей полноте осознать, с кем имеют дело ополченцы Новороссии, на кого все мы смотрим сейчас. Мы смотрим на свое же вырвавшееся на волю и зажившее вольной, буйной жизнью зеркальное отражение.

При удобных обстоятельст­вах это отражение может разбежаться и своим бычьим лбом так вдарить нам в лоб, что неизвестно еще, чьи мозги останутся на стене.

И мотиваций у этого зеркального отражения куда больше — ополченцам нужна всего лишь свобода, а их противнику нужна месть за всю историю Украины сразу, за всю! И уже не важно, чего там в этой истории они себе досочинили и сколько лишних веков приписали.

Вся эта снисходительность на тему, что, мол, братья-хохлы, вы сами заплачете, когда поймете, что карман дыряв, а Европе вы не нужны, — гроша ломаного не стоит.

В гробу они видали вашу снисходительность. Мира не будет.