Чтобы ребёнок был спокойным

https://pandoraopen.ru/wp-content/plugins/wp-o-matic/cache/68dcc_x_1c27096d.jpg

Чтобы ребёнок был спокойным

Обычная практика, когда мать ласкает, прижимает к себе и вытирает младенца, не требует особых комментариев, зато весьма показательно, каким образом она держит ребенка, когда отдыхает.

Тщательные исследования американских ученых показали, что 80 % матерей кладут ребенка на левую руку и прижимают его к левой части тела. На вопрос о значении такого предпочтения большинство людей отвечает, что это, очевидно, объясняется тем, что среди населения преобладают правши. Удерживая ребенка на левой руке, мать освобождает правую руку. Однако детальный анализ показывает, что это не так.

Правда, различие между женщинами-правшами и левшами существует, но оно слишком незначительно, чтобы объяснить данный факт. Выясняется, что 83 % правшей держат ребенка на левой стороне, но так же поступают и 78 % матерей-левшей. Иными словами, всего 22 % матерей-левшей высвобождают левую руку. Вероятно, должно существовать какое-другое, не столь очевидное объяснение.

Единственной причиной является тот факт, что сердце находится в левой стороне. Не является ли биение материнского сердца жизненно важным фактором? А если так, то почему? Размышляя над этим вопросом, ученые утверждали, что, возможно, во внутриутробной жизни растущий эмбрион приобрел импринтинг (импринтинг, от англ. imprint – оставлять след, запечатлевать, фиксировать) на биение сердца матери. Если это так, то знакомый звук, вновь услышанный ребенком после его рождения, может оказывать успокаивающее воздействие на младенца, особенно если он очутился в незнакомом и пугающе новом мире. Если это так, то мать, инстинктивно или опытным путем, методом проб и ошибок, пришла к открытию, что ее ребенок спокойнее ведет себя, когда его держат на левой стороне, у сердца.

Вывод может показаться не слишком убедительным, но проведенные тесты указывают на то, что это правильное объяснение. Несколько групп новорожденных младенцев, находившихся в родильной палате, в продолжение длительного времени слушали запись сердцебиения со стандартной частотой 72 удара в минуту. В каждой группе находилось девять младенцев, и было установлено, что один или более новорожденных плакали в течение 60 % времени, когда запись не включалась. Однако эта цифра уменьшилась до 38 %, когда раздавались удары сердца. Кроме того, группы, слушавшие запись, заметнее увеличивали свой вес по сравнению с другими младенцами, хотя и те и другие получали одинаковое количество пищи. Совершенно очевидно, что группы, не слушавшие запись, расходовали больше энергии, когда громко плакали.

Был проведен еще один тест, в котором участвовали дети постарше перед тем, как лечь спать. В одних группах в спальне было тихо, для других включались записи колыбельных песен. Для третьих включался метроном, работавший с частотой работы сердца – 72 удара в минуту. Для четвертых групп включалась запись биения сердца. Затем проверяли, какие группы засыпают быстрее. Те группы, которые слушали запись биения сердца, засыпали в два раза быстрее любой из остальных групп. Это не только подтверждает гипотезу, что звук бьющегося сердца является мощным успокаивающим средством, но и указывает на то, что реакция на него чрезвычайно специфична. Имитация сердцебиения с помощью метронома не дает никакого результата, по крайней мере, когда речь идет о малышах.

Нам представляется вполне приемлемым такое объяснение факта, что матери держат младенцев с левой стороны. Интересно отметить, что, изучив 466 полотен с изображением Богоматери с Младенцем (созданных на протяжении нескольких веков), установили, что на 373 из них Дитя находится на левой стороне. И в этом случае цифра составляет 80 %. Это противоречит наблюдению, что 50 % женщин, несущих поклажу, держат ее в левой руке и столько же – в правой.

Какие другие возможные последствия может иметь этот импринтинг на сердцебиение? К примеру, он, возможно, объясняет, почему мы считаем, что чувства любви зарождается в сердце, а не в голове. Как поется а песне: “У меня есть сердце, а у сердца – песня!” Этот импринтинг может также объяснить, почему матери укачивают детей перед сном. Движения их совпадают по ритму с частотой сердцебиения. Возможно, они напоминают младенцу знакомые ритмичные пульсации, которые тот чувствовал, находясь в утробе матери, чье большое сердце стучало где-то наверху.

И это еще не все. Упомянутое явление сопровождает нас и во взрослой жизни. Страдая, мы покачиваемся взад и вперед. Когда с кем-то конфликтуем, делаем то же самое. В следующий раз, когда вы увидите какого-нибудь лектора или оратора, проверьте частоту его покачиваний.. Смущение, которое он испытывает в присутствии большого числа слушателей, заставляет его совершать движения, которые его успокаивают, и поэтому он прибегает к привычному ритму – отголоску материнского чрева.

Всякий раз, когда вы чувствуете себя незащищенным, вы находите для себя успокаивающий ритм сердцебиения, принимающий ту или иную форму. Не случайно народная музыка и танцы, как правило, исполняются в синкопированных ритмах. Звуки и телодвижения возвращают исполнителей к надежному миру материнской утробы.

***

Некоторые матери невыносимо страдают в первые три месяца жизни младенца, который непрерывно плачет. И никакие усилия родителей, похоже, не могут остановить этот поток слез. Они обычно приходят к выводу, что у ребенка какой-то физический дефект, и пытаются относиться к нему соответственно.

Конечно же, они правы: этот физический дефект действительно налицо; но это, скорее, следствие, а не причина. Помочь понять проблему может такой факт: беспрестанный плач ребенка прекращается, словно по волшебству, на третьем или четвертом месяце жизни младенца. Прекращается он в тот самый момент, когда ребенок начинает узнавать свою мать как личность.

Ответ на вопрос может дать сравнение поведения матерей детей-плакс с поведением родительниц более спокойных младенцев. Первые склонны к экспериментированию, нервозны и беспокойны, когда общаются с малышом. Вторые рассудительны, уверены в себе и безмятежны. Дело в том, что даже в столь нежном возрасте младенец прекрасно отличает прикосновение надежных, вселяющих уверенность рук от прикосновения таких рук, которые вызывают ощущение неуверенности и тревоги. Взволнованная мать невольно передает свое состояние новорожденному. Тот немедленно реагирует соответствующим образом, требуя оградить его от причины волнения. Это лишь усугубляет тревогу матери, что, в свою очередь, только усиливает плач ребенка.

В конце концов дитя заболевает, и ко всем его нравственным страданиям прибавляются еще и физические. Чтобы разорвать этот порочный круг, требуется одно: мать должна смириться с ситуацией и успокоиться. Если даже ей не удается изменить себя (младенца почти невозможно обмануть на этот счет), проблема разрешится сама собой на третьем или четвертом месяце жизни ребенка, поскольку на этом этапе он запечатлевает образ матери (происходит ее импринтинг) и начинает относиться к ней как к своей защитнице. Теперь из бестелесного сочетания раздражителей она превращается в знакомое лицо. Крепнущая связь малыша со своей родительницей успокаивает мать и автоматически уменьшает ее тревогу. Безудержный плач прекращается.

***

Когда на свет появляемся мы, мы оказываемся более беспомощными. У нас не только недостаточно сил, чтобы цепляться за мать, но и цепляться-то нам не за что. Лишенные механических способов обеспечить тесный контакт с родительницей, мы должны полагаться на свое умение вызывать ее реакцию. Мы можем вопить, пока не лопнем, лишь бы привлечь ее внимание. Однако добившись своего, мы должны как-нибудь закрепить это внимание. Детеныш шимпанзе, точь-в-точь как мы, горланит, требуя к себе внимания. Мать тотчас бросается к малышу и берет его на руки. Ее детеныш снова вцепится ей в шерсть. В подобной ситуации нам нужна какая-нибудь замена такого жеста, некий сигнал, который вознаградит родительницу и заставит ее остаться с нами. Таким сигналом и является улыбка.

Ребенок улыбается в первые недели после своего рождения. Однако следует отметить, что улыбка эта безадресная. Приблизительно на первой неделе она становится ответом на то или иное воздействие. Глаза младенца могут фиксировать определенные предметы. Вначале наиболее живо он реагирует на пару глаз, уставившихся на него. Сойдут даже два черных пятна на куске картона. Спустя несколько недель понадобится и рот. Два черных пятна и под ними линия, изображающая рот, наиболее эффективным образом спровоцируют реакцию младенца. Вскоре становится важно, чтобы рот открывался, и тогда глаза начинают утрачивать свое значение ключевых стимулов. На этом этапе, в возрасте трех или четырех месяцев, реакция младенца становится более специфичной. Теперь он реагирует не на любое лицо взрослого, а на конкретное лицо своей матери. Происходит процесс импринтинга.

И вот что удивительно. В процессе этого импринтинга ребенок не в состоянии различать квадраты, треугольники или иные остроугольные геометрические фигуры. Зато он способен узнавать такие предметы, которые напоминают ему черты человеческого лица. Благодаря этому зрение младенца фиксируется на нужных объектах, и импринтинга на каком-нибудь неодушевленном предмете, находящемся поблизости, не произойдет.

К семи месяцам образ матери полностью запечатлен в сознании младенца. Что бы теперь она ни делала, образ этот сохранится у него до конца жизни. Утята усваивают этот образ, следуя за матерью-уткой, детеныши обезьян – цепляясь за мать. Привязанность к родительнице у ребенка закрепляется с помощью улыбки.

Улыбка, как жизненно важный стимул, приобретает свою уникальную конфигурацию очень простым образом: мы приподнимаем уголки губ. Рот немного открывается, губы оттягиваются назад – совсем как при выражении страха, однако благодаря тому, что их уголки загибаются кверху, характер выражения изменяется коренным образом. Если линия губ приобретает иные очертания и уголки их опускаются, то возникает как бы “антиулыбка”. Подобно тому как смех возник из плача, а улыбка – из смеха, так и недружелюбное выражение лица, как бы при качании маятника в обратную сторону, создается из выражения дружелюбия.

Но улыбка – это не только линия губ. Будучи взрослыми, мы способны выразить свое настроение изгибом губ, но ребенку этого мало. Он не только вовсю улыбается, но и дрыгает ножками, размахивает ручками, протягивая их к объекту, вызвавшему его реакцию, что-то воркует, запрокидывает головку, выпячивает подбородок, выставляет вперед туловище или валится набок, при этом глубоко дыша. Глазенки у него разгорелись, они немного прищурены, под глазами или у глаз, иногда на переносице, появляются морщинки. Складка от крыльев носа к уголкам губ становится заметнее, ребенок может чуть высунуть язык. Судя по движениям тела малыша, он вовсю старается установить контакт с матерью. При всей своей неуклюжести ребенок как бы демонстрирует нам все то, что осталось от первобытной, свойственной приматам реакции – стремления уцепиться за мать.

Я много рассуждал о детской улыбке, но улыбка, разумеется, – это сигнал двоякого действия. Когда ребенок улыбается матери, она отвечает ему тем же. Каждый из них вознаграждает другого, и взаимная связь между ними укрепляется. Вы, возможно, подумаете, что это само собой разумеется, но тут может возникнуть загвоздка. Некоторые матери в состоянии волнения, тревоги и раздражения пытаются скрыть свое настроение под улыбкой. Они надеются, что маска, которую они надевают, не даст ребенку расстроиться. Но в действительности этот прием может принести больше вреда, чем пользы. Я уже отмечал, что младенца почти невозможно обмануть относительно настроения его матери. В раннем детстве мы очень восприимчивы к малейшим признакам ее волнения или спокойствия. В довербальный период, прежде чем мощная машина символической культурной информации успеет обрушиться на нас, мы в гораздо большей степени полагаемся на незаметные движения, изменения позы, тональности голоса, чем это понадобится нам в дальнейшей жизни.

Другие виды животных особенно преуспели в этом. Поразительная способность “Умного Ганса” – знаменитой лошади, умевшей считать, по существу, основывалась на ее способности замечать малейшие изменения в позе тренера. Когда ему предлагали сложить определенную сумму, Ганс стучал копытами нужное количество раз, а затем останавливался. Даже в том случае, когда дрессировщик выходил из помещения и его место занимал кто-либо другой, номер все равно срабатывал, поскольку после того, как нужное количество ударов прозвучало, незнакомец невольно напрягался, хотя и незаметно, всем телом. Мы все обладаем такой способностью, даже взрослые (это свойство с успехом используется прорицателями, которые сразу определяют, когда они на верном пути), но у детей, еще не умеющих говорить, эта способность особенно развита. Если мать в раздражении делает резкие движения, то, как бы ни пыталась она скрыть настроение, ребенок заметит. Если в это же самое время она вздумает широко улыбаться, она малыша не обманет, а только смутит его. Ведь он воспринимает два противоречивых сигнала. Если так будет часто повторяться, это нанесет ребенку непоправимый ущерб, и в дальнейшей жизни у него возникнут серьезные трудности при установлении социальных контактов и приспособлении к среде.

Оставив проблему улыбки, перейдем к совершенно иному явлению. Спустя несколько месяцев у малыша возникает новый вид поведения: он становится агрессивен. На смену прежнему реву по всякому поводу приходят вспышки гнева и злой плач. Ребенок сигнализирует о своей агрессивности, отрывисто вскрикивая, яростно размахивая руками и дрыгая ногами. Он накидывается на маленькие предметы, трясет большие, плюется, пытается кусаться, царапаться и ударить кого-нибудь, находящегося поблизости. Сначала такого рода действия спонтанны и нескоординированны. Плач указывает на то, что страх все еще присутствует. Агрессивность еще не превратилась в прямую агрессию: это произойдет позднее, когда ребенок станет уверен в себе и полностью осознает свои физические возможности. Когда же желание напасть на кого-нибудь у него окончательно созреет, это отразится в виде особых сигналов. Рот плотно сжат, глаза горят. Вместо губ – прямая линия, уголки рта опущены. Глаза неотрывно смотрят на противника, брови нахмурены. Кулаки сжаты. Ребенок начал самоутверждаться.

Установлено, что при увеличении группы детей их агрессивность усиливается. В условиях скученности дружественные отношения между участниками группы ухудшаются, учащаются и усиливаются случаи деструктивного и агрессивного поведения. Это существенно, если вспомнить, что столкновения у других животных имеют целью не только выявление первенства, но и расширение жизненного пространства у представителей данного вида.