Дагестанское рабство – история одного предпринимателя

https://pandoraopen.ru/wp-content/plugins/wp-o-matic/cache/1bcc9_x_5b5d2ce7.jpg

Дагестанское рабства – история одного предпринимателя

Ногайская степь, по которой кочевали еще половцы и печенеги, раскинулась в предгорьях Кавказа между Чечней, Дагестаном и Ставропольским краем. Редкие аулы, население которых долгим подозрительным взглядом провожает каждого незнакомца.

Гудит Ногайская степь под колесами тяжелых грузовиков с дагестанским кирпичом. В степи словно загон для скота: несколько сараев, окруженных колючей проволокой, — кирпичный завод. С утра до вечера здесь трудятся русские рабы, большинству из которых суждено сгинуть в чужой земле. Редко кому удается через долгие годы вернуться домой в Россию.

На каждом заводе трудятся 100–200 рабов. Сколько таких заво-дов принадлежит дагестанским абрекам и баям? Сергей Оборин за 16 лет работал на четырех.

— Бывших бомжей среди рабов я не заметил, — рассказывает Сергей Никифорович. — Бомжи очень слабые, не могут работать, а если их сильно бить, то быстро умирают.
Такие хозяевам не нужны. На дагестанских заводах трудятся нормальные мужики из Украины, Ставрополья, Рязани и Москвы. Один из них был из Лысьвы. Некоторые попадают в рабство за деньги. Коля из Белоруссии был должен деньги бандитам, которые продали его на Кавказ. Но большинство были специально украдены и проданы в рабство — так же, как и я. Это уже потом некоторые из них, кто выжил, но лишился сил, становились бомжами, которых хозяева просто выгоняли на улицу.

В восьмидесятые годы Сергей Оборин спасал людей на шахте в поселке Скальный, где работал командиром отделения горноспасателей. В любое время по тревоге они спускались в отравленные газом забои, делали перемычки, выносили пострадавших шахтеров. До сих пор он любит и умеет работать. А тогда со всей силой молодости бросался на каждое новое дело. В 1987 году одним из первых в Чусовом создал ремонтно-строительный кооператив «АСВИС», который назвал по первым буквам имен двух сыновей, себя и жены. Кооператив занимался ремонтом жилья и приносил семье неплохой доход. В 1990 году Сергей Оборин взял в аренду здание магазина в поселке Скальный, нанял продавца и стал торговать обувью и одеждой. Каждый месяц Сергей ездил за товаром в Москву в «Лужники».

Летом 1991 года его жизнь раскололась на две половинки. Но тогда в жарком июле он еще об этом не знал. Как никогда раньше Сергей Оборин чувствовал себя хозяином своей судьбы и верил в свои силы.

— Жизнь удалась! — весело смеялся тридцатисемилетний Сергей Оборин и нежно целовал любимую жену — красавицу Светлану.

Рядом терлись возле них два сына 11 и 13 лет… Сергей Оборин просто светился от счастья.

Потом поезд Нижний Тагил — Москва набирал ход, все дальше унося Сергея от города Чусового и от прежней мирной жизни. За два дня в Москве Сергей под завязку загрузился товаром: спортивными костюмами, обувью и одеждой. Вышло четыре больших баула. Вечером он сидел на вокзале. До поезда Москва — Нижний Тагил, на котором он собирался уехать домой в Чусовой, оставалось три часа.

Сергей закурил. Рядом встали трое мужчин 25–30 лет славянской внешности, в спортивной одежде, попросили огоньку. Спросили:

— Ты куда?

— На Урал.

— Мы тоже в ту сторону, до Ярославля.

Мужики поговорили за жизнь. Сергей достал бутерброды, предложил спутникам. Один из новых знакомых сходил до киоска, принес четыре бутылочки кока-колы. Все взяли по бутылочке, одну протянули Сергею.

Он запил свой бутерброд пенящейся терпкой влагой, сделал еще несколько глотков и вдруг очень быстро стал погружаться в тяжелый свинцовый сон, которому невозможно было сопротивляться.

Очнулся он на полу автобуса «ЛиАЗ», среди других таких же бедолаг. Тридцать мужиков лежали в проходе и между сиденьями. Стоял невыносимый смрад, люди оправлялись под себя.

Автобус мчался по автотрассе где-то в Волгоградской области. На передних сиденьях сидели трое охранников-кавказцев, еще один — сзади. Когда Сергей сделал попытку подняться и спросить, где они находятся, молодой кавказец вскочил с переднего сиденья и подбежал, ступая прямо по телам пленников. Ударил ногой в голову, разбив нос и губы.

— Нельзя вставать! Нельзя говорить! Лежи…! — добавил он смачное ругательство и вернулся на свое место.

В автобусе запрещалось не только вставать и разговаривать, но даже поднимать голову.

Оборин почувствовал необыкновенную вялость, апатию и безразличие. Все было, как в замедленном сне. Рабам кололи сильнодействующее лекарство, от которого человек становится тупым и равнодушным, неспособным сопротивляться. Такие «лекарства» спецслужбы начали использовать еще в семидесятые годы, а после развала Союза они попали в руки бандитов.

За окном тянулись бес-крайние степные про-сторы. Несколько раз автобус останавливался, кавказцы выходили и с кем-то разговаривали, а затем ехали дальше. Наконец «ЛиАЗ» надолго остановился, бандиты выволокли наружу десять человек, в том числе Сергея. Автобус с остальными пленниками поехал дальше.

Посреди степи стояло несколько дощатых строений, вагончики, несколько ям, кучи земли и штабеля кирпичей. Здесь на кирпичном заводе, окруженном колючей проволокой, жили около ста рабов под бдительным надзором дюжины откормленных охранников в камуфляжной форме.

Избив для профилактики десятерых новобранцев, каждому из них поставили еще один одурманивающий, лишающий рассудка укол.

Вечером всем рабам дали по куску черствого хлеба и кружке воды и отправили спать в вагончики с четырехъярусными деревянными нарами, между которыми едва можно было протиснуться, чтобы залезть на свое место. Больше всего поражало, что прежние рабы старались не разговаривать ни с вновь прибывшими, ни друг с другом. Когда Сергей спросил соседа при всех о том, как он попал в рабство, тот шарахнулся от него и сразу замолчал, нахохлившись, как больной цыпленок.

Разговаривать без необходимости узникам строго запрещено, это Сергей понял скоро, когда в вагончик влетели несколько дюжих охранников и с ходу начали бить его в зубы.

— Заткнись, а то…! Много будешь разговаривать — скоро помрешь!

До сих пор Сергей не может понять, как охрана так быстро узнавала о всех разговорах в вагончиках, но действовали они в таких случаях всегда на удивление оперативно. Вот почему за долгие годы Сергею очень мало удалось узнать о своих товарищах по несчастью.

Ранним утром их всех согнали с нар и выдали завтрак: по куску хлеба и кружке воды. Сахара и чая Сергей Оборин не видел все шестнадцать лет пребывания в дагестанских концлагерях. Днем в обед заключенным варили вермишель без соли. Мучная диета нужна была не только для экономии, но и из соображений безопасности для рабовладельцев. Еще в Древнем Египте и Вавилоне рабовладельцы заметили, что если кормить рабов только мучной пищей, они, конечно, хуже работают, но зато становятся вялыми и неспособными бунтовать против своих хозяев.

Несчастные на кирпичном заводе трудились по двенадцать часов в день. Глину с песком выкапывали здесь же на территории завода, затем раствор мешали в огромных чанах и вручную набивали им кирпичные формы. Полученные сырые кирпичи обжигали в примитивной печи, которая работала на мазуте. За шестнадцать лет Сергей Оборин отлично освоил все операции от формовки до обжига кирпича.

Если раб не выполнял дневную норму в 1500–2000 кирпичей, то его жестоко избивали, сапогами выщелкивая зубы. Никакой медицинской помощи для рабов не было. Для лечения всех болезней от зубной боли до внутренних кровотечений «заботливая» охрана выдавала только одно лекарство — йод. Если начинали невыносимо ныть сломанные зубы, Сергей Оборин поливал йодом больные места, чтобы унять боль.

Летом каждый месяц кто-нибудь из заключенных решался бежать. Но охрана не боялась таких побегов, полагаясь на местных жителей, которые всегда выдают русских беглецов. На следующий день несчастного обычно ловили и зверски избивали, ломая не только зубы, но и кости и бросая растерзанное тело на всеобщее обозрение. Если раб выживал, то его скоро снова гнали на работу.

Первый побег Сергей Оборин совершил на второй год рабства, когда перестали колоть лекарство, отшибающее волю к жизни. Вечером после отбоя в темноте ему удалось незамеченным выбраться из вагончика и, проскользнув под колючей проволокой, убежать в степь. Сергей шел наугад, лишь бы подальше убраться от этого проклятого места. Дойдя до мелкой речушки, он пошел дальше вдоль ее русла. Утром его настиг «уазик» с тремя охранниками из лагеря-завода. Сергея долго били, искалечив ноги, сломав запястье правой руки, несколько ребер. Потом все эти повреждения, а также множество других, более поздних побоев будут зафиксированы судебно-медицинской экспертизой.

Несколько недель бесчувственное тело Сергея Оборина валялось перед вагончиками. Мужики обмыли его раны, на сломанную руку наложили самодельную шину из деревянных палок, крепко обмотав тряпками. Удивительно, но Сергей не только выжил, но скоро встал на ноги, и его снова погнали на работу. Через год непокорного раба продали на другой завод — покрупнее. Прошло еще несколько лет, и Сергей Оборин совершил свой второй побег. Его снова избили, а затем продали на третий кирпичный завод.

На этом, самом крупном заводе, было около двухсот рабов. Кормили здесь немного получше: в вермишель добавляли кусочки курятины: для запаха. Хозяин третьего завода — дюжий красномордый дагестанец лет сорока по фамилии Лакоев или Лактоев — в юности серьезно занимался вольной борьбой и любил лично расправляться с рабами, пойманными после неудавшегося побега.

Прошло уже десять лет рабства, за которые Сергей Оборин изме-нился до неузнаваемости, из энергичного сильного мужчины превратившись в замученного и больного доходягу. Но дух его все еще не был сломлен. Третий и последний побег был самый продолжительный из всех. Сергею Оборину удалось пересечь степь и добраться до дагестанской деревни. Он обратился за помощью к пожилой женщине, попросив воды и хлеба. Пока Сергей отдыхал, в аул приехали четыре дагестанских милиционера. Сразу, не говоря ни слова, они начали бить русского раба по лицу, затем пинали поверженного, лежащего на земле. Но костей на этот раз не ломали. Натешившись, несчастного пленника затолкали в «уазик» и повезли обратно на кирпичный завод.

Всех рабов собрали на пустыре под присмотром охранников. Сергея Оборина приволокли и бросили под ноги Лакоеву. Хозяин стоял над его головой с обнаженным лезвием. Он резко потянул Сергея за руку и рубанул сплеча, отхватив половину среднего пальца так, что обрубок отлетел далеко в сторону.

— Еще раз сбежишь — руку буду рубить! — заревел рабовладелец, размахивая окровавленным обрубком.

Сергею Оборину доставалось больше всех, потому что он один из немногих, кто пытался сопротивляться, схлестывался с охраной. Но бежать в Дагестане было некуда. Впрочем, не вся милиция и власти были на стороне рабовладельцев. На рабзаводах в Дагестане выкопаны специальные погреба. Несколько раз на заводах были настоящие проверки, во время которых рабов прятали в эти глубокие ямы, которые снаружи искусно маскировали.

В 2007 году Сергею Оборину исполнилось 53 года. За шестнадцать лет жизни в рабстве сил и здоровья у него уже почти не осталось. Ныли переломанные кости, болело где-то под ребрами, нечем было есть — выбиты почти все зубы.

На четвертом заводе хо-зяин пожалел несчастного русского. Его вме-сте с двумя такими же доходягами выпустили за ворота рабзавода, выдав буханку хлеба и пятьсот рублей и показав дорогу в сторону близкого Ставропольского края. Втроем они брели целый день, переночевали в поле и на следующий день дошли до маленькой железнодорожной станции. Самый пожилой из них троих, уже за шестьдесят лет, интеллигентный и вежливый, которого товарищи по несчастью звали уважительно — Виктор Григорьевич, попал в рабство из Ворошиловградской области. Он шел с большим трудом, задыхался, отставая от своих товарищей. На станции Виктор Григорьевич сел на скамейку и через 15 минут перестал дышать. Двое оставшихся в живых дальше от этой станции решили идти поодиночке.

Родина встретила Сергея Оборина неласково. Больной, грязный и вшивый, без документов, со всклокоченной спутанной бородой и несчастными, затравленными глазами Сергей Оборин не вызывал больше доверия ни у милиции, ни у жителей казачьих станиц. Бывший владелец магазина и первый кооператор превратился в настоящего бомжа, от которого «приличные» люди шарахались в разные стороны.

Дважды его задерживали работники милиции, но никто из них не поверил в удивительную, неправдоподобную историю о заводах, на которых трудятся сотни рабов, об отрубленных рабовладельцами пальцах и безымянных могилах в Ногайской степи. Милиционеры смеялись над полоумным бомжем без документов, однажды даже несильно попинали бедолагу и отобрали деньги. А он упрямо месяц за месяцем шел вперед, пешком через весь Ставропольский край и Ростовскую область. Зарабатывал хлеб, копая грядки у пожилых женщин в деревнях, колол дрова и чинил хозяйские заборы. В одной деревне запомнил заботливую русскую бабку Алефтину, которая постригла его страшную бороду и заваривала травы, пытаясь вывести вшей.

Отправившись в путь летом 2007 года, весной 2009 года Сергей Оборин дошел до города Боровска Калужской области. В коттеджном поселке Ермолино прямо перед оторопевшим вшивым бомжем остановился джип, хозяин которого спросил у Сергея сможет ли он вставить двери? В доме у нового русского Сергей: не только вставил 12 дверей, но, закупив необходимые инструменты, по собственному чертежу создал шикарную лестницу из натурального дерева. Бизнесмен честно заплатил за сложную работу бездомному бродяге больше ста тысяч рублей. На заработанные деньги Сергей привел себя в порядок, купил новую одежду и нанял за 60 тысяч машину от Боровска до Чусового.

Словно Одиссей из Итаки, через восемнадцать лет Сергей Оборин вернулся в родной город, где его давно уже никто не ждал. 21 мая 2001 года он был официально признан умершим по решению Чусовского суда. Жена давно считала себя вдовой и за прошедшие годы успела несколько раз развестись и снова выйти замуж. У воскресшего из мертвых не осталось ни документов, ни семьи, ни имущества. Сын Антон успел даже установить памятник отцу на местном чусовском кладбище, под которым не было тела, но табличка с датой рождения и смерти и фотография, как положено, были на месте.

В первый же день Сергей разыскал свою сестру Любу, которая тут же упала в обморок, увидев вернувшегося с того света брата. Пришлось даже вызывать «скорую помощь»… Через два дня к отцу примчался сын Антон, затем издалека приехал другой сын — Владимир. Детям, которых он оставил 11-13-летними пацанами, исполнилось уже 32 и 34 года! Посмотреть на воскресшего из мертвых приехали двоюродные братья из Лысьвы и старшая сестра Лена, майор юстиции из Ныроба. Слезам счастья, объятиям и радости не было границ.

Через несколько дней Сергей Оборин съездил в деревню Копально повидать прежних друзей. И первой, кто встретил его возле остановки автобуса, оказалась Таня Аронова, в девичестве Шелковникова.

— Замужем? — сразу спросил Сергей.

— Нет, развелась…

— Я тоже холост, — признался воскресший из мертвых.

Скоро по его заявлению суд отменил прежнее решение и восстановил Сергея Оборина в списке живых. 16 июля 2010 года Сергей и Татьяна подали заявление в ЗАГС.

Несмотря на целый букет болезней, приобретенных за годы рабства, Сергей Оборин не потерял способности и желания трудиться. Около дома Татьяны в Копально он построил из обрезков бруса маленькую ферму на два десятка свиней, в которой осталось доделать крышу и настелить пол. Зарегистрировался как индивидуальный предприниматель. Вот только в управлении сельского хозяйства, где Сергею, как и другим сельским предпринимателям, обещали компенсировать затраты на строительство, в субсидии ему отказали. Как и нескольким другим сельским предпринимателям из Копально, в том числе другу Сергея Оборина грузину Давиду Чикобаве, который серьезно занимается свиноводством.

Никаких компенсаций за перенесенные страдания Сергей Оборин не получил. Время, которое он провел в рабстве, выпало из трудового стажа. За восемнадцать лет потерялись документы на шахте «Скальная», сама шахта давно закрылась, и теперь он даже не может доказать, что работал там и что он заслужил шахтерскую пенсию.

— В чиновничьих кабинетах мне заявили: раз не можешь найти документы, то пойдешь на пенсию как все, по возрасту, — жалуется Сергей Оборин, на теле которого рабство оставило страшные следы. Сергей Никифорович с трудом ходит, припадая на искалеченную ногу. На запястье руки страшная шишка — след от неправильно сросшегося перелома.

Впереди у Сергея Оборина новое испытание — в июне ему предстоит сложная операция в Перми, врачи обнаружили у него рак легких. Скорее всего, это последствия страшных побоев, переломов ребер, спанья на холодных деревянных нарах. Но после всего пережитого Сергей уже ничего не боится, даже смерть не так страшна, чем то, что он пережил в Дагестане.

— Обидно, что государство не хочет нас защищать, — сетует бывший кавказский пленник. — Материалы следствия из нашего ФСБ отправили еще в декабре 2009 года в Дагестан, но оттуда нет ни ответа, ни привета.

Впрочем, нельзя сказать, что дагестанские власти вообще не ведут никакую борьбу с рабо-владением на территории республики. После скандала на страницах центральных СМИ с солдатом из Липецкой области Антоном Кузнецовым, которому удалось бежать из рабства с кирпичного завода в Дагестане, в 2009 году дагестанская прокуратура вынуждена была провести проверку, в результате которой на кирпичных заводах было обнаружено около 200 человек без документов, которые трудились, не получая зарплату. По результатам проверки в Дагестане было возбуждено 155 дел об административных правонарушениях, поскольку русские рабы содержались на заводах без регистрации и административного учета. Видимо, некоторых рабовладельцев все-таки наказали — штрафами.

Что им штрафы? Рабство в Дагестане процветает! Так в какой стране мы живем?..