С. Батчиков «Сталин создавал новый социокультурный тип»

http://communitarian.ru/upload/iblock/4f6/4f61fed01e2c55e352fa3c1864af0ffd.jpg

«Сталин вер­нётся» — это метафизическое ощущение сегодня букваль­но разлито в воздухе, прежде всего, как желание преобра­жения страны и нового рус­ского чуда. Чем очевидней беспомощность нынешней власти, тем сильнее интерес людей к великому прошлому.

В 1988 г., в разгар гор­бачёвской перестройки,со­циологические опросы по­казывали, что менее одного процента опрошенных по­лагало, что через 20-30 лет о Сталине будут вспоминать как о крупной фигуре совет­ской эпохи. Спустя двадцать лет, в 2008 г., когда по ини­циативе телеканала «Россия» был осуществлен проект «Имя Россия. Исторический выбор 2008», оказалось, что Сталин почти сразу же вышел в ли­деры народного голосования и оставался на первом месте до тех пор, пока организа торы не подкорректировали результаты.

Почему миллионы людей, в том числе молодых и казалось бы, неплохо устро­ившихся в новой России проголосовали в ходе интер­нет-референдума за Сталина? Почему одновременно никак не иссякнет поток желающих «нанести горы мусора на его могилу»? Призрак Сталина сегодня незримо присутству­ет среди нас. Одни его зовут, другие проклинают, третьи трясутся от страха. К нему об­ращаются, чтобы определить­ся в нынешнем хаосе. Сталин стал активным участником противостояния и важным измерением в жизни боль­шинства населения России, центром одной из систем координат.

Это нельзя объяснить ни групповыми интересами дня сегодняшнего, ни расхож­дениями оценок конкретных решений Сталина 30-40-х годов прошлого века. Дело — в метафизике Сталина, в об­щих установках в отношении бытия нашего народа на все­ленском уровне. Время и потрясения по­следних десятилетий стрях­нули с этих установок и ше­луху конъюнктурных мелочей, и горечь трагических стол­кновений на перекрёстках исторических выборов. Оста­лась метафизика — «разговор с Богом» о том, куда мы шли со Сталиным во главе, как на­меревались жить в своей «отдельно взятой стране», с человечеством, с потомками в чём ошиблись и что сохра­нили. Именно этот разговор и разделил нас. Перестройка вскрыла наши уже зажившие раны, сломала наши кости, уже было срощенные. Стон миллионов живых людей и вызвал призрак Сталина из могилы. А ветер истории развеял с неё горы мусора, нанесённые сванидзе и познерами, которые подряди­лись замазать тот главный исторический выбор, кото­рый «создал» Сталина и спло­тил тех, кто этот выбор про­чувствовал. Он заключается в том, что в пределе, в по­следней точке бифуркации всё равно окажется, что есть два вектора — или к Сталину, или к Гитлеру. Личности, гим­ны и знамёна могут меняться, но суть выбора та же. Это вид­но на любом примере. Чехи хотели свободы от радаров советской ПВО? Получайте Получайте в свои садики американские ракеты. Уморили Милоше­вича — получайте косовских наркоторговцев в колледжи своих детей. Отказались мы, пусть и пассивно, сохранить Советский Союз (пошли по пути к Гитлеру) — и вместо улыбки Гагарина над Россией взошла ухмылка Абрамови­ча. Не терпелось пересесть на иномарки — остались без тракторов. Обрадовались возможности не тянуть лямку на заводе и дома — перестали рождаться дети.

Во время Смут, вроде той, что мы переживаем сейчас в России, все мы начинаем за­даваться вопросом: чем опре­деляется жизнеспособность страны и народа? Почему вдруг гибнут цветущие культу­ры, распадаются государства, великие империи с грозной армией оказываются бессиль­ны перед ордами варваров? Буквально на глазах одного поколения у нас произошло крушение России в форме двух великих мировых империй — сначала как Российской империи в 1917 году, а затем как Советского Союза всего через 70 лет.

Привычные объяснения и марксизма, и либерализма абсолютно несостоятельны. За что брат стрелял в брата, а отец в сына в Гражданскую войну? Сказать, как марк­систы, что братья убивали друг друга «из-за несоот­ветствия производственных отношений производитель­ным силам», — насмешка над здравым смыслом. Ве­рить, что русских людей со­блазнила дюжина жидомасонов, ещё глупее. Сказать, как какой-нибудь Сванидзе, что крестьяне и рабочие позавидовали хозяевам —до­стойно мышления крысы. Тем не менее подобного рода объяснения российская ин­теллигенция пережёвывает вот уже тридцать лет.

Иной взгляд дает пост­модернист и антисталинист Жижек Славой, который пи­шет, что «сталинизм начи­нался как народный взрыв, направленный на эмансипа­цию и равенство».

Именно к этому взрыву и Сталину как символу этого взрыва и ненависть. Поче­му же покатилось из этого пламени «красное колесо»? Врождённый садизм «про­летариев», антигуманность большевизма как идеологии, маниакальная мания величия вождей – всё это прошлые штампы «знатоков». Первая причина в том, что вообще довели дело до взрыва — пере­грели общество. Вторая причина — слож­ность и быстрое развитие России как цивилизации. Она стала ареной столкновения нескольких метафизических проектов, нескольких пред­ставлений о Граде Божьем. Жижек пишет о народном взрыве, но на самом деле про­изошла серия взрывов.

Буржуазно-либеральный взрыв Февраля — это аналог Великой французской револю­ции в России. Разница в том, что во Франции эта револю­ция смогла огнём и мечом обескровить крестьянскую «Вандею», а в России нашла коса на камень. Во Франции революция выбросила свой взрыв вовне, и её красное ко­лесо прокатилось по Европе, Египту, Малой Азии и докати­лось до Москвы, где и завязло. А у нас взрывы пошли друг на друга, и с ними по стра­не прошлись и махновщина, и всяческие «самостийники». В каждом из этих взры­вов была духовная страсть. Все их Сергей Есенин пред­ставлял как цветы народной души: «Цветы сражалися друг с другом,/И красный цвет был всех бойчей». Конечно, сей­час не до Есенина, в России рулят его антиподы. Но по­думаем, неужели «русские мальчики» из хороших семей шли в белую гвардию убивать и умирать за то, чтобы сопливые отпрыски «черкизонов» устраивали позорные оргии на швейцарских автостра­дах? Ведь это подлое царство мамоны, которое устроили в России, оскорбляет память белых едва ли не сильнее, чем красных.

Да, «красные» без Стали­на шаг за шагом утратили «упругую мощность» и по­терпели поражение в незна­комой войне. А те, кто правит бал в России сегодня и ведёт свою родословную от Соньки Золотой ручки, тщатся пред­ставить себя потомками белой гвардии — и от такого позора шевелятся в могилах белые кости.

Бот и получается, что «или Сталин — или Гитлер с глобальной Сонькой Золотой ручкой». Думается, если бы мы могли видеть потусто­роннее, увидели бы великий поход теней белых ветеранов, переходящих после нынешней «реформы» в Красную армию. Маховик русской револю­ции, энергия которого достиг­ла кульминации в 30-40-е годы, раскручивался долго. Ленин сказал, что зеркало этого зреющего взрыва — Лев Толстой. Но у Толстого он раз­глядел лишь один источник этой энергии — социальную организацию, которая гене­рировала особый культур­ный тип. Это были русский общинный крестьянин и его брат-рабочий, вчерашний крестьянин. Взрывной по­тенциал общины понимал и Столыпин, который пытался (но уже слишком поздно) эту энергию погасить.

Ленин сделал упор на но­вую социальную организа­цию — союз рабочих и кре­стьян под руководством «партии нового типа». Эта доктрина позволила разре­шить тяжелейшие пробле­мы — и захвата власти, и военного коммунизма, и НЭПа. И всё же в ней Ленин упустил ту сторону, которую Толстой скрыл за недомолвками «не­противления злу насилием». Источником силы, который и оживлял потенциал соци­альной организации, была на­растающая духовная страсть рабочих и крестьян, а точнее, всего народа.

Она уже была предъявле­на и в странном движении землепроходцев и казаков, в Разине и Пугачёве, в мо­нахах и сектантах, бродягах и анархистах, в Пушкине и Менделееве. Это был разгон огромного духовного реакто­ра, который в начале XX века втянул в резонанс всю страну.

Хорошего объяснения этому явлению мы пока не имеем, а целая армия кропателей сегодня пытается отвлечь от него внимание молодёжи.

Этот резонанс хотели тог­да разрушить и монархисты, и либералы, и ортодоксальные марксисты, и черносотенцы, но все они оказались сами втянуты в этот водоворот, силу которого можно прочувство­вать, перечитав русскую по­эзию Серебряного века.

Взрыв духовной энер­гии — это соединение идеалов и интересов, «неба и земли». Совмещение иррациональ­ной природы человека и его потребности в свободе с ра­циональной социальной организацией — сложное дело, здесь и возникают братоубий­ственные конфликты. Махо­вик революции раскрутили не большевики, но на них как на победителей легла обя­занность усмирить революцию, а это труднее, чем её начать. Есенин писал: «Хлестнула дерзко за предел/ Нас отравив­шая свобода». Значит, «страну в бушующем разливе/должны закогыгапп- в бетон».

Как же соединить несоеди­нимое? Идти с проповедью любви и ожидать морально­го самосовершенствования? Люди отвергали эти пропове­ди, они могли поверить толь­ко Общему делу вселенского масштаба. Царство справедли­вости на земле — вот уровень запросов. И Сталин заслужил невероятную по своей силе любовь тех миллионов по­тому, что нащупал формулу совмещения «земли и неба». Он выстраивал такой образ будущего, который начал сплачивать основную массу народа, и перевёл стрелку с пути революции на сози­дание без потери импульса.

Ленин обладал необычайной способностью рациона­лизировать идеальное. В его логике образ будущего цар­ства социальной справедли­вости поддавался расчёту. Это позволяло держать идущий вразнос социальный реактор под относительным контро­лем. Но после 1922 г. советское государство стало ареной на­растающего конфликта те­чений большевизма с очень разными идеальными целями, из которых вырастали прин­ципиально разные доктрины. «Перманентная революция» с выходом на глобальный уровень — это одно, а «стро­ительство социализма в одной стране» — совсем другое. Тут еще много непонятного , но ясно, что Сталин мыслил в иной логике, не­жели Ленин или Троцкий. Разбуженную энергию мил­лионов было нельзя канали­зировать в торговлю барани­ной и мастерскую «кустаря без мотора». Даже масштаба ГОЭЛРО было недостаточно. Требовалось «общее дело» — индустриализация России, массовый научный прорыв и Великая Победа, изменившая мир. То есть общее дело космического размера, как это и предсказывали русские космисты. Такая энергия требо­вала не эволюционных при­ращений, а скачкообразного перехода на новый уровень. Только так могли соединить­ся свобода и справедливость, без этого взрыв энергии раз­нёс бы страну. Сейчас мы это­го не чувствуем, а тогда это было очевидно.

Сталину удалось напра­вить разбуженную энергию миллионов на созидание. Его можно назвать конструкто­ром или инженером будущего, поскольку он всегда ставил далёкие цели и потом под­чинял все текущие решения масштабным стратегическим задачам. Достаточно вспомнить, как была осуществлена программа форсированного создания мощного отечественного авиастроения и авиации, ставшая предметом пристального изучения во многих странах.

Решение о развинти авиации было принято сразу после Гражданской воины, которая позволила оценить её значение как для обороны, так и в мирных целях. В 1923г. было учреждено Общество друзей воздушного флота (ОДВФ) и акционерное общество «Добролёт» (для развития гражданской авиации). ОДВФ стало первой общественной организацией в СССР (не считая политических и профессиональных). Уже в 1924 г. состоялась торжественная передача XIII съезду партии эскадрильи «Ленин» из 19 самолётов, построенной на средства общества. Помимо сбора средств на развитие авиации на ОДВФ была возложена агитация и пропаганда авиации, помощь в подготовке кадров, развитие планеризма и авиа­модельного спорта, содействие промышленности и научным исследованиям. В 1923 г. на­чал издаваться журнал «Самолёт», тема авиации заняла заметное место в поэзии, кино, театре. Через год общество насчитывало уже миллион членов, повсеместно были организованы «авиауголки» с библиотечкой книг об ави­ации, плакатами, моделями самолётов, чтением лекций и показом фильмов. Самым популярным мероприятием стали агшпполёты, во вре­мя которых граждане могли бесплатно полетать на самолётах. В городах прилёта самолётов ожидали много­тысячные толпы. Во многих деревнях России крестьяне уви­дели самолёт раньше, чем па­ровоз или пароход. Лётчиков называли «воздушными рыца­рями», авиации приписывался огромный духовный потенциал как средству преодоления барьеров между людьми. Один из первых советских лётчиков И.А. Валентен писал в книге «Стальные птицы»: «Можно предполагать, что авиация в будущем произведёт огром­ное влияние на духовный склад человечества и целый пере­ворот в социальной жизни… Завоевание воздуха открыва­ет нам новую эпоху в истории культуры. И, что самое важ­ное, оно, скорее всего, укрепит в сознании человека значение понятий «человек» и «чело­вечность». В 1934 г. прошло успешное 500-часовое испы­тание первого в СССР мощного авиамотора, и это было грандиозным событием, по­скольку считалось, что СССР, наращивая авиастроение будет покупать моторы западных фирм. Новый мотор был исключительно надёж­ным и обеспечил потребности полярной авиации и дальних перелётов. Сейчас, на анти­советской волне, ту кампанию представляют проявлением якобы скрытых в большевизме языческих культов, склонностью массового сознания к мифу. Критики, однако, должны признать: кампания была проведена эффективно обращалась к высоким чувствам людей и к идеалу общего дела (в этом — отличие от мотивации, которую активизирует рыночная реклама техники). Во многом благодаря этой кампании подавляющее большинство населения СССР благожелательно восприняло самолёт и поддержало большую научно-техническую программу, не было нехватки молодых людей, желающих учиться в авиационных инсти­тутах и лётных школах. Сталин как будто вобрал и переработал в программу множество пророчеств и апокалиптических прозрений за две тысячи лет. Конечно, при этом выбросы страсти потрясали страну, достаточно вспомнить новый всплеск братоубийства в 30-е годы и реальность ГУЛАГа. Могло ли не быть нового очага противостояния, затянувшего в мясорубку и непричастных людей? Троцкий, сам погибший в этой мясорубке, писал в своей главной книге («Преданная революция», 1936): «Достаточно известно, что каждая революция до сих пор вызывала после себя реакцию или даже контрреволюцию, которая, правда, никогда не отбрасывала нацию полностью назад… Жертвой первой же реакционной волны являлись, по общему правиду, пионеры, инициаторы, зачинщики, которые стояли во главе масс в наступательный период революции». Вот и корень тех репрессий.

Говорят, Сталин был суров и жесток. Но как отмерить предел необходимой суровости, когда неизвестна сила той коллективной иррациональности, которая бушевала в людях? Иррациональности, принимавшей самые разные формы и прорывавшейся в неожиданных точках. Ведь перескоки на другие энергетические уровни происходят и «вниз», с необъяснимой деградацией людей и коллективов. Герои Гражданской войны шли в тюрьму за растраты — ради шубы для какой-нибудь Лили Брик. Такой деградации, осо­бенно наглядной в годы НЭПа, мистически боялись люди, пе­режившие революцию. Вплоть до самоубийств. Об этом много написано в 20-е годы. Это и предопределило сдвиг к «казарменному социализму», к тоталитаризму и сплочению в подобие «отряда». Это шло снизу, из коллективной па­мяти большинства как един­ственный способ пережить грядущую катастрофу.

Тогда и произошли репрес­сии, после катастрофы пер­вой волны коллективизации. Репрессии судят по меркам европейского гуманизма, ко­торый там появляется в ко­роткие периоды благополу­чия. Но Сталин и весь наш народ не там и не в такое время жили. Все пребывали в страстном состоянии, это даже после войны чувство­валось. Страшно сказать, но, пожалуй, только в этом состоянии и смогли мы победить в войне и ещё долго продержаться в «холодном» противостоянии с Западом.

Иногда, наоборот, защитники Сталина пытаются рационально объяснить репрессии: мол, надо было заменить «пассионариев революции» новой образованной элитой с её вектором модернизации и развития. Старая гвардия обосновалась на вершине вла­сти, опустилась, обюрократи­лась, прониклась шкурными интересами. Вот и пришлось устроить хаос «чисток», что­бы жестокими средствами освободить дорогу молодым кадрам. Кажется логичным, но не только логика двига­ет жизнь. Даже если резуль­тат «чисток» подтверждал эту гипотезу, причина была в другом — не мыслили тогда люди в таких категориях. Тут работала метафизика ре­волюции, она принималась и наверху, и внизу. Ей было нельзя не подчиниться.

Троцкий — вероятно, самый рьяный ненавистник Сталина — в своём дневнике записал 18 февраля 1935 года, что «победа Сталина была предопределена. Тот резуль­тат, который зеваки и глупцы приписывают личной силе Сталина, по крайней мере его необыкновенной хитрости, был заложен глубоко в дина­мику исторических сил».

Сталин понимал смысл событий, опирался на него принимал решения, сознавая свою ответственность. В этом смысле он был трагической фигурой. В конфликте несоизмеримых ценностей он действовал в интересах целого и знал, что «зеваки и глупцы» легко от него откажутся. Но он снискал любовь сотен миллионов современников, и она с годами не угасает. Сталин — продукт разума и чувств тех миллионов, которые создавали новую социальную реальность, движимые чувством «великой скорби и любви к человечеству». Они друг друга понимали и были близки, хоть это и трудно объяснить. Некоторые историки подчёркивают, что Сталин — самый загадочный правитель России: «более-менее ясно, что было в голове у Николая II, Ленина, Брежнева, Горбачёва, Ельцина, Путина. Не так чтобы совсем, но есть работающая модель. А что у Сталина — непонятно». Но это не так, не о том речь.

Метафизика Сталина была понятна тогдашнему народу СССР, хотя пересказать её было бы очень трудно. Потому-то и голосуют за Сталина люди, знающие об ужасе репрессий. И не потому, что «подсчитали и простили». Так вопрос и не мог стоять, потому что он намного выше категорий подсчёта и прощения. Как ни странно, это объяснил опять-таки Жижек Славой. Он сказал, что Сталин, ответственный за некоторые из наиболее ужасных престу­плений XX века, «спас человечность человека». Фило­софы гадают, что бы значило это абсурдное утверждение, а оно как раз очень понятно. Дело не в «эффективном управлении», а именно в ме­тафизике Сталина. Он сумел в такое русло направить страсть людей, что они в на­циональном масштабе (и даже шире) пережили катарсис. Они действительно ощутили себя творцами справедливого мира — и поднялись на но­вый уровень человечности. Это не просто спасти человечность, это значило осоз­нать её как всечеловечность, метафизическое измерение человечности. Ведь на этом и держалась Отечественная война против отребьев чело­вечества. Нынешние антисталини­сты уходят от факта, который никак не влезает в их «мо­дель». Построенный при Ста­лине «казарменный социа­лизм», со всеми его тяготами, воспринимался подавляющим большинством как историче­ски необходимый и потому справедливый. Не смог бы народ, измученный вопию­щей несправедливостью, по­давленный морально и физи­чески, выстоять и победить в такой войне. Ведь в этом и была ошибка всего Запада, по «рациональным показате­лям» считавшего СССР колос­сом на глиняных ногах. Ни­чего не стоят эти показатели без учёта их метафизического контекста. Сталин понял (быть мо­жет, скорее прочувствовал) то, что называется «чаяния на­рода». Он и стал выразителем «русской идеи», будучи на вер­шине власти. Только этим и можно объяснить «культ Сталина». Процитируем ака­демика В. И. Вернадского, на­писавшего в конце 1941 года о неизбежности победы СССР. Этот вывод был сделан им из сравнения с Первой мировой войной: «Совершенно несравнимо. Народ как бы пе­реродился. Нет интендантства, наживы и обворовывания. Ар­мия снабжается, по-видимому, прекрасно. Много помогают колхозы. Исчезла рознь между офицерством и солдатами. Много талантливых людей… достигает высших военных должностей». Народ как бы переродился — вот оценка Сталина в самый трудный момент — после ре­прессий и кажущегося раз­грома армии. Метафизика Сталина — сложный для исследования объект, мы к нему только-только начали приближаться. Сталин работал в условиях, когда изложение особен­ностей своих взглядов было затруднено или даже невоз­можно. Их надо было «упако­вывать» в рамки понятийного аппарата марксизма. К ин­терпретации высказыва­ний Сталина только-только приступают (пожалуй, даже больше на Западе, чем у нас, — там нуждаются в достовер­ном знании о России). Оценки, предвидения и проекты Сталина приходится прослеживать по косвенным признакам, а главное — по результатам. Вспомним ещё раз Вернадского: «Народ как бы переродился!» Именно этот преображённый народ спроектировал и построил большие технико-социальные системы жизнеустройства России, которые позволили ей стать индустриальной и научной державой, создать ядерный щит и покорить космос и в исторически короткий срок подтянуть тип быта всего населения к уровню развитых стран. Это и есть результат. А как к нему шли? Как получилось, что советской власти пошли служить царские генералы и министры, которые именно в ней увидели силу для восстановления исторической России? Чем больше набирается материала о том периоде, тем чёт­че образ необычного явления: народ и Сталин преображались вместе, у них и культ был совместный. При всех исходных каче­ствах Сталина как личности он был создан разумом, со­вестью и волей четырёх-пяти миллионов человек, которые воплотили в себе тот куль­турный тип, что создал затем СССР, провёл индустриализа­цию и победил в войне. Это, как пишут историки, были в основном молодые грамот­ные уроженцы малых городов и деревень Центральной Рос­сии, которые были воспитаны в окопах Первой мировой вой­ны, а потом и Гражданской. А можно сказать, что именно Сталин спроектировал и соз­дал, с помощью всех матери­альных и духовных ресурсов государства, этот новый куль­турный тип. Сборка ядра этой боль­шой общности — сталинского «ордена меченосцев» — была новаторской и адекватной историческому вызову. В ней воплотились знание и прин­ципы, выработанные россий­ской историей и отшлифованные революцией. Каков был результат этой сборки, показала Отечественная война — надёжный экзамен. Вопреки прогнозам Запада, против «нашествия Европы» во главе с Германией — СССР смог выставить новый куль­турный и социальный тип, ко­торый оказался более стойким и творческим, лучше обуча­ющимся, чем личный состав фашизма. Воспитание совет­ского человека того времени стало большой культурной программой, в ходе которой было изобретено и построено множество новых социальных форм, раскрывших возможности этого человека. Если мы не освоим этого опыта и за десять лет не со­берём сходный по стойкости и творческой силе новый тип русского человека, «нас со­мнут». Интуитивное понима­ние этого очевидного факта и вызывает сегодня призрак Сталина — человека длинной воли.

 Журнал Изборского клуба 2013 год №3